Внутри

– Я правда не хотел испортить твой наряд.

– Я знаю. И мне тоже следовало быть осторожнее, но я слишком торопилась.

– И куда ты торопилась? Не в дамскую ли комнату, чтобы замаскировать ссадину на лице?

Мои шаги плавно замедляются. Вопрос, подкрепленный нечестно полученной информацией, нарушает мои границы.

Крепко берусь за перила и, поднявшись на пару ступеней, останавливаюсь. Разворачиваюсь лицом к наглецу, которому не хватило ума проявить чувство такта. Сейчас я почти на одном уровне с ним.

– То, что ты вчера оказался в женском туалете по причине, которую я не стану называть, и наглым образом позволил себе не только прикоснуться ко мне, но и дать совет, в котором я нисколько не нуждалась, не дает тебе права напоминать об этом сейчас – когда мы оба оказались в «приятном» удивлении от этой нашей ещё одной встречи.

– Так ли уж не нуждалась? – спрашивает он, неспешно оглядев мое лицо.

Убеждаю себя, что его внимательный взгляд заставляет меня нервничать лишь по одной причине – он Аверьян, любимый и единственный сын чудесной супружеской пары, у которой я стала его временной заменой. Тот самый, который не приезжал сюда из-за меня.

– Послушай, я из тех людей, кто уважает чужие личные границы и требует того же в ответ. Ты нарушаешь мои уже во второй раз, и меня это не устраивает.

– Сила привычки, – пожимает он плечами. – Своему парню ты сказала так же, когда он ударил тебя?

Бессовестный! Инстинктивно отступаю, поднявшись на одну ступень, но Аверьян делает шаг вперед.

– Ничего подобного не было, – трясу головой. – И тебя вообще это не касается!

– Значит, ты просто случайно стукнулась о дверной косяк? – усмехается Аверьян, безжалостно оказывая на меня психологическое давление. И физическое. – Или, может, ты поскользнулась и неудачно упала?

– Представь себе.

– Как-то не получается, – качает он головой и поднимается ещё на одну ступень.

Мои ноги прирастают к белому мрамору. Запах грозы и тумана настойчиво исходит из-под воротника черной рубашки. Волнение внутри давно превратилось в страх в виде густого черного дыма. Только теперь в него подмешивается что-то странное. Оно насыщенного красного цвета. И чем чаще низ живота напрягается от электрических импульсов, тем ярче и интенсивнее становится этот цвет.

– Послушай, мне нет никакого дела до твоей личной жизни, но так уж вышло, что я не по собственному желанию осведомлен о том, как к тебе относится человек, с которым у тебя отношения. Я не знаю, случилось это впервые или нет, но факт остается фактом: ты выбрала не того парня. Просто помни об этом, когда он в следующий раз будет нарушать твои границы. А он будет.

От возмущения мои щеки вспыхивают. Но ещё больше горят мои губы, на которые Аверьян смотрит слишком часто.

Почему он так делает?

Зачем?

Пытаюсь убедить себя, что мне это кажется, но его лицо слишком близко, я даже чувствую легкий аромат мужского лосьона, вижу каждую черточку и морщинку на выразительном лице.

Это мне точно не кажется.

– К слову о личных границах, – говорит он почти шепотом. – С ними происходит то же, что и с правилами: их всегда нарушают. И создаются они именно для этого. А если не хочешь, чтобы кто-то вторгался в твое личное пространство морально или физически, просто держись от таких людей подальше.

– Ты мне угрожаешь?

– Даю очередной полезный совет. Не все умеют нарушать чужие границы так же осторожно и терпеливо, как я.

Почему именно сейчас так хочется сглотнуть? И почему именно сейчас это получается слишком громко?

Впрочем, чего ещё я ожидала от встречи с неподражаемым, всеми любимым и таким долгожданным Аверьяном? Что он будет мил со мной? Дружелюбен и радушен, как его лучшие друзья, один из которых вчера лишился моего доверия?

Взгляд черных глаз далеко недобрый, и поэтому мне не по себе.

Его взгляд источает обжигающий кожу холод, и поэтому я дрожу.

Этот взгляд очень сильно нервирует меня.

Нервирует.

– Не приближайся ко мне, – говорю сквозь зубы. Непростительное преступление природы – подарить настолько невероятный цвет глаз тому, кто этого совершенно недостоин. – И делись своими советами с друзьями. Кому-кому, а им точно полезно их услышать.

Поднимаюсь наверх.

