скачать книгу бесплатно
– Курить будем? – забежав на крыльцо «Перекрестка», деловито осведомляется Юлька.
– Не будем, я бросил, – напоминаю я, и при этом воровато прячу в карманы пальто свои насквозь прокуренные пальцы.
– Да? – Юлька хмыкает. – А, ну-ну.
– Что значит это «ну-ну»? – сухо осведомляюсь я, но Юлька уже устремляется в магазин. В вестибюле у рамок охраны она встает на цыпочки и пытается вытянуть из горки поставленных друг на друга корзинок зеленую сумку на роликах. От ее движения корзинки начинают покачиваться, грозясь завалиться и погрести мою дочь под собой. Отстранив Юльку, снимаю корзину сверху, беру ее в одну руку, другую протягиваю дочери, и мы переходим за рамки охраны, смешавшись с толпой. Раздвигаю плечами мечущихся у кассы людей, чтобы Юльку не раздавили.
– Водка «Мороша» из чистых вод Карелии. Водка «Мороша», – мечтательным голосом мужика, грезящего, как бы сегодня надраться, из динамиков, подвешенных над нашими головами, навязчиво напоминает реклама.
«А может, правда, водки купить? – думаю я. – Почитать Юльке на ночь, потом, когда она уснет, вместо того, чтобы звонить, как я обещал, Веронике и выяснять у нее, когда ее муж снова отбудет в командировку, тихо напиться и хотя бы на пару часов отключить телефон и сознание, которое последние пять лет каждый день мне твердит, что моя жизнь, в общем, не удалась, хотя я всё и всегда старался делать лишь правильно».
– Пап, сосиски там, – не подозревая о том, какие мысли гуляют в моей голове, Юлька тянет меня направо.
– Откуда знаешь? – удивляюсь я с учетом того, что тексты на указателях моя дочь не читает. То есть зрением Юлька выхватывает отдельные буквы, но составить фразу целиком в голове у нее пока что не получается.
– А так в любом магазине. Сначала фрукты, потом молоко, потом колбаса и хлеб, – невозмутимо поясняет мне дочь.
– А-а, – говорю я, чтобы хоть что-то сказать.
Как всегда в таких случаях до кучи возникает еще и острое чувство вины, что у Юльки проблемы со чтением, причина которых – это как мне врач пояснил – кроется в том, что последние три года в нашей семье царил неправильный эмоциональный фон, и у Юльки произошел элементарный сбой. Правда, природа, словно опомнившись, словно в награду подарила моей дочери прекрасную память и наблюдательность, но даже это оправдание, пробивающееся в щели моей вечно клокочущей совести, давно меня не спасает.
– Пап, не медитируй, – заглянув мне в лицо, одергивает меня Юлька и, лихо сдвинув шапку на затылок, продирается, а вернее, пытается таранить мной толпу у рекламного стенда. Стенд представляет собой поставленный на растяжку плакат с надписью «Сырок «Островок». У плаката с ноги на ногу переминается унылая девушка и еще более унылым голосом предлагает всем желающим продегустировать сыр странного серого цвета. С учетом того, что молочный продукт нарублен до размеров приманки грызунов в мышеловку и утыкан острыми зубочистками, выглядит эта композиция, мягко говоря, неаппетитно.
Юлька смотрит на сыр, потом жалобно на меня. Сыр она очень любит.
– Еще чего, – моментально иду в жесткий отказ я, – у тебя руки грязные.
«И кто трогал этот сыр до тебя, я тоже не знаю».
– Зануда ты, папа, – печально вздыхает Юлька.
– Ага, я такой. – Я даже спорить не стал, хотя в моем возрасте некрасивое слово «занудный» принято заменять на красивое «принципиальный».
– Тогда готовую нарезку с сыром возьми. – Выдав это пожелание, Юлька синицей подныривает мне под локоть, и через пару секунд ее помпон начинает мелькать уже метрах в пяти от меня.
– Куда без меня? – злюсь я.
– А я тебя у колбасного подожду!
«Ага, подождет она…» Впрочем, она действительно меня подождет и никуда не уйдет. Будет стоять и упрямо ждать, пока я за ней не приду.
Тем не менее, в погоне за дочерью делаю шаг влево и непроизвольно врубаюсь локтем в спину пожилой, но, судя по боевому раскрасу, отчаянно молодящейся женщины с вавилоном на голове. Женщина, чуть не подавившись сыром на палочке, сглатывает и отчаянно лязгает зубами.
– Молодой человек! – отдышавшись, на повышенных тонах начинает она.
