Офис «ПиЗа»

– Мне страшно после этого с тобой разговаривать. Что там у тебя еще лежит?

– Меня больше другой вопрос интересует. Ты так старался с этим пазлом, конфетами…

– Шоколадкой, Комар.

– Ладно, шоколадкой. Не пожмотничал. Столько вложил в эту Риту. В хорошем смысле слова «вложил». Плохой смысл этого слова адресуется Вере. В нее ты по-другому вложил.

– Че ты там похихикиваешь?

– А че ты на Рите не женился? С ней бы не был таким поганцем. И вообще, зачем в двадцать лет жениться…

– Грин-карта. Америка.

– Да… Вот… Я отличный психолог. Видишь, ты уже мебель перестал тягать, просто стоишь и злишься. О чашках и телефонах передумал?

– Даже бриться не буду! Накрыло меня с тобой что-то. Иди давай за стол! И сиди там. Все. Я спать пойду. Не мешай мне, Комар!

– Гнусная прекрасность, не я тебя будил!

– Иди спать, Комар.

– Угу. За чай спасибо. Я оценил. Приятно. Вы прекрасны, Александр. Периодически прекрасны.

Хм… Странная ночь и утро. Нахлынули эмоции. Родители, жизнь, работа… Навкалывался я в Америке. Тут точно месяц отдохну еще. Сбережений хватит. И чего я мебель стал переставлять? Не интерьер человека красит. Можно «Шерлока» посмотреть и в этом убедиться. Да… Да. И прожить в одиночестве, если только «антисанитарийный» доктор по жизни не встретится. Гениальным нужно быть, чтобы себя только любить. Снова стало грустно. Пусто стало. Нахлынуло… Лучше жить в одиночестве, но в чистоте. В чистом одиночестве. Нужно все поменять. Начать с телефона… Комар ушел к себе. Тишина такая противная…

– Ну и спи там, зануда! Пожалуйста! Сколько хочешь спи! – неожиданно для себя громко выкрикнул я.

– Сань, не шизей! Успокойся. Ты получил эмоцию, благодаря которой скоро разбогатеешь, как Пальчевский.

– Ты не хочешь меня выслушать… Я тебе о Пальчевском ничего не говорю. Ты темы переводишь. Я о себе хочу поговорить, а не о Пальчевском.

– Экзальтирован ты слишком. Не, богатым не будешь. Точно, эмоция одной из девок досталась.

– Не буду тебя слушать. Пойду снова мебелью займусь. И чаем надышись. Я чашки вечером поменяю! В магазин пойду. Менять что-то в жизни надо.

– Менять-менять, как телефон, да? Разбогатеешь, значит. Пальчевский ты!

Я обиделся на Комара за то, что он не воспринимал мои чувства. Те чувства, которые не воспринимал даже я сам. Я хотел непонятно чего. Я переставил всю мебель, перебрал свои чемоданы, выбросил не актуальные, как мне показалось, вещи. Брюки, кофты, всякие другие не солидные шмотки. Вытащил сим-карту, разобрал телефон. То, что не разбиралось, разбил топором. И стал спускать кусочки телефона в унитаз. Зачем я разбил айфон и спустил его в унитаз? Может, в глубине души, в глубине сознания, в глубине «бессознания» я представлял айфон пресованными мертвыми рыбками, которые должны найти свой покой, свое пристанище на дне канализации. Все по форме, все как надо. Церемония. В унитаз спустить. Не знаю, как объяснить свой поступок. Хорошо, что кроме Комара никто этого не видел. Лучше бы и Комар не видел…

– Сам хотел, чтобы я укусил Пальчевского. На тебе! Вечером пойдем тратиться. Пойдем новый айфон или смартфон покупать, – довольно сказал Комар и ушел. Да-да, медленно, не спеша, лапко-ножками пошел к себе, за стол, хихикая.