Хочу ли я провести в этом доме целую ночь?

Черта с два!

5

«Делись советами с друзьями. Кому-кому, а им точно полезно их услышать», – в который раз звучит в моих ушах.

За завтраком выясняется, что Адель не ночевала дома, как того пожелали родители. Для мамы отсутствие приемной дочери стало чуть ли не катастрофой, взорвавшейся тихой бурей эмоций на подтянутом лице.

– Как это? – хлопает она глазами, глядя то на Зою, то на отца. – Она ведь сказала, что останется! Ты видела, как она уезжала и ничего нам не сказала?

– Я не знала, Вероника! Она принесла испачканное платье в постирочную и сказала, что пойдет на качели. И на ней был ваш спортивный костюм, ведь в этом доме у нее совсем не осталось одежды.

Очевидно, Зоя этим очень опечалена.

– А что случилось с её платьем? – спрашивает мама, опустив задумчивый взгляд в тарелку.

– Случайно пролила на себя вино, – отвечает Зоя, почему-то утаив мое участие в этой истории. – Я предложила ей переодеться, чтобы поскорее отправить одежду в стирку.

– Случайно, – произносит мама, глянув на отца так, словно это было далеко не так. – Снова. Зоя, принеси мне, пожалуйста, мой телефон. Я оставила его в комнате заряжаться. Не думала, что он мне сегодня понадобится.

– Конечно.

Смотрю на родителей, громко пережевывая хрустящий огурец. Вместо кофе у меня банка с соленым и бодрящим рассолом.

– Что-то не так?

– Нет, – качает головой мама и поднимает на меня задумчивый взгляд, который пытается разбавить улыбкой. – Всё в порядке. Просто я была уверена, что Адель здесь. Кхм.

– Какие у тебя на сегодня планы, сынок? – интересуется отец.

– Да такие же, как и у тебя, – усмехаюсь. – Собираюсь прийти в себя.

– Это правда, – признает отец, держась за больную голову. – Давно такого не было. Может, чуть позже сыграем в теннис?

– Почему бы и нет? Если вы не против, то сегодняшний день я проведу дома. У меня на завтра запланировано много встреч, и я должен нормально соображать.

– Это связано с работой?

Согласно киваю, проследив взглядом за Зоей. Не женщина, а метеор! Как она так быстро поднялась на второй этаж и вернулась? Тоже беспокоится об исчезнувшей Адель?

Она вручает маме её телефон и молча уходит на кухню.

– Мне подобрали несколько вариантов для студии, и я хочу на них взглянуть. – Мама не замечает мой взгляд. Она старается и меня слушать, и писать сообщение сбежавшей дочери. – Если меня всё устроит, начнем ремонт. А потом займусь квартирой.

– Квартирой? – тут же реагирует мама. – Какой квартирой? Где?

– Моей, мам. Ты же не думала, что я буду жить с вами?

– Нет, но… Ты ведь только что приехал, Аверьян! Дай мне тобой наглядеться и побыть рядом!

– Ника, – смотрит на нее отец. – Он не говорит, что съедет от нас уже завтра. Аверьян делится своими планами на ближайшее будущее.

– Вы с сестрой с самого утра решили свести меня с ума! – качает она головой и снова смотрит в свой телефон. – Что ж, это тоже интересно. Новый опыт.

– Мам, – обращаюсь к ней, опустив руки на стол. – Я не хочу обижать тебя. Не хочу задеть твои чувства. Но, прошу, перестань, пожалуйста, так её называть. Адель мне не сестра. И я ей не брат. Я знаю и совершенно спокойно и нормально отношусь к тому, что она ваша дочь. Но мы с ней никак не связаны. Совсем. Я очень надеюсь на ваше понимание, – смотрю на обоих.

– Хорошо, – произносит мама, взволнованно глянув на отца. – Мы просто привыкли так вас называть и… Конечно. Как скажешь.

Привыкли? И сколько же раз на дню Адель приходилось слышать это нелепое «брат и сестра»?

– У нее снова не работает телефон! – бросает мама с раздражением. – Она даже не подумала написать мне сообщение, что уехала и добралась до дома без приключений!

– Ника, она уже взрослая, – говорит ей папа, наклонившись к столу. – Она не должна отчитываться перед нами о каждом своем шаге.

– Хочешь сказать, что ты ни капельки не переживаешь?

– Разумеется, я переживаю, но я так же понимаю, что ей необходима свобода.

