скачать книгу бесплатно
– Оно и пяти тысяч не стоит, – сказал Иван Ухин. – С этих дармоедов попросту взять нечего. По-моему, так пусть лучше они долг отработают.
Последняя фраза прозвучала полувопросительно. Василиса Петровна задумалась.
– Вы имеете в виду Лесное озеро, Иван Степаныч?
Истопник кивнул. Лесным озером называлась красивая, болотистая лужа метрах в трёхстах от санатория. К ней вела узкая, извилистая тропинка. Василиса Петровна уже давно хотела расчистить озеро и проложить к нему дорогу. «Боровички» расширялись и требовали места. Но занятые нескончаемым сельским трудом и службой в санатории, верхнемакушкинцы не находили времени для новой работы. Кроме того, работа на Лесном озере – рытье дренажного канала и прокладка дороги в лесной чащобе – не казались легким трудом даже привыкшим ко всему селянам.
– Хорошо, – молодая женщина кивнула. – Значит так и решим.
– Я не могу работать физически! – голос толстяка Мишка вдруг стал звонким и капризным. – А, кроме того, вы не имеете права.
– А кто кабель спереть хотел?! – перебил не менее возмущенный Витька.
– Мы – безработные и нас вынудили к краже крайние обстоятельства, – с вызовом заявил Мишка.
– А вы – рабовладельцы, – поддержал друга длинный Ганс.
На замечания ночных воришек никто не обратил внимания. Их обыскали. Не сопротивлялся только Сашка. Впрочем, именно в его карманах ничего не нашли.
Витька протянул Василисе Петровне две какие-то «корочки» не совсем понятного содержания – толстяка и длинного.
– Теперь мы все про них знаем, – усмехнулся он.
Женщина, не взглянув на добычу, сунула ее в сумочку.
– Вы можете получить премию в кассе после обеда, – обратилась она к ночному сторожу. – А еще у меня к вам большая просьба, пожалуйста, проводите этих…
Взгляд Василисы Петровны споткнулся на лице Сашки.
– Рабов, – подсказал Витька.
– Работников, – быстро поправила не в меру ретивого сторожа хозяйка «Боровичков». – На место их будущей…
– Каторги, – хихикнули в толпе.
– Работы, – снова спокойно поправила молодая женщина. – Мы заключим договор и наши… – на лице Василисы все-таки блеснула и тут же исчезла тень улыбки, – … наши гости будут его равноправными участниками. Пусть они оценят объем своего труда, время работы и тогда мы сможем спокойно обо всем договориться.
Взгляд Василисы снова замер на Сашке. И Ивану Ухину снова показалось, что в ее ясных глазах еще раз промелькнуло что-то непривычное, чужое и сонливое.
– Кстати, вы можете сбежать, – уже обращаясь только к Сашке, сказала Василиса. – Потому что мы не знаем, в отличие от ваших друзей, кто вы. И я не думаю, что ваши друзья вас выдадут. Но тогда им придется отрабатывать ваш долг, либо отсиживать за него в тюрьме. Это все.
Пауза получилась довольно длинной, но напряжение, в конце концов, спало, и кое-кто из верхнемакушкинцев уже поглядывал по сторонам, словно там происходило что-то более интересное.
– А, ну, пошли, – рявкнул на «гостей» Витька. – Ауфштейн и хенде хох!
– Полицай, – Ганс презрительно плюнул под ноги Витьки.
– Это просто чудовищно! – снова возмутился толстый Мишка.
Пленники побрели по тенистой аллее в сторону леса. Сзади шел веселый Витька. Селяне стали расходиться по рабочим местам.
Василиса Петровна присела на лавочку и сунула в рот сигарету. Она молча смотрела вслед удаляющимся пленникам. Рядом стоял Иван Ухин. Спина неформального старосты верхнемакушкинцев хотя и не была напряжена, но все-таки находилась в, скажем так, несколько склоненном положении.
– Как вы думаете, Иван Степаныч, что это за люди? – спросила Василиса.
– Кто их знает… – неопределенно сказал Иван и незаметно (незаметно для самого себя) выпрямил спину. Потом он окинул взглядом верхушки сосен и более уверенно сказал: – Но на бандитов точно не похожи. Не те физиономии.
– А тот, высокий?