Глава 5

Ближе к вечеру я с Комаром отправился в магазин сотовой связи. Долго мылился, стоя над телефонами. Комар в свою очередь долго мылил меня, стоя над моей душой. Комар гундел: «Выбирай быстрее, быстрее, меня сейчас кондиционером просквозит». Я запереживал за Комара. Вдруг действительно просквозит? И что я буду делать? Как его лечить? «Амизоны», «амброксолы» нам, двуножным крупным существам, не всегда помогают, а тут… крохотный носатик. Я испугался, что Комар потеряет голос, и я останусь наедине со своим голосом. Придется беседовать с самим собой. Этого я не хотел. Я же себя отлично знаю. Скучная, непонятно чего хотящая личность. Поэтому я купил две карты пополнения счета и «быренько» вышел из магазина.

– Не просквозило тебя? Если было холодно, то чего ты не закутался в мои волосеи?

– Переживаешь за меня, паскудник! Приятно, спасибо. Почему-то твой запал к изменению жизни, изменению себя куда-то исчез. Телефон не купил. Как ты будешь жить без телефона? Телефон – это устройство для связи с ненужными, противными тебе людьми, но посредством этих людей ты можешь добиться нужных и очень даже не противных успехов. Иди купи телефон! И зачем тебе карты пополнения счета, если того, что можно ими пополнять, у тебя нет. Телефона нет.

– Не хочу, видимо, мое адекватное, правильное жлобство победило расточительность Пальчевского. Кисло все. Не сказочный ты, не magic is in the air. А я не Пальчевский. Я никогда не буду богат.

– Только о богатстве и думаешь… Насчет сказочности и волшебства. Жизнь – это не сказка. И слава Богу. Сказка – предсказуема. Жизнь – это добро, зло и что-то еще. Все вперемешку. Однозначных побед нет. Такая себе групповушка. Не знаю, что с тобой будет дальше. Никто не знает. Ночью же ты «расфилосовствовался». Кстати, ты и не должен стать Пальчевским. Тебе должна была передаться лишь одна его эмоция, которая движет им всю жизнь. Лишь одно чувство. А во всем остальном ты – Саня, такой же бородатый мальчик.

– Втирать ты умеешь. Был бы человеком, работал бы какой-нибудь «бабушкой Таней, которая поможет только крещеным в бизнесе и любви». Так обычно пишут в подобных объявлениях.

– Я бы помогал всем, а не только крещеным. Зачем себя денежки от некрещеных лишать. Денежка крещеных и некрещеных одинакова. Не стоит ею брезговать.

– Бизнесмен. Может, это ты у нас Пальчевским стал? Философствующий бизнесмен.

– Купи телефон. Подключись к «групповушной» жизни! Хочешь не хочешь, а нужно общаться или изображать общение, терпеть эту всю социальную фигню.

– Ничего я не хочу, Комар. Давай просто в парке посидим?

– Я что, девка тебе какая? Дешевая девка, чтобы в парке со мной сидеть? Ты видишь на мне бижутерию за «тридцать» гривен из ТВ-магазина, видишь эти псевдобриллиантовые «фантазійні коштовні камінці, які виблискують своєю чарівністю на сонці й бавлять очі чоловіків»?

– Больше ты телевизор смотреть не будешь! Не включу.

– И не надо. Тебя не было, я у других ТВ смотрел. Я свободен, где хочу, там и смотрю. У кого хочу и с кем хочу. Не буду в парке с тобой сидеть. Непривыкший я к такому, к такому посредственному времяпрепровождению. Пойду на витрины магазинов посмотрю. Дизайн джинсов подберу себе на будущее, на счастливое будущее, где я рассекаю в джинсах по улицам города. Без тебя. Не хочу, чтобы твои джинсы создавали конкуренцию моим. Когда у меня будут джинсы, ты будешь носить брюки, потому что я эгоист и эстет. Все, улетел гулять. А ты думай, как завтра на работу устроиться, чтобы иметь возможность пригласить меня в самый дорогой ресторан города, напоить меня самым догорим мелиссовым чаем и пошить мне шикарные джинсы. Вернись в магазин, купи телефон, потом присмотри в соседнем магазине себе брюки. Черные желательно. Я завидую твоим синим джинсам. Вгоняешь меня в печаль.

