Полная версия:
Я тебя не хотела
Виктория Королёва
Я тебя не хотела
Пролог
– Что за дурость-то, а?!
– Не говори, Валерьевна, совсем молодёжь чумная.
– Тьфу ты! Шаболда, – строго проговаривает, смотря на выпорхнувшую из подъезда девушку в ярко-розовой куртке. – А была такая хорошая девочка… Да всё туда же. С бандюками связалась. Все им денег хочется, а работать – нет. И пузо наружу, как рожать потом будет? Дура! Как есть – дура!
– Не говори, Валерьевна, не говори. Дуры.
– Мой Фёдор, царствие ему небесное, на заводе от звонка до звонка. И всё в доме было. Чай, молодым совсем пошёл, да не пошёл, побежал. После войны оправиться не успели, а он матери сказал, что сам будет тянуть. Так и тянул! И правдой жил, а эти…
Тем временем, из дверей общежития местного института, что было видно из двора многоуважаемых женщин, вышло ещё несколько девушек. Заливисто смеясь, одна из них прыгнула в раскрытые объятия парня, тот закружил, заобнимал весело смеющуюся девушку. Её подруга, молча наблюдавшая за парой, отошла ближе к чёрной тонированной машине, там и замерла.
Многоуважаемые старожилы подъезда разом скривились и в подтверждение общих мыслей, одна из женщин высказалась:
– Тьфу на них, бандюки окаянные.
– Бегают тут, всё рыскают. Как волчары, вечерами девок с общежития вылавливают. Спасу нет. Ходить страшно, того и гляди где-то по голове дадут. С них станется…
– Так в милицию надо! К участковому может сходить?
– Да бог с тобой!!! Спепаныч их сам боится. Они же совсем распоясались, чуть что, так в драку. Закон им не закон.
– Что делается, что делается, – запричитала собеседница.
Краски сгущались в небольшом кругу сидящих, а на город давно опустился вечер. Холодный, промозглый, самый настоящий – осенний.
– Здравствуйте, – тонкий девичий голосок ворвался в разговор.
Встрепенувшиеся блюстительницы нравов, недоверчиво покосились на проходящую мимо девушку: цепко осмотрели, сделали свои выводы.
– Здравствуйте, здравствуйте…
Тоненькая фигурка медленно двигалась вдоль тротуара, шелестя пакетом из местного супермаркета.
– Хорошая, здоровается постоянно.
– Хорошая может, и хорошая… да в чулках вечером мимо них ходит. Не к добру, совсем не к добру! Знаем мы, что бывает.
И все дружно закивали…
Глава 1
Оксана
Каблуки стучали по мокрому асфальту, приближая с каждым шагом к высокому зданию общежития. Пыталась называть домом, но выходит откровенно плохо – не могу привыкнуть.
Я из посёлка, единственный ребёнок в семье, привыкшая к спокойствию и тишине. А здесь не то чтобы соседи – здесь семь этажей кутежа и гулянок. В любое время суток. Так что это точно не про дом.
Да и какие могут быть особенные гульки? Деревня, не совсем глухая – в лаптях не ходили, но и не город- что тоже правда. Из «весёлого» если только пьяный сосед начнёт орать посреди ночи, да и то… не всегда. В остальном: тихо, спокойно, чинно. Особенно не накуролесишь. Боялись… В деревне все и всё про друг друга знают… тут и без вины виноватой будешь, а если специально, так и вовсе… Мы не рисковали с этим.
Там, если что-то происходило, – до родителей долетало быстрее ветра. А расстроить семью – хуже смерти. Репутацию можно было потерять за считанные секунды. Научились делать тихо, перестраховываться, сто раз думать… А ещё лучше – уехать в город: там набегаться где нужно и вернуться обратно, как ни в чём не бывало. Известная практика. Правда, была и обратная сторона: зачастили в большой город – вот вам мешок версий, что могло (а чаще – не могло) случиться: и беременность, и гарем, и вторые семьи – чего только не наслушаешься.
Прожив здесь несколько лет, я точно могу сказать: город – другой, совсем иной мир. Можно влипнуть в историю, быть не самым хорошим человеком, иметь ужасную репутацию – и это никак не будет влиять на твою жизнь. В другом дворе тебя уже никто не знает – вот, пожалуйста, жизнь с нуля. И самое страшное: здесь никто, никого не боится. Совсем.
