Эвени Лумм

Дорога на север, дорога длинна,Много раз пройдена нами она,Но мирными тропами нынче никак.Прости нас, край солнечный, прости, Сиден Сакк!Придётся шагать чрез речные просторыИ путь наш держать по Гелимин Броа,И если удача позволит того,В дороге не встретим мы никого.Пусть будет усталость нам нипочём,Мы ей назло ещё громче споёмИ бодро шагнём чрез болота пределИ скажем свободно: «Привет, Месгарел!»

После этого все будущие эвеллимы (разве что кроме Рика) восторженно похлопали исполнителям, а когда аплодисменты стихли, Деккельти шутя откланялся.

– Надеюсь, вы запомнили слова? – и он стал ещё раз настукивать мотив песни.

Так они шли, разучивая её всю дорогу и ловя на себе любопытные взгляды прохожих, пока, наконец, не добрались до реки Уле Абб. Там, у берега, ещё никого не было: им удалось прийти раньше лодочника. Однако тот не заставил себя долго ждать и через две минуты показался на горизонте. С берега ему радостно махали в знак приветствия, и высокий мужчина, лет тридцати, с жиденькими усами, улыбался и тоже махал в ответ.

– Привет, Меккеб! – хором приветствовали его Деккельти с Эманэ.

– Я смотрю, вас нынче негусто, – заметил лодочник, подплывая к берегу и осматривая прибывших. – Заходите, – добавил он, приглашая всех на лодку, которая неистово качалась при малейшем движении. – Да и пришли вы позднее, я вас тут ещё вчера поджидал. Плывём как обычно?

– Нет, Меккеб, на этот раз нам придётся пойти другим путём.

– Вот как? Ну рассказывайте.

– Обычно мы переплываем Уле Абб поперёк и высаживаемся на Сиден Сакк, – говорил Эманэ. – Но сегодня нам нужно проплыть вдоль реки до границы болот Гелимин Броа.

– До Гелимин Броа? – насторожился Меккеб. – Тогда мне есть, о чём вас предупредить.

После его слов Деккельти стал отбивать на барабане, который до сих пор висел у него на шее, напряжённую дробь.

– Деккельти! Речь идёт о серьёзных вещах! – прикрикнул на него Эманэ, прервав тем самым его занятие. – О чём ты хотел предупредить нас, Меккеб?

– Водяные черви. Они осмелели. Не знаю, с чем это связано, но говорят, что недалеко от Месгарела видели странных существ, якобы крылатых волков. Они перелетают через болота в Ангрон Месгим, но многие по пути попадают на обед к водяным червям, поэтому те стали чаще показываться на поверхности, чтобы отхватить себе лакомый кусок.

– Впервые о таком слышу, – заключил Эманэ после некоторого молчания.

– Просто предупреждаю, чтобы вы держались подальше от воды, – сказал лодочник и пустил свою лодку по быстрому течению Уле Абб.

Прогулка по реке была довольно приятной, даже несмотря на то, что от сильной качки Саймона начинало мутить. Виды, которые открывались с воды, больше притягивали его внимание, нежели тошнота.

– Через несколько часов мы будем проплывать мимо Поккелита, – говорил лодочник. – Я много раз плавал в этом направлении, но не перестаю восхищаться его плантациями.

– Поккелит?! – восторженно переспросил Джеймс. – Мы увидим плантации иссильты?

– Я говорю не об иссильте, – ответил Меккеб. – Нам откроется вид на цветы сакальдези, из которых эвеллимы шьют себе одежду. Эти цветы невероятны, один его бутон больше всей нашей лодки.

– Потрясающе! – ликовал Джеймс.

Время длилось невероятно долго, и никто больше не произносил ни слова: Деккельти с Эманэ ничего не рассказывали, Меккеб не спешил знакомиться с новичками (впрочем, он и не имел обыкновения первым завязывать разговор), даже Джеймс, который, наверное, не прочь был бы рассказать всю историю Эвени Лумм с самого появления Стены, молчал. К красивым пейзажам Саймон уже привык, поэтому они тянулись для него однообразной чередой, к тому же большую часть пути они проплывали места, густо поросшие деревьями, сквозь которые было трудно что-либо рассмотреть. Солнце между тем начало припекать, и становилось жарко.

– Дурацкая жара! – прервал всеобщее молчание недовольный голос Рика.

– Вам-то жарко, а нам хоть бы что! – протянул Деккельти.

– Почему это? – спросил его Саймон.