– В наше время свобода слишком тесно переплетается с опасностью, которую несут в себе ненормальные люди.

– Они и раньше существовали.

– Но сейчас их намного больше, – не уступает мама, а потом, словно вспомнив, что за столом сижу я, набирает в легкие воздух и виновато улыбается. – Извини, дорогой.

– За что? – поднимаю банку с рассолом. – За то, что беспокоишься о дочери?

– Адель не живет с нами уже два года, – говорит отец, – но мама никак не может к этому привыкнуть.

– Мне нанесена серьезная психологическая травма, – шутит она. – Мой сын уехал подальше от своей семьи на целых четырнадцать лет. Теперь я боюсь, что дочь сделает что-то подобное.

– Ника, она работает в твоем центре, – закатывает отец глаза. – Вы видитесь почти каждый день. Разве этого мало? И будет лучше, если мы поговорим об этом после завтрака.

– Из-за меня? – спрашиваю. – Слушайте, не ведите себя так, словно я идиот. Если вы хотите поговорить о дочери – говорите. Если я сказал, что не считаю её сестрой, то это вовсе не значит, что я её ненавижу. К тому же, насколько мне известно, она солидарна со мной в этом вопросе. Мы просто ваши дети. Каждый по отдельности.

– Да, – качает головой мама, словно пытается убедить себя в этом, – да, ты прав, милый. Конечно. Я просто немного переживаю, вот и всё.

И, наверное, правильно делает, учитывая, что её дочь спуталась с каким-то ублюдком. А они вообще в курсе, что у нее есть парень?

Где-то в глубине эта мысль нервирует меня. Где-то очень глубоко.

– Не думаю, что тебе стоит волноваться, – говорю, положив на кусок хлеба ломтик колбасы. – Она, наверное, уехала к своему парню.

А я и не знал, что у мамы такие большие глаза. Надо же, как она их выпучила!

– Что? – смотрит на меня, потом на отца. – Какой ещё парень? Богдан?

– Это точно не Богдан.

– Откуда ты знаешь, что у Адель есть парень? – спрашивает отец. – Вы вчера общались, да?

Полная надежд улыбка появляется на его губах.

– Немного.

Вчера ваша привлекательная дочь в милом коротком платьице стала причиной моей эрекции.

– Как хорошо! Вы с сестрой находите общий язык! – радуется мама, заправив за ухо каштановые до плеч волосы.

Не знаю, что сейчас выражает мой взгляд, но мама, вспомнив о моей просьбе, которая, очевидно, вот-вот превратится в жесткое требование, спешит извиниться:

– …То есть, Адель. Прости, Аверьян. Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть.

Воспоминание о коротком, сексуальном платьице на стройной фигуре и реакции моего тела теперь вызывают тошноту. Всего одно слово «сестра» и приятное тепло в паху превращается в самый настоящий стыд.

– И что она тебе рассказала? Потому что я точно не в курсе. Мы только вчера обсуждали с ней Богдана, но она и словом не обмолвилась о другом парне.

– Может, потому, что тебе пока не стоит об этом знать? – вздыхает отец.

– Мы должны знать, кто он! Какой он человек и вообще – всё ли у него в порядке с головой. Адель что-нибудь о нем рассказывала?

Отрицательно качаю головой, прожевывая бутерброд. Я думаю о том, какие красивые у нее губы. Именно на них я обратил внимание в первую нашу встречу, случившуюся в дамской комнате ночного клуба, где я трахал Инессу. Они понравились мне с первого взгляда, и если бы за пять минут до этого я не развлекался с давней подругой, которая слишком перевозбудилась от радости встречи со мной, я бы поцеловал их. Её губы будто созданы для поцелуев…

Губы Адель.

Губы «сестры».

– Так странно, – прерывает мои мерзкие мысли мама. – Мы вчера так хорошо общались, и она ничего мне не рассказала. А я так надеялась, что у них с Богданом что-то получится. Но Адель сказала, что они только друзья. И телефон всё ещё выключен! Уже десятый час. Адель просыпается рано!

– Ника…

– Мне неспокойно! – потирает она указательным пальцем лоб. – С ней могло что-то случиться. Я была уверена, что она сейчас дома! После завтрака поеду в город.

– Это так необходимо?

– Да, Кирилл, – решительно заявляет мама, – и ты поедешь со мной! Она обещала, что останется здесь, а сама снова… – Мама резко замолкает и уводит взгляд в сторону. – В общем, съездим в город ненадолго. Заедем к дочери и просто узнаем, как у нее дела.

