Санитар мегаполиса

– Иди!

– Все-все! Ладно. Иду знакомиться.

– Привет.

– Здравствуйте,– ответила официально Саша.

– Это я вам «Здравствуйте» хотел сначала сказать. Припасть к вашим стопам и прошептать: «Легенда наша»,– после чего сфотографироваться на память для детей, внуков…

Мама меня в этот момент сильно ущипнула. Видать, прочитала мои мысли. Поняла, что я хотел сказать: вы легенда, героиня, звезда, долгожительница наша. Воспитать столько детей, внуков, правнуков. Это же вас недавно по телевизору показывали?! Это же вам сто девять лет! Книга рекордов Гинесса явилась к нам. Ура троекратное! Можно было еще нарвать бумажек и засыпать клочками Сашу. Эффектно. Типа дождик, заменитель хлопушки. Вскоре я успокоился. Надо же ей что-то сказать.

– А… меня Дима зовут. Будем вместе работать. Ура! Троекратное ура!

– Меня зовут Александра. Можем на ты?

– Можем.

– Как учишься, Дима?

– Нормально.

– А оценки у тебя какие?

– Да… разные. Это заигрывание со мной такое? Интересный подход… Как говорил Хазанов: «У-у… ты какая!» Помнишь? Классный монолог.

– Нет, не помню. Я редко смотрю телевизор. А Хазанов – это шутки. А шутки – это пустословие.

– О Господи! И почему я не песик, которого надо усыпить? Мама!

– Я не понимаю, при чем здесь песик? У вас есть собака, Наталья Владимировна?

– Лучше бы у нас Наталья Владимировна была собакой! Тогда я был бы песиком! А это сейчас лучше, чем быть Димой.

– Дима, перестань. Саша, Дима просто так у нас иногда шутит. Не воспринимай всерьез его слова. У нас нет собаки. Это он глупости говорит,– сказала мама.

– Да, Саша, у нас действительно нет собаки. К сожалению… моему… большому. А если бы у нас была собака, то я бы пошел ее выгуливать. Ей бы сейчас сильно-сильно, очень-очень приспичило бы гулять. Я просто в этом уверен!

– Почему? – спросила Саша.

– Да так… это я опять и снова шучу. Отчасти шучу. Просто я хотел бы быть Малышом из «Карлсона». А так я не Малыш, нет Карлсона, нет собаки. Есть только Фрекен Бок.

– Где? – спросила удивленно Саша.

– Это Дима говорит о перчатках «Фрекен Бок», резиновые, для мытья посуды. Он шутит.

– А… понятно. Перчатки – это хорошо, это правильно. Кожу рук портить нельзя.

«А тебе, Саш, чего бояться?! Ты же и так не красавица! Ишь, руки она портить не хочет! Руки твои неиспорченные тебя не спасут и не украсят уже. Все! Finita la komedia… Ох, вспомнил. Меня осенило! Она похожа на бабушку, то есть на Granny из диснеевского мультика. У Granny еще кот был, который все время пытался сожрать птичку Twitty. Granny всегда гоняла кота за это»,– думал я про себя, глядя на Сашу.

– Саша, а у тебя птичка дома есть?

– Нет.

– Жаль, а то бы совпало.

– Что совпало?

– Да так. Ничего.

Мы выпили чай и съели пирожные или, как говорят продавщицы, «пироженные». Мама в меня буквально запихивала их, чтобы я снова ненароком в Сашин адрес чего-нибудь поганенького не сболтнул. После чаепития мы с Сашей пошли ко мне в комнату. Это был первый (и, надеюсь, последний) раз, когда я шел в свою комнату с девушкой и не думал о сексе с ней. Хотя… нет. Вру! Я думал. Вернее, думал о том, что, если вдруг Саша окажется маньячкой и станет кидаться на меня в порыве страсти, молить о сексе,– куда бы я сбежал или забился? Я думал о собственной безопасности. Я думал о том, что прыгать из окна не хотелось бы: все-таки четвертый этаж! Но с другой стороны, лучше выпрыгнуть – можешь и выжить, если повезет. А вот после секса с ней жить точно не захочется. В лучшем случае, если после секса с ней я не закончу жизнь самоубийством, то стану геем.

