Париж… до востребования

И тут вмешался Жорж. Он незаметно подошел и стоял у меня за спиной. Д'Иссеньи отвлек хозяина вопросом о том, где находится его бутик и когда можно зайти, чтобы ознакомиться с тем, что он продает. Завязалась беседа. А я в это время сделала вид, что отвлеклась на другой товар и отошла подальше. Понятно, Жорж взял на себя роль покупателя. Ну, что же, пусть поторгуется, может заставит торговца сбавить цену. Но, если честно, то я готова была купить портрет по любой цене, просто правила рынка обязывали к тому, чтобы завязать торговлю.

Спустя некоторое время Жорж помахал мне рукой, подзывая присоединиться к разговору:

– Дорогая, познакомься, это месье Бруно, и, оказывается, он хорошо знал моего деда. Раньше у него был антикварный магазин в Париже. Я пригласил месье пообедать с нами. Приятно встретить коллегу дедушки. И мы уже договорились о цене. Я купил портрет. Это мой тебе подарок. Знаешь, мне кажется, что эта девушка похожа на тебя.

Я еще раз присмотрелась к портрету. Пожалуй, что Жорж был прав, сходство определенно было. Если говорить о внешности девушки на портрете, то это был, как мне показалось, несколько обобщенный образ, мечта художника об идеальной женщине. Но кого бы ни изобразил автор, работа была прекрасна и я была счастлива получить ее в подарок, хотя это было не в моих правилах, я не поощряла порывы Д’Иссеньи делать мне дорогие подношения. Но в этот раз я не стала отказываться и возлюбленный получил награду в виде заслуженного поцелуя.

С месье Бруно мы условились о встрече в ресторане неподалеку.

– Так у тебя дед был антикваром? – я не была посвящена в подробности генеалогии Д’Иссеньи, но, судя по фамилии, думала, что он из аристократов. При нашей первой встрече Жорж что-то рассказывал про свою семью, про детство, не вдаваясь в подробности, но я не слишком внимательно его слушала, больше думала о том нравлюсь я ему, или нет.

– Да, по линии матери. Вообще история довольно интересная. Мама из семьи, где все были брокантами и антикварами из поколения в поколение. А по линии отца я происхожу из нормандской аристократии. Знаешь, браки, подобные браку моих родителей, раньше считались мезальянсом. Да и сейчас общество все еще придерживается кастовых принципов при заключении браков. Впрочем, так везде. Разнорабочие не женятся на дочерях академиков. Так было, есть и будет, это жизнь. Но моему рождению предшествовала интересная история. После второй мировой войны семья отца обеднела, просто-напросто разорилась. Один из родственников отца был биржевым брокером, неудачно сыграл и прогорел, а дед доверил этому родственнику все свои деньги. Так что все, что осталось у деда – замок в Нормандии, где он и бабушка жили всю свою жизнь. К моменту знакомства моих родителей замок уже давно был в плачевном состоянии, денег на его восстановление не было. Дед долгое время пытался его продать богатым иностранцам, но безуспешно, слишком много нужно было вложить, чтобы привести его в порядок. Эта развалина приносила одни лишь убытки. Нужно было платить налоги, да и содержание замка, даже и не пригодного для жизни, стоило дорого. Семья экономила буквально каждый сантим, чтобы свести концы с концами. А вот предки моей матери не бедствовали. Они колесили по всей Франции в поисках старинных вещей, раритетов. Их бизнес, хоть и хлопотный, приносил хороший доход. Они скупали по мизерной цене всякое старье, потом то, что было найдено, приводилось в порядок и продавалось как антиквариат. Жили матушкины родители намного лучше обедневших аристократов Д’Иссеньи. Так однажды отец мамы появился в замке. Он узнал, что недвижимость выставлена на продажу и решил попытать удачи, поискать "сокровища", это обычная практика.

Надо сказать, что семья Д’Иссеньи занимала лишь небольшую часть замка, несколько комнат, которые можно было отопить зимой и обустроить для нормальной жизни трех человек – деда, бабушки и моего отца. Остальные помещения были закрыты на ключ и туда никто годами не заглядывал. Когда мамин отец появился и предложил купить старые предметы обстановки, другой мой дед тут же согласился. В закрытых помещениях нашлось много старой мебели и прочей рухляди, которую можно было привести в порядок и затем выгодно продать. Для того, чтобы все осмотреть деду потребовалось несколько дней. Все это время он оставался в замке и облазил его вдоль и поперек. Вот так мои дедушки познакомились. Они сразу нашли общий язык – оба одного поколения, оба хорошо образованы, оба любят искусство и разбираются в нем.

