скачать книгу бесплатно
– Я не могу уже терпеть, вы что, звери?
– Закрой рот. У меня с собой кляп, помнишь? – Нарисовался щекастый.
– Я хочу в туалет! У меня месячные, мне надо сменить бельё. Если вы меня не отпустите, я сделаю это прямо посреди коридора. Вы не можете застрелить или избить человека, только потому что он захотел поссать, чёрт подери!
– Закрой рот.
– Я ХОЧУ В ТУАЛЕТ! – Мимо прошёл врач, совсем молодой. – Доктор, умоляю, я так больше не могу! Мне плохо!
– Такими, как вы, занимается полиция, а не доктора, – отмахнулся он на бегу.
Вот это поворот! Что значит «такими, как я»? Такими – это какими?
Суки, я вас ненавижу!
– Я хочу в туалет!
Мужская рука вцепилась в горло. На этот раз не выдержал Гедимин:
– Слушай меня, тварь. Если ты сейчас не прекратишь, мы отвезём тебя в участок. Я лично устрою всё так, чтобы тебе досталась худшая камера, и прослежу за тем, чтобы родителей ты не увидела очень долго. Если ты не хочешь, чтобы наркотики у тебя нашли, закрой свой вонючий рот.
Ненавижу.
– Мне нужен адвокат!
– Та-а-а-а-ак, а вот это уже интересно! – Руслан взбодрился. – Зачем тебе адвокат? Ты всё-таки преступница? Есть что-то, о чём ты должна сказать ему, но скрываешь от нас? Может быть, ты признаешься наконец, что и где перевозишь?
– А вы понимаете, что я – гражданка другой страны? Вы не имеете права! Вы сообщили представителям моей страны, что задержали меня? По правилам вы должны их оповестить! – На самом деле я не знала ни прав, ни правил, я просто очень хотела, чтобы эти пытки закончились.
– Слушай, мы обещаем молчать об этом инциденте, но и ты смотри не проговорись. Мы к тебе хорошо относимся, зря ты так. Просто мы все на нервах. Ты думаешь, нам это приятно? – Надо же, Гедимин снизошёл до разговора со мной. – Проболтаешься, путь в Евросоюз для тебя будет навсегда закрыт. Это очень плохая идея, ни к чему хорошему она тебя не приведёт.
– Тебе всё ещё нужен адвокат? – придвинулся Руслан.
Никак к этому не привыкну.
– Нет.
– Ты будешь делать то, о чём мы попросим, чтобы это закончилось побыстрее для всех нас?
– А вы не боитесь, что я устрою скандал?
– Ты? – Все четверо неприятно заржали. Я съёжилась. – С помощью своих погремушек? Или на Таро нагадаешь?
Суки.
– Пожалуйста, умоляю, я очень хочу в туалет.
Снова ушли совещаться. На этот раз недолго – всего пару минут. Подошла Оксана, взяла под локоть. Какая же неприятная хватка. Их что, специально этому обучают?
– Пойдём.
– Куда?
– В туалет.
– С вами?
– А ты хочешь с ними? – Она кивнула головой в сторону мужчин.
– Нет.
– Тогда пойдём. Дверь не закрывай. Делай свои дела быстро. Джинсы и трусы снимай полностью, я должна видеть.
– Это не нормально.
– Это моя работа. Думаешь, мне приятно? Не смывай. Я должна посмотреть. Выверни трусы. Ещё. Покажи. Одевайся.
Господи, за что? Нет, не плачь, Ника. Не доставляй им этого удовольствия. Держись, чёрт побери! Эти опять совещаются. Огромный что-то кому-то активно доказывает. Что происходит?
Оксана вдруг быстро прошептала: «С твоим рентгеном всё в порядке, ничего не нашли». «Теперь отпустят?» – в моих глазах на секунду вспыхнула надежда. «Я не знаю», – пожала плечами надзирательница.
Гедимин настаивал на эндоскопии. Каждый раз, когда я вспоминаю этого человека, мне видится сцена из фильма «Эксперимент». Там один мужчина – тихий, ничем не примечательный мужчина, стал надзирателем, получив власть и возможность издеваться над людьми. И каждый раз после того, как кого-то пытал, он выходил в туалет и мастурбировал. Я смотрела на Гедимина, скрючивалась внутри от ужаса и будто чувствовала, как он возбуждается… Страх парализовывал.
Эндоскопию все-таки решили провести.
– Нет! Это нечестно. Там ничего нет! Нельзя! Так нельзя! Я не преступница! Это больно! Я боюсь! Да что ж вы за звери такие! – Я взмолилась, стон эхом прокатился по больничным коридорам.
Кто-то схватил за руки и с силой рванул назад. Привычный щелчок наручников. Пинок в спину.
– Пошла, тварь. Ты хочешь вернуться домой, да или нет?
От слабости у меня подкосились ноги – я упала, внутри всё тряслось. С двух сторон схватили и подняли крепкие мужские руки. Силой приволокли к кабинету.
– На что жалуетесь? – спросил врач.
– Доктор, вы шутите? Ни на что. А вот эти все люди думают, что я перевожу наркотики в себе. Пожалуйста, помогите мне. Это неправильно.