Так, а если не выбрасываться из окна, то… может запихнуть свое пухленькое тельце под кровать? Во всяком случае мама дома. Она спасет. Я же ее сын. Материнский инстинкт должен сработать. Хотя… не факт! Я ведь не помыл утром посуду после себя.

Саша зашла в мою комнату, и ее староочкастую рожицу перекосило.

– Комната яркая. Дима, это как-то не так, неправильно.

– Тебе не нравится?

– Честно? Нет.

– Ну, и слава Богу! Я в безопасности.

– Что?

– Говорю, что компьютер хороший, новый, антивирусы все настроены. Все в безопасности.

– Было бы странно, если бы все было по-другому. Ты же программист. Так… ты мне и не ответил толком, какие у тебя оценки в универе.

– Разные. Я же сказал. Есть хорошие и есть плохие. Не все предметы нужны ведь! Свой предмет я знаю.

– Это плохо, что тебе не все предметы нужны! Ты неответственный.

– Да, я такой. И еще у меня, помимо этого, куча других недостатков.

Про себя я молил: «Откажись ты от совместной работы со мной».

– Ничего. Я тебя исправлю.

– Тогда удачи тебе в твоем нелегком труде.

– А что это у тебя за пустые блистеры от таблеток валяются на столе? Ты пьешь таблетки?

– Это противозачаточные.

– Что?!

– Шутка. Успокойся. Просто у меня голова болит… часто… очень… всегда почти. Анальгетики это.

– Ничего страшного, что болит. Такое бывает. Но почему кусочки упаковки из-под таблеток валяются? Одни – на столе, другие – на тумбочке, третьи – на полу. Я заметила.

– Да, это действительно так. Знаешь, я боюсь заблудиться в квартире. Все-таки три комнаты. Вот и разбрасываю.

– Правда?!

– Да. Я, как Гензель и Гретэль. Сказка детская такая. У нас тоже есть что-то похожее. «Морозко», например. Так вот, в сказке отец отвез своих детей в лес на погибель, потому что так мачеха приказала. И эти дети, Гензель и Гретель, чтобы найти потом обратную дорогу, дорогу домой, по пути бросали камешки, хлеб. А я вместо камешек и хлеба бросаю кусочки пустых блистеров или кусочки упаковки из-под таблеток, чтобы найти входную-выходную дверь. А то мама заведет меня на кухню, заставит мыть посуду или убирать в шкафу, а я не найду выход и останусь в царстве плохо вымытой – недовымытой посуды. Я боюсь этого.

– Ты олигофрен?!

– Нет. Олигофрены больше о своем думают, а я вот о твоем.

– О чем моем?

– О том, что ты шуток не понимаешь!

– Дима, ты больной?

– Да. У меня вегето-сосудистая дистония. Могу медкарту показать. Ладно… Все. Не буду я шутить. Постараюсь, по крайней мере. Сейчас я все уберу. Знаю. Виноват, что разбрасываю. Все дома меня за это ругают.

– Шутки – это пустословие. Я уже говорила тебе об этом. А нам нужно мыслить и работать рационально и продуктивно, а не заниматься пустословием. И быстрее, убирай это все!

Я убрал. Молча сел. Она сидела за компьютером и ваяла новую программу. Я не хотел ей помогать. Просто смотрел на нее. Даже, не смотрел, а рассматривал. Из-под ее клетчатой юбки-клеш выглядывал примерно пятикилограммовый батончик (вернее, батончище) «Докторской» колбасы, обтянутый прозрачной пленочкой. Да… ножка твоя, в колготку помещенная, глазик мой подслеповатенький никак не радует. Как она на Granny из мультфильма похожа! Просто двойник…

– О чем ты задумался?

– Ты меня в детство возвратила.

– Каким образом?

– Да мультфильм вспомнил один…

– Я особо не смотрела мультфильмы в детстве. А сейчас тем более.

