Петля

В следующее мгновение ее рука дернула вниз покрывало, обнажив банку, где плавало что-то ужасное. Присмотревшись, Митя разглядел клубок тонких, как глисты змей над женским лицом. Кто-то не снес головы…

Клыки, раздвоенный черный язык, мертвенно-бледная кожа. Определенно чудовище. Ресницы дрогнули, оно вот-вот откроет глаза и тогда…

Что тогда?

Этого Митя не знал, но в уме будто верещала сирена. На кончике языка вертелось имя, которое точно не нравилось.

Гаскона, Гормона, Корона… Горгона!

Рефлексы сработали раньше мозгов. Мальчик сильно толкнул Верусю и, закрыв глаза, рыбкой прыгнул вперед, словно нырял в речку с обрыва. Кончики пальцев таки достали треногу.

Звуку разбитого стекла вторил вскрик. Митя открыл глаза, когда он стих. Мальвина сидела на корточках с лицом, полным отчаяния. Только на этот раз оно было каменным. Голова Горгоны лежала у ее ног, как выброшенная на берег рыба. Рот был открыт, но вдохнуть, похоже, не мог. Язык вывалился, змейки беспомощно обвисли и едва шевелились. Живительный раствор варварски разлит на земле.

Убедившись, что глаза монстра закрыты, Митя поспешил на помощь Верусе, которая яростно сражалась с кустом. Лоза обвила ноги и уже поднималась к груди. Девочка кусалась, плевалась, свирепо билась в цепких объятиях, но пока безуспешно. Расцепить узел получилось не сразу, а на помощь глицинии спешила вся флора и фауна Хищного Сада.

Трава вспухла от лезущих наружу корней, жаждущих отомстить за хозяйку. Парк буквально вскипел кишащей и агрессивно настроенной живностью. Растения, букашки, ежи, червячки – бежали, ползли, ковыляли. А из могилки в дендрарии летели комья земли. Неупокоенный Артемон рвался вцепиться в горло обидчикам.

Схватив девочку за руку, Митя помчался на выход, огибая цветы, кусты и редкие здесь сорняки, алчущие крови и мяса. О том, чтобы разграбить поместье, не стоило даже и думать. Сюда теперь сможет войти разве что рейд. Но артефакт разбит вдребезги и поживиться будет особенно нечем. Кому нужны вершки-корешки? Старуха была небогата и много чудила.

Ребята перевели дух, остановившись далеко за калиткой, уже на другой стороне улицы. Отсюда сад вновь выглядел прекрасным и тихим. Покинуть его границы хищные цветы не могли, иначе бы сожрали весь город.

Чуть успокоившись, Митя пожалел, что артефакт такой мощи утерян. Стоить он должен фантастически дорого. К счастью, злополучную шкурку Веруся таки успела схватить. Свое не отпустит, раз уж взяла.

3

Двухэтажное здание из клинкерного кирпича украшал фасад из потемневшей лепнины и несколько медных горгулий, обгаженных многолетним пометом. Зарешеченные окна-бойницы и высокая, похожая на сторожевую башню, труба придавали дому вид зловещий и мрачный. Скорее крематорий, чем пирожковая, но Шляпнику, похоже, это и нравилось.

Страх, тлен и отчаяние – в социуме на них, своего рода, табу. Именно поэтому их можно неплохо продать. Душа дрожит, но подсознательно устремляется к жути, упиваясь собственным страхом. Она подобна лягушке, завороженной пастью змеи. Гипнотическая власть ужаса висит смертной тенью, которая рано или поздно придет за каждым из нас.

Примерно об этом думалось Мите, когда подходил к пирожковой. Веруся, как обычно, держалась за ним. Позиция из-за его спины была самой опасной, как в этом убедился покойный крысюк. Девочка не терялась и без своих прежних навыков, но Шляпник страшнее Мальвины, и Митя немного робел.

– Что за «мексиканский тушкан»? – проворчал он, собираясь с духом. Надо быть смелым. «Не верить, не просить, не бояться» – простые, но универсальные истины даже в детском саду.