Это знакомство имело совершенно неожиданное и счастливое продолжение. Когда дед начал обследовать замок, то сразу понял, что там кладовая раритетов. Конечно, все было покрыто слоями многолетней пыли и грязи, но чутье и опыт профессионального броканта ему подсказывали, что здесь можно найти настоящие редкости. Помимо старинной мебели, мелких ценных предметов, безделушек, и старых книг, он обнаружил несколько валявшихся на полу в полном небрежении картин. Они были в очень плачевном состоянии и нужно было их либо сжечь, как хлам, либо показать специалистам. Дед не поленился и отправил их фотографии экспертам. К несказанному удивлению всех, это оказались работы, принадлежавшие кисти Рембранта, считавшиеся утраченными. А еще он обнаружил альбом с рисунками и, представь себе, среди них были работы Леонардо! Боже, какой поднялся шум! Это было сенсацией, настоящей бомбой. В свое время об этом много писали. Конечно, потребовалось время, несколько долгих лет, чтобы сделать необходимые экспертизы, подтвердить подлинность, поднять архивы, оформить документы, доказать право собственности семьи на владение картинами и рисунками, для того чтобы иметь право на их дальнейшую продажу.

Дед Д’Иссеньи был абсолютно непрактичным человеком, эдакий любитель книг и отвлеченных бесед. А дед со стороны матери тот, наоборот, был настоящим коммерсантом, очень ловким в делах человеком. И, как опытный коммерсант, он предложил себя в качестве посредника, одолжил денег на все формальности, экспертизы и даже дал взаймы на жизнь, ведь аристократы были бедны, как церковные мыши и совершенно не разбирались ни в денежных, ни в юридических вопросах. Тем временем оба деда стали не разлей вода. Оба семейства стали общаться и встречались уже не только по делам, а как друзья. В обеих семья были дети одного возраста, оба студенты. Они познакомились, влюбились, а после окончания учебы поженились. Вскоре родился я. Вполне естественно, когда я вырос и встал вопрос, где учиться после школы, я выбрал профессию искусствоведа.

– Действительно, просто невероятная история! А что сейчас с этим фамильным замком? Вы его продали?

– Нет, мамин отец предложил вложить деньги и сделать из него туристическую достопримечательность. Там сейчас что-то вроде гостиницы, проводятся экскурсии по замку и, конечно, во всех красках гиды рассказывают историю о том, как были найдены сокровища! Дедушка развернул такой проект, что от американцев, желающих пожить в настоящем нормандском дворце четырнадцатого века, да к тому же с такой историей, просто нет отбоя.

Пока мы сидели в кафе в ожидании месье Бруно, и я узнавала историю семьи моего любовника, время прошло быстро, официанты приготовили столики для обеда, застелили скатерти, разложили приборы и вскоре к нам подошел наш новый знакомый.

За обедом я расспросила господина Бруно о художнике, авторе портрета и тот рассказал, что, он время от времени приносит свои работы, что он, действительно, русский и зовут его Андрей Ратманов. Я чуть не подпрыгнула на стуле. Бинго! Я не ошиблась! Как только я взглянула на портрет девушки, то сразу поняла, что это его работа, я уже знала, что нашла своего художника. Мое сердце прыгало от счастья.

– Месье Бруно, расскажите о нем, – мне стоило немалых усилий не выказать волнение.