– Я так и понял. Могла бы и не говорить.

– И ты мог бы не говорить вообще и не мешать работать!

Боже, какая она противная. Просто омерзительная личность! А я еще сначала немного каяться стал. Мол, вдруг она по виду мерзкая, а внутри… а душа у нее прекрасна. А и нет! Душонка полностью рожице соответствует. А я дебил! Это же все равно, что идти в ресторан с названием «Сковородка» и надеяться, что там тебе реально еду будут подавать не в старой бабушкиной сковороде, а в изысканной фарфоровой посуде. Или это все равно, что зайти в магазин типа «дизайнерской харьковской» одежды и надеяться найти там что-то неблестящее и без страз. Саша… я бы не сказал, что она страшная. Нет, вовсе нет. Просто у нее правильные, до тошноты правильные, даже какие-то официальные черты лица. Староофициальные. Наверное, в этом вся мерзость. Вот до того, как она начала говорить, я хаял ее лицо, но на одежду внимания не обращал. А сейчас меня не оторвешь! Так и сыплется, льется поток мерзословья. Вот говняк, говнячок у нее на голове завернут в заколочку – гулька накручена. И помадка у нас на губешках присутствует. Говнячок и помадка – разгул! Просто рекламный слоган какой-то выходит: «Фривольно, дерзко! И добавь немного блядства с помощью говнячка и помадки! Адже ти цього варта!»

– Все! Я закончила. Ты ничего не делал. Мне это даже понравилось – ты не лез в мою работу. Отцу твоему скажу, что ты бездельник! Тебе, кстати, очень повезло, что я не люблю, когда мне мешают. И к тому же я сделала вывод, что ты ничего не добьешься в этой жизни. Мой преподаватель по программированию – гений. Он меня многому научил. Именно поэтому я добьюсь всего. Передо мной отличный «рациональный» пример всегда! Хорошо, что мой преподаватель не такой «мечтающий, задумчивый», как ты. Иначе бы я даже не подошла к компьютеру! – отчитала меня Саша.

– Я по-другому не могу. Пойми: мы – другие.

– Кто это «мы»?

– Мы – это люди, чувствующие, переживающие существа.

– То есть я не человек?

– Ну почему же! Человек, только искусственный. Искусственный разум, так сказать.

– Ну, спасибо. У моего преподавателя три компьютерных фирмы. Он миллионер! Я даже покажу тебе его фотографию. Завидуй! Тебе таким не стать!

Саша достала из сумки фотографию препода.

– Ну как? – гордо спросила она.

– Супер! Да… мне таким никогда не стать. И слава Богу! У него же пиджак цвета туалетной бумаги, причем дешевой, за полторы гривны! Вот если размотать такой моток и внимательно присмотреться, увидишь красно-синие вкрапления на светло-бежевом фоне. Точно как у него пиджак. К тому же у твоего миллионера он старый, очень старый. Выпуск пиджака как раз совпадает с ПЕРВЫМ выпуском такой туалетной бумаги. Чего же он жмотится на новую вещь?

– А потому, что все деньги вкладывает в дело! И он прав. Это же только ты носишь всякую ерунду с поцелуйчиками на маечке.

– Да, я просто красавчик.

– Все! Ты меня утомил своими разговорами. А мне нужно прийти домой и собрать документы для оформления визы.

– О, сейчас на ХТЗ, «на район», нужна виза? Я не знал.

– Причем здесь ХТЗ?

– Ну, ты ведь туда едешь? Куда, как не туда?

– Очень смешно. Я собираюсь в Америку на стажировку. Так что тебе до меня расти и расти.

– Даже если я скуплю все партии «Растишки» в магазинах города, то вырасти ТАК у меня все равно не получится! Ты же сантиметров на десять выше меня!

– Я про ум!

– А! Я и не понял, так сразу прям.