Помню, как приехала сюда… как вечно вздрагивала и не могла уснуть, половину ночи глядя в потолок. Девчонки смеялись: часть, естественно, была иногородняя, но никого – как я. Ко мне привыкли не сразу – не буду отрицать. Потом, оценив преимущества, начали дружить. Но до этого… я всех забавляла. Открыто не издевались – так, подкалывали, – но и это было не слишком приятно. Мы дожили до первой сессии, и уже там, с высоко задранным носом (да, я не сдержалась), я смотрела, как они все прыгают, а после с треском вылетают из института. Смотрела и была собой горда. В отличие от них, я учила, а не шастала до утра по клубам, просыпая все пары днём. Всё честно.
Моё окружение… Я к ним тоже привыкала. Прямо сказать, все они больше мешали, чем были частью жизни. К четвёртому году обучения свыклась: придётся дойти до конца в таком составе. Но с самого начала откровенно страдала. Мне вот этого всего не надо было – гулянок, пьянок, ругани за место на плите. У меня была цель, и ради её достижения пришлось выбирать. Я выбрала быть кем-то, получить образование, что-то из себя представлять, но – это тоже будет честными – я всё-таки попыталась стать «своей в доску». Однажды…
Примерно через год, перед девятым мая, соседки по комнате пригласили в бар: предложили угостить, обещали веселье и танцы. Я согласилась. Позволила накрасить себя и дать модные шмотки, которых у меня не было, потому что какой смысл если и так всё осталось с одиннадцатого класса. В общем, мой новый образ был непривычным, но мы уже немного «разогрелись» в комнате, и мероприятие с каждой минутой становилось всё интереснее и интереснее.
Да… судьбоносный был день: Наташа подцепила Фила, а я навсегда поняла: алкоголь – мировое зло, и пить его в таких количествах, в каких попыталась я, явно не стоит. А ещё не стоит работать официанткой, потому что каждая пьяная морда так или иначе пытается залезть под юбку. Да и папа… как вспомню, так сразу мурашки по коже ползут. Он так орал! Господи, как же он орал:
– Что ты сделала?
– НИЧЕГО!
– Не ври мне, либо пойди и разбей ему нос, либо собирай свои вещи и уходи. Такая как ты, в моём доме жить не будет!
У меня даже сейчас мурашки выступили. А тогда… я так сильно плакала… думала, что он серьёзно – возьмёт и как кота за дверь вышвырнет. Мне тогда казалось, что он может.
Папа всегда был тем самым человеком, который рассказывал мне, как устроен этот мир: что нужно делать, а что ни при каких обстоятельствах нельзя. Он учил, хвастался, ругал, преподносил «умные мысли», формировал моё восприятие. Папа считал, что это именно он учит меня жизни, а не моя не способная на это мать. Я потом всё поняла – когда переехала и стала сама за себя отвечать. Но тогда я просто смотрела ему в рот и верила, что красный – это зелёный, потому что папа так научил.
Я помню, как мама сидела рядом и вытирала мои слёзы. Молча сидела. Не пыталась высказаться, ничего не объяснила… Был только папа… он врывался в комнату, кричал, требовал и угрожал, а потом выбегал на улицу – пугая меня ещё больше!
А мама… молчала…
Просто… молча! Она не пыталась защитить! Не предприняла даже крохотной попытки! Мама не высказалась… Я к ней жалась, лицо прятала, а она только по волосам гладила и всё…
Конечно, я не понимала, что папа просто давит и мне не нужно бежать защищать свою «поруганную честь». Меня никто не выгоняет из родного дома – всё нормально!
Я не знала… Я находилась в липком, удушливом состоянии паники и неописуемой безысходности, смешанных с животным страхом. Мне никто тогда не сказала, что соседские мальчишки просто веселились и ради смеха придумали всякой всячины, из которой правды – на минус двести.
Меня выгоняли из дома… меня маленькую девочку, которой совсем недавно исполнилось шесть лет. Дико, не правда-ли? и я боялась.
Сидя на коленках, чувствуя ворс половика, я думала куда же мне пойти? Где мне кушать и спать… Где? А слова папы:
– Такая как ты, в моём доме жить не будет!
И вовсе убивали…
Я не пыталась бороться. Я просто пошла и ударила того мальчика… защищая «поруганную честь» и всем показывая, что так со мной нельзя, никто не смеет меня касаться, у меня есть достоинство. Я не знала для чего это всё… просто сделал и прибежав домой крикнула, что всё сделала. Папа обнял… и разрешил остаться…
Счастье вновь взметнулось до небес!
