скачать книгу бесплатно
– Не знаю, Жора! Чужая жизнь потемки. Но я думаю, женщине нужно внимание. Забота. Подари ей, что-нибудь на день рождение. Ей будет приятно. Или соверши поступок, который она будет тебя ценить всю жизнь.
– Мне что, бросить пить?
– Хотя бы завяжи на время. А ей скажи, что навсегда! Жора у меня к тебе вопрос на засыпку.
– Валяй!
– Ты в тайгу давно ходишь? Знаешь здешние места?
– С малолетства!
– Сталкивался ли ты с хунхузами?
– Хунхузов всех перестреляли еще до войны. Бывают бродят здесь одиночки или группой по 2—3 человека. Но у местных охотников – закон. В чужаков сразу стрелять. Тут у нас живут потомки партизан. С Гражданской войны недолюбливают интервентов: американцев, японцев, китайцев.
– А китайцев-то за что?
– После Доманского. Всех под одну гребенку.
– Жора, а кто в тайге промышляет золотом? Если знаешь или слышал от кого-нибудь?
– А тебе зачем?
– Да нам государство поручило найти в долине реки месторождение золота. А мы столкнулись с противодействием местных властей.
– Смертельное это дело! Кому-то вы на мозоль наступили! Я сам точно не знаю. Но слышал, что кто-то в районе моет золотишко. И у них там, вроде, банда старателей. Сговаривают, что главарь банды – главный охотовед района, Промырьев Матвей. Но это так, по слухам. Будьте осторожней. Они могут пойти на все. Бродите по тайге с оглядкой.
– Тебе угля в топку не надо подбрасывать? Давай я тебе помогу?
– Не суетись. Я сам.
– Спасибо Жора за приют. За информацию.
– За что спасибо? Ты на работе. Так же, как и я. Не люблю бездельников. У нас сейчас пол страны бездельников. Молодежь работать не хочет. Все сопли жуют. Мы хоть и пьем, но и вкалываем до гроба! Иди поспи. Я сейчас тепла прибавлю.
Я залез на печку. Рюкзак поставил под голову. И представил, что лежу на русской печке. Правда, потолок свисал надо мной у самого носа. Снизу сильно прогревало. Мои одеревеневшие от холодных переправ ноги почувствовали тепло – расслабились и поплыли. Я откровенно балдел от горячей печи. Я думал о Вере, о себе, о золоте, о строительстве, которое мне необходимо будет совершить и которое я никогда делал, о банде старателей, о любви и ответственности, – и мои мысли стали рассыпаться и плыть в тумане молчаливого сна.
Я проснулся рано утром. Солнце блестело уже выше домов. Жора спал, уронив голову на стол. Топка горела. Значит, он недавно подбрасывал уголь. Я вытащил из рюкзака банку тушенки и банку сгущенки, положил на стол. Выскользнул на улицу и пошел искать остановку автобуса. Мне повезло, автобус уже стоял на остановке. И я поехал навстречу своему новому делу. Мы проехали где-то минут 45. Бульдозеры и трейлеры я увидел сразу и попросил остановиться около машин.
Водители еще спали. Пришлось их разбудить. Бульдозерами управляли молодые пареньки из Новицкой партии: Сергей и Иван. Они походили на двух взъерошенных беспризорников, но в глазах ребят светился азарт и желание проложить дорогу сквозь тайгу. О ребятах бульдозеристах я слышал давно. Они прославились тем, что устроили ралли на бульдозерах Т-150: кто первым на бульдозере достигнет вершины горы Чандолаз, высотой 760 метров. Но восхождение на бульдозерах на вершину Чандолаз закончилось безрезультатно, так как внезапно появился начальник партии и матерно прервал этот чемпионат. Однако до середины горы они залезли на предельной для бульдозеров скорости.
Мы сели в машины и с большим грохотом и лязгом двинулись в путь. В начале пути дорога была сносная. Мы преодолели ее как по маслу. Но дальше начинались горы. Я двигался с топором впереди машин и делал на стволах деревьев зарубки. Бульдозеры шли за мной и срывали огромными ковшами все деревья вместе с корнями. Один бульдозер работал как корчеватель и формирователь дороги. Второй – как чистильщик и окончательно проглаживал путь. Так мы двигались вверх до начала перевала. От перевала надо было начать крутить серпантины. Но склоны были достаточно крутые, и мне приходилось делать дорожные карманы на поворотах, чтобы грузовики, заезжая на поворот, задом пятились и только потом, повернув машину, направляли ее вверх. Так с горем пополам мы вылезли на перевал. Внизу вместо серпантинов виднелись острые угловые повороты.