На этой ноте мы и закончили нашу беседу. Но, тем не менее, я проводил Сашу до метро. Вернее, выпроводил! Башка раскалывалась. Я устал. Сегодня был насыщенный день. Я шел и вспоминал передачи Геннадия Малахова – и сокрушался, что сейчас со мной нет капустного листа. Вернее, что на мне его нет. И еще жаль, что со мной нет стакана свежевыжатого картофельного сока – или что там советуют от головной боли? Конечно, это все бы ни фига не помогло при хронической мигрени, но было бы прикольно идти с капустным листом на башке, вернее, на лбу. Эти передачи сейчас так популярны, что, думаю, лет через десять откроют такое кафе с народно-полезными, лечащими блюдами. Назовут его «В огороде бузина». На выходе будут давать шарик с надписью «Очищай организм» и какой-нибудь просрачный (очищающий, в смысле – просрешься!) сок, типа сельдерейный. Все оттуда будут выходить счастливыми, модными, прямо как из Макдональдса в 2000 году. Так вот, на выходе дадут шарик – и ты сможешь взять еду с собой, а детям специальное предложение Happy – настой травяной. И потом идешь ты такой с капустным листом, ко лбу прилипшим, и в руках твоих баночка стеклянная, такая, как бабушки консервации заготавливают (экологически чистая), с соком, с трубочкой. И идешь ты такой крутой с просрачным соком. И думаешь, какого хрена в парке столько биотуалетов, и все закрыты! А все на тебя смотрят и завидуют – ты же оздоравливаешься! И, вообще, был в таком кафе! Класс! Да, а в кафе этом на входе тебя не клоун будет встречать, а бабушка в платке да с настоями всякими. И вместо музыки там будут наговоры, приговоры разные звучать…

И тут внезапно мои мысли о счастливом будущем прервали двое гениально-экономных соседей. То есть одно из них было «типа гениальным», а второе – «капец как экономным». Это были фанатично экономная Даша и понтящийся Кутилин.

– Привет, Дима. Мы с Дашей только из университета идем, после учебы. А ты уже и девушку от себя проводил. Когда ты учишься?

– Слушай, Кутилин…

– Вообще-то у меня имя есть!

– Ух ты! За что ж ты так своих родителей ненавидишь?

– При чем здесь родители?

– Ну, тебя же раздражает, бесит просто твоя фамилия, раз ты ее слышать не хочешь. А если тебя бесит звучание твоей фамилии, значит, ты ненавидишь своих фамиледателей, то бишь родителей!

– Все равно, у меня есть имя.

– Да, и имя тебе ЛЕГИОН.

– Хочешь забить меня одной типа умной фразой? Только эта фраза сюда не вписывается никак!

– Почему же? Вот я только что такую, как ты, проводил.

– Вот именно, проводил. Только и знаешь, что провожать… А как же учеба? Хотя… у нас университет не такой, как у вас. У нас следят за посещаемостью, успеваемостью. Мы участвуем в разных олимпиадах…

– Да, я знаю. Тупая показуха и выкачка денег.

– Не суди по своим, Дима.

– ДЕНЬГИ! Ах, как все дорого! – специально внезапно заорал я.

– Да, это ужасно. Вот я сегодня ходила в бассейн, а мне говорят, что цена повысилась! Это же кошмар. Я сегодня ни о чем, кроме этого, думать не могу вообще! – сокрушалась Даша.

– И насколько повысилась?

– Дима, на две гривны! ДВЕ ГРИВНЫ, ДИМА!

– ЦЕЛЫХ ДВЕ ГРИВНЫ?

– Да, Дима, аж целых две гривны!

– Ну, Даша, Дашец, ты не расстраивайся! Из любого положения можно выйти, даже из такого «плачевного и тупикового», как у тебя!

– Дима, и что можно сделать?

– У тебя на окне висит «антикварная», я бы даже сказал античная (и судя по тому, сколько она висит и как она выглядит, она действительно античная) МАРЛЕЧКА – контрацепция от комаров! Сколько же там трупиков комариков засохших тихо живет! Из какой эры это все! У тебя есть два варианта: первый – сдать ее палеонтологам, может, найдут там кости динозаврика; второй – залить марлечку янтарем и все это дело продать, написав на упаковке: «Здесь залиты останки домашнего комара – любимца Клеопатры». И это не будет ложью, ведь кто его знает – она же у вас висит вечно.

