скачать книгу бесплатно
Из леса донесся дикий крик, а потом звук выстрела. Антип, уронив обрез, подхватил с земли пулемет, вскинул, давая очередь в женщину. Пули вышибли пунктир в бревнах левее женщины. Женщина небрежно взмахнула решетом, выплескивая жидкость… Антип страшно закричал, тая под каплями неведомой жидкости, будто снеговик под струей кипятка. Пулемет выпал из истаявшей руки, крик прервался, уцелевшая изъязвлённая половина громилы обрушилась грязной грудой на землю. Лукьян дергал затвором, выбрасывая давший осечку патрон.
Ноги мои сковало диким, первобытным ужасом и я застыл возле угла бани, в шаге от такой близкой и такой недосягаемой свободы. Лукьян бессильно задергал рукой, будто пытался перекреститься, но не мог.
– Пощади, хозяйка! – обоссавшийся Лукьян хлопнулся на колени. – Не убивай.
– Служить мне станешь? – надменно спросила женщина.
– Стану, стану, – закивал Лукьян.
С хрустом из зарослей проломился на поляну путающийся в спущенных штанах Аркадий, визжащий как поросенок, которого кастрируют. Над головой его виднелось сидящее на его плечах какое-то растрепанное, дико улюлюкающее существо, крепко вцепившееся острыми когтями в грязные волосы анархиста. Сделав пару шагов, Аркадий упал. Существо, напоминавшее покрытую длинной спутанной шерстью горбатую обезьяну с большим брюхом и торчащим не меньше чем на полметра похожим на мощный дубовый сук членом, увенчанным на конце изогнутым крючком, принялось сноровисто насиловать лежащего, разрывая ему задний проход. Анархист истошно закричал. Такого страшного крика мне не приходилось слышать даже в фильмах ужасов. Остро и резко запахло калом. Насилующее Аркадия существо засунуло руку ему в рот и вырвало язык, прекратив крики. Вытащило язык, помахало им как красной тряпкой и с аппетитом сожрало. Аркадий обмяк или потеряв сознание или умерев от болевого шока (или от внутреннего кровоизлияния, учитывая размер пениса чудовищного насильника).
Из-за деревьев метнулся язык пламени, сухо щелкнул выстрел. Насильник задергался и обмяк на Аркадии, уронив на анархиста простреленную голову. От леса, бережно придерживая рукой разорванный левый бок, помятый исцарапанный, с закушенной до крови губой, ковылял Григорий Иванович с наганом в руке. Наган плясал в дрожащей руке, но целился в женщину.
– Убей его, – буднично велела Лукьяну женщина, указав на приближающегося главаря.
Лукьян затравленно оглянулся, потом посмотрел на бесполезную винтовку. Вскочив, стремительно кинулся к валяющемуся на земле обрезу Антипа. Щелкнул выстрел, Лукьян нелепо взмахнув руками, рухнул на землю. Григорий Иванович, все так же переваливаясь и кренясь набок, неотвратимо подходил к нам. Женщина уронила решето, захохотала, хлопнула в ладоши и взмахнула странно удлинившимися руками, превратившимися в полете в толстых пестрых змей. Змеи, извиваясь, начали с хрустом и скрежетом грызть Григория Ивановича. Во все стороны полетели ошметки окровавленной плоти и костяная пыль, будто заработали две циркулярные пилы. Мужчина пошатнулся и тяжело оседая, влепил пулю прямо в приоткрытый что-то шепчущий рот женщины. С громким грохотом женщина-монстр опрокинулась на спину, скрывшись в содрогнувшейся бане. Наружу торчали только увенчанные похожими на конские копытами ноги. Змеи еще вяло шевелились, конвульсивно подергиваясь, но им уже было не до Григория Ивановича. Он лежал, истекая кровью, судорожно дыша, смотрел в вечернее майское небо. На разорванном боку вспухало и опадало окровавленное легкое, из истерзанного тела хлестала кровь.
Я, осторожно огибая змеи-экс-руки, приблизился к нему.
– Победил ты, черт, – прошептал Григорий Иванович.
