скачать книгу бесплатно
Какое-то начальство на раскопе в Танаисе было, как без него! Кто-то же давал указания, кому, где и сколько копать, и откуда докуда. Но не осталось никаких впечатлений об этой личности и ее роли в истории (запомнился только Дэга, но он не всегда руководил раскопами, он был «полковником»). Скорее всего, потому, что не было реальной коммуникации.
Чем отличалась ростовская и владимирские экспедиции – если начальник раскопок и не сидят у его края с бумагами, они часто присутствуют на фото. И более того, Кош помнит, по редким посещениям этих раскопов, что их начальники были весьма активны и в гуще народа. Возможно, это объясняется тем, что никто из лейтенантов Дэги не был настоящим археологом? К сожалению, как уже замечено, камера Феди «не видела» москвичей, и не с чем сравнить. Беда!
Осталось впечатление, что копать на ростовских и владимирских раскопах было интереснее. Но нашему отряду не досталось подвалов (во всяком случае, в первый раз… или не досталось интересных подвалов – во всяком случае, за давностью лет, у Коша не осталось воспоминаний о копке в подвале, расчистке стенок и так далее – но сколько времени прошло!) Поэтому, по сохранившимся воспоминаниям, нашим девочкам пришлось работать только в камералке (камеральная лаборатория, а на западе просто лаб). Как уже говорилось, собранные артефакты складировались в специальные ящики на раскопе. На нашем раскопе их практически не было. А вот в подвалах находили столько амфор, что в конце дня приходилось транспортировать эту керамику в камералку на носилках.
Девочки в камералке мыли, сортировали и шифровали черепки. Шифровали – означает, снабжали их соответствующим кодом в зависимости от происхождения. Амфоры были большие, так что шифры писали прямо на них черной краской. Это был особый птичий язык, на эти иероглифы Кош взирал с уважением. Девочек учили классифицировать керамику, с ними работали непосредственно Дэга и Серега, а то сама Арсеньева. У них был (по воспоминаниям участницы, приведенным ниже) продленный обеденный перерыв.
В камералке было интересно, и хотелось там пробыть дольше. Но мальчиков туда особо «не допускали». (Снимок (X) – постановочный. А уж тем более не допускали в хранилище – там ни разу не был.) Это тоже была женская работа. Если приглядеться даже сейчас к фото с раскопок – если кто-то в раскопе орудует кисточкой и пинцетом, и если это не профессор, как часто это мальчик?[18 - Разыскал подтверждение свидетельницы: «письмо-воспоминание пришло из Берлина от Ирины Щекатуровой, нашей соотечественницы; филолог-японист, она работала референтом-переводчиком в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова: «В студенческие годы мне довелось участвовать в раскопках Танаиса во время летних каникул. Каждый день с 5 до 11 утра мы с девчонками нежно стряхивали кисточками вековую пыль с древних амфор, разукрашенных глиняных осколков и других найденных предметов городской утвари, добывавшихся из-под земли сокурсниками с лопатами в руках… Потом становилось невыносимо жарко и все искали тень, чтобы переждать время до вечера, когда можно будет продолжить поиски древних реликвий… По выходным мы все дружно отправлялись в Таганрог, чтобы смыть с себя степную пыль в городских банях, вкусно пообедать на присланные родителями деньги, иногда искупаться в Азовском море! Это великолепное незабываемое время! Так хочется взглянуть на то, что удалось возродить из-под пластов земли и пыли, накрывшей за века стены античного города!» https://donvrem.livejournal.com/335607.html] А также на фото из камералок – мальчики там только начальники.
За все три сезона, Кош не припомнит, чтобы его запустили в культурный слой и дали расчистить какую-нибудь амфору. То же относится и к остальным парням из московской экспедиции. Мы только копали, и так и думали, что в этом и заключается наша работа как «археологов». Впрочем, в западных экспедициях гендерный состав в лабораториях примерно такой же, как и в России.
В одной из поездок в Белиз Кош обратил внимание на постоянно работавшего в камералке мужчину средних лет. Он занимался реставрацией блюда. Это должен был быть один из специалистов по керамике, подумал Кош. Почему-то он не был частью «командного состава». Только в конце сезоня оказалось, что это был такой же волонтер, как и Кош, просто в самом начале сезона он подвернул ногу, начал работать в камералке, и так ему понравилось, что он там и остался после того, как нога выздоровела. Так, оказывается, можно, надо только себя заявить!
Палка о двух концах. Времени не бесконечно, всего две недели. Если заявляться камеральным рабочим, то придется там так и сидеть. Не придется поработать на земле, в джунглях! Не придется копать! Не любит Кош джунгли, но любит работу на земле, с народом. А тут так и просидишь две недели в камералке… Вот проблема!
В Танаисе никогда не проводилось настоящих экскурсий по камералке, и студентам не излагались основы периодизации и шифрования керамики. Не было обзора хранилища. (Музей тогда не был таким роскошным, как сейчас. Не помню точно, возможно, посетили его один раз.)
Копальщики и камеральщицы представляли низший уровень в экспедиционной иерархии. Над ним возвышались «специалисты». Например, аспирант Серега, де-факто начальник камералки (впоследствии известный кореист и монархист). Он не копал, а командовал девочками, отмывавшими черепки, а потом их классифицировал, и даже реставрировал кое-какие сосуды. Кош подружился с Серегой, и тот по блату позволял ему помацать античные сосуды (X).
