banner banner banner
Безмолвная рябь
Безмолвная рябь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Безмолвная рябь

скачать книгу бесплатно


Это «вкратце» растянулось почти на полчаса, и настолько изобиловало ненужными объяснениями и цитатами, что Аш чуть не уснул.

Видимо, Свенсон и сам почувствовал, что теряет внимание аудитории, и поспешно перешел к результатам расчетов. В какой-то момент, Вармер поймал себя на том, что с интересом следит за уравнениями, и вынужден был признать, что они не лишены некоторого изящества.

В конце речи он даже затаил дыхание, поняв, к чему ведут результаты расчетов. Магию разрушил сам Свенсон. Со снисходительной улыбкой, он заявил:

– Как вы видите, в рамках кластерной теории, мы можем сделать оценку конечной массы и протяженности нашей Вселенной, и однозначно можем заявить, что она конечна и замкнута.

Раздались бурные овации, и даже Аш, забыв о своей неприязни и к самой теории, и к Свенсону, задумался об эквивалентности инерциальных систем в такой Вселенной.

Если бы он на этом и закончил, то назавтра же все газеты вышли бы с заголовками, объявляющими его новым Эйнштейном. Но, не в силах расстаться со вниманием восторженных зрителей, Свенсон продолжал стоять на трибуне. И когда аплодисменты стихли, продолжил:

– Разумеется, моя теория опережает современную науку на десятилетия. Остальным направлениям придется приложить серьезные усилия, чтобы если и не стать вровень, то, хотя бы, научиться ее понимать.

Он открыл рот, чтобы поддержать смех зала над своей шуткой, но ответом ему было гробовое молчание.

Зал был полон настоящих ученых, которые, после последней фразы, словно опустились с небес на землю. За красивыми словами и напором, с которым Свенсон подавал свои выводы, они, словно под гипнозом, забыли, что всякая теория должна быть подтверждена экспериментом. Несмотря на всю стройность и кажущуюся убедительность, это были всего лишь уравнения, умозрительные заключения, возможно, гениальные, но не обязательно соответствующие действительности.

Со сцены Свенсон спускался низко опустив голову. Кажется, он еще не понимал, что именно произошло, но подсознательно ждал свиста и улюлюканья.

Он быстро покинул зал.

Некоторое время никто не шевелился, словно давая Свенсону с достоинством удалиться.

Наконец, делегаты стали расходится. Не было свойственного таким мероприятиям гомона голосов, обсуждавших доклады, люди не оставались пропустить стаканчик после бурных дебатов. Гости чувствовали себя обманутыми. Сенсация, с таким пафосом, заявленная гвоздем программы, не оправдала их ожиданий, оттянув на себя внимание от более интересных тем.

Аш подумал, что, наверное, было бы лучше сразу поехать в горы.

Он огляделся по сторонам, надеясь найти Абигейл. Он хотел попрощаться, и показать ей, что не держит зла. В конце концов, она просто делала свою работу.

Не найдя ее в зале, Аш выбросил Абигейл из головы.

К вечеру он заселился в номер, так и не сумев ничего рассмотреть в темноте. Тем приятнее было следующим утром, попивая грог на крытой террасе, любоваться белоснежными склонами.

– Вот уж не думала, что вы тоже любите лыжи, – раздался знакомый голос.

Аш обернулся, и непроизвольно улыбнулся, увидев Абигейл в лыжном костюме.

– Это потому, что я родом из Индии?

Девушка улыбнулась в ответ. Не спрашивая разрешения, она села напротив.

– Я хотела бы извиниться. Мне правда было интересно поговорить с вами, но…

Аш беспечно махнул рукой.

– У вас не было ни единого шанса. Свенсон вцепился в вас как аллигатор.

Абигейл кивнула.

– И это тоже. Моей последней работой был цикл передач о молодежной субкультуре, и, боюсь, у меня осталась некоторая резкость, после общения с ее представителями.

Чтобы не смущать журналистку, Аш решил сменить тему.

– И как вам смена окружения? Понравилось освещать конференцию?

Абигейл тяжело вздохнула.

– Боюсь, стоящего материала не получится. Я рассчитывала рассказать о сенсационном открытии, но кому какое дело до Вселенной?

Аш почувствовал, как в нем просыпается обида.

– Именно благодаря таким исследованиям, наука и продвигается вперед. Когда-то и электричество считалось не более чем забавной диковинкой, не имеющей практического значения, служащей лишь для забавы в лабораториях. Тем комфортом, что мы имеем сейчас, мы обязаны ученым, которые делали такие вот бесполезные открытия.

Абигейл рассмеялась.

– Я думала, вам не нравится Свенсон.

– Мне не нравится бездоказательность его теории.

Девушка на секунду задумалась.

