скачать книгу бесплатно
– Ну че, Лихой, побазарим? – Дема сделал шаг, в его правой руке что-то блеснуло.
Ленка взвизгнула и спряталась за Андрюхину спину.
– Спокойно, – сказал он, сам до конца не понимая, кому адресовано это «спокойно»: поигрывающем «пером» Деме, насмерть перепуганной Ленке или себе самому.
Нунчаки и нож остались дома. Кто же ходит на свидание с нунчаками! В его распоряжении было только одно оружие – массивный перстень в виде стального черепа, предмет особой гордости Андрея. С большой натяжкой перстень мог сойти за кастет. Конечно, до настоящего кастета с его свинцовой тяжестью перстню было далеко, но за неимением лучшего…
– Давай побазарим! – Андрюха шагнул навстречу Деме. – Только ее, – кивнул он в сторону Ленки, – отпустите. Ей о наших делах знать необязательно. Она вообще посторонний человек.
– А раз посторонний человек, – осклабился Дема, – так и не сильно расстроится, когда мы будем из тебя отбивную делать.
За спиной Демы заржали его дружки. За спиной Андрюхи сдавленно пискнула Ленка.
– Лен, слышишь? – прошептал он, не оборачиваясь. – Ты беги… прямо сейчас. Слышишь?..
Глупая Ленка даже не думала бежать. Она мертвой хваткой вцепилась в Андрюхину куртку, повисла, сковывая движения. А Дема с дружками приближались. Еще пару секунд – и будет поздно…
– Беги! – заорал Андрюха и оттолкнул от себя Ленку. – Беги, дура!
Она наконец очнулась, тоненько закричала и только потом, потеряв несколько бесценных мгновений, бросилась бежать.
Конечно, она не успела. Две черные тени, огибая заметавшегося Андрюху, помчались следом. Ленка бежала, как молодой козленок, высоко вскидывая острые коленки, по щиколотки утопая в зыбком февральском снегу. «Успеет – не успеет» – стучало в висках.
Она не успела… Одна из теней прыгнула вперед, и Ленка под тяжестью навалившегося на нее тела рухнула на землю. Тени радостно заржали. Их хохот почти заглушил крик боли и отчаяния. Кричали оба: и Ленка, уткнувшаяся лицом в снег, и бегущий к ней Андрюха.
Если бы не Ленка! Если бы не ее отчаянный крик, он бы, возможно, не поступил так глупо, не подставился под удар. Но Ленка захлебывалась слезами и криком, и Андрюха потерял голову и на мгновение забыл про Дему. А Дему ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя было сбрасывать со счетов! Андрюха знал это и все равно подставился…
Он успел уклониться лишь в самый последний момент – удар кастетом пришелся не на непокрытую голову, а на обмотанную толстым шарфом шею. И все равно это был очень опасный удар. Его хватило, чтобы Андрюха, нелепо взмахнув руками, упал на колени. А из пелены жгучей боли выплыло понимание – пощады не жди, Дема пойдет до конца. Тяжелый, подкованный железными пластинами ботинок обрушился на Андрюхин затылок. Оранжевый свет одинокого фонаря мигнул и погас…
…Андрюху привела в чувство все та же боль. Он замычал и замотал налитой свинцом головой, разлепил веки и уставился на снег у своих ног. Снег был черный. Андрюха не сразу понял, что это черное – его кровь.
– Смотри, Дема, очухался! – Андрюху больно дернули за волосы, запрокидывая вверх гудящую голову, в шее что-то хрустнуло. Он застонал, матерно выругался.
– А вот теперь побазарим. – Демино лицо приблизилось, закрыло небо и редкие звезды. – Давно я хотел с тобой побазарить, Лихой.
Андрей попытался повернуть голову, найти глазами Ленку, но тот, кто стоял сзади, резко рванул вверх заведенные за спину Андрюхины руки. Почти невыносимая боль волной прокатилась от плечей до кончиков пальцев. Чтобы не заорать, он прикусил разбитую в кровь губу.
– О девке своей беспокоишься? – Дема улыбался, и улыбка его была безумна. – Не надо о ней беспокоиться. Пока с ней ничего страшного не случилось. Пока я хочу поквитаться с тобой, паскуда! За двенадцатое сентября. Помнишь? – Он осклабился, в темноте блеснули корявые зубы, верхнего резца не хватало. У Андрюхи был хороший удар.
– Мало я тебе тогда врезал…
Не надо было его злить, но… не удержался.
