Только твоя

Виктория Королёва

Только твоя

Глава 1

Нежнейшие кружева на рукавах – я их сама выбирала. Ослепительно-белый цвет, от которого режет глаза. Чистейший белый… Он должен быть таким, ведь замуж меня выдают чистой. Такой и должна быть дочь…

Девочки мечтают об этом дне. Девочки из правильных семей живут этим днём, готовятся к нему всю жизни и в тайне верят в неземную любовь.

Я девочка из правильной семьи, с правильным воспитанием, практически идеальная. Девочка, за которую не стыдно, девочка, что будет украшением любого дома.

Меня готовили быть идеальной женой, но я выросла и смотрю на себя в зеркало с одной только мыслью… с мыслью о том, что ненавижу этот день, этот дом, эту чертову суку-жизнь за несправедливость.

Отчаянно хочется сорвать с себя традиционное платье и украшения, смыть макияж, развеять по ветру ненавистную фату, просто сдохнуть где-то, чтобы всё наконец-то закончилось. А ещё, перестать улыбаться – изображая счастье до колик.

Нельзя…

– Ты такая красивая, – Маринет поднимает на меня свои огромные карие глаза, обнимает за ноги, – я тоже хочу такое платье.

Присаживаюсь на корточки, с трудом ловя баланс. Заключаю сестрёнку в объятия. Кудряшки падают на лицо, я улыбаюсь, зарываясь носом, чтобы вдохнуть. Вдохнуть запах свободы, лёгкости, запах глубокого детства. Туда хочу, совсем не замуж.

Специально дышу как ёжик: коротко и часто. Маринет смеётся, отклоняется, смотрит на меня счастливыми глазами. Улыбаюсь, ей нельзя не улыбаться. Самая младшая из нас, самая любимая. Крошка ещё совсем… так много ей пройти до моего статуса и позже тоже…. Надеюсь, сестре повезёт больше.

– У тебя очень красивое, не обманывай меня.

Глажу обильные складки на синем платье. Сестра крутится как юла, показывая себя во всей красе, пока я медленно встаю

– Не-е-ет, у тебя лучше, такое же хочу! – и снова прыгает на подол.

Улыбаюсь, смотря -как барахтается и звонко смеётся.

– Маринет! Так нельзя! Вставай! – мама в одно движение поднимает младшую.

Скупо улыбаюсь, скрывая глаза. Снова «нельзя»… Это слово преследует меня всю сознательную жизнь как наказание.

Нельзя было выбегать из комнаты, нельзя было тайком пробираться к отцовскому кабинету и нельзя было смотреть в щель от приоткрытой двери на мужчин, что пришли к нему. И да, нельзя было безумному сердцу замирать при виде мужчины, что навсегда с кровью содрал мой покой, унося его из отчего дома, оставляя кровавые следы. Я уже тогда знала, что это доставит только боль.

Помню, как была счастлива, как кружилась по комнате, разметая полы сарафана на потеху младшим сёстрам, подпрыгивала и хлопала в ладоши. Я была так счастлива, расцеловала маму в щеки, обнимала Фахриду с Ниям и маленькой Маринет. Аллах, я парила.

Глупая! Какая же глупая была. Верила в то, во что верить нельзя. Я просто не могла себе этого позволить!!!

Но тогда…

– Доченька, что такое?

– Мамочка, – кидаюсь в ноги на пол, обнимаю и кладя голову на колени. – Это сваты?

Мои глаза блестят, мама хмурится, качая головой.

– Ох милая, нельзя так. Ты же знаешь.

Улыбаюсь не скрывая. Маме можно, она нас любит и прикрывает глаза на шалости.

– Знаю! Но мама, они?

– Они, – прикладывает палец к губам и улыбается, словно это наш секрет.

Подскакиваю и кружусь вихрем, счастливо улыбаясь, чтобы через несколько лет все мои мечты разбились вдребезги, в этой самой комнате, когда я узнаю, что сосватана вовсе не тому.

