Нисхождение

Сигарету он по итогу не докурил и затушил с натянутой ухмылкой, как следует раздавив.

– Вот, блядь, сложится же так, а? – продолжил он. – И всё в один день, как заговор какой. Ограждение меняют, и митинг этот, чтоб его… Верить после этого начинаешь во всякое нехорошее…

Я не знал, что ответить. В голове у меня словно плёнку заело, снова и снова воспроизводя случившееся. Игорь будто бы уловил это и не мешал мне, тихо сидя в сторонке и глядя в окно.

– А что с этим, который на дорогу выскочил? – наконец поинтересовался я.

Мой собеседник тяжело вздохнул.

– Смылся он. Из-за всей этой суматохи на него и внимания потом не обратили. Но ты не переживай, найдём, сам знаешь, как это у нас устроено: камеры проверим, свидетелей опросим… Найдётся гад.

– Спасибо тебе, – сказал я уже немного погодя, собираясь уходить. – За то, что пытался… – Я не смог договорить.

– Не надо. Не благодари. – Он положил мне руку на плечо. – Держитесь. Если будет нужна какая помощь – звони. Я тебе скину эсэмэску.

Как и любой другой человек на моём месте, я, разумеется, не верил, что Роди больше нет. Я был твёрдо убеждён, что это какая-то злая шутка, и отчётливо запомнил звонок от Игоря, сообщившего мне, тогда ещё кратко, о случившемся, и свою первую встречу с ним. Мне хотелось сломать ему челюсть. Наброситься, вцепиться в глотку и раз и навсегда дать ему понять, чтобы он не смел так шутить со мной. И лишь вечером того же дня, прибыв в морг, я убедился, что он не соврал. Под покрывалом, которое приподнял работник морга, я увидел своего сына. Не похожего на него ребёнка, не какого-нибудь клона, а своего сына. С родинкой на шее слева, родимым пятном возле локтя и бледным шрамом на среднем пальце правой руки: год назад он порезался, пытаясь помочь маме собрать осколки разбитого стакана.

Я молча проковылял к выходу на улицу, сел на ступени, несмотря на мороз, вытащил пачку сигарет из кармана, дрожащими руками выудил одну, но та упала в сугроб, так и не оказавшись у меня в зубах. Я тихо плакал и вспоминал Родю: его ребяческую улыбку, его звонкий голосок и первую попытку выговорить слово «компьютер»…

Лере, несмотря на незначительные ссадины и синяки, пришлось хуже. За её недолгое пребывание в больнице я не отходил от неё ни на шаг, с ужасом ожидая её пробуждения после очередного вколотого ей укола успокоительного, чувствуя себя при этом совсем как тогда, три года назад, когда должен был рассказать ей про операцию.

Когда она проснулась, то сразу заплакала. Я обнял её и принялся утешать, держа при этом так крепко, словно боялся, что конец этих объятий ознаменуется нашей разлукой.

Самым горьким было осознавать, чем по-настоящему является для Леры гибель её единственного сына. Единственного и последнего.

Леру выписали через пару дней. За всю дорогу она не проронила ни слова, дёргая левой ногой и грызя ногти.

Зайдя в квартиру, она, не снимая обуви, направилась в детскую, открыла дверь и застыла. В отличие от меня, в ней ещё теплилась призрачная надежда, что всё это есть не что иное, как затянувшийся ночной кошмар или чья-то злая шутка. Только вот, увы, это было не так.

Кроватка была застелена; мягкие игрушки, разбросанные по полу, теперь выглядели потерянными и ненужными. Лера медленно подошла к кровати, прижала к груди пушистого зайца, лежавшего рядом, и тихо заплакала.

– Лера.

– Уйди. – Она усиленно, даже одержимо, гладила зайца по ушам.

Я не стал сопротивляться, молча закрыл дверь и вышел в подъезд курить. Там, на лестничной площадке меня встретил сосед, который, откуда-то уже узнав про наше горе, выразил свои соболезнования.