– Раз уж выбора у меня нет, – со вздохом выходит отец из-за стола, – пойду приму душ и буду собираться.

– Спасибо, дорогой.

Глубоко вздохнув, мама подносит к губам чашку с кофе и делает осторожный глоток.

– И давно ты такой стала? – спрашиваю, глядя на нее с откровенным весельем.

– Какой?

– Чересчур обеспокоенной.

В темно-зеленых глазах проскальзывает чувство вины.

– Отец прав, Адель не маленькая девочка. И она уже два года живет отдельно от вас. Ты не слишком сжимаешь её?

– Если и так, то на это есть причины, – отвечает мама. Смирившись с недоступностью дочери, она кладет телефон на стол. – Не хочешь поехать с нами?

– Нет, – отвечаю ясно и коротко. – Что значило это твое «снова»? Ты узнала, что Адель испачкала платье, и сказала «снова» так, будто это имеет какой-то более глубокий смысл.

– Не бери в голову, – говорит она, тряхнув головой. – Просто сказала. Если ты сегодня планируешь провести день дома, пригласи друзей. Сыграете в теннис, в бильярд, поплаваете в бассейне.

– Хочешь уйти от ответа? – спрашиваю с улыбкой. – Если так, то за ним кроется что-то очень серьезное. И, думаю, я имею к этому непосредственное отношение.

– С чего ты взял?

– Твой взгляд становится виноватым. Вот ты сидишь, переживаешь за дочь и ничего не можешь с этим поделать, а потом смотришь на меня и как будто сожалеешь, что в свое время так же сильно не переживала и не беспокоилась обо мне. И это вынуждает тебя чувствовать себя виноватой. Если ты расскажешь мне об этом таинственном «снова», то это чувство лишь больше в тебе разыграется. Я не прав?

– Ты даже представить себе не можешь, как я скучала по тебе, – улыбается мама.

– Могу, – подпираю подбородок рукой и улыбаюсь в ответ. – Ведь я тоже по тебе скучал.

– Приятно слышать, сынок! – смеется она, засияв, как капля росы на солнце. – Я уже и не ждала, что ты вернешься. Где-то в глубине своего сознания я уже, кажется, смирилась, что мы будем встречаться два-три раза в год на другом континенте до конца моих дней. Но вот ты сообщил, что собираешься вернуться домой, и всё в голове перемешалось.

– Ясно, – делаю продолжительный кивок. – Но причем здесь Адель?

– При том, что она с самого детства считает себя лишней, когда речь заходит о тебе, – отвечает мама, опустив голову. – Мы столько раз приезжали к тебе в Нью-Йорк, а потом та незабываемая поездка в Таиланд! – улыбается мама. – Рим, Барселона, зимние каникулы в горах Швейцарии! Адель должна была быть с нами в каждом нашем путешествии, но всегда что-то случалось. То ангина, то отравление, то предстоящие экзамены.

– Она же ездила с вами в Китай, – вспоминаю.

– Да, а ещё в Турцию и Египет. Она ездила только туда, где не было тебя, Аверьян.

Я только сейчас начинаю осознавать, что каждый раз, когда мы с родителями планировали совместный отдых, они приезжали без девочки, имя которой я даже и не старался запомнить. Мы всегда отдыхали большой компанией друзей и родственников, и мне просто не было дела до ребенка, за которого родители взяли ответственность. Есть и есть. Когда вырастет – вылетит из гнезда, чтобы строить свою жизнь.

– Ты не помнишь этого, – читает мама мои мысли. – Но каждый раз за день или два до отъезда, с Адель что-то случалось. Появлялась весомая причина, которая позволяла ей пропустить поездку. С ней оставались Зоя или Лера с Андреем, если, конечно, они не уезжали вместе с нами.

– И ты считаешь, что она так поступала, потому что считала себя лишней?

– Я так не считаю, Аверьян. Я это знаю, – уверенно говорит мама. – Потому что, когда мы собирались в Таиланд, мы до последнего не сообщали ей, что там будешь ты. Мы с отцом сказали, что будем там только с Лерой и Андреем, но я очень боялась, что Адель обидится на нас или, того хуже, что ей станет плохо… В общем, за несколько часов до вылета я сказала, что у меня есть отличная новость: ты смог вырваться из плотных трудовых будней и составишь нам компанию. Через несколько минут у нее заболел живот и поднялась температура. Поэтому, зная всё это, я испытывала некоторое беспокойство относительно вашей первой встречи, которая состоялась вчера.