Горечь слёз по щекам. Смотрю в зеркало и ненавижу каждую клеточку тела, что отныне и навсегда не будет ему принадлежать. НИКОГДА!

Мама ласково называет: красавицей… Карие глаза, длинные, чёрные волосы, хрупкая фигура, приличная грудь, правильные черты лица и губы, что лично мне всегда казались ужасными, потому что на нижней ямка по середине. Именно из-за этого кажется, что они не мои, а сделаны посредством косметологии. Смешные. Какой косметолог? Отец бы убил – в нашей семье такое не принято. Папа всецело приверженец традиций.

Когда ты живёшь в этом с детства, всё кажется нормальным, но как только вырастаешь, понимаешь: подруги живут иначе… просыпается бунт. Не открыто – нет, скорее за глаза. В основном: жила, училась, готовилась к поступлению, улыбалась. Вскоре привыкла к такому формату. Но однажды, вечером, произошло «это»:

– Этот сучоныш отказался! От моей дочери! ОТКАЗАЛСЯ!!! Я – ГАЛИЕВ, а никакая-то мразь под забором! Да на моих дочерей очередь! СУКА!!!

Мамин испуганный всхлип и мой удар сердца. Сердце, которое уже пару лет как не билось до этой секунды…

– Что теперь делать? Что же теперь делать. Аза… что я ей скажу.

Замираю прислушиваясь.

– Молчи! Ни слова.

Скрип половиц и мой стремительный забег в комнату… Запираюсь и по комнате кружусь, мне почти шестнадцать… Счастье кружит голову как вкуснейшая ягода.

Пусть отказался – плевать на него!!! Какое же счастье! Отказался! САМ! Подарок не иначе!

– Я буду только твоя, – тихо шепчу сема себе, – только твоя, слышишь?

Он не услышал, но услышала я, а потом и увидела жениха…Высокий, до омерзения спокойный и холодный во всём. Жених, почти муж, вошёл в дом, мазнул по мне взглядом и прошёл мимо, словно ничего не увидел. В этот день, я снова оказалась сосватана… но опять не ему… а другому, второму из братьев…

Уже не было слёз, просто колючий иней в душе. Он цвёл как цветок, шипами прожигая когда-то нежное нутро, превращая гладь в уродливые и страшные рытвины.

Мечта разбилась повторно. И этот удар, оказался болезненнее первого. А я уже успела увидеть себя ЕГО женой…Представила в красках и обожглась.

Такие девочки как я, выходят замуж, когда решит отец. Мы себе не принадлежим. А ещё, мы не влюбляемся в профиль и не имеем ни на что права! Безвольные, вышколенные, подготовленные. Любовь, самостоятельный выбор – непозволительная роскошь. У нас договорные браки, как в учебниках истории – какой выбор может быть? В семьях моих подруг такая же политика. Девочки выходили замуж за того, кого выбрали родители, без права голоса.

Если бы у меня была призрачная возможность выбора… Одна маленькая возможность…

Это стыдно… нельзя мечтает о чужом мужчине, когда должна мечтать о муже! Такое никому не расскажешь. А я… полюбила. Один раз увидев – полюбила. Невозможно объяснить. Хватило взгляда, чтобы понять, насколько пропала. Поэтому «почти идеальная».

Шли годы и видит Аллах, я молилась, чтобы не женился, чтобы у меня был хотя бы призрачный шанс… Я так цеплялась за веру… представляла, как ОН посмотрит на меня и потеряет голову, увезёт в свой дом, сделает СВОЕЙ женой. Ночами сходила с ума… а на утро, разбушевавшаяся фантазия била наотмашь, когда в очередной раз становилось понятно: насколько всё не так.

Три года прошло. И вот я тут, стою напротив зеркал и ненавижу это платье, потому что вопреки всему, на нашу свадьбу, я бы выбрала другое…

Пальцы жжёт. И он меня увидит, рассмотрит платье, посмотрит в глаза. Пять лет прошло, возможно слишком много, чтобы то-то помнить в деталях, но я помню каждую его чёрточку… помню и боюсь нашей встречи.