– А ты откуда знал про Горгону? – Веруся кокетливо улыбнулась ему. Он ведь герой, раз победил такое чудовище.

– Да в голове как-то всплыло…

– Вот и у меня порой также всплывает, – кивнула она. – Имена, вещи, модные бренды, которых здесь никогда даже не было!

– Думаешь, мы всё же были за тем старым холстом?

– Не сомневаюсь! Ты наверняка что-то сделал не так!

– Да ведь и не успел ничего толком сделать! – запротестовал Митя. – За тем холстом стояла Матильда!

– Ивановна? – растерялась Веруся. – У меня Дед Мороз… Еще подумала – «как только успел?». А потом всё… Ничего больше не помню.

– Я тоже пришел в себя уже на кровати. Крепко приложила меня. Дури в ней много.

– Видишь? Иллюзия! Ложная память! Эхо того затекстурного мира! Если помним по-разному, значит, им есть что скрывать. Мы были там, просто не помним. Нас вернули сюда!

– И стало хуже, чем было! – воскликнул Митя, понимая, куда она клонит.

Конечно же, Веруся обиженно закусила губу. Хорошо не удила. Потащит сломя голову черт знает куда! Не послушай ее, спокойно пил бы свой кисель в детском саду – уютном и тихом! Теперь будет так, как решит только он! Желтые колготки были уже совсем близко! Карьера, перспективы, Орден Золотого Доната… Всё пошло прахом. Больше никаких «захолстовых» миров!

Раздраженно мотнув головой, Митя ногой открыл дверь, и она с громким стуком ударилась в стену. В зале упала картина, задребезжала посуда на полках, а единственный посетитель поперхнулся и с недоумением посмотрел на детей.

– О… Юный и дерзкий? – усмехнулся стоявший за стойкой юноша в щегольской шляпе.

В ней спутать хозяина с кем-то другим было нельзя. Цилиндр из настоящего бобрового фетра с черной шелковой лентой в городе только у одного человека. Новомодные котелки из мягкого плюша, войлока и клеенки не шли ни в какое сравнение с элегантностью его головного убора. Такой сейчас уже нигде не достать.

– Ваша заявка… на крысюка… – проблеял побледневший Митя, растеряв весь кураж. Пирожковая не то заведение, куда можно открыть дверь с ноги.

– А-а… – кивнул Шляпник. – Тогда милости просим.

Он сделал приглашающий жест, показав на потемневшую от времени и копоти дверь. На ее косяке были хорошо заметны сколы и глубокие борозды. Здесь явно тащили того, кто отчаянно упирался и боролся за жизнь. Но сейчас дети шли в это логово сами. Чудовищ тут много, и с ними приходится жить.

На первый взгляд, в комнате не было ничего необычного. А на второй проступали зловещие детали и знаки: засохшие бурые пятна на стенах, подозрительные бугры под ковром, вырванный клык в горшочке с фикусом и огромный, нечленораздельно ворчащий паук в темном углу.

Стол, заваленный грязной посудой, добавлял свою нотку безумия. Разномастные чашки кофейных и чайных сервизов из стекла, фарфора, глины, керамики образовывали шаткую пирамиду, причем верхние почти доставали до люстры.

– Да, вот-вот рухнет. – Шляпник улыбнулся так, что рот по-жабьи разъехался почти до ушей. – Тот, чья чашка будет последней, моет посуду. Есть пуэр, улун, зеленый и белый. Для особенно важных гостей добавляем полоний. Надеюсь, никто не против выпить чайку?

– Нет, спасибо! – поспешно отказался Митя. Веруся согласно кивнула. – Как-нибудь в другой раз.

– Тогда пирожков? С пылу и с жару? Алиса! – крикнул Шляпник в полуоткрытую дверь на кухню.