Чешу нос. Первая наша встреча состоялась не вчера, к чему мы оба оказались не готовы.

– Утром я заехала к ней на работу. Адель казалась очень уверенной и спокойной, она заверила меня, что рада твоему возвращению, потому что от этого счастливы мы с папой. А вечером её всё нет и нет. Наконец приезжает и говорит, что стаканчик с кофе случайно на нее опрокинулся.

– И ты решила, что она это сделала нарочно, чтобы не приезжать?

– Нет, – улыбается мама, – ведь в ином случае Адель бы вчера вовсе не появилась. Но когда мне пришлось задействовать фокус с вопросами, тут я уже немного напряглась. Она нервничала. Правда, когда мы все вместе сели за один стол, я успокоилась. Она ни капельки не волновалась и выглядела так же, как и всегда. Настоящие качели!

– Фокус с вопросами? – поднимаю бровь.

Такое чувство, что каждое новое слово, сказанное мамой, утягивает меня в неизвестность всё дальше и глубже.

– Психологический прием, который позволяет очень быстро остановить стремительно разыгрывающуюся тревогу. Когда Адель была маленькой, мы это часто проделывали, но по мере взросления всё реже и реже.

– Гипноз какой-то, что ли?

– Не совсем. В детстве Адель часто погружалась в тревожные состояния, и чтобы избавить её от них, психолог посоветовала переключать её внимание с помощью вопросов. Простые, но связанные друг с другом одной темой. Хватает трех-четырех, чтобы перезагрузить нервную систему.

– Ты серьезно? – смотрю на нее, с трудом сдерживая смех. – Хочешь сказать, что я оказываю какое-то негативное воздействие на её нервную систему?

– Как я уже сказала, Адель с детства считает себя лишней, – совершенно серьезно говорит мама. – Не хочу углубляться в эту…достаточно неприятную тему, но я считаю, что эта мысль вновь проснулась в её голове, когда она узнала о твоем возвращении. И стаканчик с кофе, как и вино, она опрокинула на себя нарочно. Она знает, как мы с папой ждали тебя, как радовались твоему приезду, и, наверное, ей не хотелось мешать нам… В общем, такие дела.

Зачем я слушаю всё это?

Зачем мне столько знать о ней?

Пф. Ещё и больше половины банки рассола выпил, который через несколько минут вылезет обратно.

«Они вели себя с ней просто по-ублюдски, когда рядом не было ваших родителей. Да что уж там: Вероника с Кириллом до сих пор не знают, сколько всего пришлось вынести их дочери, пока все вокруг пили, развлекались и вели непринужденные беседы! Её нежелание признавать в тебе брата оправданно. Ты знал, что все эти люди, а в особенности твои подружки, считали виноватой именно её в том, что ты не хотел больше приезжать сюда. Из-за этого ей приходилось молча стряхивать с себя всё то дерьмо, которым её поливали», – отчеканивает каждое слово голос Дарины.

Тошнит. В ближайшем будущем никакого алкоголя.

– Про стаканчик с кофе ничего не знаю, – говорю, спешно отодвинув стул. – Но вино на нее выплеснул я. Случайно! – поднимаю вверх ладони. – Так что она, наверное, просто захотела проснуться в постели со своим парнем, а не… Всего хорошего, мам! – кричу, спеша в туалет.

6

Зоя. Моя спасительница. Сколько раз она вот так заботилась обо мне, принося спасительный куриный бульон и минеральную воду в мою комнату?

– Как в старые и добрые времена, – озвучивает она мои мысли, поставив деревянный поднос на прикроватную тумбочку. – Ничего не изменилось. Разве что теперь у тебя большие разрисованные руки, как у какого-то байкера.

– Не люблю мотоциклы, – бормочу, перевернувшись на спину. – Я не понял, тебе не нравятся мои руки?

Стукнув меня по пятке, Зоя подходит к двум чемоданам, которые я ещё не разобрал.

– У тебя же вся одежда помнется!

– И ладно. – Сажусь на постели и ставлю поднос на ноги. – Возьму утюг и поглажу.

– Если бы позволил, я бы уже давно со всем разделалась!

– Нет, нет! Я всё сделаю сам.

– Когда? В следующем году? – Зоя ставит руки в боки и смотрит на меня с опасным прищуром. – Или ты не собираешься разбирать вещи, потому что их всё равно скоро собирать?

