скачать книгу бесплатно
– Сделаем и дом, – уверенно сказал Сашка.
Он потянулся руками к жене.
– Отстань! – Леночка поморщилась и стукнула Сашку по рукам. – Терпеть не могу, когда ты пьяный.
– Да ладно тебе… Выпиваю-то раз в месяц, да и то чуть-чуть.
Первая брачная ночь наступила только тогда, когда Лена накормила и успокоила детей. Потом она долго говорила со своей матерью и, судя по всему, не столько обсуждала с ней дела, сколько отдавала распоряжения, что нужно сделать завтра, чтобы довести свадьбу до успешного завершения. Только закончив разговор с матерью, Лена вернулась и легла рядом с Сашкой.
После родов Лена поправилась. Но ее шикарное, уже женское тело, обладало не меньшей прелестью, чем раньше. Когда Сашка обнимал его и тыкался носом в мягкую и теплую грудь, он словно растворялся в чем-то, что было значительно больше и сильнее его.
– Устала я за день, – Лена погладила мужа по голове и взъерошила волосы. – Ну, что тянешь?..
– А что я тяну? – удивился Сашка.
Ему было просто хорошо лежать вот так, не двигаясь, и слушать, как стучит сердце Лены.
– Давай уж!.. – усмехнулась Лена. – Тоже мне, мУжик-ужик. Теперь можешь приступать.
Она обняла Сашку, а когда он попытался взглянуть в глаза жены, быстро закрыла их…
Когда Сашке исполнилось двадцать лет, он вдруг с удивлением заметил, что чувствует себя значительно старше своих сверстников. Те еще оставались юнцами, а Сашка уже давно был серьезным, семейным человеком. Его любовь к Лене, становившейся год от года все строже к мужу, оставалась по-прежнему самым ярким чувством. Но время вдруг как-то странно ускорило свой бег, и если раньше Сашка был хозяином времени, то теперь оно вдруг подчинило Сашку и несло его, как несет огромная река крохотный, детский кораблик. Дни летели за днями… Сашка знал, что будет завтра, послезавтра, через неделю, но он уже не помнил, что было три-четыре дня тому назад. Прошлое растворялось без следа и время жадно пожирало будущее.
«Ну вот, мне уже двадцать два…», – думал Сашка, и ему искренне казалось, что совсем недавно, едва ли не вчера, он отмечал свой восемнадцатый день рождения.
Однажды Сашке приснился странный сон. Он, – уже семидесятилетний старик, – выдавал замуж внучку. Свадьба была удивительно похожа на его собственную, с той лишь разницей, что на этот раз никто не обращал внимания на Сашку. Он выпивал с гостями, о чем-то болтал с таким же, как и он, стариком, и его не покидало странное, пронзительное чувство потери. У Сашки, – уже старика Сашки! – не было ни прошлого, ни будущего…
Сашка работал столяром в частной фирме. Незаметно для самого себя он стал все чаще и чаще выпивать. Водка не столько глушила сомнения и тайную, едва заметную за другими чувствами, тоску, сколько делала сами чувства другими, примерно такими, какие владели Сашкой на свадьбе. Он становился веселым и самым что ни на есть простецким малым.
– Опять, что ли?!.. – кричала на пьяного мужа Лена. – Да сколько же можно?
– Ладно тебе… Подумаешь, выпил.
Сашка вяло отмахивался и шел играть с детьми. Веселая возня на полу с дочками делала Сашку по-настоящему счастливым.
– Спать один будешь, – ворчала Лена. – Алкоголик!
У женщины был не терпящий возражений, сварливый голос. Иногда Сашка, немного протрезвев, все-таки приходил ночью к Лене. Та встречала мужа холодно и после того естественного, положенного самой природой акта, быстро засыпала, отвернувшись к Сашке спиной.
«Ну вот, мне уже двадцать четыре…»
Иногда Сашке хотелось протереть глаза и проснуться. Как-то раз он перенес сильное воспаление легких и перестал пить. Удивительно, но почти тут же добродушный и ни разу не злой Сашка стал резким и нетерпимым ко всем людям даже в мелочах. По вечерам он долго задерживался на работе, а, придя домой, по-хозяйски властно покрикивал на Лену.
– Уж лучше бы ты пил! – в конце концов, в сердцах выпалила та.
– Это почему так лучше? – неприятно удивился Сашка.