– Комар, ты хуже моей Веры. Разведусь с тобой.

– Сиди один в своем парке, троглодит! Еще одно указание тебе: по дороге домой зайди в магазин, купи гречневой каши и молока.

– Зачем?

– Сделаешь гречневую кашу с молоком для меня. Без сахара. И не сильно молоком крупинки гречки заливай. Я сяду на крупинку гречки, а ножки в молоко опущу. Ванночку для ножек сделаю. Надо же следить за собой. А то ты приехал – и я о себе позабыл. Только твоими проблемами живу. Так я вскоре могу в чудовище запущенное превратиться. Ножки огрубеют.

– Ужас, будто снова женился. Иди уже, привереда! Куплю.

В парке на лавочке я просидел до 22.00. Думал о том, зачем я женился и смогу ли жениться снова. Вера – жеманна (по-простому, выделывается много), вспыльчива (гребаная истеричка). Вспыльчивость – от слова пыль. Вера, будто слепой маленький демон, ребенок-«омен», который, зная свое пакостливое предназначение, сидит в песочнице и сыплет-сыплет-сыплет себе и всем песочную пыль в глаза. Для чего? Чтобы самому ощутить боль в своих глазах и получить от этого наслаждение. Почувствовать, что глаза якобы живы, якобы зрячи. Остальных засыпает, так как хочет лишить их того, чего сам никогда не имел. И получить от этого двойное-тройное наслаждение и удовлетворение.

Вера в скандалах ощущает силу матюков, радуется, что ее оскорбительные слова становятся с каждым разом все громче, весомей и полноценней, а я, услышав их, уменьшаюсь и теряюсь, исчезаю. Исчезаю, как мотылек-однодневка, ведь я только мальчик-односкандальчик. На второй скандал меня не хватает… Ненавижу, когда она красит ногти, вонь эту ацетонную. Ее баночки со всякой косметической гадостью выбешивают меня. Вечно падают, когда я тянусь за чем-либо. Я понимаю, что это женские вещи, делающие девушек и женщин красивыми. Из-за всех этих вещей мы, парни, мужчины, и обращаем на противоположный пол внимание. Накрашенные ногтики, «свежее» личико от пудры или тонального крема, длинные реснички – все это, по идее, должно у меня вызывать восторг, умиление. Но в Вере меня это раздражает.

А если я женюсь повторно… Что будет? Если я женюсь на ухоженной красавице, то недовольством от ее нормального, прекрасного стремления к красоте я испорчу ей жизнь. Меня это все будет раздражать. Если я женюсь на уродине неухоженной… На такой я не женюсь. В общем, моя женитьба на Вере – это не жизненный опыт, а антижизненный эксперимент. Опыт – это всегда хорошо, а вот эксперимент – тут уж как получится. У меня не получилось. Страшно представить, что в будущем милые женские штучки, привычки, шалости, глупости, капризы, обиды будут вызывать у меня отвращение. От брака – я получил «бракованное» восприятие женщин.

После парка я стал бродить по улицам. Зачем? Не знаю. Нехорошие мысли прям-таки оккупировали мой мозг. Даже гуляние по центру города не отвлекало. Я некрасив, немного «грязн» (давно не мылся, а дезодоранты «врут», 72 часа не защищают) и одинок, а центр города многолюден, красив и чист. Глядя на эту красоту и чистоту, отвлекаешься от себя. Рассматривая «свежесделанный» парк, отреставрированные дома, не обращаешь внимания на свои грязные туфли и свое не менее грязное щуплое тельце.

Хорошо, что Комар улетел. На моем фоне даже он выглядит мощно. Хиловат я. Но если перебраться из центра города в более дальние районы, то там… Остается концентрироваться на себе, ведь окружающий мир пугает больше, чем мое нелепое отражение в зеркале и запахи, которые я выпускаю в атмосферу. Нужно менять что-то в себе. Стоило бы для начала купить телефон. Затем побриться. Куда бы ты ни шел, с тобой всегда одно существо будет рядом, это существо в тебе. Нет, не Комар. Ты сам. Ты внешний и ты внутренний. И лишь тебе решать, совпадать этим «двум» или нет.