– Лепестки сакальдези, из которых сшита наша одежда, обладают удивительным свойством, – отвечал тот. – Если на улице жарко, то они сохраняют прохладу, даже сами будто бы остужают тебя, а в холод, наоборот, становятся такими теплыми и согревают.

– Я слышал ещё, – говорил Джеймс, – Что они хоть и тонкие, как всякие лепестки, но невероятно прочные, настолько, что руками их порвать невозможно.

– А почему здесь никто не ходит в обыкновенных одеждах? – вступила в общий разговор Джессика.

– Ну, во-первых, из-за удобства, – объяснял Деккельти. – Я уже сказал о неоценимых свойствах этого растения. А во-вторых, традиции, куда от них денешься! На церемонии становления волшебником вас проведут в огромный зал, полностью уставленный полками и шкафчиками с эвеллимской одеждой. В этом зале сам Намолинделис даст вам одежду, опираясь на ваши предпочтения и размер, а старую одежду заберёт на хранение. Таким образом ты становишься эвеллимом не только внутренне, но и внешне.

– А зачем хранят старую одежду? – спросил Саймон.

– Честно говоря, я не знаю, – ответил Деккельти.

– Сколько же у вас ритуалов! – подхватил мужчина, которого звали Ллойд.

– А как здесь зарабатывают деньги? – тоже решила поучаствовать в беседе девочка Сьюзен.

– Как и везде, – отвечал Эманэ. – У каждого своя работа. Вот, например, мы с Деккельти в начале лета работаем проводниками, а в остальное время занимаемся картами, книгами, изучаем историю, древние вещи и…

– В общем занимаемся всякой ерундой в архивах дворца Месгарела, – закончил за него Деккельти. – Всю старую рухлядь с самого сотворения Эвени Лумм поместили туда, а мы разбирайся в ней, как хотим!

– Это не ерунда, Дек! – возмутился Эманэ. – Я считаю, что это очень интересная и почётная работа! Не забывай, что мы на доверии самого Верховного короля и Намолинделиса!

– Ладно, пусть будет почётная работа, – согласился Деккельти. – Кстати о деньгах. В Эвени Лумм вот такие монетки, – он вынул из кармана небольшую серебряную монету, на одной стороне которой была изображена десятка, а на другой – символ Эвени Лумм, представлявший собой замысловатые закорючки. – Такие монеты называются субблины. Это – десять субблинов. Такие деньги используются во всех королевствах, что принято специальным законом об общей валюте. Вообще здесь система такая: существует семнадцать королевств, и с самого начала их было семнадцать. Никто не смеет и не смел захватывать или завоёвывать чужие территории, потому что карту Авельгира переиначить нельзя. В каждом королевстве правит свой король или королева, но над всеми ними стоит один Верховный правитель, и его воле покоряются шестнадцать, а семнадцатый он сам, и правит он Месгарелом.

– И поэтому Месгарел – сердце Эвени Лумм, и работать в архивах его дворца очень здорово! – с нажимом произнёс Эманэ.

– Здорово, здорово, – отвечал Деккельти.

– А что делают с церемонией те, кто родился в Эвени Лумм? – спросил Саймон, любопытство которого начало разыгрываться; этот вопрос как-то внезапно озадачил его. – И что делать, если ребёнок родился не волшебником?

– Ну, такого не случалось, чтобы у магов родился обыкновенный ребёнок, – говорил Эманэ. – А так родители ждут, когда их ребёнок узнает, что у него за сила, и сами идут с ним на церемонию становления волшебником, как и все, в начале лета, а именно – седьмого июня.

– А если кто-то узнает о силе только в конце июня? Или на следующий день после церемонии, что тогда? – спросила Джессика.

– Придётся ждать целый год, – ответил Деккельти.

– Простите, что прерываю вас, но на это стоит взглянуть! – объявил Меккеб, показывая рукой на восток.

Зрелище было непередаваемое. Огромные, невероятно огромные цветы всех существующих в мире оттенков росли у самого берега, что с лодки их гигантские лепестки можно было достать рукой, и уходили этим необъятным бурным потоком далеко за горизонт, и, казалось, нет конца этому цветочному океану. В этот момент все почувствовали себя крохотными человечками, проплывающими по узенькому ручью на малюсенькой щепке, но не на большой лодке по великой реке Уле Абб.