Каждый вдох приближает к неизбежному. Была бы моя воля – отказалась, как сделал их брат. Просто сказал: «нет». Уверена – он и не вникал, просто решил погулять свободным.

Как девушке – это даже обидно. Не каждый день, от тебя в ультимативной форме отказывается жених. Позор, порицание, шепотки за спиной. Но, в моём случае: одного Шахмалиева заменили на другого, только гордость отца уязвили, а так зеро. Бизнес и влияние распределят при любом из кандидатов. Плевать кто…

Пока размышляю: фотограф деликатно продолжает работать. Практически, как и я. За одним исключением, моя «работа» не приносит радости. Дивидендов – не будет. Судорожно отпихиваю мысль о том, что меня ждёт ночь и перспектива рожать детей…

Неожиданно руки дрогнули, и подарочная коробочка падает к ногам. Прикрываю глаза, пряча раздражение.

– Азалия, пойдём – больше тянуть нельзя.

Бросаю на себя последний взгляд, продолжая молить лишь о том, чтобы не упасть в обморок, когда подойдёт поздравлять, когда пожелает счастья с собственным братом. Умоляю… всевышний, дай сил выдержать и не умереть. Прошу тебя… потому что сама я – уже не могу.

Разносит от бесконечных мыслей, они кружат как вороны над добычей, с каждой минутой всё больше и больше разрывая плоть. Потому что, в его жизни есть женщины… Как смотреть на это, а самое главное пережить? Мы теперь будем совсем рядом, ближе, чем могла бы мечтать.

Сжимаю пальцы в кулаке, отрезвляя голову. Останавливаю себя и злорадно хмыкаю.

Куда уж ближе, я – жена брата.

Теплая ладонь касается плеча. Мама. Оглядываюсь через плечо.

– Не бойся, все девушки проходят через это.

Скромно опускаю взгляд в пол.

Мамочка, страшно не это.

Сердце в кровь. Это не просто боль – это агония. Она сжирает изнутри, уродует, прогибает, подчиняя чужой воле.

Приходится намертво сцепить пальцы, чтобы не сорваться через весь коридор и не вбежать к отцу в кабинет, чтобы упасть на колени рыдая. Если бы это ещё помогло…

Традиционная свадьба: женщины отдельно от мужчин. Я встречусь с мужем на пороге дома, к счастью, не его… А пока…

Мне подкладывают сладости. Девушки одобрительно кивают, игнорируя старших женщин. Заверяют, что ничего страшного нет в том, что я немного поем. По устоям невеста должна скромно смотреть в пол, улыбаться и практически ничего не есть и слушать! Бесконечно слушать умудрённых и замужних, чтобы, войдя в брак: не опозорила род, честь, достоинство.

Невыносимо…

Сидеть и слушать их всех – невыносимо!

Холодеет нутро. Я хочу: рыдать, выть, расцарапать руки и выдернуть шпильки из причёски, покидая зал торжеств. Но вместо этого, веду себя так, чтобы мама гордилась.

Моя мама вышла замуж по такому же принципу: отец сказал – она пошла. Очень хочется признаться, но слишком страшно. Мама расстроится… будет плакать.

– Ешь дочка, – тихо шепчет бабушка, сжимая мои холодные ладошки.

Улыбаюсь, встречаясь с тёплым взглядом. Беру кусочек сладкого пирожного, но не успеваю откусить и кусочка, как рядом присаживается Зарена и заговорщически шепчет:

– Видела мельком твоего… такой красавец… м-м-м…

Тут же давлюсь.

Зарена хихикает, а бабушка шикает тихо:

– Бесстыдница! Уже на сносях, а всё туда же.

– Ну а что тут такого! – горячо восклицает. – Молодой, красивый как бог и увезёт её!

Сказала и замолчала отворачиваясь. Всего три слова, а обнажила себя без остатка.

