скачать книгу бесплатно
Конин и Джан не выдержали аллегорий, дружно, от души захохотали.
Веснушчатая растерянно посмотрела на них. Открыла рот. Окаменела. Робко хихикнула. Потом еще. И еще. Схватилась за бока, засмеялась чистым, звонким смехом – до слез, толком и не понимая истинную причину хохота старших товарищей.
Нахохотавшись всласть, «Веснушкина» размазала кулачками веселые слезы и попросила.
– Ребята, выручайте, у нас концерт проваливается, а там публика собралась… Джаночка-солнышко, ты же петь умеешь…
– Но я же только учусь, – заупрямилась Джан.
– Ну, уж нет! – подхватил под руку Джан Конин, – Вперед, в атаку! Сам погибай, а товарища выручай.
Джан слабо сопротивлялась.
– И не буду я петь! Что за дикая мысль!
«Веснушкина» жалобно застонала, схватившись за обе косы сразу.
– Будет-будет… – успокоил девушку Конин, – Еще как споет, не сомневайтесь, товарищ Веснушкина. Давайте-ка певицу прямиком на сцену!
– И никуда я не пойду, – топнула ногой Джан.
Конин подхватил Джан на руки…
– Тогда я тебя понесу. Навстречу славе.
И поцеловал Джан.
Девушка в веснушках стыдливо отвернулась.
Конин пронес Джан через весь парк под восхищенными, изумленными, одобрительными, завистливыми взорами гуляющей публики. Выйдя к летнему амфитеатру, направился к выкрашенной свежей известкой сцене, поставил на нее Джан.
Джан краснела и заламывала руки, но, шагнув по скрипевшим доскам, гордо выпрямилась и застыла, протянув тонкую изящную руку перед собой.
Сидевшая на скамейках первых рядов молодежь заволновалась, шумно захлопала. Больше всех старался красный, с облупленным от первого загара носом парень – Валентин. Хлопать в ладоши он никак не мог – мешала правая рука, забинтованная, подвешенная на марле и плотно залитая гипсом.
Валька яростно орал, оборачиваясь, как заведенный, во все стороны, подмигивал, тряс вихрами.
– Давай, Джанка!
Конин занял место рядом с Валькой, кивнул на его руку в гипсе.
– Видимо, вы и есть наш Озирис.
Валька затаил дыЦиклопие. Подозрительно шмыгнул носом. Насторожился.
– Чего?
Конин прижал палец к губам, указал на сцену.
Публика затихла.
Джан набрала полную грудь воздуха, приподнялась на цыпочки.
– Я исполню песню на стихи замечательного поэта и командира Красной армии Жени Конина.
И шепнула что-то аккордеонисту.
Тот откинул чуб со лба, сосредоточился…
…бросил гибкие пальцы на белые клавиши – мотив щемил душу.
А Джан пела…
Она пела о своей любви. И в парке ей вторили птицы.
А когда Джан умолкла – увидела, что людей перед сценой было много, очень много. Они сидели на всех скамейках, и стояли плотным полукольцом. Молчали, пораженные ее голосом, искренностью, тем добрым и всем понятным чувством, которое она подарила людям.
Пронзительные строки, написанные Кониным, и голос Джан ворвались в их души, словно свежий ветер в распахнутые окна…
Девушка с веснушками тихо всхлипывала. Притихший Валька робко гладил ее по пшеничным волосам.
Вдруг Валька вскочил, неистово потряс загипсованной рукой и закричал особенно звонко от полноты чувств.
– Молодец! Да здравствует Джанка! Ура! Красному командиру и замечательному поэту Конину!
И люди, которых привлекло к сцене из глубины парка, пение Джан, засмеялись, закричали «ура!», захлопали.
Джан позвала Конина на сцену – Конин мигом оказался рядом с ней.
Они поклонились публике, и на сцену полетели цветы, цветы, цветы.
Конин поймал один букет и протянул цветы Джан.
– Бежим! А не то нас растерзают твои поклонники!
Они бежали по щедро залитой солнцем аллее, а на площадке у сцены аккордеонист уже наигрывал на своем дорогом немецком инструменте что-то из репертуара джаза Цфасмана. Парень, похожий на молодого Марка Бернеса, сидевший на корточках рядом с аккордеонистом, в такт музыке мастерски отбивал на собственном бедре синкопы.
Валька поцеловал заплаканную «Веснушкину», и здоровой рукой утер ее слезы.
«Веснушкина» счастливо вздохнула.
Ревел мотоцикл. Конин и Джан неслись на нем по бесконечной аллее вдоль реки. Мимо проскальзывали вековые дубы и липы. Парк заканчивался, впереди дорога впивалась в широкое поле, простиравшееся до тонкой полоски, за которой сливалось с зеленой землей лазурное небо. Мотоцикл неудержимо увлекал Конина и Джан к этому таинственному пределу.
– Женька, Женька! – кричала Джан, захлебываясь восторгом и рвавшимся ей навстречу майским ласковым ветром. – Да ведь это… Это… счастье… Женька! Ветер! Река! Простор! И мы! Только мы!
