
Полная версия:
Личинки иноземных мух
«Я и не знал, что у тебя сын есть!» Старик был изрядно озадачен.
«Нету…», вздохнул Эдуард Львович, «две дочки только. Внуков – и тех нет, одни внучки! Бабское племя…»
Старик удивился ещё больше: «А этот-то кому ж привет передавал?»
«Не знаю… Всякий начальник – чей-то сын. А папа его – хороший человек, наверное…»
…
Вечером того же дня на берег явились любопытствующие селяне, в их числе почтальонша Зинка. Все попрыгали на новых мостках, в очередной раз посмеялись над дурацкой затеей приятелей. Местный алкаш и баламут, бывший Зинкин кавалер, хотел помочиться в пруд с мостка, но был изгнан компаньонами.
«Вона», шумел Арсений Ильич, «видишь хрен у бани? Вот и дуй в него, как все порядочные люди делают!»
Тут, конечно, вступилась сама почтальонша Зинка: «Куда это «дуй»?!! Я этот хрен и в засол кладу, и на рынок отношу! Кто это придумал?!»
«Спокон веков мы в эти лопухи ходили! Ещё дед, как привёл меня пацанёнком впервой, так и сказал – где ни попадя на пруду дела не делай, а вона – в этот хрен, например. Так и до него, наверно, тыщу лет все туда ходили…»
Почтальонша слышать ничего не хочет – «Люди добрые, что ж такое? Весь хрен мне обосрали, черти окаянные!»
Арсений Ильич насупился – «Не греши, баба! Чего не было, того не было. Это вот Эдуард Львович разве что… Тот – да! Слаб желудком… До трёх раз за утро, бывало. Ещё листья твои нахваливал – хороши, говорит, листья у почтальонши… Мягки и в меру шероховаты, никакой бумаги не надо.»
Но спорить-то по существу было не с чем, и компаньонам пришлось заключать договор со специальной городской компанией, которая привезла два новеньких пластмассовых сортира. «М» и «Ж». В первый вечер деревенские принарядились и выстроились в две шумные очереди, с радостью променяв телевизор на невиданный аттракцион.
Глава одиннадцатая
Прошли, как водится, годы. Они всегда проходят… Что же наши герои? Не поменяли ли места жительства, переехав на ближний погост? Нет, крепкие попались старичины.
Хотелось бы сказать, что бизнес друзей процветает. Что старый шифер на избе Старика сменила модная металлочерепица, а место бессистемного огорода занял изумрудный газон с вечно довольной супругой в шезлонге. Но старый шифер на месте, только новых заплат добавилось.
А ведь всё развивалось весьма даже успешно. Спрос на рыболовные наживки растёт с каждым днём. К разноцветным опарышам добавилась культура калифорнийских червей. Пожарный пруд готов к рыбалке круглый год. Он очищен от деревенского мусора, оборудован аэраторами и регулярно зарыбляется бестерами, сигами и форелями. На ухоженных берегах – прекрасные беседки с барбекю, а почтальоншина баня отремонтирована и исправно функционирует. Есть не только автомобильная стоянка, но даже детская площадка. Теперь городские приезжают на целый день, с семьями. Два раза даже областные рыболовные соревнования проводили. Чахлые в прежние годы прудовые коты лоснятся от дорогого импортного корма, на шеях – именные ошейники с чипами.
Но всё это работает по инерции и даже ветшает – друзья потеряли интерес к достигнутой цели. Третье лето подряд все вырученные деньги уходят на закупку крохотных красных дубов, которые ровными рядами высаживаются на арендованных компаньонами бывших колхозных полях.
На беду дедовских жён, Эдуард Львович вычитал где-то про изумительные и дорогостоящие грибы, предмет вожделения аристократичных гурманов всего мира – трюфели. Вода дырочку найдёт и в организме не удержится, вот и старый еврей не стал держать новые знания в себе.
До трюфелей рассказ нам не дотянуть, но в сентябре друзья нашли два первых жёлудя.