И Дема тоже не удержался, коротко, без замаха, ударил кулаком в челюсть. Рот тут же наполнился кровью. Андрюха сплюнул, осторожно прошелся языком по зубам. Зубы, как ни странно, оказались на месте.
– Мало. – Голос Демы теперь доносился откуда-то сбоку. – Надо было добивать, когда имелась такая возможность. А раз не добил, так теперь моя очередь. Гвоздь, держи его крепче! Лось, тащи сюда девку! Пусть смотрит!
Ленка была без шапки, в расстегнутой шубке. Ленка смотрела на него совершенно безумным взглядом, пыталась что-то сказать.
– Ленка… – Разбитые губы кровили, но боли Андрюха не чувствовал. – Не бойся, Ленка…
Она не стала его слушать, зажала уши ладошками и замотала головой. От бессилия Андрюха готов был заплакать сам. Или возможно, он уже плакал. Щеки оказались мокрыми, он не знал от чего: от слез, крови или тающих снежинок…
– Ленка…
– Я не узнаю тебя, Лихой. Будь мужиком! – весело сказал Дема. – Хотя с такой смазливой рожей трудно быть мужиком. Но сегодня я добрый, сегодня я тебе помогу…
Лезвие возникло прямо перед Андрюхиными глазами, задергалось, заплясало.
– Что тебе чикнуть, Лихой? Что тебе нужно меньше всего? Ухо? – Лезвие заскользило по влажному виску. – Или, может, нос? Зачем тебе нос? – Кончик ножа нежно пощекотал правую ноздрю.
Андрюха молчал.
– Настоящего мужика украшают шрамы. – Демины пальцы вцепились в волосы, удерживая голову в запрокинутом положении. – Волосы длинные, как у бабы! – зашептал Дема ему на ухо. – Лихой, тебе говорили, что ты похож на бабу?
Острое жало ножа уперлось в щеку чуть ниже левого глаза. Андрюха моргнул, ресницы скользнули по лезвию, смахивая с него снежинки. Жало недовольно заворочалось. На мокрой то ли от слез, то ли от снега щеке выступила капля крови. С каждым мгновением она становилась все больше и все краснее. Устав бороться с земным притяжением, капля кровавой слезой поползла вниз, прочерчивая фарватер на Андрюхиной щеке. Следом по фарватеру заскользило лезвие, рассекая кожу и мышцы, царапая кость. Скольжение было неспешным и безжалостным. Оно давало возможность прочувствовать рождаемую им боль и оценить эту боль по достоинству. Словно это была и не боль вовсе, а дорогое французское вино, оставляющее после себя изумительное послевкусие. Послевкусие у боли оказалось тоже по-своему изумительное – горько-соленое, заставляющее голову кружиться, а позвоночник натягиваться струной, вырывающее из горла придушенный хрип…
…Кровавая слеза доползла до подбородка, на секунду застыла и двинулась дальше по выгнутой дугой шее, параллельно лихорадочно пульсирующей вене. Лезвие, успевшее вспахать щеку от нижнего века до уголка рта, с разочарованным всхлипом вышло из человеческой плоти и тут же радостно задрожало от предвкушения.
Вот она – вена, полная крови и жизни…
Вот он – кровавый фарватер, совсем рядом, параллельно…
Неправильный фарватер!
Лезвие дернулось, намечая другой путь: не вдоль, а поперек.
Рассечь вену, выпустить на волю пульсирующую струю крови, выпустить на волю человеческую жизнь…
Андрюха пришел в себя за несколько секунд до того, как острие ножа дрогнуло, примеряясь к беззащитной шее.
Все…
Теперь уже точно все. Они прирежут его как свинью. Шутки кончились…
И Андрюхе, поверженному, почти смирившемуся со своей участью, вдруг нестерпимо сильно захотелось жить.
Плевать, что их трое, а он один!
Плевать, что у них ножи и кастеты!
Все это ничто, по сравнению с очнувшимся от спячки инстинктом самосохранения. Инстинкт ласково отодвинул Андрюху в сторону и принялся за дело сам…
Андрюхин затылок откинулся назад, впечатался в переносицу тому, кто стоял сзади. И тому, кто стоял сзади, сразу стало не до Андрюхи. Но Дема, мысленно уже заглянувший в мертвые глаза врага, не желал останавливаться, Дема жаждал крови, настоящей, чтобы до последней капли.
