Офис «ПиЗа»

– Нет, я продаю телефоны, – сморозил я. Почему? Зачем? Просто я посмотрел на его «Нокиа-3310». А вы бы не сфокусировались на этом нокиевском динозавре в 2014 году?

– Хм, ну что же, это интересно. Тогда можно ваш профессиональный совет? (Конвульсия немого гнома).

– Я не…

– Я бы хотел сменить телефон, но не уверен, что смогу найти качественный. Однажды в салоне свяСи мне предложили купить телефон Siemens. (Девочка-заика пытается сказать свой первый матюк… с…с…).

– Siemens? Не холодильник, не плиту, а именно телефон этой марки? Уверены?

– Ваш вопрос выСывает у меня сомнения в вашем профессионалиСме. Снаете, что я ответил продавцам-консультантам? (Звук, похожий на промывалку рта у стоматолога).

– Что?

– Я не стану покупать телефон страны, которая проиграла войну дважды. Вот так! ЧереС некоторое время я снова посетил этот салон свяСи. И Снаете, что сказали мне продавцы? (Гнев парализованной китайской мышки).

– Что?

– Что я был прав! (Выбрызг всего того, что можно выбрызгнуть из организма пьяного эльфа при сдавливании его туловищной части).

Конечно, я тоже сейчас так тебе скажу. С психами не спорят.

– Да, вы правы. Siemens – это отвратительно.

– Снаете, думаю, что свой телефон менять не стану. Так как все равно не смогу побить рекорд своего друга. Он одновременно носит с собою десять телефонов. Когда он пришел на встречу одноклассников и раСложил телефоны на парте… Все ахнули. Богатый и умный человек, скажу вам я. (Немецкий таракан пытается изображать из себя фашиста).

– Побить рекорд… Скажите, а перед «битьем рекордов» вашего друга никто не избивал?

– Сря иронизируете, все телефоны прослушиваются. И это не шутки. Моя фамилия Власов. Да-да, как у того самого Власова. (Питье своей же слюны).

– Кто такой Власов?

– Как можно не знать генерала Власова? Мне не нравится, что он перешел на сторону немцев, но он генерал. Его боялись. И когда мне Свонят, я поднимаю трубку и говорю: Власов у аппарата! И что вы думаете, Александр? (Человек, пытающийся откашлять рыбную косточку).

– Я думаю, что никто вашего генерала не помнит…

– Все помнят! Несколько раС молчали в трубку, а Сатем ее бросали! Вот как! Думали, что они попали «по полной». (Снова оргазм умирающей кукушки).

– Люди иногда ошибаются номером…

– А вот еще я вам случай расскажу на внимательность. Еще один мой друг работает в гаСете, в которой все время путают наСвания авиалиний. Тех авиалиний, что раСбиваются. (Поцелуй беззубой бабушки, такой причмок).

После этого я старался больше не обращать внимания на звук, который вылетал из нештопанного кармашка – из кариесного рта Суслика-долгожителя. Потому что ассоциативный ряд складывался все менее и менее веселый.

– Кошмар!

– Да, так вот они печатают, что раСбился такой-то самолет, а на самом деле раСбился другой-то самолет. И что, вы думаете, они делают? (Резкое закрытие гробика для таракана).

– Я думаю, что они ничего не думают, но делают.

– Хм… после этой печатной ошибки мой друг сраСу же бежит в ту компанию, которую они оговорили. И предлагает директору вСятку, чтобы тот не подавал на них в суд. (Мохнатому пауку делают депиляцию воском).

Все, на последних его словах начну себя щипать. Боль должна заглушить ассоциации.

– Глупость какая… Взятка или репутация? Конечно, репутация. Никто в таких случаях взяток не берет.

Но Суслик-долгожитель не слушал моих слов.

– А вот еще случай был: воСле нашей соцслужбы есть адвокатская контора. Несколько раС были покушения на адвоката. Кто-то наводил прицел. Красную точку. ЛаСерную точку на жертв. Охрана быстро кидалась на адвоката и спасала, укрывала его. (Ай, действительно исчезли ассоциации, но, наверное, возникнет синяк. Что-то я слишком сильно ущипнул себя за бедро).