Там раздался глухой стук, а за ним чей-то короткий болезненный вскрик и звон упавшей кастрюли. Тихое ругательство, звук быстрых шагов, и в комнату вошла полная темноволосая женщина с усталыми, как у старой собаки, глазами.

– Да, милый? – спросила она, вытирая руки об фартук в багровых разводах. Скорей всего, кровь.

– Покормишь ребят?

– Разумеется! – Алиса старательно растянула губы, изображая улыбку. – Через двадцать минут. Свежее мясо еще… – Раздался тихий стон, и она раздраженно оглянулась на дверь. – Не готово.

Веруся напряглась, а Митя храбрился. Страшновато, но всё это, скорее всего, антураж. Хозяин с виду приятный во всех отношениях парень, но, если вглядеться… Фальшивая улыбка, рисованные брови, румяна, как язвы. Суровый и жутковатый гламур.

Успокаивало лишь то, что печь им вряд ли грозит. Один из немногих плюсов клоаки – иммунитет к каннибалам. Пропитанная миазмами плоть несъедобна. Ее даже монстры не жрут.

– Мы только что от Мальвины и совсем неголодные. В следующий раз поедим.

– Хм… С каких пор эта жадина стала кормить? – поднял бровь Шляпник. – И крысюка не купила? Ты, братец, что-то темнишь…

Митя тяжело вздохнул, понимая, что придется признаться. Но разве они сделали что-то плохое? Ушлая старушка едва не угробила, а ее и пальцем не тронули. Стояли бы сейчас каменюкой в цветах…

Короткий пересказ событий в Хищном Саду Шляпник выслушал молча, но щелкнул языком, услышав про банку с Горгоной. А вот Алиса ушла на кухню в слезах. Как выяснилось, дружила с Мальвиной. В глазах явно не светлая грусть, а плохо скрытая ярость. Наверняка будет мстить.

Кастрюли вновь зазвенели, а глухой стук стал более частым. Судя по татуировкам, хозяйка в юности была настоящей оторвой. С ножом обращаться умеет, да и топор как родной.

– Что ж… Бедняжка слишком спешила… – резюмировал Шляпник. – Оськать трыгвиком жжуху – неплохая идея. Но катализатор из вас бы вышел плохой.

– А можно подробнее? – робко попросил Митя. В его дошкольном образовании зияли лакуны. По сути, хорошо знал только клоаку, а мир намного больше ее.

– Ммм… Видишь ли, статуи в Хищном Саду расставлены в суперпозиции, подчеркивая прелесть обыденного вместе с изяществом простоты. В любой точке парка одна из скульптур будет скрыта от взора. Полную картину можно увидеть лишь сверху. Воспарить умом, а не телом. В этом и ключ.

– Понятней не стало.

– И вряд ли станет. – Шляпник снисходительно потрепал по плечу. – Мальвина работала над «принципом неопределенности», согласно которому, объект существует, когда есть его наблюдатель.

– Кто-кто? – Митя почувствовал себя бесконечно тупым. Это было обидно.

– Ты, она, – Шляпник кивнул на притихшую девочку, – любой из «тех-кто-пришел». Есть версия, что наш мир проявляется лишь вокруг вас.

Мальчик озадаченно почесал лоб. Им уже объясняли, что людей разделяют по месту рождения. Аборигены появляются на свет естественным образом, а вот такие, как он, «нисходят с Небес». Правда, находятся они на земле. Яйца, из которых вылупляются «те-кто-пришел», зреют в инкубаторах детского садика. Материализуются там силой благословений и молитв воспитателей, как те говорят.

Есть еще «Животворящий Портал», но из него выходят сразу взрослыми и очень богатыми. «Золотой Донат» – орден утонченных аристократов и могучих, сияющих величием воинов. Митя мечтал стать одним из таких.

– Получается, если не смотрю на Луну, то ее нет? И никого из вас нет, если не вижу? – округлил он глаза, наконец-то сформулировав мысль.