– Ура! Джан! Моя Джан – синий кафтан! Смешная и милая! Джан! – кричал Конин, отчаянно давил на газ.
Далекое эхо смешивало их крики с мотоциклетным ревом. Ветер уносил и прятал в свежем клевере выбитую из проселка рыжую пыль.
Мотоцикл, свирепо воя, проскочил через деревянный мост, запылил по предместью, промчался по лабиринту переулков, пока не оказался на прямой, как стрела, Малой Войцеховской улице. Мальчишки, высыпавшие гурьбой на тротуары, махали руками вслед отчаянным гонщикам.
Влетев во двор дома №14, Конин выключил мотор и мотоцикл присмирел, затих.
Подав руку Джан, Конин помог ей сойти с «железного коня». Джан, спускаясь с высокого седла и теряя равновесие, припала к плечу Конина – их обоих сразу окутала белая дымка.
– Послушай, – сказал Конин сквозь пыльную пелену, задержав Джан в своих руках, – я давно хотел сказать тебе…
– Что?
– Я люблю тебя.
– Это я уже слышала.
Джан посмотрела в лицо Конина – на белом, как маска, лице лучились лазурные горячие глаза.
– И я тебя. Люблю.
– Выходи за меня, Джан. Давай поженимся.
– Хорошо, – просто сказала Джан.
Улыбнулась.
– Только скажем об этом папе? Что душа в пятки? Испугался, женишок?
– Пуганые мы, – улыбнулся Конин.
– Тогда пойдем к нам. Я познакомлю тебя с гостями.
– С удовольствием! Идем!
Конин обнял Джан. Они прошли к парадному, миновав у подъезда большой черный автомобиль, возле которого скучал и покуривал долговязый командир с майорскими шпалами на петлицах. Конин на ходу дисциплинированно козырнул майору. Но майор не ответил. Он мрачно размышлял о чем-то своем. И не обратил внимания на влюбленную парочку.
Глава двенадцатая
Вильно. 1941 год, апрель
Разгоряченные и радостные, от полноты чувств поцеловавшиеся на бегу, Конин и Джан появились в большой профессорской квартире. Их внезапный приход заметил разве что только Шмуйль Гиршкевич. Он вскочил, как ужаленный, из-за своей шахматной доски.
Профессор Бергер был слишком увлечен беседой с гостем, который сидел перед профессором, обратив обтянутую мундиром прямую спину к входным дверям. На рукаве его золотилась пятиконечная звезда. Между собеседниками дымился самовар. Профессор пытался подлить коньяку прямо в чайную чашку своего гостя. Но тот быстро и жестко отстранил руку старика, отказался.
– В другой раз, служба.
– Папа, предложи гостю своей вишневой наливки. Уверена, от нее-то он не откажется, – весело предложила Джан.
Гость обернулся. Заметил вошедших. Встал. Одернул мундир. Подтянутый, выбритый, коротко остриженный, он выглядел моложаво и бодро. Приветливая вежливая улыбка застыла на напряженных сухих губах.
Профессор суматошно всплеснул плоскими ладонями…
– Ох, Серж, про наливку я и забыл. Сейчас, сейчас.
Крикнул.
– Василиса!
– Генерал-майор Демидов, – представился военный.
– Да, да… Джаночка, познакомься! Мой старинный друг и приятель – Сергей Сергеевич Демидов.
Демидов протянул руку Джан.
Джан задорно стиснула крепкую генеральскую ладонь, сказала.
– Очень приятно, товарищ Демидов. Отец про вас много рассказывал.
И тут же рванула руку из генеральской ладони, отступила к Конину.
– Женя… Конин. Мой жених.
– Так уж сразу и жених, – проворчал профессор Бергер. – Рановато еще тебе женихаться, дочка. Курс в университет не кончен.
– Папа! – воскликнула, укоряя отца, Джан.
Отец сразу взял примирительный тон.
– Будет, будет, проходите, Женя, вам здесь всегда рады. Ну, что вы? Смелее, смелее… Присаживайтесь к столу… Чай еще горячий…
Из коридора вышла в гостиную дородная, простоватая женщина с голыми локтями – кухарка Бергеров Василиса.
– Звали? Ян Виллимович?
– Ты вот что, Василиса… Еще чашку… принеси… поскорее… И закуски… Что там еще в буфете. Пирог? Рыжики? Краковскую нарежь… Детей покормить бы с дороги…
Домработница степенно поклонилась и ушла.
Профессор собственноручно раскладывал янтарное варенье по крошечным синим плошкам, хлебосольно потчевал гостей. Охотно объяснил дочери.
– Товарищ Демидов приехал принимать дивизию, в которой твой Женя служит. Вот сразу и решил навестить старого товарища. Меня то есть. Мя с Сержем… ведь еще в гражданскую… под Царицыным… Помнишь, Серж?
– Такое не забывается, – согласился Демидов. И в тоне его проскользнуло едва заметное неодобрение. Комдив поспешно спросил Конина.
– А вы, капитан, каким подразделением командуете?
– Седьмой разведбатальон.
– Почему не в лагерях?
– Увольнительная, товарищ комдив.