Антиквар аккуратно подобрал корочкой соус с тарелки, поправил очки. Он догадывался, что мой интерес к русскому художнику не случаен:

– Ну, что сказать, мадам? Он немного странный. Когда приносит свои картины, то, мне кажется, он стесняется назначить цену. Однажды я спросил, почему, и он ответил, что это, как если бы он назначал цену за продажу своих детей. У него вид человека, который не задумывается о завтрашнем дне, сначала я даже думал, что он бродяга. Кажется, этот мужчина совершенно равнодушен к тому, как он выглядит, одевается почти как бездомный, или работяга. Но он хорошо говорит по-французски и вообще производит впечатление образованного человека. Я встречаю много его соотечественников. Здесь в Ницце много русских и туристов и тех, кто живет постоянно. Есть супер богатые, они очень высокомерно себя ведут, в искусстве, как правило, не разбираются и, если покупают, то не торгуясь, в основном, дорогую мебель и старые картины; есть туристы среднего класса, те всегда прилично одеты, очень любезны, но, по-французски не понимают, только немного говорят на английском, покупают что подешевле; есть туристы-туристы, которые постоянно носят с собой свои рюкзаки и ничего не покупают, но очень всем интересуются, все снимают на телефоны. Те, кто живут здесь постоянно, редко заходят, но зато приводят друзей. Так вот Андрей ни на кого не похож, напоминает буддиста, знаете, из тех, кто живет духовной жизнью и питается праной. Ха-ха-ха! Таких русских я еще не видел. У меня сложилось впечатление, что он здесь просто застрял, потому что нет средств уехать.

– А где он живет вы знаете?

Мне уже не терпелось встретиться с моим художником.

– Где живет не знаю, но, если появится я скажу, что вы его искали, оставьте свой номер, я ему передам.

Придет, не придет, кто знает. Нет, меня это не устраивало! Мне хотелось увидеть его как можно скорее.

– Но ведь он же должен прийти за деньгами, или хотя бы узнать продалась ли картина.

– А знаете, а ведь он, действительно, всегда приходит на следующий день после продажи, как будто знает, что картина продалась. Странный человек… Но он художник от Бога, в этом вы не ошиблись, мадам, огромный талант. Если кто-то его заметит и раскрутит – это будет просто бомба. Если вы, мадам, работаете в сфере искусства, вам стоит им заняться.

Я загадочно усмехнулась. Месье Бруно стал рассказывать о своем бизнесе, о том, что он здесь имеет квартиру и они с женой очень довольны, что выбрались из Парижа, чтобы наслаждаться спокойной жизнью, мягким климатом и морем на французской Ривьере.

Я уже не слушала антиквара, пообедав, мы распрощались. Теперь нужно ждать звонка, или от Ратманова, или от месье Бруно.

Как только стало ясно, что Ратманов в Ницце и у меня есть с ним контакт в лице месье Бруно, меня просто трясло от нетерпения как можно скорее увидеть этого человека. То, что он прекрасный художник, было очевидно, перспектива сотрудничества с ним сулит галерее коммерческий успех, теперь мой проект обрел реальность. Но возникло ощущение, что было и что-то другое. Как будто я ждала встречи с родственной душой. Может, это портрет на меня так подействовал, это мое поразительное сходство с его моделью, на которое все обратили внимание? Интересно, кто та, которую Андрей Ратманов изобразил? И вдруг меня пронзило сомнение, а, вдруг он не захочет? Откуда мне знать его ситуацию? Пошлет меня, скажет, что не интересны ему выставки, суета, да мало ли что, сказал же антиквар, что он на буддиста похож, словно не от мира сего. И все же я была счастлива, что наконец поиски художника увенчались успехом, что завтра, или в самое ближайшее время я встречусь с тем, ради кого приехала в Ниццу!

Но в тот вечер мое хорошее настроение было безжалостно растоптано – между мной и Жоржем произошло такое, чего я никак не могла ожидать и это событие в очередной раз изменило течение моей жизни…

Глава 29. Незаметные изменения

Ницца. Канун Нового 2019 года.

Прошло уже более трех месяцев, с тех пор как энергийная сущность Рагара соединилась с моей. Первые дни я не знала, чего ждать. Воображала, что у меня вдруг появится какие-то невероятные качества, или способности, например, способность к левитации, или я начну слышать чужие мысли, или видеть сквозь стены. Все ждала каких-то необыкновенных чудес. Но единственным изменением, которое я реально почувствовала, было то, что я стала как будто более уверенной в себе и у меня стал меняться характер.

После смерти Клода мне казалось, что я осталась в безвоздушном пространстве. Раньше его присутствие в моей жизни давало мне опору, уверенность в том, что рядом есть человек, который отвечает за меня, и в случае чего возьмет на себя всю ответственность. Мне нравилось так жить, перекладывая на плечи близкого мне мужчины все мои проблемы. Тогда я просто не понимала, что, на самом деле, ничего хорошего в этом нет. Любая зависимость делает человека слабым. Марго была единственной, кто открыто сказал мне: "Пора становиться взрослой, никто уже соломку стелить не будет".

