скачать книгу бесплатно
Новые приключения Конька-Горбунка. Сказка для всех возрастов
Татьяна Короткова
Что будет, если постаревший на княжеской конюшне, забытый всеми Конек-Горбунок решится на новые подвиги и отправится в дальнее путешествие?
Новые приключения Конька-Горбунка
Сказка для всех возрастов
Татьяна Короткова
Иллюстратор Егор Косых
© Татьяна Короткова, 2023
© Егор Косых, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-4493-4500-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРОЛОГ
Давно ли это было, не знаю. Но если сравнивать с тем временем, когда старый новгородский Царь решил омолодиться и прыгнул в котел с бурлящим молоком, то недавно.
Эх, злой да глупый был Царь. Сварился в кипятке! И поделом: не надо людям каверзы делать, чужие подвиги себе приписывать. Зато Иван, тот самый, что по приказу Царя Жар-птицу добыл, рыбу-кит спас, да сестрицу Солнца в Новгород доставил – из кипящего котла писаным красавцем вышел!
На героя и слава бежит, так-то!
Молодец был Иван, нет спору! Но одной удали против царей не хватит, если не иметь верных друзей. А у Ивана такой дружок был! Конек-Горбунок, слыхали?
Мал, да удал! Много разных фокусов тот конек знал. Перед тем как Ивану в котел-то прыгнуть, он хвост в горячее молоко обмакнул да на Ивана брызнул. Может, еще и слова заветные сказал. А вот какие? Эх, давно это было…
Иван как женился, так на радостях Горбунка на почетную пенсию вывел, а Жар-птицу отпустил, оставил только перышко на память. И долго Иван с сестрицей Солнца Новгородом правили, крепко друг друга любили, а как время пришло – в один день умерли, уснули сном праведным.
Потом царствовали их дети, внуки, правнуки.
А Горбунок так при конюшне и жил.
Много лет утекло и много чего случилось! Уже и конюшни не царскими стали зваться, а княжескими. Видите, сколько перемен? Даже в политическом вопросе. Обмельчала жизнь! Ни богатырей, ни волшебства, ни подвигов. Да и князья менялись на троне новгородском, как листва на дубах.
И начал народ про старые заслуги Конька-Горбунка забывать. Дескать, сказки все это: и про кита, и про Жар-птицу, и про сестру Солнца. Теперь на конюшне молодые кони лишь громко ржали, стоило коньку заикнуться, как в прежние-то годы они с Иваном…
Эх!
Без подвигов стареешь быстро. Каких-то триста лет меж ушей просвистит – глядь, а грива совсем седая, бока жиром заплыли, ум за разум заходит… Охо-хо…
Совсем было захирел Конек-Горбунок на конюшне.
Только в одно весеннее утро родилось два младенца. Один – на мельнице, другой – в княжьих палатах.
Вот так – кряхтишь поутру от радикулита, и не подозреваешь, что впереди у тебя – еще много новых приключений! Можно сказать, вторая молодость!
Но – все по порядку.
Итак, один младенец родился на мельнице. От первого его крика лопнул кувшин с молоком! От второго крика закружилось у мельницы колесо! А третий крик стал таким звонким да мелодичным, что даже пастух на лугу отложил свою дудку, заслушался и прослезился. Мельник только затылок почесал: «Дела…». И назвал своего громкоголосого сына Садко. Почему Садко? На селе говорили – в честь какого-то очень далекого предка.
А в княжеских палатах родился такой здоровячок – аж люлька под ним затрещала! Пришлось на кровать дубовую положить. Княгинюшка на младенца смотрит – глазам не верит: в добрых полпуда весом!
Поцеловал князь сына в лоб да братьям своим, боярам Фоме и Луке, велел то же сделать.
Ох, как же надеялись Фома и Лука, что их старший брат – князь Новгородский бездетным останется! Ведь тогда бы они княжий престол наследовали! Сначала – средний Фома, потом младший Лука. Но не судьба: родила княгиня! Потому-то Фома и Лука в то утречко хоть и улыбались, и слова разные льстивые говорили, но в душе затаили злобу.
