Любимых не отпускают

Молодой папаша, известный гитарист, держал за руку мою звезду, рисовал автографы и давал интервью прямо под дверью палаты, в которой находилась новорожденная малышка.

Молодые родители не скрывали от прессы никаких подробностей. Он описывал, как встретил «любовь всей его жизни» и как счастлив, что кроме женщины у него теперь есть еще и ребенок. Она кивала, улыбалась и позволяла делать фото.

Красивая история и красивая пара.

Привыкший к показухе и постоянной лжи ради рейтингов, я не хотела верить собственным глазам и ушам. Что-то внутри сопротивлялось. Требовало подойти и забрать своё.

Но тем же вечером Катков подтвердил все детали этого романа и признался почему не сообщал о нем раньше. На мою беду объяснение прозвучало убедительно – он не хотел терять финансовую поддержку и источник хитов, которые неизменно выстреливали во всех чартах. Он охранял отношения Евы и ее гитариста от журналистов и от меня. И теперь готов понести за это наказание.

На этот раз мой внутренний голос смолчал. Я поверил в то, что Катков говорит правду. Поверил в гитариста. И окончательно отступил.

Я сам выбрал свою судьбу. И Ева точно так же имела права выбрать свою. Возможно быстрее, чем хотело мое эго. Но сожалеть о решениях было слишком поздно.

Так и не встретившись с Евой, я тогда уехал домой. Не дожидаясь самолета, отправился в Питер на машине. Отпустил всех сиделок. И долгие выходные позволял Ирме выносить мой мозг и играть на нервах все ее любимые этюды.

В те дни у меня не осталось ничего, и было плевать.

А сейчас…

Моя бывшая помощница, Арина Милославская пытается увести ребенка, но я останавливаю.

– Никто никуда не пойдет! – командую всем и на секунду поворачиваюсь к массовке. Затыкаю взглядом каждого.

– Мы не хотели портить репетицию, – испуганно блеет Милославская. – Ева всего на минуту вышла. А я недосмотрела и…

– Молчать, – специально, как для тупой, пальцами показываю жест «закрыть рот» и присаживаюсь рядом с малышкой.

– Здравствуйте. – Маленький ангел здоровается первой.

Я чувствую, как малышка боится. Вижу, как жмется к ногам Евы, но все же не отступает и не прячется. Держится рядом, как настоящий боец.

– Здравствуй, – голос резко садится. – Кто ты?

Поднимаю взгляд на Еву.

– Это Вика. Дочь.

Моя звезда не щадит. Рвет жилы по одной. Будто издевается.

– Твоя? – Звуки приходится сквозь силу выталкивать из глотки.

– Моя. – Никаких сказок о гитаристе. Никакого блефа. – Остальное не имеет значения, – бьет меня наотмашь до боли знакомой фразой и прижимает к себе малышку. Маленькую, не похожую ни на какого гитариста девочку.

С моими глазами.

С моим лбом.

С моей ямочкой на подбородке.

И такую же храбрую, как ее мама.

– Ева!

Пять лет назад я считал, что опустился на самое дно. Верил, что хуже уже не будет. А теперь отчетливо понимаю, что тогда… это была только разминка.

Глава 6. Семейная гавань

Леонас

Мертвую тишину в зале нарушает Шустов, исполнительный директор шоу.

– Что здесь происходит? – Он походит к нам с Евой и, выпучив глаза, пялится на малышку.

– Мне это тоже интересно. – Стараясь не замечать боль за грудиной, тихонько встаю.

– Ева… – Шустов осекается.

Его растерянный взгляд скользит от матери к дочери, от девочки – ко мне. И обратно.

– Это… – Исполнительный директор меняется в лице.

Сложно не догадаться, чья дочь перед нами. Не нужен никакой тест ДНК. Не нужны свидетели со свечками. Моя звезда умудрилась родить красивого ребенка, похожего одновременно на обоих родителей.

– Ева и Вика уже уходят, – говорю я за них двоих.

Как бы мне ни хотелось, сейчас не время определять уровень катастрофы. Публичный скандал никак не поможет ни мне, ни Еве, ни тем более девочке. А вот неприятности могут посыпаться сразу с нескольких сторон.

– Как же организационные вопросы?.. – Шустов отмирает. – Кроме конкурса у нас еще и концерты. Ева, ваш через два дня. Сольный. Вечером.

– Я думаю, мы тут в состоянии сформулировать все вопросы, – снова беру инициативу на себя. – А ваш секретарь, – поворачиваюсь к исполнительному, – вышлет их Еве электронной почтой.