– Когда бы я успел сделать это? И не включай маму, – говорю и пробую бульон. – Божественно.

– Конечно, божественно! Я ведь приготовила. А что с мамой? Ты хоть представляешь, как она скучала по тебе? Как все мы скучали!

– Я скучал не меньше.

– Тогда почему тебя так долго не было? Что ты забыл в этой своей безнравственной Америке? – спрашивает Зоя с откровенным пренебрежением.

Добрая и забавная пампушка. Она совсем не изменилась с тех пор, когда я последний раз просыпался в этом доме.

– Жизнь закрутила, – отвечаю, быстро орудуя ложкой. – Одно знакомство привело к другому, возникли идеи, которым не было конца, и вот миновало четырнадцать лет. Такой ответ тебя устроит?

Поджав губки-бантики, Зоя неопределенно качает головой.

– Да и вам тут некогда было скучать, – говорю, наклонив к себе тарелку. – Своих забот было достаточно.

– Это каких же? Тебя-то, проказник, не было, чтобы заботы эти подбрасывать!

Поднимаю тарелку и заливаю в себя остатки бульона.

– У вас была Адель, – отвечаю, наблюдая за Зоей.

Взгляд моей самой преданной и любящей подруги меняется. За считанные секунды радость в нем сменяется доброй грустью и обратно.

– Тебе она нравится, – комментирую, наливая газировку в стакан. – Нянчилась с ней так же, как и со мной?

– Ну вот ещё! В отличие от тебя, Адель всегда вела себя как подобает умной и воспитанной девушке. Мне не приходилось скрывать от ваших родителей её регулярные ночные вылазки к друзьям и возвращение под утро в пьяном состоянии, потому что их не было вовсе! И она не приводила сюда кучу парней, как это делал ты.

– Я кучу парней не приводил! – смотрю на нее с деланным осуждением. – Что за гадости, Зоя?

– Я имела в виду, что Адель слишком разборчива в этом плане. А вот ты тащил сюда всякий сброд в коротких юбках!

Прыскаю со смеху, да так, что газировка умудряется вылететь из носа.

– Сколько всего хорошего ты помнишь обо мне, – говорю, вытирая лицо салфеткой. – Прям за душу берет.

Зоя что-то бормочет и достает из кармана светлого фартука свой телефон. Надев очки, она смотрит на экран и отвечает на звонок.

– Да, Вадим? Ага. Поняла. Минутку. Аверьян, к тебе Богдан приехал.

– Пусть подождет меня внизу. Я переоденусь и спущусь.

– Я сейчас его встречу, Вадим. Пусть заезжает. – Сняв очки и спрятав телефон обратно в карман, Зоя спрашивает: – Почему не предупредил, что к тебе приедет друг?

– Так я и сам не знал. – Беру телефон с тумбы. Пропущенных звонков и сообщений от друга нет. – И он ничего не сказал. Наверное, – усмехаюсь, сползая с постели, – не ко мне он и приехал.

– А к кому же?

– К вашей умной и воспитанной девушке, – отвечаю, изобразив улыбку. – Слушай, а твой божественный бульон ещё остался?

– Пф! Целая кастрюля! Хочешь ещё?

– Очень хочу.

⁂

Зоя сообщает, что Богдан ждет меня у бассейна. Забираю поднос с бульоном и двумя стаканами ледяной газировки с дольками лайма и иду к зоне отдыха под большим навесом из деревянных реек, на которых, как воздушные шары, висят разноцветные фонарики.

Богдан сидит на длинном диване из темного ротанга, положив ногу на ногу и задумчиво поглаживая квадратный подбородок. Последний раз мы встречались полгода назад, и он выглядел иначе. Он был в точности таким, как раньше: легкий на подъем, душа любой компании и наглый сердцеед. А теперь же он вроде как влюблен, и эта самая любовь превращает его в напряженного и угнетенного дурными мыслями человека, который вчера наглядно продемонстрировал свою слабость перед конкретной девушкой.

«Адель, мы можем поговорить?»

«Я провожу тебя к столу».

«Адель, пожалуйста. Для меня это очень важно».

В этих простых словах было столько мольбы, что я вчера чуть не подавился.

– И куда ты вчера запропастился? – спрашиваю, дав о себе знать. Ставлю поднос на столик, а Богдан, подскочив на ноги, протягивает мне руку. – Мы с Архипом звонили тебе, но ты не отвечал.