– Хорошо. Почему тогда он не докажет свою теорию?

Теперь рассмеялся Аш.

– Порой, на постановку эксперимента уходят годы, а то и десятилетия. Многие гениальные догадки были подтверждены уже после смерти людей, их выдвинувших.

– Но если это важно, должен же быть какой-то способ проверить?

Аш пожал плечами.

– На данном этапе развития, мы не сможем извлечь пользу из этих знаний. Пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем нам станет критично знать замкнута Вселенная или нет.

Абигейл прищурилась, и с легкой улыбкой спросила:

– А не вы ли только что говорили, что не бывает бесполезных открытий?

Профессор усмехнулся.

– Сверхпроводники, элементарные частицы, гравитационная физика – вот на чем сосредоточена современная наука. Астрономия никогда не была в приоритете.

– И все же, – настаивала Абигейл, – ведь можно же как-то проверить прав Свенсон или нет?

Аш на минуту задумался, потом достал из кармана ручку, и расстелил на столе салфетку. Нарисовав окружность, примерно в ее середине он поставил точку и подписал: «Земля».

– А круг это, видимо, границы Вселенной? – догадалась Абигейл.

Аш кивнул.

– В теории, мы могли бы построить устройство, которое вызовет гравитационное возмущение пространства, как бы, одновременно в каждой точке Вселенной.

Он добавил к рисунку волнистую линию, тянущуюся от Земли к краю Вселенной.

– И, если Свенсон прав, и мы находимся словно внутри сферы, то получим отражение на внутренней границе.

Он продолжил волнистую линию вдоль окружности.

– Похоже на волну, – сказала журналистка.

Аш рассеяно кивнул.

– Если он прав в этом, значит верна и кластерная теория. Она предполагает, что кластеры пространства смещены друг относительно друга в более высоких измерениях, а значит, будет происходить преломление сигнала.

Он нарисовал рядом окружность, потом перечеркнул ее, и нарисовал что-то, больше всего похожее на цветок ромашки.

– Их взаимное расположение подчиняется четким законам, а это значит…

Он начал линию от центра, и, каждый раз, когда она натыкалась на границу лепестка, Аш слегка менял направление. И описав полный круг, она вернулась к центру.

– Это значит, что любой сигнал, рано или поздно, возвращается в точку, откуда был послан.

Абигейл пыталась переварить услышанное.

– То есть, волна отразится от стенки…

– Нет, – перебил ее Аш. – Искажение возникнет одновременно в каждой точке, и мы сможем зафиксировать его отражение.

– Так почему бы не попробовать?

Аш развел руками.

– Здесь есть два нюанса. Для эксперимента понадобится огромное количество энергии. Вряд ли, правительства пойдут на то, чтобы отключить от энергоснабжения мегаполисы.

Подумав, Абигейл согласно кивнула.

– Вы сказали, есть два нюанса.

Вармер достал коммуникатор и запустил программу.

– Не смотря на то, что гравитация является свойством пространства, и, с точки зрения Ньютона, распространяется мгновенно, – сказал он, не отрываясь от расчетов, – при прохождении границы кластера будет возникать задержка во времени: сигнал будет словно исчезать за пределами трехмерного пространства, а потом снова появляться в нашем континууме.

Он углубился в расчеты, а Абигейл наблюдала за его длинными пальцами, и думала, что не зря послушалась Оскара, когда тот посоветовал именно этот отель, узнав, что она собирается покататься на лыжах.

Девушка вздрогнула когда Аш сказал:

– По приблизительным расчетам получается около ста сорока лет.

Профессор Вармер совершенно забыл, что приехал сюда любоваться снегом.

2079

– Переключи на Нобеля – попросил Ричард.

Бармен окинул взглядом почти полностью заполненное заведение, и равнодушно ткнул кнопку на пульте. Гиру, крупному парню со сломанным ухом, было плевать на посетителей, но эти двое постоянных клиентов вызывали в нем некоторое уважение, подкрепляя его каждый раз щедрыми чаевыми.

– Между прочим, это финал лиги, – пробурчал сидящий рядом Клаус.

Ричард не оборачиваясь, ткнул пальцем за спину.

– Думаешь кому-нибудь из этих животных есть дело до футбола? Их интересует только то дерьмо, которое каждые два часа привозит поезд.

Клаус бросил взгляд назад, и пришел к выводу, что Ном имел ввиду не людей, а именно то, что везут пассажиры.

Зал был заполнен разношерстной компанией, но особенно бросались в глаза арабы и азиаты. Наверное потому, что казались неуместными на Аляске, так же, как и сам город на маршруте. Москва, Нью-Йорк, Лондон и Ном. Четыре узловые станции вакуумного монорельса, из которых путешественники разъезжаются по всему миру.