Будто одного моего распоряжения ему мало, Шустов вопросительно смотрит на Еву.

К счастью, той хватает мудрости.

– Я согласна. – Она подхватывает девочку на руки. – Вышлите вопросы моему агенту. Мы все рассмотрим и решим.

– Но у нас совсем не осталось времени. – Шустов делает шаг вперед, словно собирается остановить Еву.

– Мы со всем справимся. – Перегораживаю ему путь. – А если не будем тратить время, то справимся гораздо быстрее.

Последнее предложение приходится произнести на тон громче. Делаю это специально, чтобы слышали все! А заодно усвоили, кто здесь главный и какие вопросы у нас в приоритете.

* * *

Рабочая обстановка почти не спасает от мыслей о прошлом. Вопросы черными воронами кружат в голове и травят душу. Почему? Когда? Кто?.. Десятки других. Но я хотя бы могу разговаривать, дышать и заниматься делами.

Со стороны все выглядит как обычный рабочий процесс. Одни специалисты разбираются со звуком. Другие – со светом. Третьи – утрясают оставшиеся технические вопросы. А члены жюри согласовывают общую стратегию поведения во время конкурсов.

Генеральная репетиция перед грандиозным спектаклем. Для многих первая в карьере и самая важная. Для меня… пытка длинной в сто восемьдесят пять минут.

Как только Шустов уходит из зала, я тоже сворачиваюсь. Чтобы не тратить время на прогулку под дождем, прошу шофера подать машину к черному входу. И убираюсь из зала.

– Сейчас в клуб? – Водитель Ирмы не первый раз катает меня по городу и уже, похоже, выучил все маршруты.

Дико хочется сказать: «Да». И вырубиться на своем жестком диване. Но я и так проспал целых пять лет.

* * *

Дом, как обычно, встречает громкими нервными криками. Мне не нужно прислушиваться, чтобы понять причину и узнать голос.

Кричит в этом доме лишь один человек. Причина тоже в одном – во мне.

– Ирма, я вернулся. – Бросаю пиджак на спинку ближайшего кресла и разминаю затекшие плечи.

Видимо, не услышав, жена продолжает орать. Сегодня ей не понравился суп, а свежая одежда, по ее мнению, пахнет «вонючей мимозой, не пармскими фиалками». Катастрофа вселенского масштаба, за которую нужно довести до слез всех работников.

– Хватит терроризировать прислугу! – Иду на голос. В гостиную.

Там все по нашей милой семейной традиции – Ирма на диване. При параде, в костюме и на шпильках. Будто не я, а она, решает все вопросы и сутками пропадает в клубах. А напротив – построенный в шеренгу персонал.

– Свободны! – киваю бледным женщинам и перепуганному пожилому повару.

– Я никого не отпускала! – истерично заявляет Ирма, но в комнате уже никого постороннего, лишь она и я.

– Моя секретарша задолбалась искать тебе горничных, поваров и сиделок. Не дом, а гребаная фабрика по переработке людского ресурса.

Беру стул и ставлю его напротив жены. У нас редко бывают простые разговоры. Однако сегодняшний, чувствую, будет одним из самых сложных.

– Единственный человек, которого здесь переработали и выбросили, это я! – холодно цедит Ирма.

– Я помню, дорогая. И кто во всем виноват. И кто последняя сволочь. Это очень сложно забыть.

Ищу на ее лице следы бессонной ночи или слез. Обычно после моих ночевок в клубе не нужно даже присматриваться. Сегодня что-то не так. Моя драгоценная супруга прекрасно провела ночь и не пролила ни одной слезинки по своему ублюдочному мужу.

– Если бы ты только знал, как меня достали твои походы налево и ночи с любовницами. – Ирма театрально вздыхает.

– Эту песню я тоже слышу регулярно. Ты не оригинальна.

– Даже не оправдываешься! – брезгливо фыркает жена.

– Мне не за что оправдываться. – Тот редкий случай, когда не лгу. – А вот тебе, кажется, пора.

– Не понимаю… – Ее передергивает. – О чем ты?

– Серьезно?

– Новая загадка от неверного мужа?

Ирма поднимает голову. Смотрит на меня своими слепыми глазами. Быстро моргает, словно морганием можно сделать то, что не смогли самые лучшие доктора. И пытается встать.