Ещё около получаса длилось это невыразимое наслаждение плантациями Поккелита, и никто не мог и не смел произносить ни слова за всё время любования цветами сакальдези. Уже вечерело, и Солнце набирало тёплые краски, чтобы оканчивать этот день, придавая своими мягкими лучами всей этой картине ещё больше завораживающей красоты. И даже когда плантации сакальдези остались далеко позади, всеобщее молчание продолжалось достаточно долго.

– Это невероятно, – наконец, вполголоса произнёс Джеймс. – Просто невероятно.

– Дальше с реки нам будут видны только окраины леса Горбени Фан – предлесья королевства Окс, – сказал Меккеб. – К болоту мы прибудем лишь наутро.

Мысль о том, что всю ночь придётся провести в немилосердно качающейся лодке, была не слишком приятной, но, учитывая то, что последнее время Саймону и без того с трудом удавалось заснуть, она не возбудила в нём ни одного чувства.

Прошло ещё два-три часа в тишине, хотя некоторые и пытались разговорить Деккельти с Эманэ, но те отвечали сухо и кратко, давая понять, что сейчас они не настроены на беседы. Саймон вообще с трудом себе представлял, каково это, всегда повторять новичкам одно и тоже и по несколько раз из года в год, утолять ненасытные умы, вроде него.

Солнце налилось огромной оранжевой сферой и вскоре, незаметно для всех, исчезло с неба, уступив своё место Луне и ночи. Цветов калмэя здесь почти не росло, однако кое-где всё же выглядывали эти шарики, мерцающие в темноте.

Деккельти достал из своей сумки тамигль, прикреплённый к какому-то замысловатому сооружению, делавшего из него натуральную настольную лампу. Казалось, от него даже исходило слабое тепло, поэтому все, кроме Меккеба, который с самого утра без устали работал вёслами, уселись вокруг цветка, точно у костра.

– Мы плывём по течению, Меккеб, тебе стоит передохнуть, – сказал Эманэ. – Садись к нам.

– Ну хорошо, – согласился тот, не заставляя себя уговаривать, и тоже занял место поближе к свету.

– Может Деккельти с Эманэ или Меккеб нам что-нибудь расскажут? – попросил Джеймс. – Я смотрю, никто не собирается ложиться спать.

Все согласно закивали головами, даже Рику, хоть тот и не показывал виду, было интересно послушать. Будущие эвеллимы стали уговаривать их рассказать какую-нибудь занимательную историю, потому что ночью, плывя на лодке рядом с лесом при свете Луны, звёзд и тамигля, безусловно просыпается где-то в глубинах души то завораживающее чувство, то сказочное настроение, которое в ночной тишине заставляет нас мечтать о далёких краях или волшебном мире. Но если ты находишься в таком мире, то слушать его истории оказывается в десять раз интереснее, а если от самих участников этих историй – то во все сто.

– Из меня рассказчик никакой, – отрезал Меккеб. – Пусть лучше Деккельти с Эманэ, у них в этом и опыт большой.

– В том-то и дело, что от этого опыта уже язык отсох! – рассмеялся Деккельти. – Нет, уж лучше ты. Даже мы мало чего о тебе знаем, пусть и знакомы уже много лет: уж больно ты молчаливый.

ХОЛОДНАЯ ИСТОРИЯ

– Ладно, хоть я этого и не люблю, – сказал Меккеб. – Я родился здесь, в Эвени Лумм, в королевстве Субени Раеб. Оно находится на замёрзшем озере, с которого никогда не сходит лед, и поэтому его жители смело строят на нём свои дома. Субени Раеб полностью огорожен горным хребтом, переход через который – дело нелёгкое, да и опасное. О родине моей довольно.

Я очень долго не мог понять своей волшебной силы, думал, что и нет у меня её совсем. Рос обычным мальчиком, который никогда не покидал пределы не только своего королевства, своего города, но и ближайших окрестностей улицы, на которой жил. Это происходило, потому что родители, хоть и любили меня, стыдились, что сила моя так долго не обнаруживается, даже почти перестали верить в меня. Но ещё верили.

Однажды я проснулся ещё засветло, дёрнул тычинку тамигля (мы знаем, тамигль – неприхотливый цветок, поэтому растёт и на наших холодных землях), но от моего прикосновения цветок покрылся ледяным инеем. Я почувствовал эту силу внезапно, хоть она и жила во мне с рождения, но тем холодным утром холод расцвёл и во мне. Я понял, что эта стихия всегда была моим спутником, но в тот день она стала со мной одним целым. Я стал бездумно, точно в бреду, прикасаться ко всем окружавшим меня вещам, и они замерзали. Но, обретя дар, я не смог больше дотронуться ни до чего, чтобы оно не покрылось льдом. Тогда мне стало страшно; я хотел победить этот холод, победить себя, я боролся, я злился и неделями не выходил из своей комнаты, что даже родители не были рады обретённой мною магии, и все отвернулись от меня. Но холод нельзя победить холодом.