– Извините, я, наверное, приступлю к работе. (Должен же ты заткнуться наконец, иди работай, Суслик).

– А адвокат?

– Что с адвокатом?

– Вы сами хотите подробностей, что ж, я продолжу, – навязался Суслик снова. – Охранники поняли, что это вовсе не покушения, а чья-то игра, детская игра. Дети светили на людей лаСером с крыши. Снаете, как это поняли охранники? Я вам отвечу. Однажды посветили лаСером на самого охранника. Вот тогда он все и понял. Он же охранник, а не адвокат. Сачем его убивать.

– Гениально, расскажите об этом Артуру Конан Дойлю.

– Но он же мертв!

– Поезжайте тогда к нему на могилку. Я хочу что-нибудь поработать, так сказать.

Как от него воняет… И приставучий такой!

– Хм… Сря вы. Нужно быть внимательным. Вот я Саметил, что у нашей женщины-политика есть проблемы!

– Да, с законом и со спиной или ногами.

– Как? Откуда вы Снаете? Откуда Снаете о спине? Это же я вчера Саметил, что на пресс-конференции ее поддерживал Са руку муж. А это Сначит, проблемы со Сдоровьем. Это же я открыл!!! Больше никто не Снает!

– Все знают! Ее на коляске вывозили.

– Это я открыл! Я Саметил! – стал психовать Суслик-долгожитель.

– Послушайте, присядьте, выпейте сока…

– Да, конечно. Я присяду, но не на ваш стул.

Суслик пошел к какой-то коморке, достал ключ, открыл и достал из нее стул. Поднес стул к своему столу и сел.

– Это лично ваш стул? Из дома принесли?

– Нет, это стул Сдешний, но он мой. Это мой рабочий стул. Я не хочу, чтобы кто-то им польСовался. Это место, этот стул отведены мне. Не хочу, чтобы в мое отсутствие на моем стуле кто-то сидел, не хочу, чтобы в моем присутствии его кто-нибудь занимал!

Вернулась Пипец в цветочек.

– Боже, Сашенька, сейчас кофе стоит бешеных денег. Баснословно подорожал. На двадцать копеек. А вчера я покупала яблоки на рынке. Что вы думаете, они теперь бесценны. Все стоит бешеных денег. Приходится тратить бешеные суммы, чтобы жить.

– Эльвирочка Петровночка, а вы не пробовали выращивать яблоки у себя на даче, – презрительно заявил Суслик-долгожитель.

Уменьшение… Пипец в цветочек, она же Эльвирочка Петровночка имеет великий дар: тратить бешеные деньги, не получая их. Думаю, она никогда в глаза их не видела. Но упорно их тратит, эти бешеные суммы на яблоки, стаканчик кофе…

В кабинет вошла рыжеволосая девушка.

– Извините за опоздание, я занималась переездом к своему МЧ. У нас новый сотрудник… Давайте знакомиться, я Валя, – сказала рыжеволоска.

– Саша.

– Приятно. А чего вы к нам работать пришли?

– Помогать людям хочу, Валь. Развиваться через помощь.

– А… странно. Наверное, вы из села приехали. Хотите в городе зацепиться. Вот и нашли непыльную первую ступень.

– Валь, вообще-то, я местный, городской.

– А где живете?

– Живу в центре.

– Я тоже там сейчас с МЧ живу. Это вы нам торт купили?

– Да, вам всем, – ответил я, все молча стояли и внимательно слушали нашу с Валей беседу.

– А где покупали?

– Валь, ну где-где… В магазине, недалеко от дома.

– Из центра торт… Это отлично. Дорогой, наверное. Я люблю все такое. Поэтому и МЧ центрового нашла. Я сама из пригорода, у меня двое детей. И меня взял новый центровой МЧ. Я познакомилась с МЧ сразу после того, как губы накачала.