Лена промолчала и отвернулась. Сашка подошел к жене и обнял ее за плечи.
– Уйди!.. – крикнула Лена.
Она повела плечами, пытаясь освободиться от объятий. Сашка поцеловал жену в щеку.
– Господи, да как же я устала, – простонала Лена. – Сашка, прошу тебя, уйди!
Не смотря на периодические кризисы в стране, фирма, в которой работал Сашка, не разорилась, а смогла существенно расширить производство оконных рам, дверей и витых внутренних лестниц. Хоромы и дворцы «новых русских» росли словно из-под земли. Сашка стал бригадиром. Он не боялся работы, а его пытливый ум и твердый, не смотря на учащающиеся выпивки, характер помогали ему справляться с любыми проблемами. Сашка хорошо зарабатывал и смог не только почти полностью перестроить дом, доставшийся ему в наследство, но и купить, пусть и не новую, машину.
Семейная жизнь Сашки закончилась довольно неожиданно, как и у большинства людей. Лена забрала детей и ушла к матери. Размолвки случались и раньше, но на этот раз Сашка решил выдержать характер. Он пришел за женой и детьми только через две недели. Но его встретила не Лена, даже не ее мама, а бабушка Наталья Федоровна. Мать тещи всегда очень тепло относилась к Сашке, но на этот раз она прятала глаза и старалась не смотреть на Сашку.
– У Жорика она… – пожилая женщина с трудом подбирала слова. – Я ей говорила… Дура! Не ходи к ней, Сашка. Она не велела, чтобы ты к Жорику подходил.
Сашку шатнуло.
– К какому Жорику?
Пожилая женщина опустила глаза.
– Забыл, что ли?..
Жорик уехал в Москву, к старшему брату, почти сразу после свадьбы Сашки и Леночки. Теперь он вернулся, жил где-то в другом районе города, и стал (люди болтали, что не без участия брата) владельцем крупной фирмы.
Сашка искренне не знал, что ему делать. Но он все-таки поехал к Лене. Он узнал адрес Жорика и легко нашел его большой и богатый дом из темно-красного кирпича на противоположной окраине города. Калитка из чугунных пик, украшенных завитушками и стяжками, оказалась закрыта. Сашка нажал на кнопку звонка рядом с калиткой.
Лена вышла почти сразу. На ней был надет легкий, яркий халатик, босые ноги украшали явно мужские пляжные шлепанцы, а новая прическа – светлая челочка почти до глаз —делала Лену похожей на молодую девчонку. Когда жена подошла ближе, Сашка вдруг заметил, что она сильно похудела, а ее глаза стали огромными и диковатыми, словно она только на секундочку покинула грохочущий музыкой, радостный карнавал.
Сашка не знал, что сказать жене и начал разговор с того, что напомнил ей, что сейчас начало ноября, уже холодно, а она вышла на улицу почти босой.
– Да ладно тебе!.. – засмеялась Лена. Ее глаза стали еще больше, а диковатый блеск в них почти чарующим и волшебным. – Зачем приехал?
– За тобой.
Лена пожала плечами.
– А стоит ли?.. Прости, Сашка, но не люблю тебя… Понимаешь? – Лена смотрела прямо в глаза Сашки. – И, наверное, не любила никогда. Просто жалела.
– А дети как же? – глухо спросил Сашка.
– Что дети?.. Не пропадут, не переживай за них, – с лица Лены исчезла улыбка, но глаза так и остались веселыми. – Тебя от девочек гнать не буду. Приходи… Только Жору не трогай.
Сашке захотелось сказать жене что-нибудь очень обидное и злое. Но он снова не находил нужных слов и выпалил первое, что пришло на ум:
– Да что же ты раньше!.. – он осекся. – Что же ты раньше молчала, стерва, что не любила?!.. Я же столько лет с тобой прожил. Мне-то теперь дальше, как жить?
– Как сможешь, Саша… Я тебя силком в загс не тянула. Прошу тебя, пожалуйста, уйди без скандала. Жорик очень изменился, и он…
– Охрану, что ли, нанял? – зло перебил Сашка.
Да, ему хотелось подраться, но Лена отвернулась и быстро ушла, а значит смысла в драке уже не было.