– Прошу проще… – извиняюсь я – и замираю, не договорив, когда мои глаза выхватывают за ее спиной контуры другой женской фигуры. Той, что отчаянно знакома мне. Той, что была у детсада.
«Она…»
Она – это выше среднего роста молодая шатенка с выкрашенными в золотистый цвет длинными волосами, одетая в прямое серое пальто с капюшоном и с поясом, туго затянутым на узкой талии. Она стоит ко мне в профиль, и, отводя рукой от лица прядь волос, рассматривает полки с пирожными.
«Диана. Рыжая…» – Да, так я ее называл. Моментально холодеют кончики пальцев. В то, что это Диана, я верю и не верю.
– Молодой человек, – между тем продолжает читать мне нотации женщина, – я из-за вас чуть не подавилась. Я…
– Извините, – внезапно севшим голосом повторяю я, и женщина, возмущенно поморгав на меня, перехватывает направление моего взгляда. Сообразив, куда, а вернее, на кого я сейчас уставился, она хмыкает и отходит в сторону, оставив меня в покое. Я, как загипнотизированный, делаю шаг вперед, но, спохватившись, кошусь на витрину, где, рассматривая упаковки с сосисками, пританцовывает моя Юлька. «Только не уходи никуда без меня», – мысленно умоляю я дочь и снова возвращаюсь глазами к Диане. Рыжая, не замечая меня, наклонившись, тянет с полки прозрачную, запечатанную в полиэтилен, коробку с покрытыми глазурью пирожными. «Берлинские печенья. Она всегда их любила… А вкусы у нее не меняются», – думаю я, продолжая двигаться к ней. Точно почувствовав мой взгляд, Рыжая поднимает голову, попадает взглядом в мои глаза и, судя по выражению ее лица, выпадает в осадок.
– Диана, привет, – подойдя к ней, здороваюсь я. – Сто лет тебя не видел.
Рыжая, приоткрыв рот, начинает пятиться, натыкается спиной на острый угол полки и сдавленно издает: «Ой!»
– Куда? – выбросив руку вперед, я смеюсь, хватаю ее за локоть и тяну к себе.
– С ума сошел? – придя в себя, шипит Рыжая и пытается выдернуть руку. – Руки от меня убери!
«Ничего себе она меня встретила!» Я даже растерялся. Тем не менее в какую-то часть моего сознания вонзается мысль о том, что если там, у детсада я видел ее и узнал ее, то и она меня видела и узнала. А вот столкновение в магазине со мной для нее – это случайность полная. И неприятная, судя по тому, как она на меня смотрит.
– Руки, – напоминает Диана, не сводя с меня злых и растерянных глаз.
А дальше… А дальше у нас, собственно говоря, ничего не происходит, потому что на меня накатывает почти забытое ощущение, что сейчас на этой земле остались только она и я, и я стремительно проваливаюсь в мятную волну нахлынувших воспоминаний…
«Я очень молод, мне двадцать шесть, и я аспирант Плехановского. На мне черная футболка с рыжим логотипом спортивной фирмы «Sparrow» – «Воробей» (утром дома, торопясь и боясь опоздать, я облил кофе рубашку), черный пиджак, джинсы в тон и новые ботинки, причем левый отчаянно жмет. Опираясь на спинку стула, я стою в светлой, выстроенной полукругом аудитории. Из расположенного справа окна мне прямо в глаза бьет солнце, хотя за окном давно не май, а больной московский сентябрь. Я жутко нервничаю: мне впервые доверили замещать профессора по финправу. Стоя у кафедры, увиливая от солнца, я скашиваю глаза в отпечатанный на принтере список студентов третьего курса и готовлюсь начать перекличку. Учащихся человек тридцать, всем лет по двадцать на вид, и эти здоровенные лбы сидят на некотором возвышении от меня, окружая меня полукругом парт (рассадка идет сверху вниз).
– Аксенов, – собравшись с мыслями, выдыхаю я первую по списку фамилию.
– Я, – хрипло звучит откуда-то сверху.
Поднимаю глаза и нащупываю взглядом парня со спитым лицом.
«Ужас».
– Имя?
– Роман.
«Тезка. Та-ак, хорошенькое начало», – мрачно думаю я.
Словно подтверждая мои опасения, с первого ряда отчетливо хмыкает русоволосый парень, у которого, в отличие от Аксенова, лицо довольно-таки слащавое. «А тебе только Арамиса в кино играть, – глядя на его заправленные за уши волосы, в свой черед хмыкаю я. – Хотя девчонкам такие в принципе нравятся».
