скачать книгу бесплатно
– Я сынок, когда-то начинал тут службу, в дивизии его высокопревосходительства генерала Флейшера. С началом германской, дивизию отвели на границу с Восточной Пруссией, а город заняли австрийцы с немцами, ну а когда ушли и они, хозяевами стали поляки. Так что на этих складах, амуниция считай трех армий.
Когда ротный переоделся во все новое, Осмачко поцокал языком, – ну прямо ахвицер. Так и хочется шлепнуть.
– Я тебе шлепну, – затянув портупею с наганом, одел на голову ротный суконный шлем,– спасибо, отец (кивнул Сазонычу) и оба вышли за территорию складов.
– Ну, ты дуй в роту, – приказал Осмачке Ковалев, а я немного погляжу город. Интересно, что брали.
Бывшая столица Великого княжества Литовского впечатляла. До этого Александр, кроме уездного Черикова бывал только в Могилеве. Европейского стиля дома, мощеные булыжником улицы, роскошные дворцы и многочисленные костелы с кирхами, смотрелись помпезно и величаво. Встречались немногочисленные прохожие, настороженные и угрюмые.
Одна из улиц выходила к городскому рынку, откуда доносился неясный шум, комроты направился туда. Широкое пространство было запружено народом, слышался польский, литовский и еврейский говор. На лотках и рогожах, расстеленных на брусчатке, продавалось всевозможные товары. Здесь имелись мануфактура, скобяные изделия, одежда с обувью, всевозможные продукты и даже граммофоны с пластинками. Рассчитывались за них польскими злотыми с немецкими марками, русскими «керенками», а то и посредством обмена.
Рассекая толпу, прошагал красноармейский патруль с винтовками на плечах и примкнутыми штыками. У Александра в бумажнике имелось жалование за три месяца, подошел к табачной лавке.
– Цо пан прагне? – спросил еврей с пейсами
– Две пачки вот этих папирос, – ткнул пальцем в приглянувшуюся коробку.
– Проше, – вручил торгаш покупку
Ковалев расплатился купюрой с двуглавым орлом, чиркнув спичкой закурил и, сказав «дженькуе», пошел дальше. К часу дня он вернулся в роту, где бойцы, орудуя ложками, наворачивали из котелков пшенку с лярдом*, запивая чаем, – присоединился.
После обеда всех собрали в холодном большом зале, где комиссар выступил с лекцией о текущем моменте. Для начала он рассказал об обстановке на фронтах: высадившие в Заполярье англичане наступали на Мурманск, в Сибири красные части вели тяжелые бои с Колчаком, на юге, Добровольческая армия Деникина штурмовала Царицын, молодая республика Советов, была в огненном кольце.
– А теперь о белополяках, – обвел взглядом красноармейцев. – К нам имеется множество обращений от еврейского и белорусского населения Виленского уезда, о притеснении их поляками, грабежах, насилиях и убийствах.
Более того! (повысил голос), есть сведения о создании режимом Пилсудского* концентрационных лагерей для захваченных в плен бойцов Красной армии. Где их морят голодом, избивают и расстреливают без суда и следствия. Присутствующие возмущенно загудели, а кто-то громко крикнул, – к ногтю белых гадов!
– Тише товарищи! – поднял руку в перчатке Френкель. – Мы должны еще больше сплотиться и дать достойный отпор всей этой своре! Но проявляя политическую бдительность и дисциплину»
На этом политинформация закончилась, роты вернулись в казармы…
– Огонь! – кричал ротный, передергивая затвор и выбирая цель. Потом плавно нажимал курок, в наступающей цепи кто-нибудь падал.
Стоя по колено в талой воде, бойцы из окопов вели огонь по наступающим «жовнежам»*, впереди на кочках, переваливался броневик. Ротный пулемет умолк, первый номер, матерясь, возился с заклинившим затвором.
Части Красной Армии отступали перед превосходящими силами противника, получившими семидесятитысячное подкрепление, во главе с генералом Юзефом Халлером* переброшенное из Франции.
Полевая брустверы свинцом, бронемашина скатилась в мелкую, с песчаным дном речку перед обороной красных, двигатель взревев, зачихал синими выхлопами и заглох. Через минуту в «Уайт»* впечатался снаряд, завалив набок.
В набегавшую пехоту из окопов полетели гранаты, ожил ротный пулемет, ее остатки, пригибаясь, побежали назад. Все стихло.
Рядом захлюпала вода, – командир, еще одну атаку не выдержим, – прохрипел над ухом Рубан. – У хлопцев по одной – две обойме.
– Хреново,– отложив винтовку, вытер со лба пот ротный. – Посылай в тыл подносчиков.
– Слухаюсь (захлюпало снова).
Кругом наступила тишина, в просветлевшем небе запел жаворонок, умирать не хотелось. Бойцы задымили махоркой, кто-то тоскливо ругнулся, остальные молчали.
– А у нас на Кубани сады цветут,– мечтательно сказал молодой боец, заряжая обойму.