Мне жаль, не подруги, но всё равно жаль. Зарена тот самый случай, когда не повезло от слова «никак». Её муж – стар, толст и жаден. Это все тут знают.

Короткий взгляд на Зарену, она бы со мной поменялась не глядя. А я… я чувствую, что мне плевать кто, потому что, кто бы ни был, все они – не он.

Смущённо опускаю глаза, буквально пряча их от всех, пусть думаю – смущена. Не хочу, показывать правду правду. Это только моё… и навсегда со мной останется.

Внутри – распадаюсь на атомы умирая при каждом вздохе. Оглядываю собравшихся и не выдерживаю. Всё, хватит. Поднимаюсь и выхожу, прикрывшись необходимостью посетить уборную.

Не могу с ними… не могу!

Выхожу на маленький балкон, с которого видно внушительный сад. Рассматриваю цветы, маленький фонтанчик и почти не слышу праздника за спиной. Это танцы на моих костях, а не праздник.

Зажмуриваюсь до боли.

Девушкам положено переживать. Моя единственная подруга вышла замуж четыре месяца назад, и я ещё помню, как она в панике бегала по комнате, перекладывая вещи с места на место, как дрожали руки, как чуть не упала в обморок при выходе из дома. Я была рядом: подбадривала, обнимала. Через неделю она опомнилась и написала короткое «спасибо, я бы без тебя не справилась». Помогала от души, верила, что когда-то и она поможет…

Наивная Аза…

«Когда-то» случилось, но уже без помощи.

Обнимаю себя руками, закусываю до боли внутреннюю часть губы. Озверевшее желание причинить себе физическую боль глушит разум. Держу слёзы – не могу позволить себе плакать. Нельзя плакать! Совсем нельзя. Если сорвусь, то не смогу остановиться.

Фату разносит ветер – не торможу, просто считаю секунды. Если её сорвёт, я даже не дёрнусь. В топку всё!

Там, во второй части комплекса, банкетный зал с празднующими мужчинами. Отец настоял. Сказал: «У нас по традициям, извольте соблюдать, если хотите увезти мою дочь» – они подчинились. Думаю, что это к лучшему. Европейский вариант, клянусь, вынести не смогла.

Распахиваю глаза смотря вдаль. Совсем скоро закат… Смотрю на багряно-красные облака, подсвеченные ускользающими лучами солнца и не хочу заканчивать этот день, который всё равно закончится. Сжимаю пальцы на парапете, камень больно врезается в подушечки пальцев и именно в этот момент я поворачиваю голову вправо ощущая чужой взгляд.

Там, в тени деревьев, стоит муж. Курит и смотрит на меня. А я смотрю на него и холодею, потому что даже отсюда чувствую, как именно смотрит. Не нужно быть гадалкой, так холодно, а ещё с какой-то затаённой яростью… или даже ненавистью.

Догадка ошпаривает, а сердце в груди испуганно ухает.

Мы не должны встречаться, слишком рано и старшим это не понравится, но мы тут! Он курит в одиночестве, а я на маленьком балконе, словно на ладони. От него озноб по коже, от меня паника волнами. Счастливая парочка… ничего не скажешь.

Не могу так…

Не теряя времени, разворачиваюсь и стремительно покидаю балкон. Не могу! НЕ ХОЧУ! Это выше меня!

Бабушка ловит за локоть, как только захлопываю балконную дверь.

– Доченька, что с тобой?

Мгновенно обнимаю, пряча лицо. Там слёзы по щекам… Прижимаюсь максимально плотно, но она умудряется отстраниться и заглянуть в глаза.

– Не хочу за него, ба, – тихо, практически неразличимо шепчу.

– С ума сошла. – порывисто прижимает к себе обратно. – Нельзя так, милая, совсем нельзя.

Теплые руки гладят спину, а очередное «нельзя» вспарывает изнутри. Призналась на эмоциях и сразу же пожалела. Лучше бы промолчала.