– А вы перевозите?
– Нет.
– А если я найду? Начальство сказало искать, значит, будем искать, и не такое находили. Ха-ха-ха, давно мечтал пошутить об этом, – подмигнул он медсестре. – Ложитесь на кушетку и откройте рот.
Господи, почему? За что?
Дальше почти не помню. Нет, помню. Как вставили в рот пластиковый кляп и стали засовывать зонд шириной почти в сантиметр с лампой на конце. Без анестезии. Руки доктора казались какими-то слишком большими, первые несколько секунд я сопротивлялась. «Держи руки крепче», – процедил сквозь зубы медсестре. Позывы к рвоте – один, второй, третий. Я не могу дышать. Мне больно, я задыхаюсь, вы что, не видите? Воздух, дайте воздуха! Отпустите меня. Сознание. Я теряю сознание. Снова тошнит. «Лежи смирно». Сознание. Оксана. Отворачивается. Сдерживает рвотные позывы. Кто-нибудь, помогите. Как больно.
Свет погас. Всё-таки потеряла сознание.
Кто-то плеснул воду в лицо.
– Очнись!
– Дайте воды. Горло, – прохрипела я. Сглотнула. Гортань обожгла боль. Такое ощущение, что внутри всё порвали.
– Не положено. Вставай, выходи, – человек в белом халате отвернулся.
Вышла. Сползла по стене. К черту, я сдаюсь, не могу больше держаться – всё-таки расплакалась и слёзы невозможно было остановить. Пожалуйста, убейте меня, я так больше не могу. Надо же – как просто, оказывается, сломать человека. Всего каких-то несколько часов в европейской клинике, – и он подпишет, скажет вам что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Всё цивилизованно, не придерёшься. Ни одного синяка.
– Пожалуйста, воды.
– Ты что, плачешь? – Почему этот чёртов Руслан постоянно тыкает ртом в моё ухо. Я хочу его убить. – Тебе что, зубы никогда не вырывали? Вот это больно, а эндоскоп – подумаешь. Считай, прошла бесплатное обследование в Европе.
– Ты больной или конченый? – Сука, нашел чем успокоить. – Ты дебил? – Я не выдержала, Руслан выпучил глаза и собрался было что-то сказать, но из кабинета с бумагами вышел доктор.
– А кто это у нас плачет? – перекривил он.
Интересно, за что они меня все так ненавидят?
– Вы что-нибудь знаете о презумпции невиновности? – прохрипела сквозь слёзы. «Доктор» ухмыльнулся.
– А вы рано плачете, барышня. Лучше подмойтесь, вам предстоит осмотр влагалища и прямой кишки. По полной.
Как? Как такое возможно?
– Послушай меня. – Настойчивость Руслана и его притворное дружелюбие раздражали всё больше. Я вытерла слёзы.
– Вы что-то нашли?
– Нет.
– Тогда дайте попить и отпустите меня домой.
– Послушай.
– Просто. Отпустите. Меня. Домой.
– Сейчас мы только сделаем МРТ…
– Вы что, звери или фашисты? Вы больные? Ненормальные? Вы не понимаете, что вам просто нравится меня пытать?
А-а-а-а, черт, как больно. Горло как будто обожгли огнем.
Под нос сунули бумаги, кто-то ткнул в нижнюю строчку пальцем:
– Поставь вот здесь подпись и пройдём на МРТ. Нам надо убедиться наверняка. После этого, обещаю, мы тебя отпустим.
– Вы точно больной. У вас жена есть, дети?
– Слушай, ты. Я уже на грани и готов посадить тебя на ночь в обезьянник. Просто подпиши бумаги, пройди осмотр, и мы все разойдёмся по домам. Дура, ты что, думаешь, нам здесь приятно с тобой возиться?
Тук-тук-тук, – снова зачем-то запрыгало сердце. Хоть бы оно остановилось и перестало мучить меня.
– Умоляю, отпустите меня домой…
Я упала на колени – все происходящее потеряло смысл. Я больше не думала об унижении, я хотела только одного – чтобы эти пытки прекратились. Я поймала себя на мысли о том, что готова ради этого расстаться с жизнью. Как, оказывается, все просто.
В Вильнюсе меня пытали больше восьми часов. Раздевали. Ощупывали и осматривали в интимных местах. Вставляли трубки, чтобы наверняка. Пинали. Смотрели, как я опорожняюсь. Надевали наручники. Снимали наручники. Заставляли глотать эндоскоп. Били по щекам, когда я теряла сознание или когда пыталась доказать свою невиновность. Просвечивали рентгеном. Дарили надежду и тут же забирали её. Заставляли подписывать бумаги, каждое слово в которых было на литовском языке. Угрожали. Грубили. Насмехались. Манипулировали так тонко и искусно, что в какой-то момент я стала сомневаться в собственной адекватности и готова была поверить, что стала наркокурьером. Всё это они делали с одной целью – сломать.