П**да в прямом смысле, – подумал я. Да, девушка с маленьким ртом мечтала о больших деньгах, но в маленький «кошелек» помещаются только «маленькие деньги». Если вы понимаете, о чем я… Как эта сельская гордится, что ее имеет какой-то мужик. Ура! Ура! Меня имеет центровой мужик, несмотря (или смотря, мало ли что кому нравится) на то, что из моей вагины вылезло двое существ от предыдущего «иметеля». Аж тошнить стало.

В кабинет зашло знакомое мне лицо. Милая с виду женщина.

– Солнце, дорогая, чего опоздала? Иди знакомиться и кушать тортик, – наигранным голосом сказала Пипец в цветочек. А вот Суслик-долгожитель почему-то молчал.

– Здравствуйте, я Алина, – подошла она ко мне и протянула свою милую, ухоженную руку.

– Очень приятно. Александр.

– Солнце, а где ты была?

– В аптеке. Жизнь, она такая… аптечная, больная, – ответила Алина.

Хм… Аптека? Нет… Я вспомнил ее. Я видел ее в магазине, где недавно торт покупал. Она сидела там за столиком, уминала пирожные, разговаривала по телефону и громко смеялась.

– Я попробую торт. Не каждый же день сладкое нам, бюджетникам, удается поесть. Не часто это все, – сказала Алина.

– Ага, не часто, всего-навсего каждые тридцать минут, – пошутил я.

Лицо Алины «посерьезнело». Она взяла меня за руку и сказала:

– Саша, а давайте мы с вами тарелок из соседнего кабинета принесем. Чтобы интеллигентно поесть.

– Ммм… Давайте…

Я и Алина вышли из кабинета, и тут она мне:

– Ох, я понимаю, что ты, наверное, видел меня в магазине сладостей сегодня.

– Да.

– Если хочешь тут работать, то мой тебе совет – прибедняйся, не говори, что у тебя все отлично. Говори, что у тебя все ничего, плохо, а еще лучше – очень плохо, то есть херово. Плюс не спорь с ними. Эльвира считает, что есть только две точки зрения в мире. Ее точка и точка на рынке ее мужа.

– Как это? Это идиотство.

– Принято у нас так. Завистливые все. Загнобят тебя за твое отличное настроение или что-то еще.

– Я все равно не понимаю. Лучше же, когда у человека все нормально, хорошо. Тогда и работаться будет лучше, веселее, продуктивней.

– Где ты брюки купил?

– При чем тут брюки?

– Где?

– В магазине.

– Ремонт в твоем доме сделан?

– Да, но при чем здесь это?

– Так, сейчас мы вернемся в кабинет с посудой, и я задам тебе эти же вопросы. Ответь то же, что и мне. А там все сам увидишь и услышишь.

Мы вернулись к нашим «коллежечкам».

– Саш, а скажите, у вас такие замечательные брюки. Дорого стоят? На рынке брали? – спросила Алина.

– Дорого, но они того стоят. А насчет рынка… Я на рынки никогда не хожу. Ну за исключением… там… сухофрукты купить.

– Вы что, у нас слишком богатенький? По магазинам расхаживать, – взъелась Пипец в цветочек.

– А что здесь такого. Это нормально. Мне не нравится рыночная публика.

– Какой же вы чувствительный у нас! А мы, знаете, не князья, и на рынок сходить можем, – злобно сказала Валя. Теперь она была не рыжеволоской для меня, а рыжеп**доской. Коза!

– Сходить, как на песочек или тротуар? – врезал ей словесно я.

– Хорошо живете! Не экономите! Бешеные деньги тратите. А задницу свою поднять и дальше центра пройтись не пробовали? Может, в девяностые ваши родители воровали? Ведь вы у нас к магазинам привыкшие. А не все могут себе такое позволить. Мы вещи только на рынке раньше покупали, и то раз в три года. Бывало такое. А вы ножки марать не хотите о рыночный асфальт, – продолжила Пипец в цветочек. А вот Суслик по-прежнему молчал.