Клаус постоянно порывался спросить Ричарда, случайно ли так получилось, что экспериментальная площадка находится в городе, название которого звучит так же, как и его фамилия. Но, подозревая, что это всего лишь банальное совпадение, предпочитал не знать ответа и строить домыслы, скорее всего, не имеющие ничего общего с действительностью.

Когда выяснилось, что газовый пузырь неподалеку от Фэрбанкса, залегает на меньшей глубине, чем показала предварительная разведка, власти Нома, в котором не насчитывалось и десяти тысяч жителей, сделали все, чтобы станцию построили именно здесь.

Почти полное освобождение от налогов и привлечение дешевой рабочей силы помогли добиться желаемого. Но по окончании строительства, город по уши увяз в кредитах. Мэр ожидал помощи от инвесторов, но те, привлеченные небывало выгодными экономическими условиями, не спешили идти навстречу, шантажируя полным закрытием бизнеса, при изменении финансовых обязательств.

Город пошел ва-банк, и объявил себя зоной свободной для предпринимательства, предпочитая не замечать, что бюджет, по большей части, наполняется за счёт проституции и тирекса.

Конечно, в Номе, как и по всему миру, блистер из семи разноцветных таблеток, официально был объявлен вне закона, но это не мешало любому желающему, даже не знающему ни одного из международных языков, купить желаемое. Достаточно было знать название. Или даже просто, поджав руки к груди, издавая рыки, покрутить головой, изображая динозавра.

Новый наркотик не зря получил такое название. Описать его можно было одним словом: мощный. Он стал настолько популярным, что вызвал отток игроков из виртуальной реальности, а каждая таблетка получила свое имя: красная – «поцелуй», желтая – «солнце», зеленая – «тоска» и так далее. Разумеется, больше всего названий, было у черной, которую нужно было принять, чтобы наркотик начал действовать. «Базовая», «ключ», «яд», «телепорт», названий было великое множество, как и вариантов воздействия на психику. Все зависело от комбинации и времени между приемами таблеток разных цветов, и от того, чем запивать. Вода, сладкий чай, алкоголь – каждый по-своему, мог в корне изменить действие «радуги».

Как ни странно, сам препарат был относительно безвреден, чего нельзя было сказать о людях, под его воздействием.

Все больше энтузиастов искали новые комбинации, публикуя схемы употребления. Некоторые даже шутили, что пора вводить эту дисциплину в олимпийскую программу, и даже дав одной из комбинаций название «Олимпиада».

И именно это и вызывало опасения. Как выяснил один из адептов нового наркотика, если разбавить радугу «Хулиган» тыквенным соком, то бесшабашное бесстрашие сменяется такой глубокой безмятежностью, что больше чем у половины людей, воспользовавшихся рецептом, останавливалось дыхание.

Но это не остановило поиски комбинаций, а, наоборот, подстегнуло их, добавив пикантности: теперь каждая новая радуга встречалась с ещё большим восторгом, а на автора сыпались комплименты о его смелости и самоотверженности.

К счастью, изготовление препарата, представляло некоторые сложности, предполагая кое-какие знания и наличие, пусть и не очень сложного, но специфического оборудования. К тому же, он состоял из девятнадцати компонентов, большая часть из которых могла быть синтезирована только в лабораториях семи крупнейших корпораций. Подвох был в том, что все эти лаборатории работали на нужды фармакологической промышленности. Все попытки запретить производство лекарств, включающих в себя вещества, необходимые для тирекса, натыкались на ответные жесткие иски о недобросовестной конкуренции. Максимум, чего удалось добиться, это запрещения одновременного распространения в каждом из жестко разграниченных регионов более 30% препаратов из «списка тирекс».

Ном тоже входил в один из таких регионов, но, в отличии от других городов, в нем не было уголовной ответственности, за хранение запрещенных препаратов. Поэтому, пассажиров на контрольном пункте не спрашивали, зачем им, например, шестьдесят упаковок ребетадина. Может быть, он везет их по просьбе родственников, страдающих болями в суставах.

Клаус снова посмотрел на «родственников». Половина тряслась в ожидании дозы, но не решалась проглотить таблетки, пока не встретят прибывших путешественников. Парадоксально, но в городе практически отсутствовала преступность, и каждый турист знал, что может заработать легких денег, ничем не рискуя. Ном стал городом, где словно конструктор, собирался тирекс из частей, свозимых из разных концов мира.

– Вообще-то, я смотрел, – проворчал Клаус.

Ричард рассмеялся.

– То, что ты немец не делает тебя страстным болельщиком. Спорю, что ты даже не знаешь, сколько в команде защитников.

– Левый, правый, полулевый, полуправый, – наобум ответил Клаус