«И так, значит, тоже можно…», – подумал Сашка провожая глазами торопливо удаляющуюся фигурку жены. От калитки до дома было не меньше двадцати метров и Сашка провожал свое прошлое относительно долго…
Вечером он напился и без причины разбил телевизор. В доме было холодно и одиноко до пронзительной, опустошающей боли. Одной бутылки водки оказалось мало и Сашка сходил в магазин за второй. Он пил и пил, но хмель не мог справиться с болью.
Утром Сашка не пошел на работу. Была пятница и Сашка решил, что один день прогула хоть в какой-то мере компенсирует ему последние пять лет работы без отпуска. Он снова пошел за водкой. Его загул продолжался до среды…
На работе Сашке легко простили прогулы, но отношение к нему, со временем, стало меняться не в лучшую сторону. Сашка осунулся, стал замкнутым и раздражительным. Это не могло не отразиться на работе – Сашка стал излишне придирчив к заказам, разделяя их на «выгодные» и «для пацанов с рубанком».
Сашку сняли с должности бригадира. Казалось, он совсем не обратил на это внимания. Его разговоры с прежними друзьями и коллегами по работе становились все короче. Сашку начали сторониться… Но он уже легко переносил свое одиночество. И ему становилось чуть легче только вечером, когда он снова напивался. На душе теплело, мысли становились спокойными, и Сашка думал о Лене.
«Не бывает так, чтобы раз – и все, – думал он. – Должна же она понять!..».
Но что должна была понять Лена, Сашка все-таки не знал. А когда он пытался вспомнить что-то хорошее из их семейной жизни, мысли вдруг замирали. Сашка словно держал в руках кинопленку и с трудом рассматривал ее мелкие кадры. Они были серыми и неизменными: вот он сидит на кухне за столом и что-то рассказывает Лене. Она стоит к нему спиной и моет посуду или сидит на диване и смотрит телевизор. Рядом – девочки… Они – то совсем крохотные и забавные малышки, то уже шестилетние девочки вдумчиво рассматривающие «Буквари» для первоклассников. «Кинопленка» скользила дальше, но изображение на ней почти не изменилось: вот Лена поворачивается к нему и что-то говорит… Что? И Сашка вдруг понимал, что не может вспомнить, о чем они обычно говорили с женой. Это были настолько обычные и повседневные слова, что они тут же стирались из памяти.
Единственным исключением, пожалуй, были рисунки Лены. Наверное, из нее мог бы получиться отличный художник, хотя Лена не уделяла своим способностям достаточно времени ни в школе, ни после нее. Да, она умела отлично рисовать и довольно часто ее рисунки поражали Сашку своей филигранной техникой, но Лена вдруг начинала брезгливо морщиться, когда Сашка говорил, что ей нужно учиться.
– Зачем это все?.. Фотоаппаратов, что ли, нет?
Лена неплохо зарабатывала в рекламном бизнесе даже когда сидела дома с девочками и другая работа – возможно, куда более трудная, долгая, а иногда даже мучительная – ее просто не интересовала.
– Нам деньги нужны, Сашка. А кроме того, ты пьешь уже пару раз в неделю и это вошло у тебя в привычку.
Спиртное не спасало Сашку, оно просто действовало так, как когда-то пара уколов, сделанных ему врачом «скорой» Еленой Петровной…
…Вечером того дождливого дня Сашке надоело пить в одиночку, и встреча с бывшими одноклассниками в «Ромашке» немного расшевелила его. Веселая компания безостановочно хлебала спиртное, без умолку о чем-то говорила и так же, почти чисто механически, то есть без видимой причины, вмешалась во внезапно вспыхнувшую чужую драку. Трое пожилых выпивох бомжеватого вида что-то не поделили с толстым типом в смешной, не по сезону кепочке. Толстяк был пьян и не оказывал почти никакого сопротивления. Бомжей с позором изгнали из бара, Сашка поднял пострадавшего с пола и усадил рядом собой. Ему дали выпить, он немного успокоился и принялся рассматривать компанию вокруг себя совиными, желтыми глазами. Когда в Сашкиной компании в очередной раз сменилась тема разговора (а менялась она настолько часто, что, в сущности, и состояла из этих «поворотов») и речь зашла о политике, толстяк вдруг с жаром заговорил о «проклятом социалистическом прошлом». Его речь была книжной и явно неуместной в подвыпившей компании работяг, то есть его просто никто не понимал. Толстяк сыпал фактами, цифрами, цитатами и всерьез принимался опровергать любое, даже шутливое, возражение.
«Как по телевизору говорит», – невольно улыбнулся Сашка.