На губах его возник кровавый пузырь и бандит умер.
– Не черт я… – обреченно оглядываясь, прошептал я.
Реальность обнажалась, ненужные пласты отваливались, будто с черепа под ударами лопаты. Наступала ночь, неизвестно какие еще ужасы таящая. А я был совершенно наг и беззащитен перед ней. Даже если одежду и обувь сниму с мертвецов и заберу оружие, то что я могу сделать в чужом времени, залитом кровавым заревом Гражданской войны? Это только в дурацких книжках попаданец из будущего всегда удачно устраивается в прошлом, а в жизни все гораздо страшнее. Оказался не в Тридевятом царстве, как мой мультипликационный тезка, а в гостях у сказки. Причем в натуральной сказке, цензуре не подвергшейся. Так вот с какой нечистью наши предки встречались в жизни. Да и люди тут местами не лучше нечисти…
Пахло бойней, мочой и говном. Вот оно какое, настоящее прошлое… Я поднял выпавший из ослабевшей ладони мертвеца наган. За спиной послышался какой-то шум. Я медленно обернулся. Удавленник, слепо пялясь в меня выклеванными глазами, начинал выбираться из петли…
Зеленый четверг
Рассказ написан на конкурс фэнтези «Или оно» сайта «Квазар»
Ранее публиковался в сборнике «Соскучились, диабетики?»
– Неплохой дом, – Федя довольно потер руки, – можно сказать, выгодное приобретение за сущие копейки.
– Есть такое, – согласился я, начиная собирать вычищенный карабин. – Надо только забор будет вокруг сада сделать.
– Наймем бригаду гастеров, и все дела. – Младший брат прямо лучился энтузиазмом. – Можно хоть прямо сейчас, – он наклонился к ноуту и задорно затрещал по клавишам. – Сейчас, с этим кризисом, полно желающих буквально за еду работать.
Федя с ноутом был мозгами, я, с отцовским ружьем и карабином, – мускулами.
– Особо светиться не стоит, – слегка осадил я, – не надо привлекать внимание. Мало ли как местные жители отреагируют?
Федя пожал плечами: на местных ему было ровным счетом плевать. Мы для того и решили перебраться в деревню в пригороде, чтобы меньше париться из-за назойливых любопытных соседей. В городе они уже начали что-то подозревать. Хорошо хоть с карантином и самоизоляцией соседям, родственникам и друзьям семьи было некоторое время не до нас. Зато как только летнее солнце остановило пандемию COVID-19, мы взяли ноги в руки, собрали имущество в охапку (точнее в автомобильный контейнер) и свалили из города. Благо, оформление сделок купли-продажи и свидетельства о собственности в электронном виде позволили все провернуть без шума и пыли. Федя, оформив на папашу ЭЦП, ловко продал квартиру и купил дом в деревне.
Дом был хорош: большой щитовой, обложенный кирпичом, с большим огородом, кучей разных хозяйственных построек, огромным, похожим на бомбоубежище, погребом и даже с баней. Еще и мебель с посудой остались. Да и стояло все это великолепие в огромном яблоневом саду, правда, его принадлежность к дому была спорной. Обошлось все хозяйство и правда в сущие по нынешним временам гроши. А все из-за весомого снижающего цену фактора – самоубийства прежнего хозяина дома. Наследники были рады избавиться от дома с нехорошей славой. Впрочем, нас с братом такие мелочи не смущали – у нас своих «скелетов в шкафу» хватало и приведение висельника нас не пугало.
– И главное, – не унимался Федор, – какие перспективы: тут нас никто не знает, докучать не будет.
– Сельские обычно любопытны, – возразил я.
– В крайнем случае, пустим слух, что болеем коронавирусом.
– Опасно, народ темный – могут и сжечь.
– Могут… – почесал затылок Федя.
– Пошли посмотрим, где закопать сподручнее, – пряча вычищенное и заряженное оружие в чехлы из-под спиннингов, предложил я.