Нужно работу искать… Интересно, что сейчас делает мама? Может ее найти? Но я не медведь Умка, чтобы маму искать. Накрывает меня снова, к вечеру. Ходил-бродил, «вештався» и незаметно для себя запихнулся в ресторан. Папин ресторан.

Это был точно папин ресторан. Потому что папа, наверное, единственная в городе человеческая субстанция из плоти и крови, жутко любящая эклектику. Стены, шторы, стулья, столы в ресторане были в графском, дворцовом стиле. Английский дворец, скажем так. Но! Одно мощнейшее «но»: на столах лежали скатерти в виде газет, на них стояли граненые стаканы, советская посуда, вилки «дедовские». В меню все та же «бабушкина» кухня. Да, той самой бабушки, которая желала мне «гореть в аду», изрыгала: «Да поглотит теня агония!» и всякие разные, но в тоже время одинаковые в своей разности проклятия.

Признаться честно, готовила моя милая Сатана вкусно. Все зло мира прикидывается добреньким поначалу. Как и бабка моя с «адской» готовкой своей. Когда она готовила, то проклинала всю пищу и всех едоков. Удивительно, что никто от ее пищи не травился. Да и настроение не портилось. Может, все-таки моя бабка не Сатана, а простая среднестатистическая шизуха. Ладно… Папка-то чего такой ресторан открыл, чего с таким дизайном, спросите? Ненавидел он людей. Его любимая фраза «из грязи в князи», поэтому и обстановку такую в ресторане сделал. Вроде как заходите к нам, «графья», все для вас, интерьерчик, но, глядя на сервировку и меню, не забывайте, кто вы, что вы и откуда. Папа всегда тихо, в душе насмехался над посетителями своего заведения. Жрут дебилы, радуются, хоть сено им поставь, лишь бы стульчик и обои были гламурными, модными. Нелюбовь к людям – это семейное. НЕ скажу, что это плохо…

Просидел я долго с чашкой травяного чая, просидел практически до самого закрытия. В глубине души, почему-то, хотел встретить отца. Не встретил, но, выходя на улицу, увидел какую-то потасовку. Дрались два мужика. И… о чудо! Один из них мой отец. Узнал его сразу. Такой же бородатый мальчик, как и я. Пожилой бородатый мальчик. Да и одёжа наша схожа. Драка… Не думая, я кинулся и стал лупасить «оппонента» отца. Видимо, испугавшись, что отец не один, подкрепление пришло, мужик сбежал.

– А… Спасибо, конечно, парень. В порядке?

– Привет, пап.

– Саня?!

– Да, пап, – бросился с «обниманиями» я на отца. Это было непонятно для меня. Эти чувства были не свойственны мне. Папа тоже меня обнял. Он молчал. Прервал молчание я.

– Пап, ты извини, что я уехал. И извини, что я приехал, но ничего об этом тебе не сказал. Вот тебе карта пополнения счета. Не знаю, может, у тебя другая связь, но… Звони, коль че.

Отец был в шоке. Я тоже, поэтому развернулся и убежал.

23.45 – меня стало тошнить в парке. Потом вырвало. Ничего плохого за целый день я не ел, но желудок болел ужасно. Внутри меня всего колотило, зажимало, было трудно дышать. Я испугался смерти, я испугался жизни. Судорога свела желудок. Ноги онемели. Жаль, что не онемел мозг, мысли суетились внутри. Подумал – зачем меня родили? Ни одного момента счастья я вспомнить не мог, ни одного из своей жизни. Вспомнил только синие кроссовки с мигалками, которые мне подарили на семь лет. На следующий день я в них и навернулся, сломал себе ногу, сломал собачку, живую собачку, точнее ее лапку своим падением. И среди собак есть отмороженные. Могла бы и отбежать, а то… до сих пор свою вину чувствую. Короче говоря, ощущал я счастье за двадцать три года только один день. Впрочем, лучше бы и такого счастья не ощущал, лучше бы не было их у меня, кроссовок с мигалками.