И эту мою мысль подтверждает наличие рядом с ним девушки. Сидя вплотную к нему, одетая в нечто ярко-зеленое, она, занавесив лицо ниспадающими прядями длинных волос, увлеченно роется в сумке, с легким стуком попеременно выкладывая на стол пуговицы наушников, ноутпэд, здоровенный блокнот и пенал, в котором щетинятся кончики ручек и остро отточенных карандашей. Стараясь не обращать внимания на этих двоих, прохожу список учащихся до середины. Парень, не прекращая болтать с девчонкой в зеленом, расслабленно вытягивает из-под парты ноги, облаченные в тертые джинсы и белые кеды не по сезону. В тот момент, когда я уже добираюсь до буквы «п», девушка оставляет сумку в покое, усаживается в пол-оборота ко мне, ставит локоть на стол и, загораживая рукой пол-лица, начинает быстро-быстро вращать в пальцах карандаш.
– Панков, – стараясь не замечать мельтешащий передо мной канцелярский предмет, окликаю я.
– Я, – «Арамис» рассеянно поворачивается ко мне.
– Имя? – сухо напоминаю я.
– Алексей. Но можно Леша, – манерно растягивая слова, снисходительно сообщает парень, и я к своему удовольствию отмечаю, что голос у него слишком высокий. Даже визгливый. Но девушка в ответ на его выступление одобрительно фыркает, и я ловлю себя на том, что начинаю медленно закипать. Ставлю в списке галочку напротив фамилии Панков и продолжаю перекличку:
– Пасечников.
– Я, – мычит сбоку парень, лица которого я не могу вспомнить.
– Имя?
Пасечников называет себя, но его имя я тоже уже не помню. Девица, не прекращая трепаться с Панковым, со стуком роняет карандаш на пол.
– Петраков, – злюсь я.
– Я. Олег, – бодро отзывается парень с третьего ряда.
Девчонка в зеленом ныряет под стол в попытке угнаться за катящимся по линолеуму карандашом. Панков наклоняется к ней и что-то игриво ей шепчет. «Воробей сейчас взбесится», – доносится до меня, и из-под парты звучит тихий жизнерадостный смех. Скрипнув зубами, одергиваю пиджак, прикрываю эмблему и продолжаю:
– Ремизова.
– Я. Лиза, – пищит с заднего ряда шатенка в очках с оправой на пол-лица. Эдакая типичная серая мышь, погруженная только в учебу и исполнительная просто до тошноты (забегая вперед, надо сказать, что я тогда оказался прав).
– И – Ремизова Лиза, – дружелюбно добавляет привлекательная брюнетка слева. Эта из тех, что всегда следит за собой. Одета не ярко, но стильно. Волосы сколоты в аккуратный пучок, уместный в аудитории. При этом у нее темные миндалевидного разреза глаза и пухлые губы. Но в целом выглядит она не столько сексуально, сколько просто красиво.
– У вас что, две Ремизовых и обе Елизаветы? – перевожу взгляд с одной на другую, пытаясь сообразить, а не устроили ли мне подставу?
Аудитория замирает в предчувствии не то надвигающегося скандала, не то шутки, не то взрыва с моей стороны.
– Да, у нас две Ремизовых и обе Лизы, – мягко улыбается мне Лиза-брюнетка.
– И обе, увы, с приветом, – театрально-горестным шепотом, но так, чтобы его шепот докатился до задних рядов, заключает Панков, и аудитория начинает киснуть от смеха. Шатенка невозмутимо поправляет очки. Брюнетка обидчиво отворачивается. Из-под парты звонко фыркает девчонка в зелёном, и аудитория погружается в хохот.
И в целом, расклад мне ясен.
«Этот, значит, у них король, а та, что под партой – его королева… Ну-ну… Ну, я вам устрою!» – думаю я и тут же даю себе слово при случае завалить этих двоих.
– Рибякина.
– Я. Катя.
– Романова.
– Я. Света.
– Ры… РЫжикова, – неуверенно произношу я, поскольку фамилия в списке напечатана неразборчиво.
– Не РЫжикова, а РыжакОва. – Девчонка, наконец, выныривает из-под стола, сжимая в руках карандаш. – Там ошибка. Кстати, Диана.
«Нет, Рыжая!» – мстительно думаю я, успев оценить насыщенный цвет ее длинных волос.
– Кстати, я вас запомню, – без улыбок и шуток обещаю я ей.
– А-ха, – с насмешливым придыханием сообщает она, – а я – вас.