– Не ерничай! Ты испортил нам настроение. Пойдем, Даша.

И Кутилин и Даша злобно ушли. Я особо не хотел с ними полемизировать дальше, потому что они КОГУТЫ – меткое старое харьковское слово. А вести с ними полемику – все равно, что бороться с переполненным ведром мусора, пытаясь затолкнуть все его содержимое вглубь. Бесполезно. Все равно полезет наружу. К сожалению, полезет. Как и в жизни! Обычно такие мусорные ведра, такие кутилины становятся начальниками и забивают других. То есть, если по ошибке в мусорник попала ценная, нужная вещь – погрязнет она там навсегда, никто не найдет, и она сгниет, так и не принеся пользы. Та же ситуация с людьми. Кутилины забивают истинных талантов, и те чахнут на мусорной свалке жизни. Я был доволен, что так быстро избавился от них. Пришел домой и подумал, что с Ирой обязательно завтра встречусь. Сегодняшний не разминувшийся со мной ассортимент «кунсткамеры» на сто процентов убедил меня в этом!

Глава 13

Свидание с Ирой. Все-таки с ней. Все-таки захотел встретиться. Оделся красиво. По крайней мере, мне кажется, что красиво. Надел голубую футболку с нарисованным поцелуем – моя счастливая футболка. Это я сейчас так решил, что счастливая. Ведь она завлекающая, что ни говори. Поцелуй нарисован – может, и настоящий будет у меня. Ха! Уловочка-то какая! Глядишь – и обломится.

Такой «фальшиво обцелованный» стою возле входа в метро и жду. Жду… жду… жду… А она все не приходит. Но зато «пришел» мелкий снежок. В марте. А я, придурок, от него уйти не могу, потому что связь мобильная у меня дерьмовая. Зайду в метро – она позвонит, а ни фига же не ловит! Это как раз тот случай, когда надежней бить в рельсу! Так что придется стоять и ждать под снегом, снежком, снежочком. Ох, и бесит он меня, гад.

Она не пришла. Позвонила и рассказала, что вышла в черном пальто, дошла до метро, и начался снег. Увидела, что снежинки, упавшие на ее пальто, похожи на перхоть. А пальто-то черное! Просто как в рекламе! И ее сердце, мозг не выдержали. Как? «Засыпанные перхотью» – это вам не «Унесенные ветром». Это не модно, это не фильм, а противная реклама!

Но все же я сумел уговорить Иру пойти вечером со мной в кино на комедию. Фильм посмотреть у нас не получилось, потому что Ира пришла в теплом вязаном платье, а в зале много людей и было душно. Она задыхалась, я дул на нее, приносил воду… В общем, через пятнадцать минут мы покинули кинотеатр. Ира говорила, что никогда бы не подумала, что вязаное платье такое теплое, ведь оно яркое и стильное, а мы вышли «в свет» – и нужно было надеть только его. Я проводил ее домой. И мы договорились завтра пойти на этот же фильм.

«Завтра» мы фильм тоже не посмотрели, поскольку Ира решила пойти в кинотеатр в следующем виде: она надела короткое платье, похожее на ночную рубашку, пиджак, прозрачные колготки, красные шпильки и сделала Smokey eyes, то бишь сильно черным намалевала глаза. Вышла на улицу – мужики стали к ней приставать, а когда она им отказывала, говорили: «Какая тебе разница, я хорошо заплачу». Выхода не было: она вернулась домой, чтобы смыть с себя все и переодеться. В итоге – решила остаться дома.

Через два часа я сам приехал к Ире домой. Зная, что цветы она не любит, купил ее любимый журнал. Дверь мне открыл ее отец: полный приятный мужчина лет пятидесяти, усатый, в сером джемпере и розовой рубашке.