Самое страшное в насилии – ощущение собственного бессилия. Невозможность что-то изменить. Тотальное, абсолютное бесправие, когда всё, что ты говоришь и делаешь, не имеет значения, а слова разносит ветер, теряя по дороге их смыслы. Правда есть только одна, и она в руках палачей. Мои надзиратели верили, что я перевожу наркотики. Им было достаточно собрать чуть больше информации, попытаться вникнуть, – при желании они могли это сделать. Но они не смогли, потому что не хотели. Тогда бы всей этой «игры в Интерпол» не получилось.
Они так увлеклись поиском, что не смогли остановиться. Заигрались. Будто и правда поверили в то, что я могла что-то там перевозить. Кажется, им доставляли удовольствие пытки, им так отчаянно хотелось меня сломать – свободолюбивую, независимую, смелую, посмевшую полететь в какое-то там Перу, на край света. Так я бросала вызов – тем, кто не смеет, всем, кто боится выйти за порог, потерять работу, остаться без чёртовой стабильности, на которую люди так упрямо молятся, а её и в природе-то не существует.
Правда – вещь субъективная, мы представляем её по-разному. Моя правда заключалась в том, что перед законом я чиста и наркотики не провожу. Именно она, моя правда, обнадёживала и дарила веру в то, что пытки закончатся и меня отпустят домой, не подвергнут унижениям. Правда обманула меня, сыграв в поддавки, я осталась в проигрыше. Моя вера в справедливость предала – оказалось, что справедливости не существует. И та же вера помогла выдержать эти бесконечные часы пыток. Люди часто подбадривают друг друга, мол, ты держись там – и я честно держалась. Сжимала зубы. Шутила. Притворялась, что не страшно, когда внутри всё скукоживалось от ужаса, а кровь, казалось, превращалась в лёд и переставала течь по венам. Я пыталась понять. Задавала вопросы. Огрызалась. Не проронила ни одной слезинки даже тогда, когда пошла в туалет под конвоем, а потом выворачивала прокладки, чтобы доказать, что я не преступница.
Меня до сих пор передёргивает, когда я слышу это подбадривание: «держись там». Моё «держись» покинуло меня после осмотра интимных мест с ощупыванием и проникновением. Это как изнасилование, только в кабинете у врача: одни держат руки, другие раздвигают ноги, третьи угрожают расправой, четвертые смотрят и комментируют, иногда отвешивают сальные шуточки. Там царит их собственный закон, и никто не помнит ни о клятве Гиппократа, ни о презумпции невиновности, потому что видят перед собой воображаемого врага. Физическая боль вперемешку с ощущением несправедливости, которую надо мной совершали, сделала наконец своё дело: лишила последних сил и надежды, заставила показать «палачам» слабость и уязвимость. В кабинете у гинеколога я выла так громко, что мне засунули в рот кляп. Ноги пристегнули к креслу – я сопротивлялась, тело содрогалось в конвульсиях – бесполезно. Доктор сказал, что будет искать, и он «честно делал свою работу». Меня изнасиловали, прикрывшись законом. Меня санкционировано насиловали несколько человек: полицейские, таможенники, врачи, медсёстры, мужчины, женщины. Насиловали со всей ответственностью даже тогда, когда всем стало понятно: никакая я не преступница. Особенно тогда, когда стало понятно: во мне никаких наркотиков нет.
Они просто не могли остановиться.
Дальше как в тумане. Тёмный коридор, стул, очередная пощёчина.
– Слушай, ты не должна никому рассказывать о том, что здесь произошло.
– Мне всё равно.
Ещё одна оплеуха прилетела – моё лицо на неё уже не среагировало, я даже не делала больше попыток прикрыться.
– Дура, ты не понимаешь, если проговоришься, тебя никогда никуда не выпустят. Ты меня слышишь?
На этот раз прилетела пощёчина с оттяжкой – все мужчины бьют женщин одинаково, как будто их специально в школе этому учат. Из носа снова пошла кровь, из глаз покатились слёзы.
– Пожалуйста, умоляю, просто отпустите меня домой.
Через полчаса полицейская машина везла меня на железнодорожный вокзал Вильнюса. Я плакала не останавливаясь. Горло, промежность, голова – каждая клеточка тела отдавала болью, словно мстила за то, что я позволила совершить над собой насилие. Мои палачи радовались жизни и несли какую-то чудовищную чушь. Мол, оцените наш поступок, мы могли вас бросить в клинике и разъехаться по домам, к женам и детям, ведь рабочий день давно закончился, мы тоже устали и хотим отдохнуть, так же, как и вы. Но мы решили проявить благородство и сделать всё для того, чтобы вы успели на поезд.
Это было так глупо, нелепо и унизительно, что я взмолилась:
– Пожалуйста, перестаньте говорить. Вы не представляете, как это тупо!
– Я могу вас арестовать за оскорбление должностных лиц при исполнении.
– Знаю, можете. И наверное завтра я об этом пожалею, но сегодня, после ваших пыток, мне всё равно. Я слишком ненавижу вас, чтобы молчать.
– Помнишь, о чём мы договорились, ты не должна ничего рассказывать. Никому. Или хочешь провести ночь в обезьяннике, чтобы подумать об этом? – Щекастый накрыл мою руку своей.
От отвращения передернуло, я убрала руку.
– Не хочу.