Тогда я ещё не понимала – в ту самую секунду, внутри меня что-то сломалось. Сломалось окончательно.
Если разобраться… просто, без сантиментов: влияние родителей, особенно в нежном возрасте, будет отзываться всю жизнь. Оно неизбежно проявится в осознании этого мира, в поступках, в восприятии – во всём.
Я долго помнила этот день в деталях. Ощущение подскочившего пульса, когда отец загнал в психологический капкан, страх опоясывающий тело, мои судорожные попытки понять, что делать и как теперь быть…
И вот, пожалуйста: повзрослела, но так и не научилась этим управлять. Я стала человеком, который лучше обойдёт конфликт стороной, притворится удобной или же станет удобной, чтобы не дай бог не пережить этого повторно.
Гулкие удары сердца в животе, сжавшееся горло, мокрые ладошки…
Нет… я больше так не хочу.
И пусть тогда, мы ничего не сделали, легче сейчас не становится. Меня – прогнуло и продолжило прогибать дальше…
С каждым годом влияние отца только усиливалось, я не ходила на дискотеки, потому что он так решил, не надевала юбок не той длины, не встречалась с парнями, особо не ходила в гости к подружкам…
Перебравшись в город, я ещё не скоро поняла, что меня отпустило. Папа остался там… он не мог проверять меня по десять раз в день. Он больше не мог ТАК сильно на меня влиять. Пытался, но уже всё…
Но всё то, что он вкладывал в мою голову было внутри и никуда не делось. Оно переросло в нечто иное – сжилось со мной! Я могла врать по телефону, недоговаривать про своё истинное времяпрепровождение, надевать короткие юбки, но что бы я не делал, в голове всё равно набатом:
– От венерических заболеваний, передающихся половым путём- умирают. Вот видишь его?– кивает на актёра в телевизоре. – У него скоро сгниёт нос. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что она заразила его СПИДом. И он умрёт! Вот так бывает, дочь моя. Поэтому я и говорю тебе, не подпускай не понятного к себе. У мужчин и у женщин разные представления о сексе. Нам это просто: сунул, вынул и дальше пошёл. А вам женщинам нет. Да и к тому же, столько болячек о которых ты можешь даже не знать. Ты не знаешь, что даже через поцелуй можно заразиться?
– Нет… – прошептала, во все глаза смотря на папу.
– Ха! Да просто! Ты с ним поцеловалась, а у него ранка была на губе и кровоточила… И вот! Ты заразилась. Всё, поздравляю.
Меня затрясло. С Максимом мы практически поцеловались вчера…
Будучи постарше, я встречалась с парнями, ходила на свидания, с одним даже успела неплохо так наобниматься… Но дальше – с учётом того, что и как когда-то говорил мне папа – нет. Это не мешало жить: я не слишком переживала, скорее думала о том, что «того самого», которому нужно не только это, – ещё нет. Как-то так и было.
Да и потом… так спокойнее. Не надо после каждого неожиданного чиха рядом переживать, а не заболею ли я чем-то…
Вдыхаю глубже. Под ногами шуршит осенняя листва, в воздухе пахнет свежестью и чем-то отдалённо напоминающим корицу, накатили сумерки. Общежитие уже рядом. Почти дошла. Знакомый серый фасад, горящие окна… шум у проходной.
Я почти… ещё немного и можно будет скинуть обувь, блаженно постанывая. Господи, кто бы знал, как я устала за сегодня. Невероятно устало.
Перехватываю пакет другой рукой, чувствуя пульсирующую боль в ладони.
Додумалась же столько купить… надо было часть взять, а завтра ещё сходить. Нет… мне надо было сейчас, блин!
За мысленным диалогом, пропускаю момент, когда передо мной вырастает массивная фигура Паша.
Чёрт!
Торможу в самый последний момент.
Широченная улыбка, всегда иронично-издевательский взгляд и не менее издевательское:
– Ну, привет, зайка. Скучала без меня?
С усилием подавляю желание ответить так, как он этого заслуживает. Проявление любых эмоций относительно этого человека – чревато. О-о-о, поверьте, я успела многое попробовать! И ничего не помогло! Иногда делало даже хуже… впрочем, о «хуже» встретившись с ним в потёмках, думать не хочешь…
Передёргивает от него. На каком-то внутреннем, необъяснимом уровне!
– Ещё не успела.