Cпециалистами были также архитекторши. Они занимались геодезической съемкой и составлением профилей раскопов, а также прорисовками профилей. Это были настоящие архитекторши, девушки примерно Кошьего возраста. Они тоже были волонтерами, и пребывали тут в отпуску, как и Кош, но им, например, оплачивали билеты.
В то время это казалось естественным – разве простой человек может нанести раскоп на план и составить профиль? Это сложная деятельность, требующая профессиональных умений. Но в западных экспедициях (полевых школах) этому учат всех студентов (и волонтеров, кто захочет). Большинство начальников раскопов просто обязано самостоятельно провести съемку и чертежи, а также сделать профили и разрезы своих раскопов. Никаких архитекторш там нет (изредка, для сложных работ, привлекаются специалисты по геопозиционированию). Руководство привлекает к этому студентов и заставляет практически каждого это проделать. Это часть куррикулума.
Верно, западным студентам, которые, как правило, не ладят с математикой (как правило, не понимают, что такое масштаб и как его вычислять и наносить на миллиметровку), приходится попыхтеть. Большинство проходит это для галочки, но кто-то и начинает специализироваться на этом. Это определенно одно из умений, которым должен обладать будущий аспирант и начальник раскопа.
Начальники раскопа на западе постоянно занимаются «рисованием», постоянно расчищают слои и делают фотоснимки. Хотя это и требуется советскими инструкциями тех лет, Кош не припомнит, чтобы начальники раскопов в Танаисе этим занимались. Это, безусловно, делалось (на некоторых снимках видны люди с фотокамерами), но как-то не отложилось.
Правда, топографическая съемка в Танаисе вообще производилась чаще всего после окончания рабочего дня, когда все покидали раскопы, поэтому архитекторши часто появлялись только на ужине. Тем самым они, как и камеральщицы, избегали палящего солнца в середине дня (XVII).
Кажется, иногда в Танаисе были даже свои художницы (как правило, девушки). Тогда это казалось непонятно (есть же фотоаппараты?). На самом деле ручные зарисовки объектов очень важны. Как правило, керамика зарисовывается. Фотография не передает все тонкости поверхности артефактов (сейчас идет на смену трехмерное моделирование). Вот здесь, конечно, нужен специалист. Для рисования профилей керамики достаточно элементарного знания начертательной геометрии («начерталки»), в объеме первого курса любого инженерного ВУЗа, но ей историков не обучают.
Еще один момент связанный со съемкой. Когда Кош впервые увидел рабочий археологический раскоп в Перу, то поразился обилием веревок, протянутых буквально всюду. Они образовывали над поверхностью раскопа сетку. Ничего подобного не было в Танаисе, да и на современных российских фото этого не заметно. На архивных снимках квадраты раскопов Танаиса кажутся теперь Кошу «голыми».
XIV Археологи ведут расчистку артефактов с помощью ножей, 1979 (источник – АЧФ)
Веревки или бечевки (обычно пластиковые) натягиваются между колышками – вторичными реперами, или опорными точками. Каждый геодезический план строится от так называемого нулевого репера городища. Обычно это солидная, бетонированая конструкция со штырем. Упаси бог ее сдвинуть или повредить! Базируясь на нем, устанавливают вторичные реперы для раскопов, и далее для квадратов. Между ними могут поставить промежуточные колышки.
Все это, разумеется, было и в Танаисе. Но западники еще и любят натянуть между колышками веревку, чтобы визуально обозначить границы квадратов, и упростить правильную отработку склонов. На это уходит приличное количество бечевки (которая в советское время, возможно, была дефицитом). Ее западники не жалеют.
Конечно, можно сделать ровные стенки и «на глазок», но с бечевкой удобнее. Поэтому у западников и раскопы выглядят как-то ровнее. Первый западный начальник раскопа Коша был просто одержим идеей неприкосновенности колышков и веревок. Так что и Кош ей проникся. Не то у перуанцев. Эти парни не особо парились насчет колышков. Если колышек случайно сбили, а место его затоптали, то могли просто вбить обратно на глазок, не отмеряя заново от вторичного репера. Но веревки, конечно, у них были (это и впечатлило Коша когда-то в Лиме на хуаке Эль-Параисо.) А вот в современной России, хотя кое-где на фотках яндекса можно видеть веревки, они так и не привились пока (XXI, XXII).
Кроме камеральщиков и архитекторш к отряду специалистов относились старички-волонтеры и пара аспирантов профессора. Они как бы играли роль лейтенантов, и, наверно, были начальниками раскопов. Даже основательно порывшись в памяти, Кош не может припомнить, чтобы рядом с ним кто-то (помимо архитекторш) занимался описанием раскопа (XVIII, XIX, XX). Как уже замечено, если посмотреть на снимки Феди (АЧФ), практически нигде не видно, чтобы рядом с копающими находился человек с блокнотом, постоянно фиксирущий процесс, как на западных снимках. Не было на раскопках в Танаисе и стола начальника раскопа, с соответствующими причиндалами (а прежде всего, схемами раскопа). Все это появляется, похоже, только в этом тысячелетии.
Днем Кош копал вместе со студентами, но, по завершении рабочего дня, приняв холодный душ, Кош, по своему статусу, проводил вечера не с ними, а со старшими – в кают-компании домика профессора. Там собирались аспиранты, волонтеры, архитекторши…
XV Археологи ведут расчистку объектов с помощью плоских мастерков. Справа видна кисточка маляра, 1982 (источник – АЧФ)
Формально, Кош был на самом низу полевой иерархии. В те времена, не было классовых различий, но зато были социально-культурные. Так как Кош к тому времени «давно» кончил университет, работал, и даже публиковался, все эти двадцатилетние сопляки-студенты были не его карасса. С ними он только копал, а так – нэээт.