– Не трави душу, – буркнул второй, постарше, наблюдая за полем впереди, – щас опять пойдут, наведут нам решку.
Спустя час вернулись подносчики с двумя зелеными ящиками, один вручил ротному бумажку. Тот, развернув, прочел, «сниматься с позиции, отходить на вторую линию обороны» и подпись батальонного.
Чуть позже, оставив окопы, и закопав на опушке убитых, рота понуро шла по разбитой лесной дороге, в сторону востока.
После были бои под Борисовом и Полоцком, в которых полегли Осмачко с многими бойцами. Ковалева, пули с шашками уланов, пока миловали. А вот под Бобруйском он едва не погиб. Командование поручило в тылу поляков подорвать железнодорожный мост, по которому к фронту подвозилась живая сила и боеприпасы.
Ротный, взяв с собой отделение бойцов, ящик тола и бикфордов шнур, скрытно пробрался к объекту, заминировал его и поднял на воздух. Группу засекли, началось преследование. Отстреливались до последнего патрона, а затем, орудуя штыками, пошли на прорыв. И все бы полегли, кабы не красноармейский эскадрон, случайно оказавшийся в том месте. За это операцию командир дивизии объявил Ковалеву и оставшимся в живых бойцам благодарность.
Между тем, наступление польских войск в Белоруссии продолжалось, в июле они заняли Молодечно и Слуцк. Командующий советским Западным фронтом был снят с должности, на его место назначили нового. Однако существенных подкреплений красные части не получили, все резервы командование направляло на южное направление где Добровольческая армия Деникина наступала на Москву.
В начале августа, после шестичасового боя, «пилсудчики» захватили Минск, а в конце, несмотря на упорное сопротивление Красной Армии, ими был взят Бобруйск.
Спустя два месяца советские войска предприняли контратаку на город, однако та закончилась поражением. После этого боевые действия затихли – стороны заключили перемирие.
Глава 2. Курсы красных командиров
«Параграф 1. Открыть ускоренные курсы по подготовке командного состава рабоче-крестьянской красной армии в следующих местах: Петроград, Ораниенбаум, Москва, Тверь и Казань».
(Из приказа Народного Комиссариата по военным делам от 14 февраля 1918 года)
Теперь линия Западного фронта проходила по Западной Двине и Березине, где командование РККА стало накапливать резервы для нового наступления.
Одним таким днем Ковалева вызвали в штаб полка вместе с командиром пулеметной команды Роговым. До революции он служил на Балтике, на эсминце «Новик», откуда в составе десанта, ушел в Красную армию. Был крепок, коренаст, летом и зимой носил черный бушлат, а на голове, с муаровой лентой бескозырку.
– Зачем это нас, а Саш? – поинтересовался, шагая рядом с Ковалевым.
– Меньше знаешь, лучше спишь, – пробурчал тот.
– И то правда.
Штаб размещался в небольшом флигеле затрапезного городка, у входа прогуливался часовой, у коновязи под седлом, стояли три лошади.
– К кому? – поправил на плече винтовку.
– Вызвал начштаба.
Поднялись на крыльцо, вошли, доложились адъютанту.
– Обождите, – показал тот на лавку у стены и скрылся за дверью.
Через минуту вернулся,– проходите.
За широким канцелярским столом, на котором лежала развернутая карта, по телефону ругался худой, с седым ежиком человек, в коверкотовой гимнастерке.
– А я тебе сказал проверить и доложить! – в сердцах брякнул на футляр трубку.
– Садитесь, товарищи, – кивнул на стулья. – Значит так (обвел набрякшими глазами) Из Реввоенсовета, за подписью товарища Троцкого, в штаб армии поступила телеграмма – откомандировать в Москву на военные курсы двух достойных командиров. Выбор пал на вас.
– Это почему? – переглянулись оба.
– Нужны молодые и энергичные.
– А если..? – открыл было рот Ковалев
– Никаких если! (повысил начштаба голос). Получите в канцелярии мандат и аллюр три креста*. Больше не задерживаю. Козырнув, оба молча вышли.
В соседнем кабинете, где стучал «Ремингтон»*, лысый писарь достал из сейфы уже подготовленную бумагу, с подписью и печатью.
– Завтра в шесть утра в Невель идет обоз с ранеными, можете с ними подъехать, – протянул ротному.
– И на хрена мне эти курсы, – недовольно сказал Рогов, когда спустившись с крыльца, возвращались обратно.
– Я одни уже кончал, – в унисон ответил Ковалев. – Вроде пока хватало.
Среди бойцов ходили слухи, о готовящемся наступлении на поляков, оба хотели принять в нем участие и посчитаться.
На следующее утро, простившись с бойцами, откомандированные выехали с обозом. Он состоял из пяти упряжек с ранеными, которых сопровождали женщина – фельдшер и два пожилых красноармейца с карабинами.
Краскомам* нашлось место на задней телеге, усевшись, спустили вниз ноги. С ними были вещмешки с небогатыми харчами и личное оружие: у Ковалева наган в потертой кобуре, Рогов имел через плечо маузер в колодке.