После обряда в подземенье Маргариты я медленно, но верно, менялась. С течением времени, я заметила, что уже не испытываю сомнений, когда нужно принять жесткое решение, или в том, как я стала вести дела, общаться с сотрудниками, клиентами, или коллегами по бизнесу.

День за днем энергетика Рагара меняла меня. Я стала жестче, бескомпромиссней. Иногда я замечала настороженные взгляды Орели, но до поры до времени она молчала.

Я готовила каталог для экспозиции одного модного художника и, как обычно, в процессе работы возникали затруднительные рабочие моменты. Требовалось внести изменения в текст, а еще типография напутала с цветами на иллюстрациях. Галерея рисковала не успеть подготовиться к открытию, я сильно нервничала. Когда сама работаешь по двадцать четыре часа в сутки, приходится порой жестко общаться с сотрудниками и исполнителями. То и дело приходилось в нелицеприятных выражения напоминать, что я плачу деньги за хорошо выполненную в срок работу, а не за то, чтобы по десять раз ее самой переделывать. Орели то и дело становилась жертвой моего раздражения. Наконец, моя помощница не выдержала.

– Алекс, – сказала она после моей очередной вспышки, – ты стала просто невыносимой, раньше ты никогда с людьми так не обращалась. Ты стала просто какая-то стерва! Даже голос другой. Что случилось? Тебя словно подменили.

Я что-то грубо рявкнула в ответ, но увидев, что Орели едва сдерживает слезы, опомнилась и поторопилась извиниться, утешила ее, объяснила свою несдержанность усталостью и критическими днями. Конечно, ни моя помощница, ни те, кто работал на меня не заслуживали хамства с моей стороны, я обещала самой себе впредь следить за собой, вспомнила, как в день после тайного ритуала Марго небрежно бросила фразу, которая мне запомнилась. Это было ценное предупреждение.

– Когда почувствуете в полной мере свою силу, не надо, чтобы об этом знали ваши близкие, так им будет спокойнее. Ваш характер будет меняться. Но сдерживайте себя, опасайтесь причинить боль друзьям, ведь они не будут знать о случившихся в вас переменах. Будте выдержаны, опасайтесь потерять близких вам людей.

Мудрая Марго была права, нужно контролировать себя, эмоциональные атаки на близких не лучший способ добиваться желаемого. Да, нужно следить за собой!

В отношениях с Д’Иссеньи также незаметно происходили изменения. Как это часто бывает, накал страстей первых дней нашей близости стал утихать и приходить в норму, если можно назвать нормой то, что мы по- прежнему трахались, как кролики и наше влечение друг к другу не утихало. Просто меня уже не колотило, как в лихорадке, от одной мысли о любовнике. Я стала более критично смотреть на Жоржа. Восторг от того, что такой великолепный мужчина был моим со всеми потрохами и готов исполнять практически все мои прихоти, постепенно утихал. Его присутствие в моей жизни стало привычным, я уже не смотрела на него снизу вверх. Он сам дал мне в руки инструменты управления собой. И главным инструментом был секс. Чувственная натура любовника нуждалась в том, чтобы иметь рядом с собой неутомимую любовницу, моя же натура тоже была все время в поисках новых ощущений. В постели мы могли часами экспериментировать с телами друг друга, испытывая доводящие обоих до полного исступления наслаждение. Чувственность наших натур по-прежнему притягивала нас друг к другу. Что касается меня, то я, словно, наверстывала годы жизни без этого огня страсти, сжигающего, но и возрождающего. А Д’Иссеньи? Он попал в зависимость от меня, от моего тела, моих бесстыдных ласк. Времена, когда я была ведомой в постели, прошли, теперь я сама проявляла инициативу и желала доминировать. Нет, он по-прежнему внешне оставался альфа-самцом, но я-то знала, что в постели Д’Иссеньи превращается в моих руках в воск. Но по мере того, как он все больше и больше становился зависимым, в нем проявлялась ревность. Как-то, после особенно жаркого соития, откинувшись без сил навзничь, он выдохнул:

– Ты – мой наркотик, Алекс. Я стал зависимым от тебя, мне тебя нужно все время и все больше. Ты – моя женщина, моя… Попробуй только мне изменить, я тебя убью…

В голосе мужчины слышалось такое, что я поверила – действительно убьет.