О, эти вечера! Вот тут-то и развивалась так называемая компанейщина (XXIII). В палатку Кош приходил только спать.
Отряд Дэги насчитывал примерно 15—20 человек. Помимо нас, было еще человек пятьдесят студентов владимирского педа и ростовского университета. Как теперь понимает Кош, много красивых и сравнительно (по тем временам) раскованных девушек. Однако социальное дистанцирование было таково, что даже наши студенты не общались с ростовскими. Понятное дело, москвичи-студенты ИСАА были непростого происхождения, и иметь дело с ростовскими, возможно, не имели желания. За все время, кажется, Кош наблюдал только один кросс-бридинговый роман.
Впрочем, что это только теперь Кош рефлексирует о социальном происхождении студентов-исаашников – тогда это как-то не приходило в его наивную голову, хотя они все были, как это теперь называется, мажоры. Было в воздухе нечто, что не оставалось сомнений, что негоже нашим студентам общаться с немытыми ростовскими. Мы все существовали в параллельных мирах, в своих пузырях, как теперь говорится.
XVI В 1999 году археологи Танаиса ведут расчистку объектов с помощью ножей. Внизу видна археологическая кельма западного типа (источник – АЧФ)
Задним числом, Кош подозревает, что масквичам тут отводилась маргинальная роль, они были, скорее всего, просто «протеже Арсеньевой». Себя же ростовчане считали главными на раскопках (и скорее всего, так оно и было). Во всяком случае, им доставалась наиболее вкусная и квалифицированная работа, оставляя нам разве что снятие верхнего слоя почвы.
Впрочем, собственно археологов там не всегда было много, значительную часть ростовчан составлял строительный отряд «Реставратор», осуществлявщий, на коммерческой основе, консервацию и реставрацию построек по заказу заповедника.
Тут тоже была разница с типичными экспедициями. В типичной экспедиции, последние два-три дня отводятся под «консервацию». Это означает, что раскоп (то, что осталось от постройки) засыпают землей и камнями из отвалов (именно поэтому их держат поближе, чтобы потом далеко не таскать землю). В Танаисе этого не надо было делать, так как отрытые постройки подвергались музеефикации – ребята из «Реставратора» их приводили в более-менее сносное состояние, и они использовались как экспонаты в экспозиции музея под открытым небом.
«Ростовскими» археологами командовала из года в год археологиня лет тридцати пяти – по нашим меркам, «среднего возраста», солидная дама Света. О владимирских память совершенно стерлась. При экспедиции был еще и заморский гость – заграничный профессор-археолог из самой ГДР, по имени Буркхард (20). Кажется, Света и Буркхард работали вместе, и ходили по лагерю слухи, что у них роман. Кош не мог в это поверить. Как же можно советской преподавательнице позволить себе роман с иностранцем?! Да еще и в их возрасте. Это был запредел.
Примечательно, что никогда, никогда эта парочка не посещала наши посиделки в кают-компании, хотя жили в одном лагере. Как бы коллеги. Типа, археологи. Такая социальная дистанция. Мы не посещали их тоже.
XVII Архитекторы ведут профилирование объекта в Танаисе, 1980-е годы
Ростовчане ставили «московских» в полный игнор и наоборот. Мы никогда не посещали (как группа) их лагерь, не припомню даже, как они жили (скорее всего, тоже в палатках). Точно помню, что никогда не общались с немецким профессором, не посещали их посиделок и они не посещали наши. Возможно, общалось руководство – но это осталось за кадром видения волонтера. Также Кош не видел того, что происходило в лагере днем.
Единственно, с кем мы общались иногда из ростовских, была богема. Это были молодые ростовские поэты и художники, некоторые из которых, с благословления Чеснока, жили на территории лагеря в построенном ими же бунгало. Для вдохновения. Это позволяло им вести типичный для поэтов асоциальный образ жизни без особых последствий. Они тут же создавали творения, которые обращали на пользу заповеднику. Одним из их творений, а именно Гены Жукова, является нынешний аттракцион реконструированной крепостной башни. Он, вдвоем с таким же поэтом, начал строить ее почти в одиночку, при благосклонном отношении Чеснока и ироническом – москвичей («ох уж эти поэты… все возятся со своей башней!») (Но, кстати, неплохо получилось!)
Мы, москвичи, воспринимали их как провинциальную богему. Чем они, собственно, и были. Эта богема была нашим единственным окном в мир Ростова, который (как и Таганрог) мы посещали по выходным на электричке. Месячный проездной билет от Ростова до Таганрога стоил что-то порядка пяти рублей, Кош покупал его первым делом по приезде в Танаис. От самого Ростова запомнилась немного – острый запах правого притока Дона, Темерника, протекавшего прямо рядом с вокзалом (как пишут в Википедии, «имеет неприятный запах в пределах Змиёвской балки»), собор с рынком на площади, главная улица (Садовая?). Бани мы там не посещали.
XVIII Археологи на расчситке культурного слоя в Танаисе, 1975 (источник АЧФ)
Среди богемы была, кстати, пара сравнительно известных впоследствии региональных поэтов, приезжавших и в Москву (тот же Жуков). У Коша от них остались в памяти только анекдоты о тупости преподавателей местного университета. Например, как якобы кто-то из поэтов дерзнул спросить тупого препода КПСС, можно ли считать героем войны камикадзе? Препод, якобы, надолго задумался, а потом изрек – «среди грузин тоже были герои!»