– Главарь? Этот посильнее всех будет, – Иван немного подумал и, вспомнив так и не состоявшуюся ночную схватку с главарем, сказал: – Добрый малый… Я его сначала побить хотел, а потом передумал.
– А почему вы считаете, что он добрый?
– Трудно сказать… Но им всем, наверное, и без нас досталось. Жизнь сейчас такая, понимаете?.. Ну, как колесо. В общем, крутись как хочешь и в любую сторону, а остановишься – упадешь на бок и пропадешь. А эти… – Иван кивнул в ту сторону, куда ушли подконвойные пленники. – …Эти никому не нужны оказались. Вообще не нужны. К примеру, если у тебя спичка на мокрый асфальт упала ведь проще другую из коробка достать, чем за мокрой нагибаться.
Василиса чуть заметно улыбнулась:
– А как же понятия добра и зла и заповедь «не укради»?
Иван вдруг вспомнил не такую уж давнюю ночную и тайную работу бригады верхнемакушкинцев, когда они перебирали только что привезенные для строительства доски. Бригадой руководил именно он. Перед глазами Ивана снова замелькали лучики фонариков, он снова услышал сдавленный и едва ли не злодейский шепот сельчан и – как вишенку на торте! – финал неожиданного визита кабана Эразма, когда он, Иван, разворачиваясь с длиннущими досками по шестиметровому радиусу, вступил в зону темных кустов…
– Я, конечно, человек не книжный, – медленно начал Иван. – И только три стихотворения наизусть знаю. Ну, еще с детства их запомнил… – он снова запрокинул голову к небу и медленно, торжественно прочитал:
…Так много новостей за двадцать лет
И в сфере звезд, и в облике планет.
На атомы Вселенная крошится,
Все связи рвутся, все в куски дробится,
Основы расшатались, и сейчас
Все стало относительно для нас.
Иван замолчал и вопросительно посмотрел на Василису. Та наморщила лоб, подумала и спросила:
– Кажется, это Джон Дон?..
– Правильно. А когда он родился?
– Ну, не помню… Возможно, в восемнадцатом веке. Хотя нет, в девятнадцатом.
– В шестнадцатом, – поправил Иван. – И если уж тогда для них многое стало относительным, что о нас сейчас скажешь? Вот я вам говорю, что жизнь сейчас такая, понимаете?..
– Да, понимаю, – благосклонно согласилась Василиса. – Жизнь сейчас именно такая.
В глазах молодой женщины снова – уже в который раз! – промелькнуло неведомое ни Ивану, ни кому бы то не было из селян странное сонное выражение. Но на этот раз оно быстро ушло и сразу же за ним, вспыхнуло совсем другое, прямо противоположенное первому и похожее на отражение в зрачках либо мрачного, ночного костра, либо восходящего и сияющего солнца.
«Да что же это с ней происходит-то?!.. – с новым, каким-то уж совсем запредельным удивлением, подумал Иван. – Словно долго-долго спала и наконец проснулась!..»
Работящая, добродушная и удивительно красивая Василиса никогда не доставляла проблем селянам. Она много работала сама, давала заработать другим и ее милая улыбка – черт бы все побрал! – вдохновляла людей если не на эпические подвиги, то уж точно на бытовой героизм. А что будет теперь?!..
«Замуж ей надо, – немного успокоившись, подумал Иван. – Срочно замуж!.. А там пусть муж с ее проблемами разбирается. А у меня что, своих дел нет?!..»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сашка Бобров никогда не был вором. Даже в детстве, когда юное, подрастающее поколение всегда готово поставить под вопрос принадлежность той или иной собственности – в классическом виде это частенько выглядит как похищение яблок из чужого сада – Сашка сторонился воровства. У мальчика был сильный, подвижный и веселый характер, начисто лишенный болезненного стремления к самоутверждению. Он никогда не избегал общения с ровесниками и одинаково дружил со всеми – и с сильными лидерами, и со слабыми членами мальчишеских группировок, оказавшимися на их задворках. Его независимый и веселый нрав, в сочетании с врожденной физической силой, дарили ему главное – свободу. Впрочем, сам Сашка никогда не задумывался о том, какой он. Его детство и юность были солнечными как майские погожие дни.