По дороге домой в подавленном состоянии я зашел в магазин, чтобы купить гречки и молока для Комара. Сделать маленькое счастье для маленького существа. Надеюсь, что гречкой он свои ножко-лапки не поранит и молоком их не обожжет. Мало ли что. Я не знаком с понятием «счастье» и как оно делается. Для себя взял то же, что берет себе Пальчевский. Бананы, воду, йогурт.

00.30 – пришел домой и стал готовить кашу для Комара. Я жутко боялся, что он на меня обидится за то, что я пришел поздно. Боялся, что он не будет со мной разговаривать. Пусть порадуется каше, ведь он такой маленький, хлипкий, хоть и очень напыщенный. А если заболеет или умрет, как я буду жить с тем, что не выполнил его просьбу о каше с молоком?

Меня снова начало колбасить. Я уже не сомневался, что мне что-то передалось от Пальчевского. Раньше в депрессию и «в нервы» меня могли вогнать только отсутствие презервативов при наличии красивой девушки и наличие их при отсутствии любой особи женского пола до тридцати лет. Я съел банан и выпил воды. Боль в животе и мысли малость стали утихать. После этого я кинулся в ванную бриться. Перед сном залез в круглосуточный интернет-магазин. Заказал новый пиджак и часы. Самое главное – заказал айфон. Вдруг папа позвонит? Я ведь номер телефона не менял. Что-то должно оставаться неизменным.

Глава 6

Как ни странно, утром мне уже все из магазина привезли. Этому я был очень удивлен. Комар еще спал. Сделанная мною каша для него стояла в холодильнике. Позже позвонил отец, сказал, что был счастлив видеть меня таким, таким «вчерашним». Таким Александром, таким «победителем», потому что я заступился за него, полез в драку. Папа сказал, что был тронут «счетом» для него, пригласил вечером в ресторан.

Перед встречей с отцом я решил зайти в парикмахерскую. В нормальную парикмахерскую, не в те, так называемые салоны красоты, где стригут руко- и косоглазые парикмахерши скособоченными ножницами, которые по сто раз падают на грязный пол, а затем эта дура, эта «стилистичка» подымает их с пола, не вытирает, не отряхивает и снова стрижет тебя. Потом берется за расческу… У расчески такой вид, будто ею пользовался замызганный персидский кот-мазохист. Кот, мечтавший стать газонокосильщиком, но не стал из-за отсутствия ручонок, да и вообще он кот. Коты не могут быть газонокосильщиками. Так вот, кот, который вместо того, чтобы травушку вырывать-подстригать, вырвал свои волосеи и похоронил их навечно в этой расческе. Да, так выглядят расчески в некоторых парикмахерских.

Эта баба-парикмахер берет расческу и начинает расчесывать тебя не от линии роста волос, а от переносицы. По лбу расческой так и чешет… Было с вами такое? Нет? А хотите? Если хотите, зайдите в дешевый салон.

В общем, я пошел не в такую парикмахерскую. Я пошел в более-менее приличную. Там с меня содрали сто гривен за стрижку и половину моих волос. Переносицу, лоб и брови не расчесывали, не били зубцами расчески. НЕ зря сто гривен запорол. Я уже стал заходить в свой двор, и тут меня окликнул знакомый голос:

– Здравствуй, надутый ежик! Есть хочешь?

Это была Рита. Она стояла и улыбалась.

– Хочу, – ответил я, хотя есть не хотел.

– Тогда пойдем ко мне домой. Я сырники сделала.