Сейчас именно об этих поэтах и их «заозерной школе» известно довольно много. Похоже, это было уникальное и центральное явление в культурной жизни Ростова. В то время, как мы, москвичи, воспринимали их, как провинциальных эксцентриков, на самом деле, это мы были просто «приезжие москвичи», а они тут жили, это была их земля, их история. О них написаны книги. Мы же из их истории выпали[19 - Один предстваитель этой тусовки оставил любопытное замечание: «Мало кто в памяти остался из них, из археологов – разве что Гречанова, и то – из-за фамилии своей – ибо никто из них непроявлял ни малейцшего интереса к той насыщенной, интереснейшей, вдохновенной творческой жизни, которую мы вели в Танаисе по ночам и эпицентром которой был Гена Жуков. Ну да ладно.» https://rostov— 80-90.livejournal.com/?skip=50&tag=%D0%A2%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%B8%D1%81 Гречанова – это, возможно, та самая ростовская археологиня.].
Так получилось, что в своей жизни Кошу не довелось видеть много харизматиков. Но именно в Танаисе Кош встретил вторую из этих немногочисленных харизматических персон в жизни – Татьяну Тамбиеву-Бабушкину (Тиви), она руководила детским клубом ЭТО в Ростове (это потом назвали «катакомбной педагогикой»), а в Танаисе проводила что-то вроде художественной школы. В то время ей было уже в районе сорока. Тиви хорошо знала о своей харизме и активно ей пользовалась. Она активно шла на контакт и «собирала людей» (XXIV).[20 - См. воспоминания о ней. (нехороший сайт) /groups/1681230798826382/permalink/1794502034165924/]
XIX Археологи-ростовчане ведут расчистку двух подвалов в Танаисе. В левом нижнем углу – ящик с артефактами. Планшет в центре принадлежит архитектору, ведущему съемку, 1980 (источник АЧФ)
Немудрено, что мы с ней познакомились, и даже приезжали к ней в гости в Ростов в какой-то фантастический деревянный дом. Пожалуй, это был наиболее магический момент ростовской жизни. С ней не могли сравниться богемные поэты. (Впрочем, Кош и вечеринок «у Феди» не посещал.) Тиви, кстати, оставила приличное педагогическое наследство, и о ней самой много написано.
XX Археологи ведут работы на раскопе в Танаисе под руководством археолога из ГДР, 1981 (источник – АЧФ)
Харизма Тиви была какого-то скорее «животно-магнетического», чем интеллектуального типа (как у Дэги). Была какая-то магия в том, как она «строила» людей. В интеллектуальном же смысле, у нее в голове была такая каша, что никакая содержательная дискуссия с ней не была возможной. Похоже, таким же был и Джобс. Если Дэга был интересен интеллектуальным контентом, который он генерировал, то Тиви, примерно как Стив Джобс, просто искривляла вокруг себя социальное пространство. В сущности, Кош и видел-то эту Тиви всего раза три. Но она запомнилась на всю жизнь. Таких людей достаточно увидеть однажды, вдохнуть этот феномен искривленного пространства. Кошу повезло, благодаря Танаису.
Иногда мы выезжали «на природу» – брали лодку и ехали купаться на Мертвом Донце. Не понятно уже, почему он так назывался. Вроде когда-то он считался Доном. Водные пути тут сильно изменились за две тысячи лет. Ведь и Танаис стоял на самом берегу Меотского озера, в устье Дона. К третьему веку, это была уже не столько греческая колония, сколько сарматский торговый город. Прямо за нашими палатками было поле, и в нем там и сям стояли – до сих пор! – настоящие каменные бабы (XXV).
XXI Археологи ведут работы в подвале здания, Танаис, 1999 (источник – АЧФ)
Впрочем, бабы были и не скифские вроде, да и вообще не местные, а привезенные сюда парой ростовских студентов-археологов. По приколу. После скифов-сарматов тут были готы, а уже после них – печенеги и половцы. Те самые, которые, как известно, были врагами русского народа, сравнимыми с коронавирусом. Именно половцы и прославились своими бабами в южнорусских степях. Так что бабы эти были, возможно, половецкие, и не такие уж древние – XII – XIV век. На тысячу лет моложе Танаиса.
Обычно их ставили на курганах. Кажется, там, в степи, были и курганы, но никогда этот вопрос в архелогическом аспекте не поднимался (нас не водили на экскурсии и не говорили – «а вот это, дети, и есть так называемый половецкий курган!»).
Недавно Кош глянул на Танаис на Яндекс-карте. Маленький заповедник превратился в огромный археологическо-индустриальный комплекс. Чего там только нет! И такой музей, и сякой музей. И даже половецкое святилище! Одна из тех самых баб теперь поставлена на месте настоящего (реконструированного) святилища. Безумная затея ростовских поэтов – реконструированный донжон – это как бы самый цимес. Чеснок провел потрясающую работу. Он был дальновиден, Чеснок. Даром что пилил под собой сук. Он не свалился на землю – похоже, что его просто аккуратно съели, когда в музей пошли, наконец, нормальные деньги в начале 2000-х.[21 - Тут не без контроверзы. Пишут, что руководство заповедника взяло курс на «развлекательность», в противоположность науке, что археологов тихой сапой вытесняют, и что за всем этим стоит сын ростовского олиграха.]