– Немного не так, – задумчиво поковырял в носу Шляпник. – К примеру, когда выйдешь из комнаты, она растворится в облаке неопределенности потенциально возможных событий. А если снова войдешь, лишь одна из этих цепочек проявится.

– Но ты же в ней был! Видел, чувствовал, мыслил?

– Теория утверждает, что моя память об этом также проявляется вами.

– Чушь! Кто в такое поверит?

– Очень немногие. В практическом смысле для нас разницы нет. То есть, вера или неверие ничего не меняет. Кроме того, Мальвина считала, что и для «тех-кто-пришел» тоже необходим свой наблюдатель. Для проверки она почему-то выбрала вас. Это стало ошибкой.

Митя лишь помотал головой, не в силах проследить ход его мыслей. Шляпник – чудак, каких поискать. Разбираться в этих мутных теориях просто не нужно. Пусть и дальше оськает жжух. Каждый с ума сходит по-своему. В его случае это зашло уже далеко.

– Так что насчет крысюка? – резко сменила тему Веруся. – Сорок монет – ровно столько было в заказе.

– Деточка, есть предложение лучше! – подмигнул Шляпник.

– Лучшее включает в себя сорок монет! – отрезала та, подозревая готовность заплатить пирожками.

Вместо ответа тот торжественно снял свою шляпу, рассыпав по плечам сальные волосы. С ловкостью фокусника холеные пальчики извлекли из цилиндра коробку. Обычный, перевязанный лентой, картон. А вот сургучная печать выглядит солидно и дорого. Незнакомый герб с горизонтальной восьмеркой и древом. В городе таких еще нет.

– Что это? – холодно спросил Митя.

Он с неудовольствием отметил, как загорелись у Веруси глаза. Женщины падки на блестящее, яркое, но еще больше любят загадки. И особенно под таким сургучом.

– Не знаю, – пожал Шляпник плечами, – мне поручили ее передать.

– Кто?

– Виконт де Ятим. Вот визитка. Сомневаюсь, что это имя для вас что-то значит. Он только недавно появился у нас.

Митя протянул руку, но карточку дали не ему, а Верусе. Та вопросительно посмотрела на друга, Увидев, как его лицо напряглось, помедлила, но визитку взяла. Это бесило.

Что эти аристократы себе позволяют? Куда смотрят власти? Наверняка педофил!

Мысли роем пронеслись во взбудораженном юном уме, но Митя собрался и взял себя в руки:

– Нас учили не брать конфет и подарки от незнакомых людей.

– Это часть платы за шкуру, которую вы принесли. Заказ был размещен для виконта! – Шляпник устало защипнул переносицу. – Берите, пока предлагают! За что мне такая морока с детьми?

– И сорок монет?

– Разумеется.

Митя предпочел бы взять только деньги, но подружка не сводила жадного взгляда с коробки. Уже не отпустит. Она явно интриговала ее.

– Давайте сначала откроем! – предложил мальчик без особой надежды. Вдруг проклята? Кот в мешке!

– Как только возьмете.

– Конечно, берем! – взяла на себя инициативу Веруся, после чего виновато оглянулась на Митю. Он и это простит.

– Прекрасно! – хозяин хлопнул в ладоши. – Алиса, принеси деньги! И пирожков, если готовы!

Из-за двери высунулась татуированная по локоть рука. Кошель метнули ловко и сильно. Шляпник неестественно выгнулся и схватил на лету с невероятным для человека проворством.

– Сердится… – пояснил он, отсчитывая сорок монет. – Не каждый день теряешь подругу. Так может всё же чайку? И пару капель покрепче? Сделку обмыть?

– Не, до свидания! – Митя свирепо мотнул головой, подтолкивая Верусю на выход. Дверь мстительно закрыл снова ногой.

Косяк вздрогнул, и хлопнуло сильно. А потом что-то очень громко разбилось и несколько долгих секунд продолжало звенеть. Комната со Шляпником погрузилась в «в облако неопределенности всех потенциально возможных событий», но гора битой посуды в нем, похоже, была. Проявлять ее взглядом точно не стоило. Сейчас надо быстро бежать.