Пригодился перстень…. Удар пришелся в висок, и Дема упал.
Инстинкт самосохранения сделал свое дело и удалился, оставив Андрюху стоять над поверженным врагом. В гудящую, точно колокол, голову стали просачиваться звуки: вой того, что с перебитым носом, придушенное дыхание того, кто раньше держал Ленку. Этот второй пятился от Андрюхи, медленно отступал спиной в темноту. Длинные руки его свисали плетьми, а взгляд сделался совсем диким.
Ленки не было…
– Где Ленка? – заорал Андрюха, и собственный голос причинил ему боль.
– Он не шевелится… – Второй продолжал пятиться, правый глаз его дергался. – Ты же его того… Ты убил его!
Он еще что-то кричал, испуганным, похожим на собачий лай голосом. Пятился и кричал. А тот, что с перебитым носом, вдруг перестал выть и начал громко икать. Но Андрюха их не слышал, Андрюха наконец увидел Ленку.
Ленка лежала в снегу, съежившись, обхватив голову руками. Андрюха удивился, что не заметил ее сразу. Как можно было не заметить?..
– Ленка… – Он упал на колени, обхватил ее за плечи. – Ленка, ты что? Что они с тобой сделали?! Ну, Ленка, что же ты молчишь?..
Его щеки, особенно левая, снова были мокрые: не то от слез, не то от тающих снежинок…
Спустя целую вечность она открыла глаза, всмотрелась в его лицо и закричала.
– Ленка, ты чего? Все уже хорошо… Я же обещал…. – Андрюха попытался улыбнуться, но губы не хотели слушаться.
– Ты… ты!.. – Аккуратный пальчик с розовым ноготком уперся Андрюхе в грудь.
– Ленка… Леночка, – повторял он как заведенный, а она отталкивала его руки и пыталась уползти.
– …Эй, пацан, а ну оставь девочку в покое! – послышалось откуда-то сверху.
Андрюха поднял голову, растерянно моргнул, разглядывая детину в пуховике и лохматой волчьей шапке. Из-за его широких плеч опасливо выглядывала какая-то тетка. Увидев Андрюхино лицо, детина отступил на шаг, а тетка ахнула и перекрестилась.
– Что? – спросил он растерянно.
– Я говорю, девочку не трогай, урод!
– Так я не… – Андрюха не успел договорить, потому что Ленка, жалобно всхлипнув, вскочила на ноги, бросилась к тетке.
– Ну, что ты, что ты, милая! – Тетка подхватила ее под руки и прижала к груди. – Не плачь, детка. Никто тебя больше не обидит. Ванюшка мой сейчас с этим злыднем разберется. – Она говорила и смотрела на Андрюху. Во взгляде ее было… отвращение.
– Разберусь. – Детина навис над Андрюхой. – Ну что, урод, рассказывай, зачем ты к девочке приставал!
– Я не…
– Ванька, а ну-ка иди сюда! – послышался из темноты хриплый, прокуренный голос. – И щенка с собой прихвати. Да покрепче держи, чтобы не убег.
Андрюху дернули за воротник куртки и потащили. На сопротивление не осталось сил. Силы вдруг враз кончились. Как и понимание того, что происходит.
– Ну, что тут, батя? – Ванюшка остановился рядом с коренастым мужиком, встряхнул Андрюху так, что клацнули зубы.
– Дрянь дело, сынок. – Мужик присел на корточки рядом с Демой, сунул в зубы сигарету, но так и не зажег. – Парень-то того… Помер, кажись…
И Андрюха с устрашающей ясностью вдруг понял, что Дема лежит не просто так, не потому что без сознания, а потому что этот незнакомый мужик прав – Дема мертв. Он, Андрюха, его убил. Убил и даже не понял, как…
– Как это помер, батя? – Детинушка ослабил хватку, и Андрюха, вдруг утративший остатки сил, опустился на снег.
– Так и помер! Пульса нет, глаза, вишь, открыты. Башкой о бордюр саданулся и помер. Вот тут бордюр снегом присыпан, сразу и не разглядишь…
А Ленка знала… видела, как он убивал. Для нее он теперь убийца…
Громко, очень громко, заголосила тетка.
– Лидка, кончай выть! – велел мужик. – Бери девочку и идите отсюдова куда-нибудь. – Он задумчиво пожевал незажженную сигарету и добавил: – Милицию надо бы вызвать, раз уж дело такое. Слышь, Лидка? А мы с Ванькой тут пока покараулим.