После признания Жоржа, что он связан с теми, кто ищет мой артефакт, и что он скрыл, при каких обстоятельствах состоялось наше знакомство, что проводил расследования обо мне за моей спиной, я не могла относиться к любовнику как прежде. Если раньше при любой неприятности я бы рыдала у него на плече, то теперь я решила, что есть вещи, которые нельзя прощать даже любимому человеку и прежнее безоглядное доверие исчезло. Нет, больше раскрываться до печенок я не буду ни перед кем, даже, если это любимый мужчина. До меня дошла нехитрая истина: доверять тому, с кем спишь совсем не обязательно.

Я стала анализировать наши отношения и задавать себе вопрос, почему Жорж не знакомит меня со своими близкими друзьями, никогда не берет меня с собой на светские мероприятия? Он каждый раз объяснял это тем, что это просто скучные деловые встречи. Однажды я захотела пойти с ним в ресторан, где он отмечал какую-то сделку, но он отказал, честно ответил, что друзья у него исключительно мужчины интересные и богатые, все любители женщин и он не хочет портить себе нервы, ревнуя меня к ним. Он никогда не приглашал меня в Нормандию, где прошло его детство и до сих пор жили его родители. Мне очень хотелось посмотреть на замок его предков, Жорж отговаривался тем, что там много туристов и гостиничная атмосфера в замке ему не нравится.

Мы по-прежнему проводили все свободное время вместе, ходили в кино, ужинали в ресторанах, по выходным дням уезжали за город. Жорж любил гольф и конную езду. Он заказывал номер в гостинице своего гольф-клуба и мы часто проводили там выходные дни. Вот только еду он заказывал, как правило, в номер и общение с окружающими сводил до минимума. Меня это стало тревожить. Отношение ко мне Д’Иссеньи становилось болезненным, казалось он хочет спрятать меня от людей, а ревновал уже и без всякого повода.

Словом, розовые очки потихоньку спадали с моих глаз, и я посмотрела на своего возлюбленного уже с другого угла зрения. Я по-прежнему любила Жоржа, но не как идола, а как человека со всеми его недостатками, включив критическое отношение ко всему, что происходило вокруг нас.

Но, что нервировало и раздражало меня больше всего – это его все возрастающее желание контролировать меня, попытки метризировать мое время, мое отношение к людям, которых я любила.

Первой жертвой стала Орели. В самом начале, когда мы только стали любовниками, Орели и Д’Иссеньи симпатизировали друг другу, но очень скоро у Жоржа стал проявляться собственнический инстинкт и он не раз говорил, что я нахожусь под влиянием своей помощницы, что она всего лишь наемный работник и нужно держать дистанцию. Я обижалась на такое отношение к моей подруге, он знал о том, что Орели буквально спасла меня после смерти Клода, как она работала по много часов в галерее, не считаясь со временем, и как подрядила Криса делать за копейки всю работу по нашему сайту и соцсетям, какой бесценный вклад эта девушка вносила в деятельность "Парижских Кошек". Конечно, я старалась сглаживать углы, объясняла Жоржу, что мы дружим, что Орели – мой близкий человек, а работа – это работа. Все мои увещевания плохо помогали и Жорж вносил напряжение в наши отношения с подругой.

И Орели пошла на откровенный разговор. Однажды, после работы она задержала меня и прямо сказала:

– Послушай, Алекс, я чувствую, что Жорж тебя ревнует ко мне. Его ехидные замечания в мой адрес просто бесят! Если так будет продолжаться, то рано, или поздно, он потребует от тебя сделать выбор. Я не знаю, насколько ты сильно его любишь, но ты должна будешь мне сказать о своем решении честно и заранее. Я все понимаю, но за время, что я работаю у тебя, я привыкла к тебе, полюбила тебя и могу рассчитывать на честное ко мне отношение.

Что я могла сказать? Я успокоила девушку и уверила, что найду решение, поговорю с Жоржем, постараюсь не доводить конфликт до крайней точки. А что я еще могла ей ответить? Мы всегда были честны с помощницей, и я не представляла, как смогу с ней расстаться. Конечно, дело было не только в том, что моя подруга стала неотъемлемой частью "Парижских кошек", она была родной душой, и прекрасным другом.