Если бы не его заступничество, толстяка могли поколотить еще раз, на этот раз уже товарищи Сашки. Толстяка звали Мишка. Ему было за тридцать, и, судя по всему, у него были не меньшие, чем у Сашки, неприятности в жизни. Впрочем, о них он говорил вскользь, всякий раз пытаясь свести разговор на близкую ему и горячо любимую, политическую тему.
Полупьяная компания перестала обращать внимание на толстяка Мишку и сочувствующего ему Сашку. Едва став членом случайного коллектива, Мишка тут же стал его изгоем. Но политический монолог толстяка, похожий на жужжание бойкой мухи, отвлекал Сашку от невеселых мыслей.
Когда пришла пора расходиться по домам, Мишка остался на автобусной остановке один. Сашка вернулся к нему не из жалости, а потому что ему надоело одиночество. Они продолжили разговор, но Мишка уже порядком подустал. Он путался в словах и боязливо оглядывался по сторонам. Городская окраина, почти напрочь лишенная фонарного освещения, пугала его.
– Тебе что, ночевать негде? – спросил Сашка.
Мишка кивнул. Его капризное лицо вдруг стало совсем жалким.
– Ну, пошли, что ли…
Толстяк ожил и тут же разразился очередным обличительным монологом на политическую тему.
Дома Сашка великодушно предложил гостю бывшую супружескую спальню. Сам он лег в зале и быстро уснул под нескончаемую речь Мишки, доносившуюся из-за полуоткрытой двери. Мишка говорил о вопиющей глупости и торжествующей подлости Советской власти.
«Забавный, – уже сквозь сон подумал Сашка и улыбнулся. – Например, мой отец раньше тоже ругал Советскую власть, но делал это куда умнее…»
Утром он ушел на работу. Мишка спал, по-детски уткнувшись носом в скомканную подушку. Сашка не стал будить гостя и, наверное, поэтому Мишка не ушел.
– Простите, можно я у вас немного поживу? – спросил он вечером.
Мишка по-детски краснел и не знал, куда деть руки. Он то складывал их на пухлом животике, то отводил за спину, а то и просто почесывал ухо или подбородок. Судя по его лицу, он ничего не ел весь день. В холодильнике была кое-какая еда, но Мишка не решился хозяйничать в чужом доме.
Сашка спросил:
– Что за беда у тебя, Мишка?
Мишка молча уткнулся взглядом в пол. Сашке не без труда удалось выведать, что его гость не только безработный, но еще и бездомный. Две последних недели Мишка ночевал на вокзале. Он был голоден, не мыт, а его толстые щеки украшала грязноватая щетина.
– Ладно, живи у меня, если тебе нравится, – согласился Сашка.
Мишка ожил, впервые улыбнулся, отчего его полное лицо стало вдруг похоже на забавную, игрушечную маску добродушного хомячка.
Удивительно, но Сашка очень легко переносил нескончаемо длинные, политические монологи Мишки. Когда-то Мишка был недолго студентом, немного библиотекарем и даже (опять-таки немного) преподавателем истории в техникуме. Его знания были обширны, но не систематизированы, хотя именно этот факт наиболее ярко подчеркивал неординарность его политических предпочтений. Увы, но слабохарактерный Мишка был экстремистом. Он много ел, еще больше читал и не любил житейские приключения. Что любопытно, его познания в области исторических фактов (очень часто, к сожалению, откровенно фантастических) были и в самом деле настолько огромны, что говорить с ним было не неинтересно, частенько откровенно скучно и именно такие беседы с людьми приносили ему массу проблем.
Сашке удалось устроить своего жильца на работу. Его взяли неохотно и только благодаря заслугам бывшего бригадира. Но Мишка был рад и этому. Он охотно выполнял всю черновую работу: таскал доски, убирал станки и грузил уже готовые рамы и двери в кузова машин. Уже на второй день Мишка получил от коллег презрительную кличку «Политик» и в очередной раз стал изгоем, на которого никто не обращали внимания даже во время перекуров. Например, Мишка знал только десяток старых политических анекдотов времен горбачевской перестройки и ему были интересны не сами анекдоты, а их глубокомысленное, философское переосмысление.