Утро было холодным и туманным, вдали поднималось солнце.
Когда выехали за местечко и проселок кончился, по сторонам потянулись перелески, а затем густой еловый бор. Кони мерно переступали копытами по дороге, раненые молча лежали под шинелями, изредка слышалось, – но, пошла! где-то дробно стучал дятел. Чуть покачиваясь, оба задремали.
Очнулись от гулкого выстрела, криков и конского ржания впереди, там вертелись несколько всадников, всплескивали сабли.
Не сговариваясь, спрыгнули, выхватив оружие, рванули туда.
Один из конных, в конфедератке, рубил красноармейца (тот умело подставлял ствол), напарник валялся на песке, еще трое уланов делали то же с ранеными.
Справа дважды грохнул маузер – буланая под одним свалилась, ротный срезал второго из нагана. Оставшиеся гикая, понеслись назад, Ковалев, рванув карабин из рук убитого бойца, выбил из седла последнего.
– Польский разъезд, – тяжело дыша, подошел Рогов. – Просочились твари, – вщелкнул маузер в колодку.
Александр, передав карабин одному из раненых, вытащил из-под телеги бледную, дрожавшую фельдшерицу, – все хорошо сестричка. Девушка быстро пришла в себя и, расстегнув сумку, перевязала стонущему бойцу сабельную рану на предплечье. Еще двоим помощь не понадобилась.
Спустя час обоз вновь тронулся в дорогу, позади, у высокой разлапистой сосны, осталась свежая могила, за последней телегой шла в поводу, лошадь убитого улана.
На закате дня обоз прогромыхал по деревянному мосту через сонную реку, где матрос с ротным сообщили охранявшим его красноармейцам про польский разъезд. Решили остановиться на ночь в деревне на пригорке, состоявшей из двух десятков хат, крытых соломой.
– Подъехали к крайней, с журавлем колодца во дворе, огороженной жердями. Ковалев, спрыгнув с телеги, громко позвал,– хозяин!
Дверь хаты со скрипом отворилась, вышел пожилой мужик в солдатском ватнике и на протезе, проковылял к воротам.
– Разреши остановиться на ночь с ранеными, отец.
– Отчего же, заезжайте,– кивнул тот. – Только хата у меня маловата, размещайтесь в стодоле*. Там у меня и немного сена имеется, чтобы подстелить.
Телеги въехали во двор, остановились у низкого бревенчатого строения, раненые, помогая друг другу, стали выгружаться.
– Небогато у тебя, дядя, – обозрел Рогов запущенную усадьбу. – Где ногу потерял?
– Отшибло на германской, такая вот незадача, – тяжело вздохнул мужик.
– А вон там кто живет? – показал на соседнюю, под гонтом, хату с крытым двором.
– Мироед, – неприязненно блеснул глазами хозяин. – Отсиделся в тылу гад.
– Ну-ну, – поправил Рогов бескозырку и вразвалку пошагал к воротам.
Когда всех раненых уложили на расстеленное сено (хозяин принес лошадиную попону с драным тулупом) матрос появился в дверном проеме.
– Щас будет ужин, – подмигнул фельдшерице, поившей одного водой из кружки.
Спустя короткое время появился мордастый дядька с полной цибаркой* молока и чем-то завернутым в холстину, а за ним такая же баба, несущая парящий чугун бульбы*.
– Все нормально, командир, – перехватил взгляд ротного матрос. – По доброму, так сказать, согласию.
– Ясно, – ответил тот, – снаряжая барабан нагана.
– Ну, так мы пойдем? – насупился дядька, поставив ведро на давку и опустив рядом сверток.
– Идите,– тряхнул чубом матрос.
Накормив раненых, задули каганец и, отдав девушке тулуп, устроились рядом. Сквозь щелястую крышу в фиолетовом небе мигали звезды, где-то на другом конце деревни лаяла собака.
– Слышь, Ковалев, ты кем был на гражданке? – закинув руки за голову, – спросил Рогов.
– Готовился стать учителем.
– А я в Юзовке рубал уголь в шахте. Короче, темнота. Ты после войны кем хочешь стать? (повернулся набок).
– Буду учить детишек грамоте.
– А вот я снова подамся на флот. Уважаю дисциплину и всяческую механику.
– Ладно, давай спать – сказал ротный и закрыл глаза. Снилось ему Полесье и летящие в сини аисты.
На другой день, встав пораньше, напоили коней, а вышедшему проводить хозяину подарили трофейного коня, – владей, папаша.
– Ну, спасибо, хлопцы, – расчувствовался тот. – А то я как раз безлошадный.
– Да чего там, – махнул рукой Ковалев, выехали со двора, тронулись дальше. В полдень, изрядно натрясшись, въехали в Невель.
Это был небольшой город рядом с белесым озером, каменными и бревенчатыми домами, церковью, а также небольшим вокзалом. У высокого, в два этажа здания в центре, где находился госпиталь, командиры простились с ранеными, пожелав скорейшего выздоровления.