– Стоп, вы, конечно, извините, но я не понимаю, чего вы возмущаетесь. Вот вы (обратился я к Пипцу)… у вас очень дорогая сумка. Да, она базарная. Но стоит около полторы тысячи. Где же логика? Денежку немалую потратить на сумку можете, в кофеечке себе не отказываете, но жалуетесь на бешеные цены на тот же кофе. А на рынках иногда цены-то повыше, а товар говно-говнище. Где же ваш рационализм?

– А ты, солнышко, денег моих не считай! Просто выставил себя богом, по рынкам не ходящим. Нас унизил! Может, у тебя фобия? Боязнь рынка? Так надо лечиться! Иди лечись!

– А я пойду. Вот только не лечиться. А от вас подальше! А вы идите на… на рынок.

На этих моих словах в кабинет зашли два мента и два врача. Я подумал, что у меня глюк.

– Евгений Борисович Власов здесь работает?

Все кивнули на Суслика. Суслик в это время стал нервно суетиться, схватил стул и начал запихивать его в свою коморку. В эту секунду подбежали врачи или санитары, ХЗ кем они там были… Взяли Сусляху под белы руки, как говорится. Один из ментов сказал:

– Евгений Борисович, вы обвиняетесь в преступлении против свободы личности.

Суслика-долгожителя вывели.

Наши бабцы кинулись на второго мента и стали донимать его, в чем дело. Тому под натиском «общественности», в частности под натиском уродства и неприятного запаха изо рта Пипца в цветочек, пришлось ответить. Оказалось, что Суслик две недели держал в комнате свою мать привязанной к стулу. Все это время он ее никуда не выпускал, особо не кормил, зато рассказывал ей различные истории из жизни и энциклопедические факты. Ему нужен слушатель. Один покорный слушатель.

Хм… Теперь понятно, почему, когда пришли бабцы, он замолк. Интересная разновидность шизы (или чего там) у Суслика-долгожителя. Между прочим, одержимые люди, психи, как правило, живут очень долго. Им есть ради чего жить. И это «чего» они выдумывают себе сами. Так что и вы сами себя стимулируйте к жизни. Не кисните. Нужно у всех и у всего всему учиться. Пригодится.

– Эти две недели Евгений был в отпуске. Наверное, ему не с кем было поговорить. К тому же он всегда ведет беседу только с одним человеком. В компании он замыкается, – печально сказала Алина.

Ну и существа… А я еще был рад, что меня на работу приняли сразу, без лишних допросов-расспросов. Сейчас я расстроен… Возможно, меня взяли на работу по причине того, что у меня есть некие дефективные признаки? У них же все в соцслужбе такие, кроме Алины, конечно. Наверное, я такой же, как Суслик… Не хочу себя сравнивать с Валей или с Пипцом в цветочек. Я такой же. Иначе как объяснить то, что меня приняли на работу. Вы можете себе представить Сергея Соседова в группе «Казаки»? По характеристикам тела, не взглядам на жизнь. Я – нет. А вот мой директор смог меня представить в этом коллективе. Нужно задуматься мне. Дождался директора, забрал документы и ушел оттуда навсегда.

Вышел на улицу, прошелся несколько кварталов. Не мог успокоиться от полученных впечатлений. Я понял, что в этой организации все привыкли преуменьшать. Не только имена. Жизнь свою преуменьшают. Жуткие люди, которым нравится одновременно чувствовать себя и нищими и богатыми, и щедрыми и экономными. А может, у них нет никаких чувств вообще? Вот они во все сразу и играют. Но одно я усек: в этом обществе сказать, что ты был на море, а не на базаре, ходил в парк или в кафе, а не в аптеку, искал новые впечатления, новые вещи в дом, а не искал подработку, радовался, а не плакал весь день и резал вены – постыдно, будто ты убил кого-то. Впрочем, да. Убил. Убил завистью, вызванной твоим мелким бытовым счастьем. В таком обществе вместо слов «я ходил в супермаркет» нужно говорить «был на могилке или в больнице, вещи в комиссионку сдавал, так как на мели». Права была Алина. Скажешь честно, что у тебя все хорошо и ты ел пирожные – сглазят и проклянут. Хотел бы я сказать этим женщинам «FREEгідність» свою распустите наконец-то. Я всего-навсего честно ответил на вопрос, где я покупаю брюки. И такое началось…