Я молча пошел за Ритой. Она тоже молчала. Зайдя в ее квартиру, я почувствовал себя мусорным котенком. Почему мусорным? Вам жаль мусорных, помоечных котят? Нет? Значит, вы сволочь и скотина. А многим жаль. Многие их подбирают, тащат домой и кормят-кормят-кормят… Заботятся. Хотелось бы мне, чтобы и Рита относилась к числу «многих» и оставила меня в своей квартире навсегда. Не хотелось бы, чтобы она меня выгнала. Тут так чисто, уютно и вкусно пахнет.

– Спасибо, – сказала Рита.

– За что?

– Вижу, что тебе нравится мой дом. Спасибо. Делала почти все сама. А если не сама, то за свои деньги. Я сейчас на трех работах.

И тут мне стало стыдно. Знал, что Рита небогата, семья ее небогата. А она из «малоденежья» сотворила дома уютный, чистый и яркий достаток в интерьере. Эх я, мудила безработный… Дома срач советский. Хоть и убирал, но все равно срач. И все равно советский. Правда, я купил для старого дивана новые подушки, яркие со стразами. Хотел «оживить» диван. Но это тоже самое, что делать искусственное дыхание искусственному человеку, манекену. Результат твоих действий незаметен.

– Ого, не устаешь от работ? – отвлекся я от своих дурацких рассуждений и задал тупейший вопрос. Естественно, устает. Все люди устают от любой работы.

– Иди есть сырники, надутый ежик!

– Почему надутый?

– Ты редко улыбаешься. А стригла тебя твоя знакомая парикмахерша? Если да, то она тебя любит. Так изуродовать может только любящая женщина.

Я улыбнулся и стал нервно запихиваться сырниками. Рита молчала. Меня это стало выводить. Неужели ей неинтересно, как я жил в Америке?! Спросить у нее, как жила она здесь… Нет, я на такое не решался. Что это я? Сам спрашивать буду?! Первый?! Никогда. Я сожрал все сырники и, чтобы как-то подколоть Риту, сказал следующую глупость:

– Спасибо, очень вкусно. Хоть я и женатый мужчина, но таких сырников никогда не ел.

Сейчас начнется скандал, увидел я по лицу Риты. И есть вероятность, что по лицу получу сейчас я.

– Ага. Женатый.

– Да, я такой. У меня в Америке дом, собаки. Полная чаша.

И зачем я вру? Зачем???

– Дерьма у тебя полная чаша.

– Не надо завидовать. И вообще, ты ничего не знаешь обо мне.

– Надутый ежик, я не спрашивала, как ты жил в Америке (ты, наверное, хотел услышать от меня этот вопрос), потому что я все знаю. В курсе, что ты горбатился на стройке целыми днями для того, чтобы Веру обеспечивать. Но это нормально, когда муж содержит жену. Правда, ты в «обеспечивание» вкладываешь иной смысл. Ты хочешь, обеспечив Веру, обеспечить себя от ее присутствия. Секунду, и я процитирую тебя.

Рита пошла в комнату и вернулась с какой-то бумажкой.

– Итак, цитата: «Ты, жаба, должна выглядеть нормально, выглядеть привлекательно для других мужиков, чтобы тебя содержал какой-нибудь другой лох. Я уже не могу и не хочу находиться рядом с тобой. Меня даже бесплатный «брачный» секс с тобой уже не радует. Первый раз ты накачала силиконом свои губы – на это ушла одна моя зарплата, потом сделала сиськи. Я был рад. Не для себя старался, не я ими пользоваться хотел. Никакими частями тела твоими я пользоваться не хотел. С радостью все твое добро сдал бы в пожизненную аренду другому. Думал, наконец, подцепишь дядьку какого. Но ты умудрилась на вечеринке расквасить себе нос, когда обмазывала стриптизера маслом, а затем пыталась эротично ползать по его телу. В итоге навернулась со сцены. Коза! Еще одна моя зарплата ушла на нос. Плюс я оплачиваю твои курсы медсестер. И зачем я поперся в Америку. Зачем? Ты, Вер, понятно, зачем! Насмотрелась реалити-шоу, где из алкоголичек и бл**ей леди делают. Это как раз по твоей части, реалити твое еще продолжится и затянется лет на двести как минимум. До леди тебе еще ого-го, как депутатам до выполнения своих предвыборных обещаний.