И началось…

Кажется, за всю мою жизнь телефон не разрывался от звонков так часто, как за следующую неделю. Слова утешения от знакомых и друзей мне казались пустыми. Особенно тошно было вылавливать среди них намёки на то, что Лера молодая и обязательно родит ещё ребёнка. Если бы они только знали…

Каждое упоминание о сыне вонзалось в меня толстой, отравленной иглой. Эти дни были сущим кошмаром, и я знал, что всё это продлится ещё долгое время, прежде чем хоть немного уляжется. Если вообще уляжется.

Я старался держать себя в руках, в первую очередь ради Леры, которая сутками спала в соседней комнате. Сейчас она, как никто другой, нуждалась в любви и заботе.

Глава 6. Похороны

Родители Леры приехали через три дня после случившегося. На плече тёщи висела большая кожаная сумка; у тестя старенький потёртый чемодан в одной руке, а в другой – кучка полиэтиленовых пакетов с выцветшими рисунками и с чем-то увесистым внутри. Судя по их скарбу, к нам они прибыли надолго.

Лера их не встретила. Когда мы все втроём зашли в комнату, она сидела возле кроватки и тихо напевала себе под нос. Почему-то именно тогда я понял, что она ещё не скоро оправится. Да и можно ли вообще оправиться после подобного?

Потом я наблюдал, как Марья Павловна крепко прижимала к груди дочь. Борис Степанович же отрешённо стоял рядом и не мог найти себе места.

– Пойдем чайку, что ли, попьём, Тём, – подсказал мне тесть. – Пусть одни побудут.

Когда мы зашли на кухню, я услышал вибрацию телефона и подумал, что сейчас меня ждёт очередная порция соболезнований, выслушивать которые уже не было сил.

– Возьмёшь? – спросил Борис Степанович.

Я махнул рукой, мол, ну его к чёрту, и полез за коробкой с чаем. Вибрация прекратилась, но через несколько секунд началась заново.

– Да ёшкин кот… – выругался я и в итоге взял телефон в руки.

На дисплее я увидел неизвестный номер. «Плевать», – подумал я и принял вызов.

– Слушаю, – сказал я хмурым голосом и, дав сигнал тестю, что сейчас вернусь, вышел в коридор.

– Тёма? Это ты? – голос показался мне отдалённо знакомым.

– Кто это?

– Это папа, Тём.

Я едва сдержался, чтобы не бросить трубку и не послать его куда подальше.

– Чего тебе?

– Я знаю, что произошло. – Послышалось, как он шмыгнул носом. – С Родей… Я… Артём, почему ты не позвонил? Почему сразу не сказал мне?

– Как ты узнал?

– Это не важно, – ответил он мне. – Почему ты не позвонил?!

В голосе его я услышал отчётливый упрёк, что меня слегка выбило из колеи.

– С чего это вдруг? – тут и я начал смело огрызаться. – Я перед тобой отчитываться не обязан, ясно? Тебе до меня никогда не было дела, а уж до Родиона и подавно.

– Это неправда.

– Не корчи из себя дурака. Единственный, кто тебе был дорог всё это время, – это ты сам и бутылка водки.

– Артём, давай не будем об этом. Хотя бы сейчас…

– Не указывай мне, понял? Я тебе уже не мальчишка.

– Пожалуйста, выслушай меня. Я тебя очень прошу.

– Не собираюсь я тебя слушать. И вообще, не звони мне больше никогда.

– Артём!

Я бросил трубку.

Он попытался ещё несколько раз дозвониться, но я сбрасывал вызов, а потом и вовсе добавил его номер в чёрный список.

Днём тёща стала настаивать на походе в церковь, чтобы поговорить с батюшкой. По её словам, он каким-то чудом должен был помочь Лере и мне. Я сразу же отказался. С Богом во всех его проявлениях я был не в ладах, сколько себя помню. Лера тоже стала артачиться, и тогда тёща плюнула и просто предложила дочери прогуляться по парку.