Отвечаю предельно сдержанно, но с намёком на то, что мне и двухдневной давности случая хватило! Вот и сейчас, схема повторяется: я пытаюсь юркнуть в приоткрытые двери подъезда, но он оказывается быстрее и преграждает мне путь…
Мы «играем» в это с завидным постоянством. Все знают правила: если я пойду напролом – он зажмёт и начнёт тискать, как девку какую-то; если останусь, как сейчас, – будет издеваться разговорами. Долгими, поразительно «умными» (для человека его-то деятельности) и, главное, колкими. Да, помимо того, что он явно неровно ко мне дышал, Паша откровенно глумился, преподнося «подколы» как наивысший сорт юмора.
Ненавижу его. И боюсь… второе скорее больше.
Во рту скапливается вязкая слюна. Паша симпатичный парень, от него всегда вкусно и дорого пахло, он чисто выбрит, красиво говорит и у него есть деньги… Такой как он – лакомый кусочек для девчонок! На него вешаются – пачками это делают, но он… выбрал объектом своего «обожания» меня.
Господи, кто бы знал, как я радовалась, когда он тут пропал на полтора года… прыгала от счастья! Вадим опять же появился… ненадолго, но всё-таки – получать от него милые подарочки мне нравилось. Он мне нравился! Вадим был милым… был. Пока не перевёлся в другой универ из-за этого … пусть будет человека.
Вместо очарования я испытываю глухое раздражение к этому чудовищу.
Свожу лопатки, стараясь стоять как можно более ровнее. У меня сегодня нет настроения с ним общаться. Совсем.
Не предпринимаю попыток обойти – хотя он откровенно подначивает, показывая жестами: иди. Смотрю в глаза – держу взгляд намеренно, потому что если не я – то он. И это неприятно… до тошноты неприятно! Он смотрит: потребительски, оскорбительно до дурноты насмешливо.
Но, насмешка хотя б объяснима, как объяснить другое, я не знаю. Впрочем, и первое тоже странно для адекватного общества! Ему смешно, потому что он уже считает меня своей… своей кем-то…
Господи, я в каком-то телешоу, и оно не хочет заканчиваться!
Раздражённо выдыхаю.
– Да ладно, – иронизирует, наклоняя голову вбок, словно под микроскопом меня разглядывая. – я же по глазам вижу, как ты скучала…
В нос бьёт запах мятной жвачки, сигарет и мужского парфюма. Паша пользуется одним, всё то время, что я его, к сожалению, знаю…
У перекрёстка столпилась его компашка – такие же отморозки, как и он сам. Они громко разговаривают и смеются, непременно поглядывая на нас – чувствую это. Неприятные ощущения, если честно. Я знаю каждого лично. И это не те знакомства, которые хочется афишировать. Особенно с ним…
Мы знаем друг друга три года. И все три года, стараюсь обходить Пашу стороной. Не знаю, как это объяснить… он с самого начала показался мне каким-то странным. Вроде бы улыбался, но где-то там, в глубине глаз, всегда есть блеск. Девчонки удивлялись:
– Оксанка, чё ты носом крутишь! Нормальный парень.
– Да! Хватать его надо, а ты…
А я не могла. Смотрела на него – и хотелось только бежать. Ни его слова, ни подарки, ни тем более поступки не располагали. Да что там – когда он надолго куда-то исчезал, я откровенно радовалась.
Паша делает мягкий шаг в мою сторону. Отступаю.
– Слушай, я устала и…
И он делает ещё один шаг!
Мгновенно выставляю руку вперёд. Сердце забивается в горле. Ладонь утопает в мягком ворсе свитера. Отдёргиваю.
Паша усмехается, скользит по моему лицу и показательно медленно, очень театрально отступает влево.
– Проходи, конечно…
Не благодарю. Сжимаю ручки пакета, делаю шаг, но он выставляет руку резко вперёд, преграждая дорогу.
– Сколько ты ещё будешь бегать? – тихий шёпот в самое ухо.
Меня обдает тёплым дыханием и приятными нотками сандала.
Только не нервничай, только не нервничай!
– Можно мне пройти?
– Конечно…
Ласковое прикосновение к щеке. Мороз по коже. Я хочу дёрнуться, отпихнуть его, заорать! Паша убирает руку, делает шаг в сторону. Между мной и входом в подъезд несколько метров.
– Иди… или я решу, что ты хочешь остаться.
Тело деревенеет. Ненавижу его: за эмоции, за вседозволенность, за слова.
Мерзко. Мерзко до такой степени, что хочется опустить руки в кипяток, чтобы навсегда избавиться от любого намёка на его прикосновения.