После половцев эти земли захватили Тамерлан и разные другие тюрки и монголы (тут рядом была ставка Орды), а потом, ближе к XV веку, совсем иностранцы – итальянцы (венецианцы и генуэзцы). Они восстановили Танаис (река сместилась, и его поставили на новом месте, к югу, он стал называться Азов; Танаис – это предтеча Азова). Тут были даже католические диоцезы (об этом нам тоже, кажется, тогда не говорили). Торговали они, надо понимать, славянскими рабами. Их сменили турки-османы, у которых эти земли отбила уже Российская империя (которой в геополитическом смысле как раз пригодились греческие корни колонии, как аргумент против претензий на эту землю чужеверных турков).
XXII Археологи ведут работы в подвале здания, Танаис, 1999. Внизу в центре – оцинкованное ведро, заменившее носилки (источник – АЧФ)
Иногда мы доезжали до Таганрога (он был ближе) и даже посещали пляж на Азовском море. Первый, кстати, морской пляж автора. Кстати, именно с Таганрогом с его улочками с одноэтажными домиками можно сравнить американские городки! Это такая же провинция. Кош посетил дом-музей Чехова. Ростов по сравнению с Таганрогом казался столицей. Мы ездили в Ростов чаще, вероятно, потому, что были мальчики – как выясняется, девочкам Таганрог был более притягателен пляжами, баней и ресторанами (ну, это, наверно, уже в 90-е).
В общем, время проходило нескучно.
Подведем итоги. Как теперь, с опытом западных экспедиций, должен автор воспринимать Танаис? Чем он был? В те годы, у Коша не было сомнений. В СССР студентам не давали расслабиться летом. Как правило, посылали в стройотряды. Мажорам и девушкам со слабыми организмами, но приличными средствами родителей, удавалось от них отбояриться и поехать куда-нибудь в Крым или даже на Златы Пясцы. Ну, или на деревню к дедушке. А кому-то стройотряды нравились (можно было заработать за два месяца годовую стипендию!) Были и другие отмазки, в виде летних курсов или практик. Некоторые практики были обязательны, как стройотряды. Одной из них (с начала 70-х годов) была археологическая практика после первого курса исторического факультета.
XXIII Молодые московские археологи и архитекторы проводят свободное время в Танаисе совместно с представителями ростовской художественной элиты
Именно с ней, судя по всему, и пришлось столкнуться Кошу. Все эти Дэгины студенты были девятнадцатилетние второкурсники МГУ, и это была их обязательная археологическая практика. Ее естественным аналогом является западная полевая школа археологии (archaeological field school), но она не обязательна для историков. Обе формы служат практическим завершением теоретического курса археологии и надлежащим образом матрикулируются. Обе формы строятся, как правило, на базе многолетней археологической экспедиции и студенты принимают участие в раскопках.
Разница в том, что на западе в полевую школу едут, как правило, уже осмысленные люди с определенными целями. Им всем, скорее, к 25 годам (огромная разница в двадцатилетними юнцами). Они могут быть и биологами, но, все же они имеют какой-то интерес к археологии. Исаашников загоняли копать после первого курса практически насильно (вместо Крыма), когда им было по девятнадцать-двадцать лет. Никто из них не собирался стать археологом, да и вообще идти в науку. Им было важно просто отбыть это время и получить зачет. Поэтому их не расстраивало то, что их ничему не учат.
Кроме того, руководители тоже не были профессиональными археологами. Тут, как говорится, низы не хотели, а верхи не могли. (Вероятно, у ростовцев было по-другому.) Никаких отношений с этими мажорами-малолетками у Коша не завелось. (Впрочем, с американскими студентами тоже.) Поэтому, глядя трезво назад, Кош думает, что не стоит винить начальство в том, что они ничему не научили. Но вот какие-то экскурсии они все же могли проводить для желающих.
XXIV Автор и Татьяна Тамбиева-Бабушкина (Тиви) на раскопе Танаиса
Увы, ни разу за несколько сезонов наше начальство не организовало ни одной экскурсии на расположенные неподалеку важные палеолитические стоянки, ту же знаменитую Каменную Балку, где царила Леонова[22 - Она находилась всегда в паре километров от нас, на восточном конце Недвиговки. Сам начальник, Дэга, туда часто ходил, но почему-то никого из нас с собой не брал. Он тоже разделял эти миры. Похоже, там была еще более теплая компания, судя по воспоминаниям ее постоянного участника, Прибыловского. Он тоже, кстати, отмечает отсутствие контакта с местным населением: «С ростовчанами мы особо не контактировали. Но с Чесноком приятельствовали (да и сейчас, когда он уже не директор „Танаиса“, тоже), с его замом Гугуевым были шапочно знакомы.Друг нашей экспедиции (лет с 19-ти) – недвиговская барышня Оля Плохенко (Демина), она теперь заведует лабораторией биоразнообразия в НИИ биологии РГУ, а ее племянник Борька работает летом у нас. Оля проходит у нас под кодовым именем „Спина“, потому что на конкурсе, устроенном Лехой на День Археолога году в 80—82, ее спина была признана „лучшей спиной экспедиции“ (были и „лучший живот“ и что-то еще лучшее, но эти титулы достались другим девушкам).С 1980-го или 81-го в нашей экспедиции 3—4 сезона работал ростовчанин Игорь Волков. Первый раз Игорь появился у нас еще старшеклассником, а потом поступил на истфак МГУ, окончил кафедру археологии, давно уже стал москвичом, но летом копает средневековые памятники в Азове и окрестностях.