– Это пройдёт. Всё хорошо будет. Он молодой, красивый, у них очень влиятельная семья. Знаю лично как их отец воспитывал. Там не может быть плохой мужчина. Да и отец бы не отдал за плохого. Что же ты так плачешь, моя девочка…

Закусываю губу. Выть хочу. Бабушка шепчет на ухо, чтобы ни дай Аллах кто-то услышал, а я не могу, срываюсь:

– Не люблю его!

Бабушка рот зажимает, глаза огромные, испуганные.

– Не вздумай ему этого сказать. Ты уже замужем, дочка. Уже! Всё! Забудь. Любовь потом придёт. И ему не говори такого никогда. Мужчины эгоисты и эго у них выше, чем небо, скажешь – запомнит. А тебе с ним жить.

Всхлипываю, потому что: «…тебе с ним жить» – приговор, без возможности оспорить.

Глава 2

Танцы, миллионы слов, напутствий, объятий, вспышек камер, улыбок, выступление артистов, музыки, цветы в вазах, украшения, деньги, милые подарки от сестёр – всё это мимо глаз и ушей проходит. Только танец Фахриды запоминаю: красиво, грациозно и наполнено чувственностью. Я бы тоже так станцевала, с отдачей и наполненностью, если бы смотрел… Я бы всё сделала. Но он не посмотрит никогда, я для него больше не женщина… навсегда кто угодно, но не женщина.

– Ох… какая грустная невеста у нас, – сетует одна из женщин.

Мгновенно подбираюсь, улыбаясь ещё шире.

– Аза просто устала, – отмахивается бабушка, – ты то небось не помнишь уже, как замуж то выскакивала.

Женщина смеётся и машет на бабушку рукой.

– Ещё как помню, Мухаммали был самым красивым у меня, – мечтательно произносит, возводя руки к небу, – даровал Аллах мужа красавца. Помню наш день как сейчас.

Женщины смеются, подшучивают друг над другом. Им весело, мне -неконтролируемо больно. Как же несправедливо! Почему так? Почему брат? Можно же было из другой семьи…

И вдруг, совершенно неуместная мысль приходит в голову: что, если он не женится на мне, потому что любит русскую? Такое может быть?

Мне ли не знать, как наши мужчины падки на их белокурые волосы и голубые глаза!

Сердечко пробивает грудную клетку, лишая воздуха.

НЕТ! НЕТ!!! Не смогу смотреть на то, как он с другой. Пусть даже с той, с которой сочетаться браком не может. Не хочу… не готова!

– Аза, ты чего? Всё хорошо?

Перед глазами возникает обеспокоенное лицо Айше.

– Ты вся побледнела. Тебе не хорошо?

Отрицательно качаю головой. Так углубилась в мысли, что опять забыла, где нахожусь. Айше заключает мои ладони в своих, словно согревая. Контраст зверский. Она горячая, я холодная как лёд.

– Вся холодная, совсем! – наклоняется ближе и провокационно шепчет: – Может быть вина? М-м-м?

Давлюсь воздухом.

– Ты что, нельзя.

– Я знаю, но мы немного. Хочешь?

Отказываюсь. Страшно ослушаться, а ещё страшнее быть пойманной.

– Зря, я бы принесла, – делает ещё одну попытку Айше, присаживаясь рядом.

– Не надо. Поймают, хуже будет.

– Да кто нас поймает? Там капля совсем, в гранатовый сок добавим, никто не поймёт в чём дело, а тебе легче будет.

Легче уже не будет.

– Нет, не стоит.

Сестра обнимает за плечи и целует в щёку, заглядывая в глаза. Мы никогда особо не были близки, но сейчас её поддержка- бесценна.

– Брат говорит, что они как европейцы.

Внутри трещит и плавится. Я воочию представляю её. Представляю именно такой, какие они все могут быть: откровенные вещи, всё на показ, глаза горят и смотрят прямо, без стеснения. Наши девочки «такое» боятся, а они – могут…

– Не понимаю тебя.