Наклонились они над младенцем, глаза недобрые, улыбки фальшивые: «Утю-тю…». А младенец-то – хвать их руками за бороды! И держит цепко так, ухватка – медвежья, ни башкой повернуть, ни в рост встать.
Упали Фома и Лука на колени перед младенцем! Скулят, глаза таращат! Крик и гам. Пришлось им бороды ножом чуть не под корень срезать. А без бороды боярину – позор!
Князь на сына смотрит, свою бороду с опаской оглаживает да затылок чешет. Дела… А ведь чтоб Новгородом править, тут не сила – тут ум нужен…
Назвали княжича Василием. Тоже, видать, в честь какого-то предка.
Так и пошло. Садко в селе растет – поет, а Василий в городе – буйную силу пытает. И смех, и слезы!
Красив, конечно, у Садко голос. Но каких только напастей из-за него не приключалось!
Ну вот, к примеру. Поручили Садко корову пасти. Он на луг вышел, голову к небу задрал, руки крыльями распластал – песню, значит, запел. А в это время к корове волк крадется! Корова мычит что есть мочи – да что толку? Если уж Садко поет, тут хоть мычи, хоть кричи, никто не услышит!
Вот подкрался волк к корове и вскочил ей на спину. Корова – бежать сломя голову! Только тут Садко и заметил, что стряслось! Успел схватиться за коровий хвост. Волк уж и сам не рад, корове в бока вцепился, сидит крепко. А Садко – по земле волочится, пыль столбом!
Бедная корова до мельницы добежала. У мельницы как раз – полдеревни с подводами. А тут волк верхом на корове и Садко следом!
Мельник весь в муке, на крыльцо выскакивает: святый Боже!
А Садко все нипочем – встает, прокашливается, и петь начинает, на волка глядя. Да так звонко, что с первой ноты лошадей на дыбы подняло: иго-го! Со второй ноты волка с коровы снесло – ого! А с третьей ноты такой ветер поднялся, что у баб юбки колоколами загудели, и того гляди, всю мельницу развалит!
Хорошо еще, мельник успел Садко рот зажать. Иначе упала бы мельница, точно вам говорю!
А в Новгороде из-за Василия не меньше переполоху! Ну, вот, к примеру, нанял ему князь француза заграничного в учителя. А какой родитель не хочет, чтоб дите наукам училось?
Идет, значит, урок. Француз попался пижонистый, ножки – ручки тоненькие, волосики жиденькие. Талдычит одно: «un, deux, trois, un, deux, trois!». Василий зевает – «мух считает».
И тут в раскрытое окошко с улицы несется: «Ать-два! Ать-два!». Это княжеская дружина с дубинками на плацу марш отрабатывает. Вася сразу взбодрился – в окно пялится. А француз за невнимание – в обиду, губы трубочкой, к Васе наклонился и кричит: «Trios!».
Надоело это Василию – он щелк француза по носу! Тот аж взвыл да бежать – примочки прикладывать! А Вася – шасть в окошко! И – ух! – прямо вниз, где его всегда добрый конь дожидается. Конь, правда, от Васиного прыжка всякий раз приседает да морщится. Но ничего – дюжит пока.
Крики, гам – это Василий начинает дружинников мутузить, силушка-то выхода просит!
Постаревший князь в окно смотрит, бороду оглаживает.
– Что сынок твой вытворяет, а? – кричат из-за его плеча Фома и Лука.
Но князь лишь вздыхает. А что тут скажешь?
Василий удало оборачивается на отца. Лука и Фома в тот же миг за спину князя прячутся. Боялись дядья племянничка! Оно и понятно: дури-то Васе не занимать, а кулак тяжелый…
Так и жили – не тужили.
И прошло еще несколько лет.
Мельник овдовел давно. И вот, поразмыслив глубоко, велел Мельник сыну в Новгород идти, искать себе занятие.
– Шел бы ты, сынок, торговому делу учиться! В городе как раз ярмарка. Как-нибудь себя прокормишь. С мельницей тебе все равно не управиться.