…В древние времена мы были знакомы с ростовским студентом-археологом по кличке Нерон – нумизматом и изготовителем новоделов старинных монет. Кто-то мне говорил, что он погиб в автокастрофе, и довольно давно уже. Впрочем, знакомство с Нероном было шапочное. В танаисских поэтических пьянках мы не участвовали; с поэтами водку пьянствовал работавший в Танаисе наш друг – московский востоковед и археолог Дега, бывало приходивший к нам потом опохмеляться и рассказывавший, как очередной великий поэт кинул в неотдавшуюся ему девушку пишущей машинкой Чеснока:)). В Танаисе предпочитали водку, а у нас – красное сухое.»Удивительно все было связано, узок был круг. Например, оказалось, что он потом познакомился с одной из наших архитекторш: «стати, мы с ней могли бы познакомиться и в Недвиговке, поскольку она, как я потом случайно узнал, несколько сезонов работала в соседней с нами археологической экспедиции, в Танаисе. Там две экспедиции в одном хуторе: на одном конце Недвиговки наша Донская экспедиция копает палеолитическую стоянку „Каменная балка“, а на другом конце – ростовчане, москвичи и владимирцы раскапывают древнегреческий город Танаис. Хутор длинный, как колбаса, тянется вдоль железной дороги на три станции – примерно посерёдке между Ростовом и Таганрогом. Из Танаиса в нашу экспедицию часто приходил в гости наш друг, историк-востоковед Дега, пару раз – в сопровождении своего приятеля Сережи, специалиста по средневековой Корее. С последним я разговаривал, и он запомнился мне благодаря своим специфическим взглядам, для нашего круга необычным – тоже антисоветским, но одновременно антизападническим и антилиберальным. Уже в 90-е годы я познакомился в Москве с Сергеем Волковым, видным деятелем монархического движения, главным редактором газеты „Дворянский вестник“. Он оказался тем самым Сережей. Хоть и не с первого раза, но мы с удивлением и удовольствием вспомнили друг друга.»]. Причем сам Дэга, кстати, туда ходил, и даже переходил туда копать палеолит – но не водил студентов. Это было его приватное дело (мы же остались без клевого контента).
А ведь этот степной регион – один из важнейших источников формирования европейской цивилизации. Именно отсюда пошла решающая миграция носителей генов, интеграция которых с генофондом северных охотников-собирателей и анатолийских фермеров тогдашней Европы, сделала европейцев тем, что они есть. Вполне возможно, что именно эти мигранты сделали индоевропейские языки доминирующими в Европе.
То же и с курганами. Сейчас в заповеднике соорудили какое-то «Половецкое святилище» – в те времена никто об этом и не заговаривал. О том, что совсем рядом были половецкие курганы, тоже не упоминалось. А ведь это так легко было сделать! Ну и что уж говорить про вечерние лекции. Могли бы того же Буркхарда пригласить (он говорил по-русски), рассказать об античности. Увы! (Вообще эта идея – пригласить прочесть лекцию – была чужда тогдашнему менталитету.)
XXIVa Схема расположения архелогических памятников Танаис и Каменная Балка на окраинах хутора Недвиговка
Следующий элемент, который стоит отметить – отсутствие «начальства», а именно «профессора». Все три сезона, который Кош проработал в Танаисе, он наивно полагал, что главный археологический начальник тут – это Дэга. Кош знал о существовании Арсеньевой, и она даже пару раз показывалась на раскопе. Но по прошествии стольких лет, Кошу казалось, что Арсеньева работала в каком-то другом месте, а в Танаис только заезжала. Как же он был удивлен, когда узнал, что все это время Арсеньева пребывала в лагере у себя в отдельном доме! Просто не показывалась. А ведь она была самым опытным и профессиональным археологом в Танаисе. И, кстати, это она была реальным начальником археологов в Танаисе.
Всегда витала в воздухе типичная советская статусная дискриминация – ну, ты типа еще салабон, ты еще дорасти до того, чтобы я с тобой поделился чем-то.
Этим советская практика резко отличалась от настоящей американской, с которой Кош столкнулся потом в Белизе. Западные летние школы предполагают, что к ним едут студенты, заинтересованные в этой практике (по разным причинам, конечно – кому нужен зачет, кому референс), студенты и волонтеры платят за свое обучение (это определяется как обычный университетский course tuition, только они более дорогие, так как туда входит оплата проживания и питания за месяц или две недели – цена колеблется от двух до пяти тысяч долларов). Начальниками раскопов работают, как правило, аспиранты «профессора», специализирующиеся в археологии. Тут, конечно, на кого попадешь, но обычно они охотно делятся секретами ремесла. В этом смысле не делается различия между студентами и волонтерами.
XXV Кош спрятался за половецкой каменной бабой неподалеку от лагеря (теперь ее перенесли, кажется, в Половецкое святилище)
Самое главное, у этих школ есть устоявшаяся практика и стандарты. Студентов пропускают через своеобразный конвейер, чтобы они хотя бы получили представление о всех важнейших моментах профессии. Начальники раскопов смотрят за тем, чтобы не образовалось групповщины, и каждый студент получил возможность и ведра поносить, и покопать, и просеивать, и принять участие в съемке и профилировании раскопа. Ротируют людей. Учат, как делать полевые записи. Один день в неделю посвящен камералке. Учат мыть, шифровать, классифировать. Если человек хочет специализироваться в чем-то, ему предоставляют такую возможность. Проходят дополнительные семинары внутри школы – например, по биоархелогии или трехмерному моделированию.