– Как давно ты знаешь Гришу Каткова? – задаю я свой первый вопрос. – Как давно в курсе, что у меня есть дочь? – прибиваю к сиденью дивана вторым.

Глава 7. Женщина без прошлого

Ева

Встреча с Рауде выбивает меня из колеи. Когда приезжаем с дочкой в номер отеля, который снял для нас Гриша, не хочется ни обедать, ни переодеваться, ни общаться с прессой.

Лишь ради Вики заставляю себя сесть за стол и съесть за компанию ароматный сырник с кислым смородиновым джемом.

– Из ресторана внизу. Только доставили. – Няня дочери с тревогой смотрит на мои мучения.

– Марина, остальное я доем потом. Аппетита что-то нет.

– Ты не приболела?

Марина со мной почти с самого рождения Вики. Она на двадцать лет старше, но мы уже давно на «ты».

– Я думала, что переболела, – выделяю голосом приставку «пере». – А оказалось… не до конца.

– Он?! – Глаза няни становятся круглыми.

Наверное, мои были такими же, когда увидела на сцене свое прошлое.

– Леонас Рауде. Новый председатель жюри вместо Фомина. На все семь дней, – выдаю на одном дыхании.

– Постой… – Марина садится рядом. – Он и ты… Вы виделись?

Не в силах ответить я киваю.

– Там, в концертном зале? – Ее лицо бледнеет.

Вновь киваю.

– А Вика… – Она поворачивается к моей перепачканной джемом сладкой девочке.

– Мы там дядю встретили. Красивого! Он сказал мне «здравствуй», – вместо меня отвечает Вика и улыбается так счастливо, словно поговорила с Дедом Морозом.

– Здравствуй? – ошарашено переспрашивает Марина.

– Ага! – кивает дочка. – Мама, а мы его еще увидим? – добивает нас она.

– Да уж… Наверное. – Няня прижимает ладонь к груди. – Твою ж… Где мой корвалол?

– Корвалол не поможет. – Закрыв глаза, я вспоминаю эту встречу.

Раньше я и не догадывалась, насколько дочка похожа на своего отца. Природа отдала Вике все самое лучшее, что есть у Леонаса. Его глаза, ресницы, губы и пробивной характер…

– Только не говори, что он понял.

– Марин, они как две капли… Даже хмурятся одинаково, – произношу с нервным смешком.

– Кошмар… Если информация дойдет до Григория… Если он выяснит, что Рауде уже… – Не договорив, Марина со стуком закрывает рот.

У нас нет тайн друг от друга. Няня в курсе главного условия в соглашении с Катковым – Рауде ничего не должен знать о Вике до окончания пятилетнего контракта. Для всех она дочка Савицкого, успешного гитариста и любимца публики.

В прошлом у меня не было выбора. Без агента молодой неопытной певице не светило никакого будущего. Максимум – работа в барах и подработка уборщицей, как когда-то. Если бы не беременность, я бы рискнула. Но с ребенком под сердцем пришлось быстро взрослеть и брать от жизни то, что она предлагает.

– Срок контракта заканчивается через месяц. – Я тру виски.

– Это много. Григорий точно пронюхает.

– Знаешь, я больше не боюсь его штрафов. – Поворачиваюсь к окну. – Питер, он такой… Один раз я уже была здесь в безвыходной ситуации. Из-за развода родителей и маминых долгов бросила учебу. Убедила Рауде дать мне шанс на сцене. А потом осталась на улице и ни с чем. Хуже не будет.

– Дай бог нам всем стойкости. – Марина подходит ко мне со спины и тепло обнимает. – А отцу нашей девочки – терпения и мудрости.

Отличное пожелание. Правильное! Только мне после него становится совсем хреново.

– Ты бы только знала, как я устала от этой стойкости… – Закрываю глаза.

Я запретила себе вспоминать тот жуткий день, когда охрана Лео выставила меня из продюсерского центра. Однако сегодня, после встречи, никакие запреты не работают.

Снова чувствую ту потерянность и боль. Вновь не могу понять, как любимый мужчина мог отдать меня чужому агенту и, не попрощавшись, будто вещь, выбросить из уютной жилой комнаты.

Тогда это вызвало шок. Я, как могла, упиралась. Пыталась вернуть чемоданы назад. Кричала, что хочу увидеть Лео. Вела себя как ненормальная. И даже планировала поехать в больницу, куда он с женой попали после аварии.

В моей простенькой картине мира было еще много веры в чувства и в людей. А после звонка домой все незаметно начало рушиться.