Сад был довольно запущенным, с густыми кустами, росшими меж посаженных ровными рядами яблонь, и высокой травой, местами едва ли не выше нас.
– Здравствуйте, – из-за густых кустов, окружающих сзади наш туалет, вышел паренек, примерно помоложе Федькиного возраста, в перемотанных синей изолентой очках с толстыми линзами, клетчатой кепке с накладными желтыми кудрями, похожими на львиную гриву и в надетом на шею хомуте. Держа перед лицом небольшую борону, он смотрел сквозь нее на нас. Покачав бороной перед лицом, прислонил ее к стене туалета.
– Я Пашка, – протянул руку. – Мы вон там живем, – показал в сторону дороги, – следующий дом за Кобаном.
– Кабаном? – уточнил Федя.
– Сосед ваш, Колька Кобан.
– Кабан?
– Нет, Кобан, через О. Фамилия такая.
– А я Федя, – представился брат, пожимая ладонь Пашки.
– Я – Володя, – в свою очередь пожал я руку странному пареньку.
– Вы же теперь тут живете?
– Ну мы, – согласился Федя.
– Вот, – он достал из висящей на широком ремне через плечо полотняной сумки хлеб и сало, – принес.
– Нам? – удивился я.
– Нет, дяде Васе.
– Кто такой дядя Вася? – спросил Федя.
– Тот, кто до вас здесь жил. Он повесился.
– Зачем ему хлеб и сало, если он повесился? – Федя помотал головой.
– Треба неупокоенному покойнику еды принести, вроде как поминки по нему справить. Вы на стол положите, скажите, что от меня, и на ночь оставьте. Он разберется.
– До того как повесился, дядя Вася кем был? – решил на всякий случай выяснить я.
– Он раньше в городе был начальником. А потом тут дом построил, хотя ему советовали не строить тут.
– Почему?
– Потому, что на пожарище плохо строить. Тут лет десять назад дом директора сгорел. Ну и в целом место нечистое.
– Почему? – спросил Федя.
– Тут раньше жили, Романины. Батя, Виктор Владимирович, директором был, а Вася и Димка – дети. Батя умом тронулся и тетю Таню зарезал с Димкой, а Вася Виктора Владимировича застрелил. У них ружье было.
– Посадили его? – спросил я.
– Нет, он застрелился сам потом, – местный закусил губу.
– Зачем? – попятился Федя.
– Он тоже с ума сошел, когда увидел, что батя тронулся. А потом другая семья, другого директора. Они все и сгорели.
– А дядя Вася тут при чем?
– Вроде как он дальний родственник им был и все унаследовал. Сгорел только дом, а все постройки остались нетронутыми. Не знаю точно, короче, но дом он точно такой же построил, как у Романиных был, и жил в нем три года. А потом, ну… – махнул рукой, – вы знаете. Вы это, только не забудьте сказать, что это от меня, а то мало ли…
– Не забудем, – обнадежил странного паренька Федя. – Не переживай.
– Я просто удавленников боюсь, – Пашка шмыгнул носом. – Меня ими еще в детстве бабушка Дуня пугала. Мертвецами этими заложными…
– В смысле? – не понял я.
– Мертвяки такие заложные. Ну, в лесу там заблудившиеся или родителями проклятые или те, кого черти украли или кто некрещеным помер. Или вот еще бывает, что маленького мамка во сне случайно задавит. Вот они все после смерти и живут с чертями вместе, служат им.
– Это где они живут? – уточнил я.
– Под землей, в пещерах, или в стоячей воде: омутах, бучилах, прудах, озерах – если вода застоится. Еще в болотах, оврагах, трясинах, глубоких логах, в чащобах и буреломах.
– А бучило – это что такое?
– Это когда луг весной заливает в пойме, а потом вода уходит, а в глубоких ямах остается. Вот это бучило и есть.
– А как они чертям служат? – продолжал я расспросы.
– В основном, черти на них ездят, как пастухи на лошадях, потому что заложные после смерти бегают очень быстро, бывает быстрее даже чем машина. Но бывает, что и пакостят живым, особенно родным и знакомым, по указке чертей. А еще бывает, что клады охраняют. Но… но у нас нет в округе кладов. Но… Семик сегодня. Вы осторожнее.