Садится удобнее и шепчет:

– Ну, что ты не поймёшь! На родине не живут, весь бизнес в другой стране, тебя туда же… Аз, они по традициям не живут практически, понимаешь? Я вот думаю, что и платок ты носить не будешь. Малик так и говорил про них, мол, зачем жена отсюда, если всё равно они другие.

Шок. Непроизвольно скручиваю пальцами край фаты. Значит, кто-то есть … Он же взрослый мужчина.

А платок…

На мне сейчас тоже не платок, а фата. Мама настояла на этом, отец не хотел.

Как европейцы…Плохо это или хорошо, ещё не ясно. Меня воспитывали как жену человека, что живёт по традициям. Как теперь себя вести?

Гоню мысли прочь, когда подходит мама, чтобы помочь подняться. Сердце в очередной раз галопом. Всё прекрасно осознаю, но верить до последнего не хочу.

– Пора, мила, пора, – тихо шепчет, заглядывая в глаза.

Делаю первый шаг, а потом ещё и ещё, пока не преодолеваю весь живой коридор провожающих женщин.

Это конец… просто конец.

На улице отец подошёл, фату поднял, мама – сняла. Взял мои холодные пальцы в свои горячие, поцеловал в лоб. Он всегда так делал. Чинно и просто, но в этот раз с намёком.

– Будь хорошей женой, дочь.

Покорно опускаю глаза и не смею поднять. Лопатки жжёт от пронизывающих со всех сторон взглядов. Но его, особенно чувствую. Знаю, на свадьбе Шахмалиевы втроём. Три брата, основной костяк, единственные, кто из мужчин остался. Их отец погиб не так давно… Срок траура минул и сразу свадьба. Горько. Я была готова сидеть вечно. Пусть бы у него появились дела, а потом ещё и ещё, и так бесконечно! В идеале до «НИКОГДА»! Моих подруг пугала перспектива остаться «старой девой», я бы поспорила с ними. Пусть лучше девой, чем так.

Отчаянно хочется обернуться, заглянуть в глаза, окунуться в них как в омуты и получить свою дозу счастья. Пусть вот такого, украденного, но всё же счастья. Мне так нужна эта секунда. Всего одна…

Во вместо этого, я ничего не чувствую, когда муж открывает передо мной дверцу автомобиля и помогает сесть. Не поднимаю взгляда, смотрю на колени и сложенные ладони на них. Держу слёзы усилием воли.

Вздрагиваю от оглушающего хлопка, судорожно глотая воздух, понимая, что это не дверца хлопнула – это клетка окончательно закрылась.

Жадно смотрю через тонированное окно, в надежде увидеть то, о чём думала эти долгие минуты, но не вижу… И это ещё одна боль…

От ресторана отъезжает кортеж, я еду одна, спасибо хотя бы за это. Думала муж сядет вместе со мной, но, к счастью, нет. В каждом минусе свой плюс.

Движемся по ночному городу. Красиво. Я всегда любила его ночью больше, чем днём. Возможно, потому что не могла позволить себе выходить так поздно. Только днём, только до заката, а если ночью, то исключительно в сопровождении отца или ближайшего родственника. Меня берегли, как самое великое золото. Отец настолько сильно радел за нашу с сёстрами благодетель, что и выбора не осталось. Мы не спорили. В нашей семье не принято спорить с мужчиной.

После грандиозного скандала в одной из знакомых семей – отец сошёл с ума утроив контроль. Полтора года прошло, так о ней ничего и не слышно. Да и как услышать, если семья, дабы осветлить своё упущение, поспешила откреститься от девушки, как от чумы. У них ещё дочь есть, её тоже нужно выдать замуж. Не знаю, могу их винить или нет… Юна влюбилась по переписке и сбежала… Может быть, она там, где-то далеко, счастливее самой счастливой женщины на земле, а может быть нет. Мы никогда не узнаем этого.