– Твоя мама так и не купила билеты в Питер? – Марина словно читает мои мысли.

– Нет, я по-прежнему плохая дочь.

– Сколько можно винить тебя в чужих грехах?

– Для нее я такая же дрянь, как любовница отца. Разлучница, которая хотела увести мужчину из семьи и поплатилась за свой эгоизм, – почти слово в слово повторяю мамину отповедь в тот роковой день.

Этот удар стал последним. Я стояла на улице. В одной руке сжимала ручку чемодана, а в другой – мобильный телефон. Одна моя часть рвалась к Лео. Другая – к маме. Но оба от меня отвернулись.

«Не ожидала я от тебя такого, дочка! Вначале отец ушел к своей молодой врачихе. Бросил меня с бабушкой на произвол судьбы в долгах как в шелках. А сейчас еще и ты решила пойти по стопам той дряни!» – в ответ на мою исповедь выпалила мама.

Поначалу я пыталась оправдаться. Рассказывала, что у Лео свободный брак, что они с Ирмой давно не живут вместе, и вообще это все только бизнес. Заливаясь слезами, я строчила одно сообщение за другим. О том что люблю ее. О том, что не хотела ни в какой шоу-бизнес. О том что дико хочу домой.

Я выла и писала. Не обращая внимания на любопытные взгляды посторонних. Не отвлекаясь на разговоры и звонки. На улице. В такси. В отеле, где остановилась на сутки. Но когда мама вернула на счет отправленные ей деньги… те самые, из-за которых я оставила вуз, пришло осознание.

Все зря.

Бесполезно.

Впустую.

Красивый мыльный пузырь из любви к мужчине, заботы родных и успеха лопнул.

В моей жизни не осталось никого, за кого можно было держаться. Ни семьи. Ни близких. Ни прошлого. Ни настоящего. Только будущее.

Отплакав, я сделала тест на беременность. А потом сразу же позвонила Грише. На мое счастье он не послал меня к черту и не потребовал никакого аборта. Мы договорились лишь об одном условии – скрыть ребенка от Рауде. И уже на следующий день вместе вылетели в Москву записывать первый сольный альбом и готовиться к туру.

– Когда уже твоя мама успокоится? – Марина гладит меня по голове точь-в-точь, как обычно гладит Вику. – Пять лет прошло, а внучка даже не знает, что такое «бабушка».

– У Вики есть ты и я. А мама… Она не хочет приезжать к внучке и не желает брать деньги. Это ее решения. Ей с ними жить.

Трогаю пальцем ресницы. Слез нет. Под глазами сухо, как в пустыне.

– Ох, – спохватывается Марина. – Заканчиваем траур! Я тут кое-что забыла. Звонил твой Павел. Его самолет уже приземлился, так что Павел скоро будет здесь.

Она суетливо убирает со стола грязную посуду, и уже через минуту раздается стук в дверь.

Глава 8. Личная жизнь

Ева

У меня нет никакого желания ни с кем встречаться. В том числе с Пашей. Но он уже здесь. Стоит у порога с огромным букетом цветов. Двухметровый блондин, красивый как фотомодель и улыбающийся, словно у нас праздник.

– Я с аэропорта сразу к тебе. – Паша передает букет Марине и тянет меня к себе. – Соскучился. Дико. – Пытается поцеловать в губы, но я ловко подставляю щеку.

– Мы сами только утром прилетели. А потом вместе с Викой катались в концертный зал. Ни минуты отдыха.

– Твоя красотка снова не захотела оставаться с няней? – Паша улыбается. Глаза при этом серьезные. Так всегда, когда дело касается Вики.

По странному стечению обстоятельств моя малышка не испугалась своего грозного отца. Она не пряталась от Рауде, не капризничала и даже разговаривала с ним. Паша и Гриша не могут о таком и мечтать. Рядом с ними мой ангел стабильно идет вразнос, и не ведется ни на какие игрушки.

– У меня впереди напряженная рабочая неделя. Пока есть время, хочу быть с дочкой каждую минуту.

– Мечтал бы я услышать такие слова о себе.

Паша оставляет чемодан у двери и проходит вглубь номера.

– Мне всегда приятно тебя видеть.

– «Приятно» не то слово, какое я надеюсь услышать.

Подойдя ко мне, Паша ведет подушечками пальцев по щекам. Едва касаясь, ласково, нежно, будто я кошка, которая в любой момент может выпустить когти или дать деру.

– Не торопи меня, пожалуйста. Мне было непросто привыкнуть рассчитывать лишь на себя и быть сильной.