Помните, в детстве, играя, мы говорили на выдуманном нами английском, французском, в общем, на всех языках мира. Это было, примерно, так… ес, аю ту хэф уи.... Говорили, что попало, любой набор букв, главное, чтобы звуки были похожи на услышанные где-то фразы из зарубежных песен. И не менее важное – акцент. Тогда мы несли чушь, но понимали друг друга. Или же делали вид, что понимали, дабы не казаться глупыми. Почувствовать себя тогда глупым, необразованным и непонятливым – было дико страшно и стыдно, при том, что общались на выдуманных нами же английско-французских языках. Жаль, что то время прошло. Сейчас мы так же играем, в ту же словесную игру, только проблема в том, что наш язык не выдуман. А значит, он реален. Выдуманность – главная составляющая игры – сама по себе отбрасывается. А отбросив одно, отбрасывают и все остальное, то есть понимать и слушать друг друга становится уже совсем не обязательно. Ну их всех! Люди – как борщ: кто-то мясо, кто-то овощ.

Решил присесть на лавочке в одном из дворов, подумать о жизни, о том, нафига я работу менял. Потому что своих мотивов, причин по изменению своей жизни я не помнил. Подумать не удалось, на соседнюю лавочку уселись две симпатичные громкоговорящие школьницы.

– Продублируй еще раз, – сказала одна.

– Я звонила три раза. Два раза трубку не взял, на третий скинул, что уже идет.

– Уже идет минут двадцать. Из квартиры он выйти не может. Диарея? Видишь, а ты всего пачку платочков взяла. Деньги хоть есть с собой? Сейчас выйдет, два метра пройдем, он побежит в кусты, а ты по магазинам за туалетной бумагой… Ха… Не, ну долго ждем. Мы уже загулялись тут с тобой одни. Что он может так долго дома делать, если не диарея?

– Та не, это он закрывает свой хрущевский пентхаус на тридцать замков.

Хм… прикольные девчонки. Такой сарказм. Это я люблю. Прям, как Рита. Красиво одеты. Понятно, что на свидание пришли. На таких каблуках. Высоченные каблучища. Но ножка классно в них смотрится. Не зря старались. Парням такое нравится. Правда, у Риты ножки намного красивее, чем у этих двух.

– О, идут! Он с другом! Не один! Быстро-быстро-быстро!

Девчонки хаотично стали срывать с себя туфли. Из сумочек достали кеды. Боже, они сменку с собой носят. Идиотизм, каблуки сексуальнее. Переобулись в кеды, каблы запихнули в сумочки. Сели ровненько, молчат и улыбаются. К ним подошли два парня. Два неформала. Я тоже таким когда-то был.

– Че, че названивали? Сказал же, что идем. Вот я пришел. С Ваней!

– Леня, привет! Ваня, привет! – жеманно ответили девчонки.

– Я опоздал, потому что я устал, я три часа ходил на каблуках. Ноги болят… Отвечаю вашими же фразами-оправдалками! Разве не вы всегда отвечаете мне подобным образом? Опоздал, значит, так надо.

Девчонки молча улыбались в ответ. Эй, куда весь сарказм пропал? Так же неинтересно. Они неживыми стали. Ну, говорите то, что говорили до этого…

– Слышь, Вань, я бы сел в тюрьму только ради того, чтобы мне там татуху набили. А то предки не разрешают. Самому деньги откладывать на это «не хо».

– Лень, смотри, какая маленькая п**да несет на себе такую большую х**ню, – сказал Ваня, рассматривая карту памяти телефона.

– Сейчас с девчонками пойдем по парку гулять, – сказал Леня.