Тетка перестала голосить, сгребла в охапку Ленку и, беспрестанно оглядываясь на лежащее на снегу тело, потрусила по аллее.
Егор Сидорович проводил долгим взглядом жену и девочку, прикурил наконец сигарету и посмотрел на сидящего на земле пацана.
Ишь, как отделали! Морда – сплошной синяк. Рана на пол-лица, кровища хлещет. Надо бы тряпицу какую приложить. А у этого… у трупа вроде и следов насилия особых не видно. Конечно, если не считать насилием проломленный череп. Это что же выходит? Сначала этот, который сейчас труп, пацаненка мордовал, а потом уже пацаненок отыгрался. Так, что ли? Не сам же он себя так расписал…
Егор Сидорович задумчиво поскреб щетину. За свои шестьдесят с лишним лет он навидался всякого. В молодости досыта нахлебался романтики. Исколесил весь Дальний Восток. Ходил в море на рыболовецких траулерах, когда месяцами вокруг только вода и опостылевшие морды, когда до земли сотни километров, и работа каторжная, и отдушины никакой, когда бабы только на картинках, а романтика сидит в печенках. Тогда он был чуть старше этого салажонка с изуродованным на всю оставшуюся жизнь лицом и тоже, бывало, дрался, и нож в ход пускал… Эх, молодость – глупость! Егор Сидорович тяжело вздохнул. Его, тогда молодого и горячего, бог миловал, уберег от греха: и сам жив остался, и не угробил никого. А мальчонку вот бог не уберег…
Андрюха замерз. Смотрел в остекленевшие глаза своего врага и клацал зубами. Холод выморозил все чувства, наслал блаженное оцепенение, позволил ни о чем не думать. Андрей и не думал. Просто смотрел в мертвые Демины глаза. Он не видел, как мужик в тулупе, недовольно покряхтывая, поднял с земли серый вязаный шарф, которому положено было согревать Андрюхину шею, а не валяться на снегу.
– Сколько их было? – спросил он, аккуратно складывая шарф «гармошкой».
– Кого?
– Тех, кто тебя так отделал. Тут ведь не один человек работал. – Мужик закончил возиться с шарфом и заглянул Андрюхе в глаза. – Наследили.
– Не было больше никого.
Это его дело. Его и Демы-покойника…
– Не было, говоришь? – Мужик хмыкнул, протянул шарф. – На-ка вот, приложи к ране.
– Батя, ты чего?! – Детина возмущенно мотнул башкой. Волчья шапка едва не свалилась в снег. – Ты чего этому уроду помогаешь? Он же человека убил и девчонку хотел изнасиловать!
– А ну, цыц! – Дядька смотрел на сына снизу вверх, но от его взгляда тот, казалось, стал меньше ростом. – Отца надумал учить?! – Докуренная до самого фильтра сигарета с сердитым шипением упала в снег.
– Так ведь…
– Цыц, я сказал! Надо слепым быть, чтобы не увидеть, что сначала пацаненка били, а потом уж он… И девчонку он не обижал! Какое уж тут насилие, когда на нем самом живого места нет?! Правильно я говорю, парень?!
Шарф пропитался кровью почти сразу. Андрюха перевернул его другой стороной, с ненавистью посмотрел на мужика. Жалеть его надумал?.. А где же он раньше был, когда еще оставалась возможность что-то исправить?.. Появился хотя бы на пять минут раньше, и Андрюхе не пришлось бы сейчас смотреть в мертвые Демины глаза, и с Ленкой бы все было хорошо… А теперь уже поздно, жалей не жалей. Теперь он убийца…
– Дурак! – Мужик с досадой покачал головой. – Послушай меня, сынок. Если сейчас мозги не включишь, тебя посадят за убийство. А вот если выяснится, что у этого, – кивнул он в сторону мертвого Демы, – имелись сообщники и напали они первые, дело может принять совсем другой оборот. Они нападали, ты защищался. Сечешь? Это уже не убийство, а превышение допустимой самообороны. Совсем другая статья. И срок другой. Ну, так сколько их было?
– Трое… – Отвечать не хотелось, но в тюрьму не хотелось еще сильнее, и Андрюха заговорил.
– Так, а девочка с ними была или с тобой?
– Не было никакой девочки! Слышишь?! Я один был! Ленка тут вообще ни при чем!
– Значит, не было девочки? Ты подумай, от ее показаний многое зависит.