Вскоре настало лето, хотя ни в Субени Раеб, ни в моей душе пейзаж не меняется никогда, но это значило, что мне пора отправляться на церемонию становления волшебником. Я шёл один через горы и не чувствовал их сурового холода, потому что я сам был этим холодом. Я добирался до Месгарела, стараясь не задеть ни цветочка, ни травинки своей рукой. Это было самое первое путешествие в моей жизни, я впервые увидел землю, не покрытую снегом, а видел цветущие луга, сочную траву. Но ко всему я был холоден и равнодушен.

Я хотел встретить Намолинделиса, хотел спросить, что мне делать. Он и сказал мне те самые слова: «Холод нельзя победить холодом». Только и всего. Но сейчас я понимаю их смысл, понимаю и то, что лучшего сказать тогда было нельзя.

Однако в те дни я не понимал этого и снова впал в грусть и отчаяние, а душа моя окончательно заледенела. Я не помню, сколько прошло тогда времени, может год, а может и несколько лет. В наш город прибыл небольшой отряд, сопровождавший принцессу Субени Раеб, Рэсту, на церемонию становления волшебником.

На то время я был уже лодочником, имел свой дом у подножия гор вдали от людских глаз. В Субени Раеб нет рек, но я сыскал короткую тропу через горы до реки Саэ. Другие по этой тропе не ходили, потому что в тех местах вечно стояла немыслимая для человеческой жизни стужа, что многие падали замертво, но не я.

В дороге, у самых гор, принцессу Рэсту настигла болезнь. И судьба привела их ко мне, они просили приюта, пока принцесса не поправится. Мне было всё равно, поэтому я согласился.

Несмотря на болезнь, Рэста была прекрасна: улыбалась кротко, однако с достоинством, в глазах светился совершенный ум, а волосы были белыми, не как снег, но как утреннее Солнце. И произошло нечто непредвиденное: она полюбила меня. Полюбила так, что любовь эта коснулась моего сердца, и её лучи растопили лёд, сковывавший его много лет. Я тоже её полюбил, тогда тепло победило холод, и я стал свободно ко всему прикасаться и перестал бояться себя. Я ожил.

Но Рэста поправлялась на глазах, и ей пора было идти в Месгарел. Она обещала непременно вернуться ко мне, и я ждал, каждый раз устремляя свой взор в горы в надежде, что вот сейчас она покажется из-за них и, увидев меня, бросится мне навстречу… Но она не вернулась.

Я продолжил своё дело лодочника, но переехал на ту сторону гор и теперь вожу эвеллимов и товары по реке Уле Абб.

Рассказ Меккеба был кончен, и всем пришлось возвращаться в реальность. Стояла уже глубокая ночь – цветы калмэя, которые редко встречались здесь, давно погасли. Саймон не сводил взгляда с Меккеба: в глазах лодочника читалась грусть и сожаление о том, что он согласился рассказать свою историю и снова дотронуться до этой незаживающей раны.

– Пора спать, – тихо произнёс он и погасил горевший тамигль.

Никто не стал возражать, и все без лишних слов улеглись в лодке, кто как мог. Однако сам Меккеб не стал ложиться: он дождался, когда все улягутся и уснут, и тогда снова налёг на вёсла, устремив взгляд куда-то в ночное небо.

– Ты ещё любишь? – чуть слышно спросил Саймон, который не мог сомкнуть глаз.

– Да, – коротко ответил лодочник.

– Неужели ты никогда не пытался сам отыскать её?

– Эти поиски были бы напрасны, – говорил Меккеб.

– Почему?

– Если Рэсту забрала смерть, то я лишь обреку себя на вечные скитания, а если она просто забыла или разлюбила меня, то зачем я приду к ней?

– Может, – неуверенно произнёс мальчик. – Может, надежда ещё есть?

– Ложись-ка спать, – ответил ему лодочник.

Долгое время Саймон ещё смотрел на холодного Меккеба. Мальчик словно оказался далеко-далеко отсюда, в городке в Субени Раеб, обдуваемом неласковыми ветрами и шумными метелями. Но потом веки начали тяжелеть, и Саймон заснул.