Тихий шелест шин по гравию, а по коже озноб. Свернули к подъездной дорожке коттеджа. Его специально сняли, чтобы новообращенный муж мог привезти жену и скрепить брак. Как представлю… плохо становится.

Если чтить традиции до конца, то в «нашу» комнату, меня должны проводить подруги, а его привести друзья, но этого, слава Аллаху – нет. Вместо этого, при входе в дом меня приветствуют новоявленные родственники и мы спокойно уходим за закрытые двери. Это мне мама рассказала. Так упростила процесс его семья, точнее это ОН упростил, потому что главным в семье считается именно старший сын. Теперь, я всецело подчиняюсь их законам, какими бы они ни были.

Глубоко вдыхаю, стараясь унять дрожь, мне придётся встретиться с ними лицом к лицу. И это, пожалуй, самый трудный момент всего вечера.

Вздрогнула всем телом, когда распахнулась дверь и мне протянули руку. Беглый взгляд и точное узнавание мужа. Принимаю помощь, но в глаза не смотрю. Слишком больно. Он не испытывает радости от нашего союза, не скрывает, но и не выпячивает на показ. Наверное, это честно с его стороны, было бы хуже, если он имел желание и потребность находиться рядом. Меня должно оскорблять такое поведение, вот эта стена, но всё, наоборот – я рада.

Молча двигаемся к дверям, смотрю чётко под ноги, в очередной раз, до боли прокусываю внутреннюю часть губы. Плакать нельзя категорически. А так хочется… Меня ведут как козу на убой. И я иду покорно, с обречённостью во взгляде, от того его и пряча.

Первым в дом проходит муж, я ведомая за руку, следом. Отпускает пальцы, как только переступаю порог и тут же мои ладони обхватывают чьи-то горячие пальцы, а потом я слышу голос:

– Добро пожаловать в семью, сестра.

Арман! И сердце в груди встрепенулось в ту же самую секунду. Наплевав на всё вокруг и в первую очередь на приличия, поднимаю взгляд. Его легкое: «сестра» убивает живые клетки. Замираю, рассматривая мужчину напротив. Он так сильно изменился… а ещё он так близко…Всего в метре от меня. Мягко улыбается, касается кожи и глухую тоску размазывает по всему моему нутру. Сердце вдребезги. Я впитываю каждую чёрточку его мужественного лица, каждый миллиметр, каждый изгиб. Не знаю о чём рассказывают мои глаза, но сама я растекаюсь лужицей у его ног… Растекаюсь и мысленно умоляю: «Не отдавай меня ему…»

Вот тут, в светлой гостиной, начинающейся от самой входной двери, произошёл ядерный взрыв. Меня на атомы разметало по всей территории. Нужно собраться, нужно вести себя достойно… но кто бы смог? Пять лет… долгих, тоскливых лет…

Смотрела не мигая, не в силах оторваться, пока мой хрупкий, практически счастливый мир не разорвало деликатным покашливанием.

– Арман, ты тут не один, – возмущается младший из братьев и перетягивает мои руки на себя.

Не могу оторваться и ничего не слышу, в ушах кровь бурлит. И взгляд мы друг от друга не отрываем, вопреки всему. Светло-карии глаза смотрят на меня с интересом, в них есть огромное количество эмоций и одна из них – покровительственная… Для него я маленькая, глупая женщина, ставшая женой брата….

Брата… ненавижу это слово. НЕНАВИЖУ!

Только я всё равно продолжаю смотреть, даже тогда, когда обязана отвернуться.

Это грань, но я переступаю, несясь на космической скорости вниз. Плевать. На всё плевать. Я хочу на него смотреть, вопреки всему. Пять лет агонии. И да, я имею право на минуты счастья. Это всего лишь минуты… Навсегда сохраню в памяти наше первое прикосновение и то, как он улыбался. Это восхитительно до какой-то изощренной боли.

Он изменился, стал выше, крепче, матёрее. Аллах… это он должен быть моим мужем… Почему же ты так жесток?!