По итогу я и Борис Степанович остались в квартире одни. Едва Лера с тёщей вышли за порог, мы с ним открыли окно и закурили. Курить жуть как хотелось, а бегать постоянно в подъезд не было ни сил, ни желания.

Мы с ним сухо обсудили коронавирус, волна которого, казалось, спала этим летом, но на замену ей пришла вторая, ещё более опасная; поговорили о футболе, в целом о спорте, и лишь один раз он упомянул внука, заметив рисунок карандашом, закреплённый магнитом на холодильнике. На нём была изображена Лера: фигура у неё была в виде треугольника синего цвета (наверное, так он пытался изобразить её любимый свитер), руки-ниточки держали какую-то штуку, которую при близком рассмотрении можно было определить как микрофон. Вместо рта был чёрный кружочек, – так сын пытался показать, что мама поёт.

– Родя рисовал? – спросил тесть, указывая на холодильник.

Я молча кивнул.

На мгновение на лице старика появилась ухмылка – чудно́е изображение Леры и впрямь не могло не вызвать улыбки, – однако та вскоре растворилась, вновь сменившись тоской.

– Тяжело Лерку такой видеть, – начал тесть, затянувшись сигареткой, и, хмыкнув, добавил: – Помню, как мы по выходным к Машиной бабке в деревню ездили под Воронежем, ну там картошку копать, огурцы сажать – одним словом по хозяйству помогали. Бабка там была уже в возрасте, девятый десяток сменила, да и с головой у неё… был бардак. Лерку брали с собой.

– Бардак с головой? – уточнил я.

– Ну, вроде как. Деменцией это называют? Забывалась часто, глупости всякие говорила, ругалась… Но была совершенно безобидной.

Он подвинул к себе миску и стряхнул пепел, после чего продолжил:

– Вот Лера там по участку носилась, играла со всем, что под руку попадётся; рот постоянно красный от только что съеденной малины… В общем, шкодила по полной. Она даже сдружилась с местной пацанвой и подначивала их яблоки таскать для неё у соседей. Помню, как застали мальчишек за воровством, ругани было столько – всю деревню на уши подняли! Мальчишкам ремня всыпали, и никто из них не признался, что их Лерка надоумила яблоки-то тырить. Видно, стыдно им было сознаться, что девчонка ими помыкала. Мне это Лерка уже потом рассказала, когда постарше стала.

Я улыбнулся, представив себе эту картину, правда, тяжело верилось, что Лера могла подобное учудить.

– А потом в один день её как подменили, – лишившись прежнего задора в голосе, продолжил тесть. – Хмурой она стала, часто в комнате запиралась, почти не разговаривала, разве что сама с собой. Мы с матерью и поговорить с ней пытались, и узнать, в чём дело… Без толку. Она стала в позу и молчала, вообще нас бойкотировала и просила оставить одну, даже до ругани доходило. Мать она так и матом даже посылала…

Борис Степанович прервал на время рассказ и посмотрел в окно, будто вспоминая события тех дней.

– Забили мы с матерью тревогу, силой повели Лерку к врачу, и он посоветовал творчеством заниматься. Вот мы и отдали её на уроки гитары, у меня как раз после службы лежала, почти нетронутая. Это и впрямь помогло, она стала разговорчивее, всё нам песни выученные пела, играла… Но знаешь, всё равно она так этой «другой» и осталась. Как будто часть её, вот та самая – озорной, вечно улыбчивой девчонки, – навсегда затерялась. – Он потушил сигарету о миску. – Вот и сейчас гляжу я на неё, и она как будто вновь превратилась в ту неразговорчивую, не желающую ни с кем иметь дело маленькую девочку. Хотя, казалось бы, когда такое горе – вместе надобно держаться, особенно с родственниками. Мы же не чужие люди, в конце концов…

На этом Борис Степанович закончил.

Я подумал что-нибудь спросить приличия ради, да ничего не нашлось. Хотелось просто молчать. Так и просидели, пока Лера с матерью не воротились. Лера сразу же пошла в комнату, громко хлопнув дверью – как дала знать, чтобы её не трогали, – а Марья Павловна зашла к нам.