Переступаю через маленький порог, совсем не чувствуя ног. Но не успеваю даже выдохнуть, как в спину несётся:
– Побегай, пока есть возможность.
Да пошёл ты…
Иду дальше, чувствуя острый взгляд, вгрызающийся в затылок.
Максимально выпрямившись, киваю коменданту, которая и думать не думала, чтобы скрыть заинтересованность. Прибавляю шаг. Не хватало, чтобы за мной пошёл. Паша может… и прекрасно знает, какая цветная банкнота откроет любые двери общежития. Да что там, Раиса Дмитриевна и сама предложить может… вот прям сейчас.
Коммерсант в юбке, блин.
Вбегаю по лестнице, громко стуча каблуками по обшарпанным ступеням. Звук эхом отражается от стен рикошетом прилетая в голову. Злость вспыхивает горячей искоркой.
Нет… я не просто ненавижу его – я буквально трясусь от этого чувства!
Озабоченный придурок с манией небожителя. Да с чего он взял, что я свяжусь с таким как он?! Высокомерный, нахальный, не знающий слова «нет». Или он что, думает мне нравится криминальная романтика? Думает. Я не знаю, что они с Филом из себя представляют? Все знают! Местная братва… назад в девяностые.
Не хочу такого. И ухаживаний его не хочу. Цветы с угрозами – кому такое понравится?
Но самое противное – он прекрасно видит, что я не хочу ни его подкатов на пустом месте, не вот этих закидонов: «Моей будешь. Придёт время – заберу тебя».
Пошёл лесом! Пусть проспится там – ненормальный!
Господи, как же я хочу, чтобы он угомонился. Паша даже до универа добрался – отвадил всех кого мог, а Вадик и вовсе перевёлся…
Козлина!
Но, козлина симпатичная: светловолосый, голубоглазый, высокий, спортивный…
Я посмотрела и обмерла… первый раз точно было именно вот так. И да, первая встреча была романтичной: поздний вечер, сквер и он весь такой притягательный на расстояние шага. Красиво звучит, да? Да… я знаю, что красиво… на самом деле всё было так:
Наташа бегала на свидания к Филу каждый вечер. Он подкатывал именно в это место: становился за поворотом и ждал, а напротив – маленький скверик. Я хожу с работы через него и периодически вижу, как они… эм… пересекаются. Так вот, в тот вечер я тоже шла и видела нашу страстно парочку. Отвернулась, потому что стыд ребятки потеряли и именно в этот момент до ушей донёсся хруст, а следом напротив меня из кустов на дорожку выпрыгнул парень.
Заорала на весь квартал. Так заорала, что сама подпрыгнула, а он засмеялся и я обиделась…
Вся история.
Ключ противно скрепит в замочной скважине. Прикрываю отяжелевшие веки, прислоняясь на несколько секунд к двери лбом. Как же я устала… и смотреть и вынужденно участвовать.
Не понимаю, почему они это не видят. Завели ухажёров и радуются, а они для девчонок ничего не сделали. Только «гуляют» когда захотят. Меня злит это. Буквально вымораживает! Открываю дверь, разуваюсь и примостив пакет на стул – отпускаю себя. Моё мнение не спрашивают… оставлю его себе.
Впрочем, хорошо, что не водят сюда. Я бы этого не пережила. Шоркаются с ними где-то на улице. Мы как-то дружно договорились – никаких мужиков и пока, всё в силе.
Кидаю сумку на кровать, избавляюсь от костюма, вешаю его в шкаф к другому, практически такому же, только в брючном варианте. Приглаживаю ткань рукой. Обожаю их. Это две достаточно дорогие вещи в моём гардеробе. Ухватила с громадной скидкой в магазине. Моя первая стипендия… Им больше трёх лет, а выглядят как новые.
Быстрый душ – горячая вода, клубы пара, запах геля с ванилью. Поздний ужин на бегу: пара ложек гречки, кусочек сыра, хлеб, сладкий чай в любимой кружке с отколотым боком. И вот я уже в кровати. Блаженно прикрываю веки. Виски пульсируют, боль отдаёт в макушку.
Тишина….
Это ненадолго – соседки скоро вернутся, будут перешёптываться, «тихо» смеяться, обязательно что-то уронят. Но я надеюсь, к этому моменту уже усну. Я люблю тишину, одиночество и тепло – самая идеальная моя среда.