Вечера стараются занять лекциями по местным культурам и памятникам. В Белизе это был каждый второй вечер. Как правильно указано еще в советской инструкции по полевой практике, полевая практика – это место, где стираются ранги. Студенты получают возможность вечером что-то обсудить с самим профессором за бутылкой пива. По выходным, как правило, вывозят на обзорные экскурсии по близлежащим архелогическим памятникам.
В общем, это другой мир. Но, так как Кош в годы Танаиса не знал ничего другого, то воспринимал то, что было, как должное. А зря! Сколько можно было бы узнать на практике. Даже технике расчистки артефактов мальчиков не обучали, не говоря уже о стратификации амфор.
Но, в общем и целом, это было золотое время! Увы, оно прошло, и Кош о нем практически позабыл.
* * *
Птицей на -дцать лет вперед!
* * *
Случайный путешественник, Кош и в Белизе оказался случайно. В 2014 году Кош посетил пирамиду Эль-Параисо в Лиме, одно из древнейших сооружений в Америке. Эль-Параисо не числится в списке туристских достопримечательностей. Там не принимают туристов. Не продают входных билетов, и все такое. Для праздношатающихся посетителей объект закрыт, пока идут раскопки. Вдобавок находится она в одном из тех районов города, которые называются фавелами, и турагентства не любят возить туда экскурсии.
Кош приехал туда наугад. На такси. В Лиме много древних пирамид находится в фавелах, и, чаще всего, они выглядят как мусорные свалки[23 - За исключением пары-тройки облагороженных для туристов экспонатов, вроде хуаки Пукйяна.]. Вот и с Эль-Параисо, Кош подумал, раз пирамида в фавеле, можно подъехать, пробежаться быстренько по развалам мусора. пощелкать камерой. Не тут-то было. Оказалось, что это – объект в состоянии многолетних планомерных государственных раскопок. Везде работали археологи, и просто так пробежаться по раскопу не получилась бы. Хорошо, что вообще пустили.
Местные зауважали Коша, видимо, впечатлившись его комплекцией, ростом и иностранностью (в Перу еще уважают иностранцев), а также прибытием на хорошем такси, и разрешили осмотреть раскоп и пирамиды. Бесплатно. Попросили только записаться в журнал посетителей. Посетители посещали это – вероятно, самое древнее – американское городище примерно раз в два-три дня и в основном это были все профессора-археологи, а не какие-нибудь инженеры.
С Кошем поздоровалась вся археологическая команда (молодые археологи из Лимы, подъезжавшие к раскопу на мопедах). Ему выделили завхоза-сопровождающего, который его (вместе с любопытным таксистом, которого в журнал не записали) провел по городищу. Там была не только та пирамида, о которой столько написано в Википедии, но и еще несколько сооружений на довольно большой территории. В этих местах, похоже, куда ни копни, везде – древнее городище. Окинешь взором окружающие холмы, и голубеют охранные доски министерства культуры, маркирующие исторические объекты. Кошу элементарно повезло – его могли не пустить на археологический объект в стадии активной разработки. Добрые люди.
Завхоз заметил, между делом, что копали там не только настоящие археологи, но и добровольцы, волонтёры. И тут Коша торкнуло – хмм… А ведь и он когда-то! Неужели тут тоже есть археологи-волонтеры?
– Вот, если бы сюда приехать, – подумал Кош, – не туристом? А, например, помочь местному населению в смысле культурки? Например, покопать?
Состояние большинства памятников в Перу производило плачевное впечатление[24 - Количество зарегистрированных памятников – это десятки, если не сотни тысяч объектов. Из них охраняется, вероятно, несколько сотен, а превращены в музеи и парки, представляя туристические объекты – всего несколько десятков.]. Средств у перуанского государства на все эти раскопки и охрану памятников нет. Неужели оно не будет радо волонтеру-экстранхеросу?
Наивные мысли! Погуглил, и выяснилось, что конь уже давно повалялся в этих палестинах. На специальных вебсайтах есть список археологических экспедиций и там можно себе выбрать страну, время и место. Это такой мирок. Маленькая вселенная. Экспедиции, как правило – многолетние «летние полевые школы» для студентов. То есть, это – археологическая практика. Некоторые из них берут и добровольцев. Не все. Но если берут, то, в том числе, и великовозрастных, вроде Коша. Им все равно. Отчасти это даже хорошо для дайверсити, но главное, чтобы платили. Деньги нужны профессорам на их частные проекты. Профессора-археологи так погрязают в местной среде, что начинают что-то спасать, негоциировать с местной общиной, и организуют для этого чарити (благотворительную организацию). Не отходя от основного профессорского промысла. Как-то так Кош это понял. Для проектов нужны деньги, которые непросто выбить из фондов или университетов. Деньги можно взять из чарити.
Волонтерство практикуют не все школы, а в основном те, что хотят заработать, и, как правило – для поддержки своей чарити. Волонтеры платят за это деньги, те же, что и студенты (но те хоть кредиты за это имеют, плюс, эти деньги наверно идут университету, а не самой чарити). А вот деньги от волонтеров поступают, похоже, в пользование самой чарити, а не оприходуются университетом. Хотя, это все догадки, что Кош в этом понимает? В следующий раз надо просто спросить!
Навскидку, порядка трети экспедиций, представленных на сайте (тогда это был Пастхорайзон), берут добровольцев. Выбор для не-студентов не такой уж и большой. Например, если ехать в Перу в июне-июле, то там всего три экспедиции берут волонтеров, из них одна – биоархеологическая, в горах – не представляла интереса. Еще одна, впрочем, расположена в курортном местечке Хуанчако (произносится Уанчако) под Трухийо[25 - Правильно по-русски пишется Трухильо, но реально произносится Трухийо], где расположены главные города культур Моче и Чиму. Туда-то Кош и решил направить стопы. Не потому, что местечко курортное, а потому, что там пирамиды.