За время нашего «брака» сходили мы с тобой лишь на одну культурную программу. В театр на «Танец маленьких лебедей», или как там оно. Я сидел, на сцену не смотрел, смотрел на тебя и мечтал увидеть тебя на сцене в спектакле «Танец маленьких les Blyadej». Подруг позвала бы, и все – деньги бы рубила, от меня отвяла бы. Все, я уезжаю, оставляю тебе две тысячи долларов. Найди мужика, прошу».

Рита свернула бумажечку и сказала:

– Вот такая вот твоя чаша, ежик!

Я был в шоке. Рита действительно процитировала меня, но как это…

– Откуда? Откуда это все?

– Не ты один за бугор уехал. Наша одноклассница Даша тоже уехала туда работать. После окончания универа.

– Что за бред, Рит? Какая Даша? Не было у нас никогда такой одноклассницы.

– Была и есть Даша, ежик. Не помнится ли тебе, как ты уезжал от Веры на месяц в тур по Европе?

– Как???

– Дослушай. И зашел ты в одном европейском городишке в одно европейское своеобразное заведение. Заведение, где можно накричать на девушку, высказать ей все то, что хотел бы высказать своей жене или подруге. Тема следующая: заходишь в комнату, там сидит девушка, ярко накрашена, в парике, и ты ее матом по полной программе. Высказываешь ей в лицо все. Ее задача, ее работа – слушать тебя. Твоя задача – орать, материть ее, только не бить, естественно. Так вот девушкой этой была Даша. Помнишь, ты ее в школе Чмырихой обзывал? Она тебя узнала. И сразу после сеанса побежала все записывать. Затем друзьям и недругам твою пламенную речь разослала в соцсетях. Вот и у меня распечаточка есть. Так что не выеживайся: «женат-женат». Разведешься скоро. Тем более, вижу, что я тебе нравлюсь.

– Нет, никогда! Мы разные. Ты злая. У меня другая философия жизни.

– Какие слова, ежик. Философия. Книги сектантские читаешь?

– Ух…

– Не злись, ты ко мне привыкнешь.

– Какая ты… Я в шоке. А чего эта Чмыриха, то есть Даша эта, за границу поперлась?

– На тебе еще чая и сырник, ежик. Я расскажу.

Как ни странно, но я послушался, сел и стал хомячить сырник.

– Даша сначала была няней в одной европейской семье. Потом ее стала выводить сильнейшая экономия воды. Моют гору тарелок в одной воде, в одном растворе. Воду дозируют. Когда моются – та же ситуация. Муж и жена используют ванну… В общем, сначала моется жена, вылезает из ванны, воду не спускает, а за ней в этой же воде моется муж. Или наоборот. Короче, такая обстановка стала Дашу угнетать. Ей платили нормально, но все же недостаточно. Проституткой становиться не хотела, но денег хотела много. Вот и устроилась в заведение, где клиент может орать, оскорблять девушку. Конечно, психологически это очень тяжело. Но с другой стороны, не пошла бы она туда работать, мы бы все завидовали тебе. А так…

– А так… У меня все отлично. И это был не я.

– Ага, не ты. Ты еще, когда материл Дашу, Чмыриху в твоей интерпретации, несколько раз называл свое имя и фамилию, плюс вспоминал прекрасные школьные годы, наш город… Таких совпадений не бывает.

– Даша – Чмыриха. Не зря я ее так называл.

– Зря. Не называл бы так. Все бы осталось в тайне. Сочувствие к тебе победило бы сплетни.

– Бла-бла-бла. Перед свиньями бисер не мечут.

Хотел сказать я что-то умное, но в голову пришла только эта фраза. К чему, не знаю.

– Мечут, если кому-то нужны именно свиньи, то мечут. Ну что, хрюшка, я рада тебя видеть. Приходи еще.

– Теперь я хрюшка! Никогда. Я женатый мужчина. Вот так.