Сашка и Мишка часто выпивали. Они погружались в выпивку как в несуществующий праздник, и водка была нужна им не только как лекарство от боли, но и как некое подобие радости в реальной жизни. Они много говорили, но почти не слушали друг друга. Сашка не обращал внимания на политические обличения Мишки, а тот всегда вдумчиво, с натянутой вежливостью, выслушал Сашкины рассказы о не сложившейся семейной жизни. Они оба имели возможность высказаться, но совсем не были обязаны понимать друг друга.
Мишка умолкал только тогда, когда читал. А читал он все, начиная от газет и кончая толстыми томами мемуаров.
– Ты записывай, а то забудешь, – пошутил как-то раз Сашка.
– А я давно записываю. Правда, почти все свои записки потерял. То есть пока что моя книга только вот тут… – Мишка постучал пальцем по лбу. – И в данный момент я работаю над вторым томом «Черной книги социализма».
– Как-как?.. – удивился Сашка странному названию несуществующей книги.
– «Черная книга социализма», – с удовольствием повторил Мишка. – Должен же кто-то поставить точку в этом проклятом и нескончаемом споре.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что для того, чтобы успешно закончить книгу с таким необычным названием, нужен письменный стол. Стол стоял в зале, в самом захламленном углу, и был завален ерундой в виде посуды, пустых бутылок и даже одежды.
– Убери все, садись и пиши, – просто сказал Сашка.
Поскольку Мишка был неоднократно гоним и даже бит за свои политические убеждения, он все-таки спросил:
– То есть ты не против?
Сашка только улыбнулся и пожал плечами.
«Он – святой человек!» – подумал Мишка и авторитет нового друга в его глазах вырос настолько, что мог бы посоперничать даже с его историческими познаниями.
Первую тетрадь в девяносто шесть листов Мишка исписал за пять дней. Потом он нашел другую, – что-то вроде гигантской, амбарной книги – перенес туда старые записи и продолжил работу мелким, купеческим почерком.
По выходным Сашка иногда лежал на диване и с улыбкой посматривал на своего постояльца. Настольная лампа с заляпанным зеленым абажуром бросала на полное, высоколобое лицо Мишки замысловатые тени и делала его пронзительно-монументальным, похожим на античную скульптуру мыслителя. Все то, что при обычном освещении на Мишкиной физиономии казалось избыточным – хотя бы пухлые щеки – в свете лампы вдруг становились совсем другим и нисколечко не толстыми. Работа мысли успокаивала Мишку не только внутренне, но и внешне, и дарила ему чувство покоя.
«Политиком» Михаил Николаевич Носов стал еще во времена перестройки, когда он – тогда еще девятнадцатилетний юнец-студент – вдруг с шумным, политическим скандалом вышел из рядов комсомола. Руководство университета сочло выходку бывшего комсорга курса вызывающей и бунтаря отчислили. Так бывший студент-историк, отличник, знающий историю КПСС не только по стандартным учебникам, с головой окунулся в политическую борьбу против КПСС.
Его политическая карьера знала и успехи, и провалы. Она кружила голову и превращала жизнь в нескончаемую, азартную игру. Венцом деятельности Мишки стало создание «Демократического и социального фронта России». Организация была самостоятельным объединением и, тем не менее, имела успех на городских выборах 1996 года. Мишка превратился в весомую политическую фигуру местного масштаба. Все объяснялось очень просто: Мишка не знал равных себе в публичных диспутах. Несколько раз главу «Фронта» даже показывали по телевизору, а его политические оппоненты, уже не решаясь на прямые схватки, травили его помощью грязных слухов и спровоцированных скандалов.
Политический азарт и наивная честность, в конце концов, сыграл с Мишкой злую шутку, ведь он поставил на игровой кон все, даже свою личную жизнь и материальное благополучие. Трудно сказать, решился бы он на такой отчаянный шаг, если бы понимал величину своей ставки, но не только история не терпит сослагательного наклонения. Например, Мишка почти не обратил внимания на то, что после раздела четырехкомнатной квартиры с родной сестрой он вдруг оказался в коммунальной комнате с неуживчивыми соседями – бывшим старшим прапорщиком МВД Иванюком и ехидной старушкой Никитичной, с лица которой никогда не исчезало блаженно-слащавое выражение. Сначала все шло хорошо, и соседи уверяли Мишку, что являются его политическими единомышленниками. Правда, после того как Мишка отказал в политической протекции бывшему прапорщику – тот вдруг вознамерился получить теплое местечко в Мишкином «ЦК» – он несколько охладел к соседу.