Дети торопливо покинули зал. Он пустовал. Еда одинокого посетителя так и осталась нетронутой. Зато на стойке целый поднос пирожков – румяных и теплых, прямо с печи.

4

Коробку решили открыть у себя. Назвать домом комнатку в старой конюшне бы не повернулся язык, но там безопасно, тепло и спокойно. Впитавшиеся в одежду миазмы распугивали крыс и клопов, поэтому денег с ребят не просили. Печка, стол, стул и солома дарили минимальный комфорт, которого Верусе всегда было мало. Юность растает как дым, поэтому принц на белом коне нужен прямо сейчас, а не когда постареет.

Кони, кстати, здесь были, а вот Мите до королевских кровей еще расти и расти. Путь крысолова тернист, а перспективы неважные. И потому его засыпали упреками, обвиняя во всех смертных грехах.

Главный из них – нищета, как Веруся считала. Ее она простить не могла и демонстрировала презрительный холод в отношениях с другом.

– Открою сама! – заявили ему, как только вернулись в конюшню.

Митя считал, что со взбудораженной женщиной лучше не спорить. Как и с любой. Поэтому и не стал возражать, уступив место подруге. Протиснуться к столику мог только один, и Веруся увлеченно зашуршала картоном.

– Прелесть! Прелесть какая!

– Да где? – мальчик вытянул шею.

– Да вот!

Веруся чуть отодвинулась, дав рассмотреть торчащий в воздухе хвост. Под ним пара мохнатых шариков и… Больше ничего? Что именно могло так прельстить, Митя не понял.

– Это ведь жопа! – констатировал он.

– Котик! Смотри, улыбается! Как зовут тебя, солнышко? – засюсюкала девочка.

– Кот-ня. Просто кот! – мрачно заявила жопа.

– Ты чей? – осторожно спросил Митя, поворачивая голову под разным углом. Возможно, так получится больше увидеть.

– Чешингера. Ятим Чешингер продал ме-ня вам.

– А почему ты не весь?

– Воспринимаемое обусловлено самим наблюдателем. Такова двойственная природа сущего-ня, а его вероятности как бы размазаны в пространстве и времени. Коллапс волновой функции для тебя-ня выглядит именно так. Впрочем, в твоем положении понять это трудно.

– Верунчик, расскажи, что ты видишь… – шепотом попросил Митя.

– Голову котика. Миленький, а зубки, как у пилы. У тебя по-другому? – недоуменно посмотрела она.

– А почему я вижу лишь жопу?

– Тебе лучше знать. Всегда говорила, что в твоей глупой башке только грязные мысли.

Митя растерянно чертыхнулся. Предчувствие не обмануло. Как знал – «кот в мешке». Причем его не самая лучшая часть. Вопрос в другом: зачем он им нужен?

– Не шалю, не трогаю, починяю примус-ня… – промурлыкала жопа. – Вышивать могу. И на машинке тоже… А еще считаю своим-ня долгом предупредить…

– Что кот древнее и неприкосновенное животное… – хором продолжили дети.

Они переглянулись. Снова «всплывает»?

– Наваждение? – Веруся испуганно закрыла ладошками рот. И без того большие глаза стали как блюдца.

– Вряд ли… – покачал головой Митя. – Сама говорила – «эхо затекстурного мира». Это оттуда.

– Кис-кис-кис… Котик, ты здесь? – жалобно позвала она.

На столе лежала только пустая коробка. Лишь осколки сургучной печати доказывали, что им не приснилось.

Они заглянули под стол и стул, раскидали вдоль стенки солому. Кота не было. Ни головы, ни жопы. Вернулся к хозяину? Тогда их развели как детей. Но зачем? Неудачная шутка?

– Дай-ка визитку! – потребовал Митя.

– Зачем? – прошипела Веруся, точно дикая кошка. Губки в тонкую линию, носик наморщен, глазки, как щели.