Городская окраина, где родился Сашка, была немножко похожа на деревню. Частные дома, из которых состоял прилепившийся к городу поселок, построили рабочие большого авиазавода сразу после войны. Этот огромный, полудеревенский мир, полный тайных мальчишеских троп и укромных местечек, был идеален для игры в «прятки» или «войну». Сразу за поселком, ограничивая его бурный рост, начинался крутобокий лог, а за ним колосилось пшеничное поле. Через желтое море пшеницы шла дорога к озеру. Этот мир был чуть другим, отличным от созданного людьми, но казался не менее удивительным и прекрасным.
Детство Сашки кончилось совершенно неожиданно после восьмого класса, когда жарким августовским вечером он пригласил в кино знакомую девчонку. Уединившись на последнем ряду в полупустом зале, они без конца целовались и совсем не смотрели в сторону экрана. Сашка целовался впервые в жизни. Он настолько осмелел, что даже попытался нашарить грудь девушки и это у него почти получилось. В конце концов, их веселая возня и шепот, прерываемый не менее веселыми вскриками, стали настолько громкими, что их попросили выйти из зала. Сашка и девушка продолжили поцелуи на улице и так увлеклись, что Сашка вернулся домой только около часа ночи.
Утром ему стало плохо… Сашка проснулся в четыре часа от чувства сильной жажды и не менее сильной, холодной тоски в груди. Он долго лежал в постели и рассматривал потолок. Наверное, в тот недобрый момент в его глазах можно было увидеть не только страдание, но и удивление. Как он не старался убедить себя в том, что сейчас все пройдет, ни жажда, ни тоска не уходили.
Сашка встал, прошлепал на кухню и выпил большую кружку теплой воды. Он чуть ли не полминуты стоял босыми ногами на приятно прохладном полу и прислушивался к тому, что происходит внутри него. Мир вокруг него словно сжимало в точку нечто огромное, серое, безликое и у этого доселе неведомого врага не было ни начала, ни конца. Пришло сильное ощущение страха…
«Сейчас я умру и меня больше никогда не будет, – подумал Сашка. – Никогда-никогда-никогда-никогда!..»
Он вдруг увидел это темное, не имеющее границ «никогда-никогда» оно хлынуло внутрь него, заполняя собой все мыслимое пространство. И в этой бесконечности почему-то уже не было места для самого Сашки.
Сашка разбудил маму… Его бил озноб и у него дрожал голос. Через полчаса, поняв всю бесперспективность попыток успокоить сына, мама вызвала «скорую помощь». Врач – симпатичная женщина лет тридцати пяти – чуть ли не силой уложила возбужденного и перепуганного приступом Сашку в постель. Она измерила давление и пульс, прощупала живот и внимательно расспрашивала долго ли он был вчера на солнце, не получал ли ударов по голове в драке и так далее. Наконец мама заплакала и потребовала, чтобы Сашка рассказал правду. Он рассказал все, даже то, что ходил в кино, короче говоря, все, кроме того, что был в кино не один.
Врач пробыла у него больше часа – было раннее утро и, очевидно, ее потенциальные больные еще мирно спали. Еще через пару часов мама потащила Сашку в поликлинику. Он сдал все возможные анализы и прошел рентген. Потом они посетили трех врачей – терапевта, невропатолога и эндокринолога – но даже заведующая терапевтически отделением, в кабинет которой мама втащила Сашку за руку чуть ли не силой, так и не смогла дать страдающей женщине какого-то вразумительного совета.
– Давайте подождем немного, – предложила она. – В конце концов, ваш мальчик физически совершенно здоров и возможно приступ был как-то связан с его быстрым физическим развитием…
Мама немного успокоилась, тем более что приступ у Сашки прошел без следа и еще там, в поликлинике, на приеме у первого по списку врача, она заметила его удивленный взгляд. Ее волнения по поводу здоровья сына просто никто не понимал.
Но приступ повторился. Через неделю Сашка снова пошел в кино с той же девушкой, а утром ему снова стало плохо. Мама вызвала «скорую» и к ее изумлению (впрочем, и радости) приехала та же женщина-врач. Она бегло осмотрела Сашку и коротко, как бы между делом спросила:
– Вчера в кино ходил?
Сашка кивнул.
– Опять на последнем ряду сидел?
Сашка недоумевающе заморгал глазами.
– И что?.. – переспросил он.
– Ничего, – молодая женщина чуть заметно улыбнулась. – Поворачивайся на живот. Уколов боишься?