– Ну как оно? – спросил тесть.

На что тёща резко отмахнулась и подошла к окну, тихо заплакав.

День этот казался мне несоизмеримо долгим, и когда на часах уже было десять вечера, я даже был рад, что он наконец-то подходит к концу. Родителей мы расположили на надувном матрасе; его пришлось в срочном порядке покупать в близлежащем торговом центре.

Ночью заснуть не получалось. Пару раз я подходил к окну и всматривался в окутанную сумерками детскую площадку. Сам не знаю зачем. Потом возвращался в холодную кровать и вновь наблюдал, как Лера, тихо шмыгая, лежит ко мне спиной. Мне так хотелось обнять её, шепнуть приятное на ушко, но отчего-то страшно боялся, как она отреагирует. Мне она чудилась хрупкой фарфоровой статуэткой, от малейшего прикосновения к которой та раскрошится на мелкие кусочки.

На похоронах мне доводилось быть лишь однажды. Мой одноклассник, его звали Серёжей, упал с крыши тринадцатого этажа при неудачной попытке прыгнуть на соседний дом. В те времена мы, мальчишки, насмотревшись таких фильмов как «13 район» и «Ямакаси» грезили паркуром и пытались повторить трюки, которые выделывали главные герои. Помню, как он на моих глазах ухватился за карниз после прыжка, но вдруг соскользнул и полетел вниз. Всё произошло так быстро, что никто из нас даже ахнуть не успел. А крепче всего мне запомнилось, как Серёжа, падая, не издал ни единого звука, даже не крикнул. Будто он заранее был готов к этому.

Отчётливо помню, что я не проронил ни слезинки, когда тело опускали в могилу под истерики и рыдания его матери, бабушки и другой собравшейся родни. Мне было страшно неловко: как так, все плачут, а я нет, и даже нарочно не могу.

Вот и сейчас – но теперь на похоронах собственного сына – я не чувствовал совершенно ничего, кроме пустоты где-то в глубине души. Не хотелось ни плакать, ни видеть пришедших родных и знакомых. Я желал только одного – пускай всё это как можно быстрее закончится, и я начну жить заново.

Мне просто скорее хотелось перевернуть эту страницу.

Обитый атласом гроб с Родей и его любимым плюшевым зайцем внутри стоял в центре траурного зала. Рядом выстроилась небольшая цепочка из чуть больше чем дюжины человек, в основном моих коллег. Почти все подходили либо ко мне, либо к Лере, утешительно хлопали по плечу и приносили очередную порцию соболезнований, которые уже стояли мне поперёк горла.

После прощания гроб взяли четверо моих сослуживцев и понесли к могиле. Только этим утром, изъявив желание тащить гроб вместе со всеми, я узнал, что по традиции кровные родственники этого делать не могут. Что ж, раз так, то пускай.

Дорога до могилы была недолгой. Не прошло и десяти минут, как гроб уже стоял возле заранее выкопанной ямы. Там я последний раз посмотрел на светлые волосы Роди и на его маленькую родинку на шее, которую почти заслонил собой ворот рубашки.

На гроб положили крышку, забили гвоздями, обмотали верёвками и медленно стали опускать в могилу, молча, без панихиды. Лера с матерью громко плакали, вытирая лица платком. Как только гроб был опущен, все собравшиеся, включая меня, бросили по горсти земли в могилу, и его принялись закапывать. По-прежнему я молча наблюдал, как хоронят моего сына, не проронив при этом ни слезинки.

Странно, но меня посетило чувство облегчения. Закапывали не просто моего сына, но и причину всего того, из-за чего моя жизнь покатилась в тартарары. Бесплодие Леры, её гиперопека, измена. Возможно, не появись Родя на свет, ничего этого не произошло бы.

От подобной мысли меня передёрнуло, захотелось ударить себя как можно больнее по лицу, чтобы выбить дурь из головы. И всё же… Всё же, это была правда.