Я уже не первый раз прошу Пашу притормозить. У нас слишком разные «весовые категории». Он свободен в делах и не обременен никакими обязательствами в личном. Полная противоположность молодой маме с сумасшедшим графиком, строгим агентом и невеселым прошлым.

Мне просто необходимо время, но, кажется, Паша не слышит. Как все началось два месяца назад после презентации моего клипа, так и летит… с каждой встречей все ближе к кровати.

– Ты уже скоро будешь свободна от жлоба Гриши. Осталось немного подождать, и я сделаю из тебя суперзвезду. Еще ярче, чем сейчас. Еще богаче и популярнее. – Паша целует в левый уголок губ. Затем в правый. – Хочу, чтобы моя певица была моей во всех смыслах.

– А сырников не хочешь? Со смородиновым джемом? – закусываю губу.

– Меняешь тему? – цокает Паша.

– У меня был трудный день.

– Я слышал, у вас там новый председатель жюри. – Теперь на губах нет и намека на улыбку. Алкоголика Фомина сменили на твоего первого продюсера, сатрапа и деспота Рауде.

– Сменили. Потому впереди еще более трудные дни.

– После сольного концерта у тебя будет один выходной… – Паша, как обычно, в курсе всех договоренностей и графиков. Настоящая акула шоу-бизнеса. – Давай я тебя украду. Поедем за город. Отдохнем от всех. Расслабимся.

– Вчетвером? И будем прятаться от журналистов, чтобы меня не обвинили в измене?

– Твой гитарист уже и не помнит о вашей легенде! У него сейчас каждый месяц новая любовь всей жизни. И никто ни от кого не скрывается. Все напоказ под вспышки фотокамер.

– Мужчинам такое прощают. С женщинами иначе. Ты сам это отлично знаешь.

Грустно улыбаюсь.

– Проклятие! Ева, почему ты такая упрямая? – Паша бросает на меня отчаянный взгляд. – Ну хочешь, я объявлю, что Вика моя? Журналисты любят всякие запутанные истории. Скажем, что тебя вынудили молчать. Спихнем все на Каткова!

Он так легко об этом говорит, будто ребенку и правда можно менять пап как перчатки.

– Нет. – Трясу головой. – Возможно, скоро в жизни Вики появится ее настоящий отец.

Я уже думала об этом раньше. Даже представляла встречу. Однако от сказанной вслух фразы все равно вздрагиваю.

– Только в жизни Вики? – играет желваками Паша.

На мое счастье он не спрашивает, кто у нас «настоящий отец». На этой главе в моей биографии словно штамп «Без разницы».

Наверное, нужно радоваться, и все же мне почему-то становится грустно. Впервые за много лет я подпустила к себе мужчину. Полного антипода Рауде. Прямого, практичного, не знающего ни одной ноты, но готового к любым отношениям.

Я разрешила ухаживать и увлеклась. А теперь по-женски глупо страдаю из-за того, что ему до барабана мое прошлое.

– Отец Вики женатый мужчина. Ни одна женщина на свете не способна подвинуть его жену.

Заставляю себя положить руки на Пашины плечи и поцеловать в губы. Никакого отторжения. Никакого пьянящего восторга. Все ровно и спокойно. Идеально.

– Как минимум, в кровати ты однажды пододвинула.

Паша кладет ладонь на мой затылок и не позволяет отстраниться.

– Это была короткая акция. Потом мне очень четко дали понять свое место. – Радуюсь, что хотя бы не приходится лгать.

– Он идиот. – Паша ведет большим пальцем по моим губам. С нажимом, словно стирает с них след от кого-то другого. – Но даже если передумает, я тебя не отдам. – Быстро целует. – Я тебя вообще никому не отдам!

С жаром проталкивает свой язык в мой рот и целует уже по-настоящему. Так, как до него меня целовал лишь один мужчина. В этой стране. В этом городе. В прошлой жизни.

Глава 9. Кровные узы

Ева

Этой ночью сплю беспокойно. Подсознание играет со мной, показывая фрагменты из прошлого, мечты и реальность.

Я вижу ту, молодую, Еву. Ей только исполнилось двадцать, и она не знает, как разорваться между микрофоном и колыбелькой, в которой лежит ее малышка.

С одной стороны ревет толпа, и кто-то гневно требует ее выхода на сцену. С другой – надрываясь, плачет ребенок, а из сосков тонкими ручейками течет молоко.