– О, привіт, хлопче! Як звати бідну жертву моєї доньки? Не хвилюйся, проходь. Будеш другою жертвою моди і всього цього, що там вона ще любить, тобто на чому вона схиблена… бо першою жертвою є я. Слухай, у тебе, у твоєму роді, мабуть, багацько козаків, гетьманів, лицарів, бетменів, спайдерменів? Я реаліст і бачу, що ти прийшов,– а отже, ти герой. І це класно, бо протриматись із моєю дочкою, вірніше з її прибабахами, зможе тільки герой! Я – батько, батько-реаліст, Пилип Андрійович.

– Здравствуйте, Филипп Андреевич! Я Дима. Ну, Ира же у вас красивая.

– Дякую. Молодець! Заходь уже, не стій у передпокої. Будеш чай? Каву? П’єш узагалі алкогольні напої?

– Нет. Я пью только какао.

– Оце так! А я думав, що зайчик, який рекламує какао, він добрий, а виявилось… Дякую, що сказав. Сто відсотків, там якісь галюциногени, бо ти прийшов до Іри добровільно, і прийшов із журналом. Какао в житті пити ніколи не буду.

– Вы такой классный! Так классно шутите! Супер просто. Журнал купил – она же его обожает. Купил именно то, что ей нравится, что она любит.

– Молодець, звичайно. Та краще б ти їй купив те, що вона не любить. Книгу якусь розумну – корисніше було б. Хоча… правильно зробив, бо, мабуть, із книгою вона б випхала тебе за двері. На жаль. На мій превеликий жаль.

– Ну, может, она изменится потом.

– Та може. Так, я зараз тікаю від вас. Поставлю пісню Енріке Іглесіаса «Escape» і втечу. Втечу красиво, як у фільмі, під пісню. Хай Ірка тепер тебе мучить!

– Да, ваша дочка из журналов, к сожалению, сделала культ. А я считаю, что культ чего-либо – это ограничения, которые сковывают душу, разум, мышление, движения.

– О, який ти розумний. Отже, тоді тобі порада: коли стане зовсім нестерпно, ти накриваєшся постером з Енріке Іглесіасом. Бачиш, у нас уся квартира ними завішана,– і втікаєш, красиво втікаєш.

– Спасибо большое за совет! Но у вас так дома уютно и чисто.

– У тому, що чисто, є величезна моя заслуга. Хоча це все Іра прибирає, але я її надресирував! Приміром, ховаю десь нові журнали й кажу їй, що журнал лежить там, де треба прибрати. Ось, наприклад, треба вимити посуд. Ховаю під горою немитого посуду папірець у пакетику з написом, де лежить журнал. Але щоб дібратися до папірця – треба посуд перемити. Або ж чиню таким робом: кажу їй, сфотографуй на телефон і надішли мені фото прибраної квартири – і тоді скажу, де сховано журнал. Ось так у нашому домі слідкують за чистотою. Зрештою, мабуть, я винен, що Ірця не кохається на поезії, бо я їй у дитинстві її не читав. Мама наша пішла в «богему», творча людина вона в нас, а я багато працював. І взагалі, вважаю, що поезію треба вміти читати, гарно, вголос. Саме вголос, а не в вуса та закладений ніс. А в мене і вуса, і ніс – здебільшого закладені. Якось так сталося.

– Ничего. Все будет хорошо. Вы же такой классный! Я просто вас полюбил уже.

– А ось цього не треба. Це вже другий крок до гейства, перший – журнал. Дякую тобі. Ти суперовий хлопець. Не сумуй. Он уже Ірка з магазину йде. А я маю бігти. Бувай.

– До свидания, Филипп Андреевич!

Ира пришла. Очень обрадовалась журналу. Наверное, даже больше, чем мне. Мы пили чай с конфетами и смотрели какой-то романтичный фильм. Было спокойно и приятно.

На следующий день мы решили погулять по парку. Мы шли не спеша, ели мороженое – и тут внезапно Ира побежала от меня. Именно побежала, а не убежала. Она стала бегать по парку, как чокнутая. Хохотала и оглядывалась. Я ничего не понял! Стал догонять ее. Сперва было весело, а потом она резко остановилась и сказала еще резче:

– Дима, мы не можем с тобой больше встречаться!