– Найду Ятима и вытрясу, чего от нас хочет!

– Ты? – окатила презрительным взглядом она. – Это виконт! Да тебя на пушечный выстрел к нему не подпустят.

– А тебя, значит…

– Да! И пойду без тебя!

– Шлюха! – выкрикнул, не выдержав, Митя.

Ему с размаху влепили пощечину. В ушах зазвенело, внутри клокотало. Обида и ярость охватили пожаром. Мальчик машинально занес руку, чтобы дать сдачи, и… опустил.

Он выскочил на улицу, хлопнув дверью. «Ничтожество и нищеброд!» – крикнули, точно плюнули вслед. Несправедливо, обидно, напрасно. Раньше они бы подрались, но не сейчас. Верусе ведь нечем ответить. Ее изувечили, лишив боевых навыков. Теперь нельзя даже выпустить злость.

«Чертова сука!» – выругался Митя, что есть силы пнув бочку. Воды, к счастью, там не было, иначе мог легко сломать ногу. Женщины умеют вынести мозг.

Дерево загудело, а боль отрезвила. Хор сверчков, на мгновение умолкнув, заскрипел энергичней. Пахло сеном, навозом и тяжелым ароматом сирени, посаженной вдоль дорожки стеной. Листья на ветру зловеще дрожали, напомнив приключения Хищного Сада. На всякий случай Митя, прихрамывая, от них отошел.

Вечерняя свежесть приятно холодила разгоряченное тело. Особенно ноги. Наверное, потому что в ботинках дыры. Блестящая поверхность луж одинаково равнодушно отражала Митю, огни фонарей и первые звезды. Рябь искажала черты и делала похожим на монстра. Они свирепы, могучи, бесстрашны. Пока ему остается лишь завидовать им.

Сколько придется лазить в клоаке, чтобы хоть немного приблизиться к Ордену Золотого Доната? К Чешингеру и прочим, обласканным судьбой, деньгами и славой? Даже сто крысюков не заставит их признать себе равным. От него будет дурно пахнуть всегда.

Помочь мог только ошеломляющий подвиг. Но для него нет подходящего монстра, оружия, силы, а главное, связей, которые способны их заменить. Такое чудовище должно быть непобедимым и жутким, меч легендарным, а доспех непременно мифриловым. Герои всегда ходят только с такими, а где это взять?

А Веруся нищету терпеть долго не будет. Она красива, и аристократишки засматриваются уже прямо сейчас. Этот Ятим лишь первый звоночек, за ней придется следить и следить.

Митя сейчас сильно жалел, что вспылил. Несмотря ни на что, он почти уверен в подруге. Но корень сомнений в этом «почти». Даже процент неудачи его не устроит. Слишком сильно любил, чтобы так отпустить.

Где-то только Чешингер увидел Верусю? И ведь наверняка не дурак, раз настолько богат. Она, скорее всего, задумала его развести, поэтому и вцепилась в визитку. Наивная дурочка сама не заметит, как очаруется «принцем». Блеск золота слепит, а соблазн слишком велик.

И это можно понять. В лабиринтах клоаки много вони и мало романтики. Что девушке может предложить крысолов? Дырку от бублика? Так богатства там нет.

Сделав неутешительный вывод, Митя тяжело вздохнул и сунул руку в карман. Сейчас его приятно оттягивали сорок монет серебром. Тоненьких, гнутых, но столько сразу в нем никогда еще не было.

– Не горюй, Митя-ня, ведь всё еще можно исправить… – вкрадчиво мяукнули откуда-то сверху.

Вздрогнув, он задрал голову, пытаясь увидеть источник звука. Рассмотреть силуэт на фоне темного неба получилось не сразу. Ну да, снова она. Вернулась дразнить.

– А вдруг ничего исправить нельзя? – подумал он вслух. Еще от жопы не хватало советов. Ладно бы еще голова…

– А если нельзя, то смысл горевать, Митя-ня?

– Слушай, ты вообще кто по жизни? – нахраписто спросил он, решив сменить тактику.