– Чего? – не понял Федя. – Что сегодня?
– Семик, Зеленый четверг. Он еще и с Русальной пасхой совпал в этот год.
– И что? – спросил я.
– Русалки могут напасть.
– Чего?! – Федя от удивления выпучил глаза. – Какие к черту русалки?
– Видимо местный обычай, – вслух рассуждал я. – Традиционный обряд какой-нибудь.
– Это если женщины заложные, то становятся русалками. Сверху они как люди, снизу – рыбы. Бегают по лесу голые, еще и на ветках деревьев сидят и качаются, особенно березовых. Еще, когда рожь цветет, они по ней гуляют большими шайками, смотрят, чтобы никто колосья не ломал. Они могут в лесу поймать на Русальную неделю и, если кто сдуру к ним подойдет и попадется, до смерти защекотать.
– А в саду могут? – спросил Федя.
– В таком как ваш, – Пашка оглянулся, – могут… И кого защекочут до смерти, тот сам станет русалкой.
– Как я могу стать русалкой? – нахмурился Федя. – Я же мужчина.
– Станешь водяным, – не растерялся Пашка. – А вот из потерчат другие русалки выходят: мавки или еще навки их называют. Но это совсем другое дело…
– Почему так? – спросил я.
– Они когда маленькие, то кричат мау, вроде как кошки, – поправил на переносице очки. – А ночью кричат: гу! гу! Сзади, на спине, у них кожи нет и будто прозрачные они: уся нутрянка видна.
– Если русалки снизу как рыбы, то как же они по лесу ходят? – спросил я, вспомнив сказку Андерсона.
– На Русальную неделю у них ноги делаются, – серьезно объяснил Пашка, – и они сигают, как лоси. А еще хвост не у всяких русалок бывает, а в основном у фараонок, что из преследователей Моисея сделались, в Червном море утонув. Они в хорошую погоду выскакивают из реки и кричат: «Царь Фараон в воде утонул». По осени фараонки в лягушек оборачиваются, поэтому лягушек бить нельзя. А у обычных русалок чаще ноги, как ноги, вполне человеческие. От них надо с собой полынь и любисток[18 - Люби?сто?к (лат. Levisticum) – многолетнее травянистое растение; монотипный род семейства Зонтичные. Единственный вид – Любисток лека?рственный (лат. Levisticum officinаle). Растение имеет много народных названий. Большинство из них связаны со словом «любовь»: зоря, любим, либистик, любовное зелье, приворотное зелье, любчик, любим-трава, любец. https://ru.wikipedia.org/wiki/Любисток (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D1%8E%D0%B1%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA)] носить.
– Зачем?
– Она у тебя спросит: «Полынь или петрушка?». Если ответишь «полынь», то будешь живой.
– А если «петрушка»? – уточнил Федя.
– То хана тебе, налетят всем скопом и защекочут насмерть! Тут уж утекай со всех ног! Еще хорошо водку на полыни настоять и пить по утрам натощак грамм по пятьдесят.
– А что такое Русальная неделя?
– Это когда у русалок Пасха. А мавки могут и голову отрезать. Еще могут глаза тебе назад переставить и голову перевернуть.
– Это как?
– Вот так, – Пашка надулся и страшно выпучил глаза, – только в обратку. Если вы мне не верите, то я так скажу: у бабки Храмченковой в прошлом году гуси остались на озере ночевать на плаву. Так русалки им так крыло на крыло завернули, что те сами крылья не могли расправить. Про то все в округе знают и любой вам подтвердит, кого не спроси.
– Спросим, – с непонятной интонацией пообещал Федя. – Будь спокоен.
– А я и так спокоен. И вот еще что… Родителям не говорите, могут не разрешить.
Мы с братом посмотрели на дом.
– Не волнуйся, – тихо сказал Федя, – разрешат.
– А хомут тебе зачем? – спросил я.
– От огненной, – непонятно ответил Пашка.