– Почему?

– Помнишь вчерашний фильм?

– Если честно, не особо. Я больше на тебя смотрел, чем на фильм.

– А надо было смотреть фильм! – завопила Ира.

– И что в нем такого?

– Там парень, главный герой, красавец, бегал за девушкой по скверу.

– Я же не маньяк!

– Он тоже не маньяк!

– И что?

– А то, что он за ней бежал совсем не так, как ты. И он не плоскостопый! Вот почему мы не можем встречаться. Я хочу, чтобы в моей жизни было все красиво, как в фильме.

Ира ушла. Я офигел! Ни черта не понял! Мне было неприятно и обидно. Вроде я неплохой, неглупый, а она так меня бросила. Я пошел домой. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать.

Глава 14

Я впадал в депрессию. И единственным способом для меня избавиться от нее было перекрашивание дверей в другой цвет, причем всех дверей, а не одной. Я пошел в магазин и купил семь банок разноцветной краски, накупил кисточек, валиков. Пока дотащил это все домой, чуть не сдох! Я всегда избавляюсь от депрессии таким дурацким способом. Короче, надел я на себя старые, ненужные папины вещи. Не свои же я портить буду! В первую очередь решил покрасить дверь туалетную в розовый цвет. Этот цвет – позитивный, а я сейчас совсем не такой. Крася дверь, я все думал: ну, почему она меня бросила? Неужели я такой ужасный? Да, плоскостопик, но ведь это хорошо – в армию не заберут, если попрут вдруг из универа, а значит, я останусь с ней. Разве плохо? А как экономно – отмазывать от службы не надо. Ух, фильм этот проклятый! И почему мы не посмотрели вчера «Придурки на отдыхе» или «Остин Пауэрс»? Там же все страшные и неуклюжие, и по сравнению с ними я был бы, как минимум, Джеймсом Бондом! Нет! Ей на какого-то мальчика-зайчика приспичило посмотреть. И вообще, я не понимаю, почему люди стремятся к какому-то иллюзорному идеалу! Фильм – это иллюзия, обман. В жизни все совсем не гладко. Хотя, если честно, Иру не осуждаю, потому что я тоже бываю недоволен действительностью и стремлюсь ее исправить. А в принципе, исправлять ничего не надо, потому что все и так хорошо. И на подсознательном уровне я это понимаю, но все равно психую и кричу на всех. Просто в дурру-истеричку превращаюсь какую-то. И мне от этого потом бывает очень стыдно, потому что таким образом я порчу жизнь и себе, и окружающим. Так и Ира… Словом, красил я, красил… Фигово покрасил, ничего не скажу. Пришел папа. Посмотрел и вздохнул: «Понял – депрессуха. Ладно… Черт с ними – с моими вещами. Впрочем… искупи вину – сходи в магазин. Но сначала отмойся». Я кивнул и решил, это действительно хорошая идея – потому что от запаха, вернее, от вони краски у меня уже разрывалась голова. Когда отдирал пятна, вспоминал мультфильм про домовеночка Кузю, которого Бабушка Яга отмывала. Ух и грязным и всколоченным был домовенок, прямо как я. Разница между нами только в том, что волосы у меня от природы темные, сколько ни полощи, и в том, что отмывал я себя сам. Пошел я в магазин.

Глава 15

Башка болит, а в магазине у нас еще музычка занудная играет. Нахватал я всего, что под руку попалось. Купил себе даже яйцо «Киндер-сюрприз» и мыльные пузыри. Это – чтобы настроение поднять. Также взял себе трусы с нарисованными коровками в плавательных масках – бред, конечно, но смешно. И машинку маленькую купил, игрушечную, за пятьдесят гривен. Зачем? Не знаю. Но папа точно будет знать, за что сделать мне выговор. Нет, ну продуктов-то я купил. Потратил двести пятьдесят папиных гривен. Выходя из магазина, столкнулся с девушкой.