– Для тебя-ня важней понять, кто есть ты. Ключ к постижению-ня всегда в нашем прошлом. Оглянись и смотри.

– Но его уже нет. Лучше думать о будущем, – возразил Митя, как полагал, рационально и точно. Кот не может быть умнее его.

– Смешно-ня. Как будто число «двенадцать» заявило, что «одиннадцать» секунду назад умерло. Прошлое-ня – всегда другой мир. Иная конфигурация вселенной, альтернативное «сейчас». Время не состоит из мгновений. Его просто нет, раз они присутствуют все! – торжественно объявили ему.

Митя поскреб подбородок, раздумывая, не отправить ли кота назад к Шляпнику. Тот от него явно пытался избавиться. Понятно почему таких сажают возле дуба на цепь.

– Вселенная-ня всегда статична. Это своего рода бесконечный альбом миров-фотоснимков, – продолжал вещать кот. – Они не взаимодействуют друг с другом, а существуют одновременно и являются вещами в себе. Сознание как бы скользит мимо них, и получается «фильм». Ты-ня должен отмотать эту пленку назад…

Мальчик открыл было рот, чтобы спросить, когда и кому успел задолжать, но жопа исчезла. Слиняла в «бесконечный альбом», где ей самое место. Вероятно, кота послали свести Митю с ума. Верусю тогда отобрать будет проще. Он ей быстро запудрит мозги.

На всякий случай мальчик постоял еще несколько минут в надежде, что жопа вернется и заговорит нормальным и человеческим языком. Высокие материи пока ускользали от еще юного разума. Но кот, вероятно, готовил другую тираду и возвращаться к нему не спешил.

Рассудив, что ждать бесполезно, Митя взял судьбу в свои руки. Они все еще без кинжала, значит, надо спешить. Лавка, где его присмотрел, скоро закроется. Ну а потом башмачки.

И мальчик побежал со всех ног. Распугивая собак, кошек, прохожих и тяжелых, надсадно гудящих жуков. Отбросив ненужные мысли о котах Чешингера, коллапсе волновой функции и двойственном сущем, оставил одну – о стервозной Верусе. Усмирит ее гнев теперь только подарок.

Зажатый высокими особняками домик казался игрушечным. Розовым туфом аккуратно выложен первый этаж, второй деревянный и недавно покрашен. Вывеску подсвечивали винтажные фонари, кусты у входа аккуратно подстрижены, а стальные перила начищены до зеркального блеска.

Долговязый и нескладный слуга уже закрывал массивные ставни. Стены любили разрисовывать дети, поэтому на Митю смотрел с недоверием. Откуда у заморыша деньги? Почти каждый день приходил.

– Опять поглазеть? – на звук шагов вышел хозяин, оглаживая кудрявую пышную бороду.

– Куплю, если понравится, – с достоинством ответил Митя, как только восстановил дыхание. Он как-никак потребитель, и у него есть права.

– Ну пошли, покупатель! – подобрел торговец, хлопнув в ладоши. Продать под закрытие – это к удаче. Хороший задел на следующий день.

За порогом Митя восхищенно замер. Здесь его сердце всегда билось сильнее и чаще – сокровища были повсюду. Колющие, рубящие, режущие и даже кромсающие – на стенах развешаны идеальные орудия для потрошения плоти. Палицы, булавы и шестоперы! Молоты, цепы и моргенштерны! Кинжалы, стилеты, зачарованные магией пурбы, а какие мечи! Фламберг, цвайхендер и клеймор! А еще сабли, катаны, рапиры! Ассортимент просто шикарен. Еще больше, как говорят, в закромах.

Мальчик мог бы бесконечно рассматривать витрины с холодным оружием, обсуждать состав стали, баланс и метод заточки, но под ироничным взглядом торговца терялся и тотчас уходил. Сегодня пришел наконец-то с деньгами, что дало бонусы совершенно иного социального статуса. С ними больше не мальчик, а муж!