И аудитория начинает откровенно ржать. Поднимаю от списка глаза. Золотистые волосы. Золотистая кожа. Макияж очень легкий, скорей, чтобы подчеркнуть матовый цвет лица и сделать акцент на ярких зеленовато-серых глазах. Задорная женственность и уверенность в себе – таких и делают королевами школьного бала. При этом абсолютно правильные черты лица, родинка на щеке – и улыбка, с которой, кажется, всё тогда началось…
– Ну что, приступим? – дойдя до фамилии Яковлева, которая Яна, откладываю список в сторону, опускаюсь на стул и с облегчением вытягиваю ноги. «Господи, какое счастье, когда ботинки не жмут!» Смотрю на Рыжую. Та с интересом глядит на меня.
– Ну, что приступим? – Я усмехаюсь. – К доске, Рыжакова!..»
– Ну как живешь, Рыжая? – стоя у полки с пирожными, убираю руки в карманы пальто, пытаюсь придать разговору непритязательный и дружелюбный тон. Отмечаю, что у Дианы все тот же легкий мейкап и аромат духов, которые я когда-то давно подарил ей под Новый год. А может, все это фикция и обман, потому что у нее совершенно другой парфюм и совсем другой взгляд – глубокий, погасший, ушедший в себя. Так смотрят давно уже не наивные женщины.
– Мы не в институте, Роман Владимирович, – холодно напоминает мне Рыжая и отворачивается к полке, но я замечаю, как ее пальцы дрожат, когда она берется за коробку с печеньем.
– Как, как? Роман Владимирович? – приподнимаю вверх брови, пытаюсь всей позой и взглядом напомнить ей, как она завывала под моим телом: «Рома!»
– Хорошо. Лебедев. – Диана прикусывает лишенную помады губу и осторожно, словно та хрустальная, укладывает в корзину коробку с печеньем.
– Ещё лучше, – вздыхаю я, делая еще один шаг к ней.
«Господи, о чем мы вообще с тобой разговариваем? Скажи лучше, ты обо мне хотя бы вспоминала?»
– Тогда Воробей! – выстреливает Диана и поднимает на меня насмешливый взгляд. – Так тебе больше нравится?
Но мне не нравится, и дело вовсе не в прозвище (Бог бы с ним, я давно это пережил). Проблема в том, что наш разговор сейчас заходит на ту опасную территорию, на которую я предпочел бы никогда не заступать, потому там её Леша. И теперь, по идее, мне полагается вежливо спросить у нее, как он поживает, как их семья и как их дела? Но я прекрасно знаю о том, что они развелись.
– Да ладно тебе, – я делаю вид, что смеюсь. – Расскажи лучше, ты как, работаешь? Или… – щелкаю пальцами, – так? Типа, домохозяйка?
– Типа работаю. – Диана внимательно рассматривает коробку с печеньем в своей корзине. Вглядывается в нее так, словно на ее крышке написано заклинание, и если она сумеет правильно его прочитать, то я тут же исчезну.
– И? – пытаюсь заставить ее смотреть на меня.
– Что «и»? – уткнувшись в коробку, Диана вопросительно тянет вверх тонкую бровь.
– Ну, ты все там же, на Московской бирже работаешь?
– Ага, все там же, на бирже. – Плюнув на расшифровку клинописи на коробке, она поднимает на меня глаза – холодные, колкие. Непримиримые.
– Кем? Аналитиком?
– Нет, руководителем проектов.
– Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, – за каким-то хреном резюмирую я.
– А я, Лебедев, благодаря тебе вообще далеко пошла! – внезапно резко отрубает она, и в ее голосе я слышу намек, который не понимаю. Вопросительно смотрю на неё: «В чём дело?» Диана, словно спохватившись, вздыхает, и ее напряженные плечи начинают медленно расслабляться.
– Ладно, извини, ты тут не причем, – с неохотой произносит она и берется за корзинку двумя руками. – Просто у меня день сегодня тяжелый. Сначала будильник не прозвонил, потом пробки, я опоздала на работу и получила от начальства втык, – небрежно сообщает она, но я кожным покровом чувствую, что она врет.
Видимо, я еще не забыл, как она это делает.
– Отдыхать надо больше. Гулять, в гости ходить, – тем не менее, продолжаю двигаться в ее лживом фарватере.
– Гулять? – Рыжая изумленно распахивает глаза. – Лебедев, когда мне гулять? Я домой дай Бог в девятом часу прихожу. И потом, где в это время гулять? По району, ночью, одной? Чтобы приключения себе на задницу с местными таджиками искать? – и она смеется.