– Нет…
– Зря. Если человеку делают уколы, значит у него есть проблемы. Хотя тебе пока еще рано волноваться.
Врач уехала довольно быстро, лишь только удостоверилась, что после укола Сашке стало лучше. Перед отъездом она немного поговорила с матерью. Женщины стояли за порогом комнаты, Сашка плохо слышал их разговор. Уже войдя в комнату, мама сказала, что врача зовут Елена Петровна.
– Она очень милая и очень умная женщина, – мама присела на кровать сына. – Кстати, Елена Петровна тут недалеко живет, на нашей улице, но за шоссе.
Шоссе делило район на «старую» и «новую» части. «Старая» преимущественно состояла из недорогих домов рабочих авиазавода. «Новая» часть начала возводиться позже, в хрущевские времена и среди ее застройщиков если и встречались сотрудники завода, то это были исключительно руководители довольно высокого звена. Мальчишки из «старухи» не любили «новоделов» и между ними не раз происходили жестокие «войны».
После укола Сашка быстро почувствовал состояние какой-то странной, еще неведомой ему эйфории и блаженная теплота во всем теле растворила в себе все неприятные ощущения. Впечатление было настолько сильным, что он невольно спросил себя, а разве так бывает, чтобы жестокий приступ непонятной болезни отступил так быстро?.. Точнее же этот неясный вопрос звучал так: а разве так можно?.. Что именно было «можно», почему это «можно» вдруг может оказаться запретным он не понимал. Словно в утреннем и светлом сне ему вдруг привиделись золотые райские ворота, одна створка приоткрылась и оттуда высунулось забавное личико ангела. Ангел хитро подмигнул ему, улыбнулся и исчез.
– Ну-у-у, – довольно протянула мама, рассматривая лицо сына. – Я гляжу, тебе совсем хорошо стало. Поваляйся в постели еще, безобразник. А я пока приготовлю завтрак.
В следующую субботу Сашка снова пошел в кино… А утром он проснулся от собственного крика. Сашка с силой прижимал руки к лицу и не понимал, что с ним происходит. Это был и страх на грани паники, и ощущение холодной, безразмерной бездны внутри, и совсем уж странное, но до омерзительности сильное, ощущение своей никчемности и нужности.
В комнату буквально ворвалась мама, а следом отец.
– Опять, опять!.. – растерянно повторяла мама. – Господи, что делать?!
– Что опять-то? – не понял отец.
Мама мельком взглянула на него, метнулась к окну и, не зная, что делать дальше, замерла.
– Да что происходит?! – возмутился отец.
Мама вздрогнула и оглянулась. В ее глазах не было ничего кроме страха, и она смотрела на мужа так, словно видела его впервые.
– А вдруг они теперь не успеют?! – тихо спросила она. – Или приедет не она?
– Кто они, кто она?.. Да объясни же все толком! – перешел на крик отец.
– Побудь с ним, – мама кивнула на Сашку и ринулась к двери спальни. – Я быстро!.. Я – за Еленой Петровной.
Буквально через полминуты с силой захлопнулась входная дверь на веранде.
Сашка снова закричал. Он понимал только одно – что он умирает. И даже более того, ему казалось, что он уже завис над бездной полной ужаса и мрака. Не зная, что делать, отец плеснул ему в лицо стакан воды.
– Сашка, перестань!.. Возьми себя в руки!
Наверное, в ту минуту отец испытывал такой же страх, как и сын.
– Мама где? – простонал Сашка.
– Скоро придет. Пошла за кем-то…
«За врачом, наверное», – догадался Сашка. Ему стало чуть-чуть легче, но холодная бездна внутри его никуда не ушла.
Отец сел рядом с Сашкой и взял руки сына в свои грубые ладони. Сашка еще ни разу в жизни не видел лицо отца таким растерянным, даже жалким, и в то же самое время таким ласковым.
Пришла запыхавшаяся, раскрасневшаяся мама с Еленой Петровной. В отличие от мамы у врача было спокойное и даже гордое лицо. Она тут же выставила из спальни родителей и открыла свой портфель.
– Плохо, да? – мельком, почти без выражения и как бы между прочим, спросила Елена Петровна.
Молодая женщина совсем не смотрела на Сашку и сосредоточенно рылась в портфеле. Сашка мыкнул что-то похожее на «да».