Глава 5 Из глубин

– Саймон, проснись! Просыпайся! – послышался чей-то знакомый голос, но спросонья мальчик не мог понять, кому он принадлежит. Саймон силился открыть глаза, но не успел ничего сообразить, как кто-то окатил его леденящей водой из реки. Такое пробуждение было действительно эффективным: мальчик в то же мгновение освободился от остатков сна и увидел перед собой Джессику.

– Не слишком дружелюбное приветствие, – простонал Саймон.

– Скажи спасибо, что не будила тебя с пинка! – отвечала она, скрестив на груди руки.

– Спасибо, – усмехнулся Саймон, который всё ещё не мог подняться. – Уж ты-то со своим даром, наверное, больно пинаешься.

– Хочешь это проверить? – смеялась Джессика.

– Нет-нет, уже встаю! – и Саймон нехотя стал подниматься на ноги.

– Мы уже приплыли и сейчас уходим, – сказал словно из ниоткуда появившийся Джеймс. Все, кроме них, уже стояли на берегу, только Меккеб сидел в своей лодке, потирая рукою весло.

– Вы идите, – сказал Саймон Джеймсу и Джессике. – Я сейчас подойду.

Они стали выбираться из лодки на берег, а Саймон осторожно подошёл к лодочнику. Ему хотелось попрощаться.

– Прощай, Саймон, – сказал Меккеб, точно угадавший мысли мальчика.

– До встречи! – ответил Саймон и крепко пожал ему руку. Он чувствовал какое-то необъяснимое тепло к этому холодному человеку.

Когда Саймон вышел, Меккеб отправил свою лодку обратно, с былым усердием работая вёслами, плывя уже против течения. Мальчик в это мгновение задумался о том, что исток реки Уле Абб находится на севере, а впадает она в море на юге. Но течение шло в обратном направлении, с юга на север. Это несколько потрясло сознание Саймона, но он решил не спрашивать об этом, потому что сейчас не было времени и все ждали только его.

– Мы позавтракаем по дороге, – объявил Эманэ, доставая из сумки «шишки» иссильты. Потом он вынул кухонный ножик, стал разбивать им оболочку плодов и подавать всем поочерёдно.

Сок иссильты было удобно пить прямо из скорлупы (если эту оболочку можно так назвать), и яркая голубая жидкость помимо того, что была очень вкусной, необычайно прибавляла сил.

Путники вышли на болото, конца которому было не видать. Это было глухое место, даже птиц и зверей здесь не было слышно. В воздухе повис зеленоватый туман, пахло сыростью и гнилью. Помимо этого, от болота исходил какой-то дурманящий запах – через несколько минут у всех заболела голова и стало не хватать воздуха. Река была довольно далеко, но это далёкое мерцанье воды необъяснимо тянуло к себе.

Около трёх часов они шли между рекой и лесом и чем ближе подходили к зарослям деревьев, тем тяжелее становился воздух, но река была запретным местом, миражом в пустыне.

– Может подойдём к реке хоть чуть-чуть? – стонал Рик. – Кто знает, каким смрадом мы тут дышим!

Сначала никто не ответил ему. Деккельти тревожно посмотрел на Эманэ, а тот медленно провёл рукой по груди, где раньше была его рана.

– Не бойся, мы подойдём ближе всего на пару метров, – говорил Деккельти. – Черви не достанут нас с такого расстояния. К тому же, у тебя есть пузырёк с азалией. Она поможет тебе, если что и случится.

– Я не за нас с тобой волнуюсь, дурень, – ответил Эманэ. – Я прекрасно знаю, что меня спасёт азалия, тебя – кореопсис. Но остальных пока ничего.

– Но если мы продолжим идти здесь, то к концу пути у всех съедет крыша, – сказал Деккельти.

– Поступай, как знаешь, – вздохнул Эманэ и ускорил шаг по направлению к реке.

Три дня они шли по болоту, уставшие почти до потери сознания (на что, конечно, повлиял и воздух). Эманэ по-настоящему падал с ног: на него Гелимин Броа действовало сильнее всех.

Река была в поле зрения, и от этого тяга к воде была ещё сильнее. Привалов не делали, ели по пути, а спать на этом болоте было строго запрещено, иначе, по словам проводников, можно было заснуть навсегда.

Саймон шёл и не чувствовал своих ног, различая только то, что сейчас ночь, а не день. В глазах мальчика давно смешались воедино кочки и глубокие места болота, поэтому он стал чаще проваливаться в вязкую топь.

– Давайте ещё раз всех пересчитаем! – сказал Деккельти, еле ворочая языком, потому что даже говорить уже сил не хватало. – В таком месте нетрудно отстать от всех и потеряться.