Я поговорила с Жоржем, и он обещал, что будет следить за собой и, что Орели слишком мнительная, и ничего особенного не происходит, и что он просто слишком сильно меня любит…

Я хотела ему верить и поверила тогда.

Глава 30. За что, любимый?

Ницца. Канун Нового 2019 года.

После обеда с антикваром я пребывала в состоянии какой-то нетерпеливой эйфории. При мысли о предстоящей встрече с Ратмановым, сердце начинало биться в синкопическом ритме. Что со мной происходило я не понимала! Ну, подумаешь, хороший художник, талантливый. Да мало ли я талантливых видела за все то время, что владею галереей! Но мысли мои были только о Ратманове, только о том, как я встречусь с ним.

Должно быть Жорж уловил мое состояние, да и как его было не заметить. Я не слышала слов, обращенных ко мне, невпопад отвечала на вопросы. Попытки Д’Иссеньи приласкаться, обнять вызывали раздражение, я отстранялась. Впервые я уклонялась от его ласк. Что на меня нашло? Я могла думать только о том, что, возможно, скоро увижу того, кого искала. Просто наваждение какое-то!

Вот тут-то я и испытала на себе, что такое ревность Д’Иссеньи.

После возвращения с Кур-Салея Жорж предложил никуда больше не ходить и провести время на вилле, сказал, что сам приготовит ужин, а потом можно поплавать в бассейне. Я рассеянно кивнула, бездумно соглашаясь.

Он сам занялся готовкой, накрыл стол, зажег свечи, принес цветы из сада. В тот вечер Жорж не позволил мне ни к чему прикоснуться и, когда все было готово, торжественно подвел к столу.

В другое время я бы восхищалась его заботой, вкусными блюдами, сделала миллион комплиментов его стряпне, но, к сожалению, мысли мои были о другом мужчине – о художнике. Я то и дело поглядывала на портрет, который Жорж купил мне утром. Образ девушки тревожил меня, я невольно думала о сходстве этой молодой женщины со мной. Случайность? Совпадение? Картина как будто заворожила меня.

– Любовь моя, о чем ты все время думаешь? Не хочешь поделиться?

Я была настолько глубоко погружена в свои мысли, что вздрогнула от неожиданного вопроса.

– Да ни о чем особенном… все об этом художнике, о Ратманове. Знаешь, я испытываю какое-то волнение, когда думаю, что наконец увижу его. Мне кажется, что что-то должно произойти, между нами… Ну, между нами, не как между мужчиной и женщиной, – добавила, увидев, как сдвинулись брови Жоржа, – ну, ты меня понимаешь… тут другое, сама не пойму. Все время думаю о нем…

Господи, какая же я была дура! Ну, зачем, ну, зачем я так вывернулась наизнанку, зачем так разоткровенничалась! Я сказала Жоржу то, о чем думала, что чувствовала. Естественно, ведь совсем недавно он сам просил ничего от него не скрывать, да и я сама настаивала на том же. Берегов не увидела, дура…

Вот только мой возлюбленный не был, видимо, готов к такой откровенности. Он как-то сразу изменился в лице, застыл, но, с деланным безразличием ответил:

– Произойти может только одно – как только он тебя увидит, сразу же предложит написать твой портрет. Ни один художник не способен перед тобой устоять, любовь моя.

И все же, несмотря на его спокойной тон, я не могла не заметить, что желваки опасно заиграли на его лице. Я достаточно хорошо знала своего мужчину и, услышав обиду в его голосе, поняла, что ступила на скользкую дорожку, что не все следует говорить так открыто и не стала продолжать эту тему.

Бог с ним, с этим художником, хватит уже думать о нем. Да, да, хватит, Александра, вернись в реальность, дорогая! Рядом с тобой самый крышесносный мужчина на свете, общества которого хотят сотни женщин, а я, как последняя идиотка, зациклилась на фантазиях о незнакомом человеке. Чтобы исправить неловкую ситуацию, я потянулась к любимому через стол, дотронулась пальцами до его руки, улыбнулась, как извинилась. Д’Иссеньи сделал вид, что ничего особенного не происходит, привстал, поцеловал мои пальцы.