Глава двенадцатая
Отец Илья шесть лет курировал восстановление сельского храма. И однажды в мае дело было закончено. В новенький коттедж, стилизованный под купеческую избу, священнослужитель перевёз семью. И, по старинной языческой традиции, первой порог должна была переступить кошка, о которой давно мечтала младшая дочь, но о которой речи не могло идти в съёмном жилье. Однако, против именно кошки решительно взбунтовалась матушка, и в одном из модных и дорогих питомников был приобретён замечательный голубой кот английских кровей. Чтобы кот не шастал где ни попадя и не позорил своим аморальным поведением благочестивое семейство, зверя подвергли нехитрой хирургической операции. Очень быстро выяснилось, что даже на кастрированного кота у младшей дочери жуткая аллергия. С детским плачем и подходящей к случаю молитвой слегка подросший котёнок был отправлен за забор, на вольный выпас. Так на пожарном пруду появился первый постоянный житель – вынужденно монашествующий Святой Аллерген.
Кот быстро научился ловить ленивых горластых лягушек, благосклонно принимал к рассмотрению негабаритных карасей, предложенных Стариком и Арсением Ильичём, и на таком меню быстро рос и даже слегка жирел.
В середине лета в соседней деревне кто-то из городских чудаков снял дом под дачу, и, вместе с кучей необходимого городскому жителю для двухнедельной жизни на лоне природы барахла, в небольшой переноске привёз будущего товарища Святого Аллергена. Кривые ручки нанятых такелажников не удержали хрупкую пластмассовую вещь, и ошалевший от долгой тряски и избытка кислорода городской кот бежал сломя голову через лес, через поле, пока не уперся в старую иву на берегу известного нам пожарного пруда. На вершине ивы зверь провёл первые четыре дня своей новой жизни.
Между котами сразу же установились самые нежные отношения. Все четыре дня, которые городской сидел на дереве, Святой Аллерген не отходил от подножия ивы. То жалобно мяукал, то трубно урчал, видимо, взывая к разуму чужеземца всеми, доступными коту способами. На второй день пришелец начал отзываться, сначала тоненькими попискиваниями, но, по мере возрастания голода в пустом брюхе, звуки становились всё громче и тошнотворнее. К исходу четвёртых суток кошачий разговор стал решительно невыносим для окрестных жителей, и старая ветла была снесена бензопилой под корень. Коты встретились и больше не расставались.
Новый кот оказался уже взрослым, избалованным и изнеженным. На суровой деревенской диете организм животного начал давать сбои и производить невероятное количество газов. К тому же, кот был совершенно лысым, с миндалевидными раскосыми глазами, китайской селекции. Неизвестно, какую кличку он носил в прошлой жизни, но теперь охотно откликался на новое имя – Мяу Бздун.
Поначалу породистым животинам пришлось хлебнуть лиха полной пригоршней. Их гоняли все деревенские – и коты, и собаки. Но Святой Аллерген за лето вырос в огромного кота, и аборигены начали обходить пруд стороной. С началом холодов лягушки забились в щели на зимовку, глупые птицы улетели на юг, и звери голодали какое-то время, подолгу высиживая мышей. Но потом Мяу Бздун очень ловко научился прикидываться дохлым, на посиневшую тушку слетались оставшиеся зимовать умные птицы, и кто-нибудь из котов успевал поймать одну, а то и две за раз. Спали звери под полуразрушенной баней, свернувшись для тепла в один клубок.
С приходом весны жизнь снова наладилась, доступная живность кишела. И даже постоянно расстроенный кишечник Мяу Бздуна потихоньку пришёл в норму. А летом люди начали на пруду свою странную деятельность, которая отразилась на котах самым благоприятным образом.
…
Иногда, летними ночами, коты приходят на дедовские дубовые поля. Долго сидят на вершине холма. И если есть луна, можно видеть, что хвосты их нежно переплетены. У Святого Аллергена навязчивая идея выбрать дуб, вокруг которого он будет ходить по цепи. На меньшее при его мудрости котяра не согласен.
«В самом деле, Мяу! Посмотри на нас: мы были на самом дне. Жили подачками, жрали что найдём… Я – лягушек ловил с голоду. Ты – падалью работал. Деревенское зверьё гоняло нас с тобой почём зря. И как мы живём теперь? Жрём премиальные корма, спим в тёплом домике. У нас ошейники именные, с чипами! А что мы с тобой для этого сделали? Оказались в нужном месте в нужное время, больше – ничего! А деревенское зверьё так и осталось зверьём – с драными ушами и грязной шерстью.
Будь мы людьми, с таким умом сидели бы в сенате, точно тебе говорю!»
Мяу Бздун смотрит восторженными глазами на своего приятеля, и в горле его рождается мягкое урчание. Привалившись друг к дружке, нетрадиционно ориентированные коты встречают рассвет.