– Так… Я, Эманэ тут… – силился выговорить рыжеволосый. – Рик, Джеймс, Саймон… – он сделал паузу, словно проверяя, всё ли правильно сказал, потому что, казалось, он забыл даже их имена. – Сьюзен, Патрик…

– Я не Патрик, я Ллойд, – поправил тот.

– А где Джессика? – испугался Саймон; к нему словно вновь вернулся рассудок.

– Джесс! – стал звать её Деккельти, но кричать он, как ни пытался, не мог.

Отклика не послышалось. Что если девушка уже давно от них отстала? Однако буквально через мгновение Саймон заметил её, но это отнюдь не было приятной новостью.

Джессика стояла на самом берегу реки и не шевелилась, словно в оцепенении. Её ноги твёрдо стояли на земле, и со стороны казалось, что воздух вовсе не туманит её разума, а притягивает его нечто совсем другое.

– Джессика! – позвал её Саймон, но та осталась неподвижна, устремив взгляд куда-то в глубину вод.

Мальчик не думая подошёл к реке. Вода, казалось, в ней почернела, только из глубин виднелись два огромных зелёных глаза, испускающих яркий свет. Сомнений в том, что это такое было, не осталось, и Саймон поспешил оторвать от них взгляд, но Джессику эти глаза уже приковали к себе.

– Не смотри ему в глаза! – прокричал Саймон, к которому совершенно вернулся рассудок.

Мальчик попытался силой оттолкнуть Джессику подальше от воды, но чудище уже показалось на поверхности. Оно вытащило из глубины, которая была для него не больше лужицы, свой хвост, массивный и чёрный, покрытый гладкой скользящей кожей, как у змеи.

Саймон обернулся на остальных в надежде найти помощи, но зелёные светящиеся глаза уже приковали всех своим взглядом, даже тех, кто знал об опасности. Они смотрели на громадного водяного червя не моргая, даже Деккельти с Эманэ точно видели его впервые.

За это время водяной монстр успел обхватить Джессику и, держа её вверх ногами, стал увлекать её в тёмную водную пропасть.

Можно сказать, Саймон остался один на один с чудовищем, и ему приходилось срочно что-нибудь предпринимать самому. Взгляд мальчика остановился на сумке Эманэ, откуда высовывался кухонный ножик, которым они разрезали иссильту. В нём Саймон нашёл единственное спасение.

– Эманэ, дай мне нож! – кричал ему Саймон. Тот стоял, точно неподвижная статуя, а глаза и всё его сознание были устремлены только на один предмет.

Саймон подбежал к проводнику и стал второпях доставать нож, но Эманэ не замечал этого. Когда нож был успешно извлечён из сумки, мальчик как можно скорее помчался к Джессике. Он никогда ещё в своей жизни не мчался так быстро, но в минуту опасности в нас нередко открываются такие силы, о которых мы и сами не подозреваем.

И в то мгновение Саймон был сам не собой: он забрался на водяного червя по его скользкой коже, держа в одной руке нож, а другой обхватывая тело зверя. Добравшись до хвоста, он вонзил нож в водяное чудовище, и то издало такой жуткий вопль, что его, наверное, услышали в самом Месгареле. Конечно, удар Саймона не убил червя, ведь для того рана, нанесённая кухонным ножом, не серьёзней, чем для нас укол зубочисткой, но резкая и неожиданная боль сделала своё дело. Монстр распрямил хвост и освободил Джессику, и та приземлилась на берег.

Саймон тоже поспешил ступить на твёрдую землю, но упал прямиком в воду. Мальчик почувствовал, как там, под водой, что-то крепко схватило его за ногу и не давало выбраться. Чудище утащило Саймона глубоко под воду – мальчик не умел плавать, а воздуха в лёгких уже не хватало. Всё, что он успел сделать за это время – вытащить нож и выбросить его на сушу в надежде, что кто-то сможет ему помочь, потому что уже в следующее мгновение червь обхватил и руки мальчика, не давая им сделать ни движения.

На берегу Джессика уже отошла от гипноза громадных глаз и заметила выкинутый Саймоном нож.

– Саймон! – звала она друга что было сил. Джессика держала в руках спасительный нож и пыталась раскинуть мозгами. Просто швырнуть его в чудовище, чтобы то от боли ослабило хватку и освободило Саймона, было нельзя – можно попасть в самого Саймона. Однако стоять и раздумывать тоже не выход.