Девчонки молча кивнули. В глазах любовь. Очаровали всех Ваня с Леней. Гулять пойти по парку… Я в свои пятнадцать в кафе своих девок водил. В парк неприлично, не солидно. Об этом я уже в свои десять лет знал. Погулять по парку – это как по грибы, по воду и по хлеб сходить. Несерьезно. Но девушки были счастливы. Не люблю я таких девушек. Делают все, чтобы угодить. А значит – врут. Стопроцентных совпадений в мировоззрении и вкусах не бывает. Когда с тобой не спорят, а поддакивают… Такое впечатление, будто проститутку нанял и она за деньги на все согласна. Свое мнение привлекает. Это особенность. Потому что проститутку в любой момент заказать можно, а вот заказать мозг, чувства, ощущения, полемику нельзя. Я люблю, когда у людей есть свое мнение. У таких людей, как Рита. Конкретнее, просто Риту люблю. Она как засадит фразу… Крутое чувство. Чувство, что ты общаешься с человеком, а не с трупом. Хотя… многим нравятся трупы. Думаю, вам тоже нравятся. И не говорите, что не смотрели фильм «Тепло наших тел», не говорите, что не сопереживали. Ладно… Только эта вся компания собралась уходить, как подбежала какая-то девчонка, схватила Леню за руку и заорала:

– Мне твои выбрыки боком вылезут!

– Та хоть раком! – ответил гордо Леня.

– Ты вообще понимаешь, кому ты это сейчас сказал? Ты с девушкой разговариваешь! С сестрой своей! Матюкается он… П**ду на бороде отрастил и возбухает, – схватила она Леню и потащила за собой.

«П**да на бороде». У Лени действительно была вертикальная линия на подбородке. Я сразу заметил ее, как только он подошел. Ладно, пусть мОлодежь, переживает за Леню, а я пойду к своему отцу. Прощения просить.

Пришел в ресторан. Как же я соскучился по всем этим заевшимся (во всех смыслах этого слова) людям! Стал возле барной стойки. Ко мне подошла молодая девушка. Лет двадцати. И спросила:

– Извините, мне нужен Shal Fey.

– Хм… Сейчас будет. Присаживайтесь.

Я подумал, что девушка приняла меня за официанта. Моя одежда от официантской не очень-то отличалась. Черные брюки, белая рубашка. Решил пойти на кухню, сказать повару, чтобы тот сделал этот шалфей. Я не знаю, что это. Все ради клиента. Буду грехи свои замаливать перед отцом. Поиграю в официанта сам. Зашел на кухню:

– Эй, сделайте шалфей! Привет всем!

– Рады, что вернулся, Сань! Отец по тебе скучает. Шалфей – это трава такая. Лечебная вроде. На кой тебе? – ответила мне кухня.

– Не мне. Посетительнице. Так у нас есть шалфей? – спросил я.

– Есть. Отец твой чего-то эту траву закупает. И что с ним делать?

– Ай, ну киньте в чай, в воду, в пойло какое-нибудь. Хочет девушка шалфей. Организуйте.

Вышел довольным из кухни. Я по ним соскучился. По всем. По отцу. Рад был услышать, что отец по мне скучает. Вернулся к девушке:

– Сейчас будет. Подождите минутку.

– Конечно, – ответила она, посмотрела в сторону и прокричала: – Shal Fey, люблюнчик, а я тебя жду!

Я развернулся и увидел отца:

– Папа, а ты… – я не успел договорить.

– Папа твой, Александр, выздоровеет, не волнуйся, я позаботился, а ты подменишь его в нашем ресторане.

– Привет, лучик, – он подошел к этой девушке, приобнял и поцеловал. – Извини, я с мальчонкой договорю. Сын моего знакомого. У него отец заболел. Я объясню по работе. А ты иди в машинку, лучик. Ключики возьми.

Потискав девчонку, отец ее к своей машине погнал и обратился ко мне:

– Че ты палишь меня, старик?! Я еще молод. А тебе вон сколько лет. Это моя новая девушка. Она младше тебя. Так что не строй мне конкуренцию!