Переворачиваюсь на другой бок и подложив ладонь под щёку расслабляюсь. Засыпая в тот вечер, я ещё не знала – это был последний спокойный вечер.
Как просто и трагично.
Глава 2
Перерыв между парами, горячий кофе из терминала и всего несколько минут на то, чтобы прийти в себя. Плохо спала… ужасно.
Мне бы сейчас на часок… всего на часик, блин.
Вместо того чтобы спать, вертелась всю ночь. События трёхдневной давности не давали покоя.
Ну не было же… чего прискакал опять?! Козлище мирового масштаба. Как итог: поздно проснулась, как ошпаренная бегала по комнате и так желанный кофе выпит не был. Кофе – допинг. И этот допинг прекрасно заменяет завтрак.
Всю первую пару пыталась записывать, но по факту… мимо прошло. Еле дождалась звонка, чтобы сбежать к аппарату… на подзарядку. Прошмыгнула раньше всех и вот: губы обожгла, но счастлива!
Терпкий аромат американо разряжает атмосферу. Жадно вдыхаю – любимый аромат. И, вопреки мнению, что девушкам подавай только раф, я люблю чёрный, горький, почти кипяток – и обязательно что‑нибудь сладкое сразу. Дома у нас такого не было, только растворимый, я пристрастилась в городе. Попробовала освоить турку. И… не могу сказать, что особенно хорошо получается. Соседки выпьют всё что угодно, а мне… мне кажется, что всё ещё не то.
Не придираюсь. Вообще ни к чему – и к себе тоже: к внешности отношусь ровно, какая есть. Одежда – удобная, косметика – по случаю, спортзал – мимо. Клубы, тусовки, бешеная любовь… потом. Да и кандидатов не то чтобы много. Нечего усложнять.
Но вот спустить добрую часть зарплаты на процедуры для волос, кожи и ногтей – это пожалуйста. Последний глоток и пустой стаканчик летит прямиком в урну. Вокруг: чьи-то голоса, щелчок турникета, шуршат подошвы. Над стойкой охраны мигает зелёный огонёк, в углу гудит автомат с водой. Хочется тишины – такой, чтобы, если не поспать, то спокойно собрать мысли в кучку.
Пальцы холодные… в кармане вибрирует телефон и тут же стихает. Есть ощущение, что сегодня на мне чья‑то порча: ничего страшного, но всё чуть‑чуть идёт наперекосяк, а если точнее, то через жопу.
На следующей паре пишу лекцию под диктовку и делаю вид, что не вижу телефон, который вспыхивает от уведомлений. Как только нас отпускают, хватаю рюкзак и лечу за «потеряшкой».
Наше общежитие в пяти минутах ходьбы, что здорово экономит время. Забегаю в комнату, хватаю необходимое и так же быстро обратно. Я планирую всё успеть: после универа на работу, вечером – курсовую, а сейчас к дипломному руководителю. Хорошо, что есть маленький, очень компактный, не всегда шустрый, но тянущий всё что нужно – девайс. Без него совсем не справлюсь. Любовно поглаживая гладкий корпус, проскальзываю на кафедру, лавируя между студентами, столпившимися перед дверьми и частично внутри.
– Эй! Куда?! – кричит недовольный женский голос.
Игнорирую. Если стоять по‑честному, протопчешься до старости.
Извините, сегодня другие планы.
Цепляю взглядом дипломного руководителя и наглею: расталкиваю ребят. У меня время поджимает, нет возможности отвешивать реверансы. Татьяна Алексеевна хмурится, смотря на толпящихся поверх очков, но как только видит меня, выдыхает усталое:
– А-а-а-а, пришла, подойди минут через двадцать, я освобожусь и посмотрим, что ты там успела.
Блин… это не в плане.
– Может быть я пришлю вам на почту?
Татьяна Алексеевна отрицательно качает головой, что-то перебирает на столе, несколько раз цокает, но всё-таки соглашается.
– Спасибо большое! Хорошего вам дня.
Преподаватель теряет ко мне всяческий интерес. С радостной улыбкой пробиваюсь на выход. Если честно – смотреть там нечего, всего-то две правки.
Спускаюсь на первый этаж, обруливаю толпу студентов. Двери на пружинах хлопают одна за другой, тянет неприятной сыростью. Да… погодка так себе. Уже практически выхожу на холод, но на пороге чувствую манящий запах жареного, чего-то пряного. Сворачиваю к местной столовой. Раз освободилось раньше – поем. Тут дёшево и вкусно, так что грех не воспользоваться.