Садко шумно всхлипнул и только-только надумал петь, как Мельник в страхе зажал ему рот рукой и сунул в карман монету.
– Иди с Богом, обо мне не печалься.
Так и отправился Садко в Новгород.
А там в то же самое время старый князь уж на смертном одре лежал.
– Наклонись ко мне, Вася, присядь! – поманил князь.
Василий, шумно всхлипывая, приблизился, сел к отцу на кровать. А стоящие поодаль Фома и Лука уши навострили, вперед подались…
– Теперь ты княжить будешь, – выдохнул старый князь, и у Василия так затряслись плечи, что кровать дубовая ходуном заходила, – Все – твое. И шапка княжья, и дружина.
Фома и Лука переглянулись и разом кинулись причитать.
– Ой, братец ты наш родимый! Ой, да на кого ж ты нас и Новгород-то оставляешь!
Старый князь вздохнул.
– А пока подрастешь, дядья опекунами будут.
Фома и Лука тут же успокоились.
Вася наклонился к отцу – поцеловать в последний разок, а тот зашептал ему в самое ухо:
– Иностранцам воли не давай! И, смотри, в подвалы не суйся! Да диво дивное – пуще глаза береги! Помни: за тобой – Великий Новгород!
Сказал это князь, да и помер.
– Батя, а что за диво-то? – начал было Василий, да тут поднялся поминальный плач, и понял Вася, что стал сиротой в осемнадцать лет.
Сиротой и правителем Новгорода одновременно.
А Новгород в ту пору был самым богатым городом в мире. Из каких только стран сюда не неслись корабли! И оттого, наверное, что золото стекалось сюда рекой, нрав у новгородцев был заносчивый. Оно и понятно: шумно на улицах, из-за приезжих не протолкнуться. Особенно в ярмарку.
– А кому сало, вина заморские, ситцы набивные, яблоки наливные! – кричали торговцы на рынке, стараясь перекрыть один другого.
Ох, и азартная в Новгороде шла торговля. Глаза разбегаются – до чего красиво да богато! А запах! Нигде в мире не было такой вкусной еды! Иностранцы ходят да принюхиваются, ловят своими длинными носами ароматы вяленой рыбы, да жареной дичи, да копченых колбас, да сала, да меда, да сластей всех мастей!
Народ меж прилавков как бурный поток течет! Аппетит нахаживает, торговцев задорит.
Вот в эту толпу и затесался Садко. В Новгород он пришел с нищими и слепыми каликами. А те, только городские ворота перешагнули – сразу зашустрили в сторону ярмарки и мигом в ней растворились. Так что Садко совсем один остался.
– Что стоит горшок? – надменно спросил у горшечника иностранец, по виду, немецких кровей.
Горшечник блеснул золотыми зубами, окинул немца с головы до пят.
– А по пять? Ферштейн?
Немец изобразил удивление, отчего стал похож на индюка.
– А по три? – решил торговаться немец.
Садко устал, ноги уж не держали, хотелось есть, пить, голову приклонить.
– Дяденька, в подмастерье возьмете? – спросил Садко у горшечника.
Но видать голос у Садко был так слаб, что горшечник на него и ухом не повел.
– А поди – поищи! Четыре! – азартно кричал горшечник немцу в толчее шумной ярмарки.
– Три – и то красный цена! – возражал ему немец.
– Дяденька! – взмолился Садко.
Но горшечник видит перед собой только немца.
– Прочные!
– Три с полтиной!
– Всем горшкам горшки!
– Четыре!
Садко тяжко вздохнул и заметил поблизости лапотника с товаром.
Ох и лапти! Красота! Плотненькие, блестящие! Лапотник наливает в лапоть щи, из лаптя на землю – ни капли! Садко сглотнул слюну.
– Моими лаптями щи хлебать, да по земле ходить – как по небу летать!
– Дяденька, в подмастерье возьмете? – кинулся к нему Садко.
– Уйди, нищета, не видишь – ярмарка!
Садко совсем поник, опустил голову, идет, куда толпа несет.