Спустя секунды все меняется. В зале больше никого нет. Крики сменяются веселым детским смехом. А вместо толпы рядом со мной мужчина.

Он играет на рояле колыбельную Моцарта. Красиво, как настоящий солист филармонии. Смешно угукает моей маленькой девочке и согревает нас обеих горящим взглядом.

Мне безумно хочется остаться в этом сне и никогда не просыпаться. В отчаянии я цепляюсь за обрывки сновидения. Прошу мужчину не отпускать меня. А проснувшись, представляю рояль и того, кого запрещала себе даже вспоминать.

Маленькая блажь слабой женщины. Но подсознание равнодушно к моим желаниям. Стоит уснуть, оно обрушивается новыми картинками и до болезненных спазмов скручивает все тело.

В этой третьей части сна я не вижу ни толпу, ни мужчину. В просторной белой палате лишь я и моя дочка. Стараясь не плакать, я держу ее на руках. Рассказываю, что мы со всем справимся и с надеждой смотрю на дверь.

Вроде бы ничего страшного и пугающего. Нас не зовут, не требуют и не ждут.

Однако от этой надежды мне в сто раз хуже. Я будто в одном шаге от предыдущего сна, вот-вот встречу Лео и перенесусь в комнату с роялем. Вновь стану беззаботной и любимой. Но проходит час… день, два. А мы все в той же палате, вместе смотрим на проклятую дверь, одинокие и никому не нужные.

После такой адской ночи я воскрешаю себя контрастным душем. Стиснув зубы, дрожу под ледяными струями, охаю и млею – под горячими. И снова, не давая расслабляться, включаю холодную.

Метод проверенный еще в университете. Тогда мне приходилось убирать чужие дома… в том числе дом Рауде, посещать занятия и участвовать в научной работе факультета.

В девятнадцать выдерживать такой темп было нетрудно. Сейчас, в двадцать четыре, я ощущаю себя древней старухой, на которую ничего не действует.

– Я тебе кофе заказала, – встречает после утренних процедур Марина.

– Мне бы сразу литр. И без молока.

Смотрю на себя в зеркало. Ничего общего с гламурной красоткой на обложках журналов. Невысокая, тощая. На голове гнездо какой-то блондинистой вороны. Под глазами синева. А щеки впали так сильно, что фанаты обязательно начнут трубить про всякие похудальные препараты.

– Через четыре часа торжественное открытие фестиваля, а по мне словно каток проехал. Три раза туда-сюда, – стону, мысленно проклиная свои сны и свой график.

– Да. Кофе здесь бессилен, – сочувственно тянет няня. – Если хочешь, Вика тебя сейчас быстренько загоняет и взбодрит.

Марина кивает в сторону спальни дочки и улыбается.

– А наша принцесса уже проснулась? – Она у меня ранняя пташка, но вчерашний перелет должен был вымотать и этого жаворонка.

– Несколько минут назад. Вика забегала к тебе. Ты как раз была в душе.

– Сейчас пойду к ней. – Несмотря на разбитость, за грудиной разливается тепло.

– Давай. Она как раз придумала новое желание.

– Вот так сразу после сна?

Последние две недели мы с дочкой играем в волшебников. Утром она рассказывает свои мечты, а я в течение дня стараюсь осуществить хоть что-то из длинного списка.

– Ей, похоже, что-то приснилось! – хмыкает Марина. – Только я не уверена, что тебе понравится, – странно темнит няня.

– Если она снова хочет со мной на работу… Нет! Больше никаких концертных залов и поездок по делам. – Вздрагиваю, вспоминая вчерашнюю встречу.

– Боюсь, все еще интереснее. – Марина оглядывается. – Она сказала, что хочет увидеть вчерашнего дядю… и что-то мне подсказывает, твой Павел здесь не при чем.

Хоть няня произносит это тихо, слова звучат в моей голове как гром среди ясного неба.

Я знаю – рано или поздно Леонас захочет узнать о малышке. Вчера он четко дал понять, что все понял. Но то, что моя девочка сама потянется к своему отцу…

* * *

Я стараюсь не думать о словах няни до конца завтрака. Вика, к счастью, тоже не говорит ни о каких желаниях.

Вместе с Мариной мы уговариваем ее сходить в зоопарк. Рассказываем о медведях и лисичках. А перед самым отъездом на фестиваль я обещаю малышке исполнить вчерашнюю мечту – привезти настоящую алую розу, как у ее любимой героини из сказки о красавице и чудовище.