Пирамиды в пустыне.
Кош начал писать в феврале некой Анне в университет Северной Каролины. Однако, ничего не получил в ответ. Написал аж самому профессору! И тоже ни гу-гу. Кош заволновался. Что делать, делать то что?! Куда еще писать? В Спортлото?
Оставшиеся две экспедиции особенного интереса не вызывали. Расстроенный Кош решил заново исследовать вопрос, расширив круг стран. Нам что, только в Перу или покопать для науки? Кош взял шире по Латинской Америке. Обнаружилось несколько интересных вариантов, один из которых и был в Белизе. В Белизе, кстати, полно западных университетских экспедиций, в отличие от столь же богатой на памятники Гватемалы[26 - Есть тут свои странности. Например, в Китае и России на тот момент было по одному проекту и только для студентов, а в Мексике – вообще ни одного. В Белизе же их прилично было. Возможно, объясняется это тем, что ведущие организации проектов – обычно американские, а к американцам, как потом стало ясно, на местах в Латинской Америке отношение не самое радушное. Даром что они давали деньги и спасали. В Белизе же достаточно мест, где копать, и страна англоязычная. Хорошо относятся к Штатам. Ну, как-то так.].
В итоге, был выбран некий «проект по спасению майя», ведомый профессором Томом. С очень удобным и гибким расписанием и доступными ценами. Обычно проекты идут месяц – три недели, а этот был разбит на заезды по две недели, четыре заезда. Можно выбирать, как угодно. Профессор немедленно – и лично! редкость для профессоров – откликнулся на письмо и вообще был весьма не по-профессорски коммуникативен и эффективен.
Вот так, неожиданно для себя самого, Кош и подписался на две недели на проект в Блю-Крике, «Голубом ручье» – так называется это местечко в Белизе, где базируется экспедиция. Такой белизский хутор Недвиговка…
Потребовалось собрать некую документацию и даже рекомендации. Мелочи, но, наверно, какая-то фильтрация идет. Кошу было сообщено, что жить придется в
кабаньях по два человека. Что ни электричества, ни воды в этих кабаньях (по-русски – будках) нету, а все полотенца-простыни и прочую обстановку нужно привозить с собой. Электричество же и прочие удобства будут доступны круглосуточно в главном здании. Впрочем, горячей воды не будет и там. Советского человека этим не испугаешь. В Танаисе тоже жили в палатках и ничего. И тоже горячей воды не было.
Билеты туда-обратно были закуплены почти на четыре недели. Хоть Кош и не турист, но, раз уж придется в кои-то веки попасть в края майя, то уж, наверно, есть смысл посетить там все значимые пирамиды и тем самым закрыть вопрос о майя навсегда. Потому, что никогда не знаешь, попадешь ли снова в это место, да и будешь ли жив вообще?
Тут возник смешной вопрос. Какие же это значимые пирамиды майя? Какие у майя вообще есть пирамиды, и какие из них наиболее значительные? Например, про ацтеков Кошу было известно, у тех пирамиды были. Теночтитлан, там, и вообще. Кортес их разрушал лично. А про майя Кош как-то никогда и не думал в рассуждении пирамид. К стыду. Конечно, он просматривал в молодости Кнорозова и Кинжалова, но почему-то это никак не ассоциировалось с пирамидами, в отличие от ацтеков. Письменность у майя была, да (кстати, практически у них одних на американском континенте). А пирамиды?
Правда, было еще на слуху было слово «Чичен-итца», потому, что народ ездил туда на курорты[27 - Википедия: Чиче?н-Ица? – политический и культурный центр майя на севере полуострова Юкатан в Мексике, священный город народа Ица. Расположен в 120 км к востоку от города Мерида. According to the 2010 census, Blue Creek had a population of 407 people in 111 households.]. И там осматривали какие-то пирамиды. Здесь у Коша получилось полное культурное фиаско, как с до-инскими цивилизациями в Перу. Ничего-то он не знал! Двойка!
Когда начал отуристиваться Канкун, и прославилась Чичен-Ица, и мексиканское правительство, наконец, обратило внимание на подножные туристские ресурсы, тогда оно пошло-поехало. Стало издаваться много популярных книжек. Но это не успело докатиться до русскоязычной литературы, которую читал Кош в 70-80-е. А потом уж было не до этой литературы[28 - В начале 80х она все же начала появляться на русском, например, хорошая книжка Гуляева «Древние майя» 1984 года (http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000009/). Сейчас есть портал «Мир Индейцев» с книжками Березкина и Башилова (https://www.indiansworld.org/yuzhnaya-amerika.html).].
Та же история получилась у Коша с инками и предыдущими цивилизациями. Инки, как и ацтеки, несмотря на свою историческую свежесть, создали мощную империю, с которой столкнулись испанцы. Это было раскручено в истории. А гораздо более старые, важные и мощные культуры, вроде тех же моче и чиму, открытые примерно в то же время, оказались в тени и нераскрученными в популярной прессе. Потому, что их представители не дрались с испанцами, да и вообще, находились в упадке…
Когда Кош начал читать литературу, то остатки волос встали дыбом, как и при узнавании, в свое время, о существовании культур моче и чиму в Перу. Этих пирамид – то есть городов, где есть значительные пирамиды – оказалось просто немерено, порядка ста только наиболее известных, объектов высшей категории!
Пирамиды в джунглях.