После того как могила была закопана и над ней возложили венки, люди медленно принялись удаляться в местный ресторан на поминки.

– Без креста, – услышал я тихий шёпот тёщи, прошедшей мимо. – Без креста захоронили, господи помилуй, без креста.

Лера за всё время так и не сдвинулась с места, опустив пустой взгляд на рыхлую землю. Мне пришлось подойти к ней и чуть ли не силой увести к остальным. Её рука была ледяной.

В убогом ресторанчике – таковым это заведение можно было назвать с большой натяжкой – все ели практически молча, лишь изредка перешёптываясь про Родю: каким хорошим и милым он был мальчиком и как рано забрал его к себе Господь. Сидевшая рядом тёща, выпивая уже больше положенных пятидесяти грамм, вытирала платком редкие слёзы и всё упрекала нас, что внука надо было обязательно крестить. Я едва не сорвался, чтобы закрыть ей рот, но сдержался. Омрачать и без того ужасный день точно было бы лишним.

У Леры, сидящей рядом, зазвонил телефон. Сперва она не услышала его, уставившись в одну, видимую лишь ей, точку на стене, и мне пришлось коснуться её плеча, чтобы сказать о звонке. Она взяла трубку, вышла из ресторана. Через окно я наблюдал, как она с кем-то разговаривала. Видимо, очередные соболезнования…

– Артём, покушай картошку. – Борис Степанович вилкой указал на мою тарелку. Его пышные усы уже были перепачканы то ли майонезом, то ли сметаной. – Вкусная.

Я молча кивнул и снова посмотрел на Леру, по-прежнему ведущую диалог по телефону. Я хотел было пойти к ней, но ко мне подошёл майор, пришедший одним из последних на похороны.

– Артём. – Он положил руку на моё плечо. – Идти мне нужно.

Я сразу догадался, что пойдёт он домой, чтобы выспаться, поскольку завтра у него самолёт в Гудаури – полетит кататься на лыжах. Да уж, такому плотному графику только позавидовать: после похорон быстренько на курорт.

Мы же про Таиланд и не вспоминали. Деньги с возвращённых билетов пошли на похороны.

– Да, товарищ майор, – тоскливо ответил я.

– Отдыхай сколько сочтёшь нужным, на службу не спеши. Договорились?

Я кивнул, он снова хлопнул меня по плечу и вышел из ресторана. Через окно я заметил, как он задержался возле Леры, приобнял её и пошёл к своему внедорожнику. А затем я обратил внимание на лицо Леры, выражающее, как мне показалось, гнев.

– Кто звонил? – спросил я, когда она вернулась.

В ответ она махнула рукой и, взявшись за рюмку водки, осушила залпом.

Глава 7. Исчезновение

Родители пробыли с нами ещё несколько дней.

За это время тёща успела как следует измотать нервы разговорами о Боге и церквях. Раз десять упрекнула меня в отсутствии в машине иконы Святой Троицы, без которой в дорогу ну никак нельзя. В подобных ситуациях я обыкновенно срочно шёл покурить или вдруг вспоминал, что мне нужно в магазин. Она, конечно же, замечала мои нелепые увиливания и отмахивалась, мол, ничего я не понимаю, но чуть что – снова заводила религиозную шарманку.

Когда мы с Лерой проводили её родителей на вокзал и посадили на поезд, у меня, признаться, камень с души упал. Я любил тёщу и тестя и очень уважал, но всё же вся эта суета в нашем тесном доме со временем начала порядком надоедать. Хотелось перестать ходить по ночам на цыпочках в туалет, чтобы не разбудить их. Или просыпаться по выходным в любое время, а не когда Марья Павловна включала телевизор в шесть часов утра, и мне приходилось быть невольным слушателем очередной разразившейся драмы с элементами детектива про какую-нибудь деревенскую школьницу, родившую от одного из шести сельских парней.

– Не забудьте Родю помянуть завтра и на сороковой день, – напомнила тёща напоследок, прежде чем мы покинули плацкартный вагон. – А я с отцом в нашу церковь схожу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.