– Папа – ты Шалфей?

– Сань, ну ник у меня такой в инете, английскими буквами. Помнишь, я же говорил тебе, что причащался, каялся, книжечки специальные читал, все дела. Оттуда и ник.

– А где предыдущая девушка?

– Ну… знаешь, все в мире меняется. Я с этим не согласен. Я считаю, что меняться должно все, кроме возраста моих герлфренд. Должно быть постоянство, стабильность. Та, старая, стала стареть. Ей сейчас двадцать четыре. Кстати, с днем рождения. Подарок на полке у меня в кабинете. Зайдешь заберешь. На тебе ключ от кабинета. Вернемся к моей старой. Когда мы познакомились, ей было двадцать. Новой тоже двадцать сейчас. Логику сечешь? Все, я ушел. Молодец, что вернулся. Побухай сегодня, оторвись. Девушка есть?

– Я люблю одну девушку…

– Хорошо, что не две. Две – затратно. Молодец, люби. Я тоже пойду любить. И на людях женского пола я тебе не папа! Мальчик, ясно тебе?

– Ясно, Шалфей, – рассмеялся я.

– Короче, завтра в восемь утра уже на работе. Неделю будешь полы в ресторане мыть. Наказание за то, что уходил. Зарплату за мытье пола получать не будешь. Все на счет уборщицы пойдет. Принесешь радость нашей уборщице и вынесешь мусор из ресторана и своей башки. Надеюсь. Чтобы больше не уходил.

– Не буду!

– Закругляемся, пока. Меня ждут.

– Иди уже… Шалфей.

– Подарок в моем кабинете. И я скучал по тебе. Рад, что вернулся, – возможно, впервые так душевно произнес эти слова папа.

Я зашел в кабинет, на полке лежала маленькая коробочка, в которой были диски с мультфильмом «Возвращение блудного попугая». Знал, что я вернусь. Хороший подарок. Стыдливый. На дне коробочки лежали ключи от машины и записка:

«На тебе машину, не ходи, как лох. А то люди будут думать, что у твоего бати на тазик для сына денег нет. Не позорить меня! Ясно?»

Тазик… Папа новых слов набрался. Машина = тазик. В теме папа. Я провинился, так что на машину даже смотреть не хочу. Заслужу ее, поработаю хорошенько в ресторане, тогда и сяду за руль. А сейчас нужно идти делать праздник для себя и Комара.

Глава 11

По дороге домой решил ненадолго остановиться возле дома Риты. Усталый от дурацких людей и мыслей, с пакетами из магазина, рассматривал ее окна и окна подъезда. Но как назло, не на радость, на зло, я же не в очень-то приглядном виде был, вышла Рита из подъезда:

– Здравствуй, ежик!

– Привет, – ответил я, опустив голову и уставившись в асфальт. Не хотел, чтобы она видела мое замученное, как мне казалось, лицо.

– А я увидела, что ты под домом моим шастаешь… Спустилась. В общем, скоро, то есть завтра, День Победы, 9 мая. Так вот тебе медаль, – сказала Рита и достала из кармана своего кардигана маленького немного сплющенного зайчика. Его действительно можно было бы прикрепить булавкой на пальто, типа шинели.

– Медаль за идиотизм, тебе, ежик. На серое полупальто свое повесишь ее. Награждаю тебя за то, что ты прошлый раз от меня сбежал и больше не приходил.

Я забрал у Риты зайца, стал его крутить-вертеть. Зачем? Не знаю. Нервничал очень.

– Блин, да капец, да как же это понимать?? – понес я эту чушь.

– Ну… как… Нормально понимать, – растерянно ответила Рита.

Не такой моей реакции она ожидала. Да, и сам от себя такого не ожидал. Я никогда не говорю в обычной, лишенной стрессов и нервов жизни слов «блин» и «капец». Ах… Дальше я крепко сжал зайчушку в руке, развернулся и реактивным шагом пошел к себе домой. Рита прокричала мне вслед: «Да ты хрюшка!»