«Да! Шофера на грузовых машинах будут сильно меня материть!» – подумал я.
Но я сделал все, что было в моих силах.
Вокруг на перевале от края до края синела тайга. Она походила на огромное зеленое море. От такого мощного необъятного простора ликовала душа. Я чувствовал, как разливается во мне восторженность и счастье. Я захлебывался воздухом молодой смолистой хвои с маленькими зелеными шишками и был на седьмом небе от того, что бог подарил мне профессию геолога.
С гор дыхнул на нас холодный ветер. И елки торжественно закачались. Где-то прокричала ночная птица. Ей ответил гон какого-то зверя.
Ребята-водители развели костер. Поставили палатку. Кипела вода в котелке. И первые звезды варились в кипящем чае.
– Ребята! Меня волнует один вопрос: водители из экспедиции смогут проехать по нашей дороге? – спросил я у бульдозеристов. – А то весь труд наш напрасен. В экспедиции водители – ассы. Они по более сложным дорогам ездят. Но материться будут!
– Ты не волнуйся. Мы за дорогу отвечаем, – смеясь, ответили они.
Я смотрел в даль, где сверкали звезды, и наша дорога бежала вверх черной изгибающееся полоской.
«Дорога! Дорога! Идет, как до самой далекой звезды…» – вспомнил я студенческую песню.
Водители ушли спать в кабины бульдозеров. Я залез в палатку и долго лежал с открытыми глазами, обманывая себя, что уже сплю.
Завтра предстоит спуск до нашего лагеря. Угол наклона для критической работы бульдозерной техники 30 градусов. А у нас по пути склоны некоторых падей более 40. Что будем делать? Как их пересекать? Только по верховьям ручьев.
«Утро вечера мудренее…» – решил я и отогнал от себя все сомнения: надо спать.
Но сон не шел. Что делать с бандой старателей? Ехать в район в милицию? А если милиция с ними за одно? Нельзя банду провоцировать, иначе начнут мстить. Надо просто затаиться и делать вид, что мы ничего не знаем. Пусть они первые откроются. Или спрячутся. Не в их интересе раскрываться. Скорее всего, они нас будут запугивать, чтобы мы ушли безрезультатно.
Утром мы проснулись бодрые и веселые. Сварили овсяную кашу, заварили крепкий чай с лимонником.
– Труба зовет! Вперед, Григорий, трассируй трассу. Сегодня должны выйти к реке, – крикнул мне из кабины бульдозера Иван.
По тайге пронесся утренний призывный гон оленя. Вторя ему, взревели моторы бульдозеров. С визгом и лязганьем заработали траки. И мы продолжили тянуть дорогу по непролазной тайге. Впереди начинался крутой спуск. Затем надо было пересечь несколько мелких, но глубоко врезанных в рельеф ручьев. Бульдозеры предельно наклонились носом вниз. Моторы их визжали и тряслись от напряжения. Казалось, что вот сейчас они соскользнут вниз. Но ковши машин держали угол наклона. Мы посовещались. Решили спускаться по руслу ручья. Я шел впереди делал зарубки на стволах деревьях. Эти зарубки были ориентиром для формирования дорожного полотна.
Впереди меня величаво прошел таежный олень. Злой и недовольный от грохота железных чудовищ. Промчалась испугано рысь. Мелькнула и исчезла. Ручей отчаянно журчал, пытаясь перекричать приближающий грохот моторов. Листья и иголки на деревьях дрожали от страха.
Бульдозеры медленно и упрямо крушили все, превращая живой мир леса в груды отвалов и в уродливые корчи деревьев. Вот так крушится красота. Когда молодые, старые и многовековые деревья превращаются в кучу мусора на обочине. Тайга уничтожается железной ненасытностью людей. Кто сказал, что миром правит красота? Нашим миром правит алчность. И это только дорога. А если здесь в тайге заработает прииск? Не будет больше реки Ван-Чин. Будут кучи отвалов вместо русла. Груды бесформенных галек и валунов. Будет уничтожена целая система жизни. Все живое загонят, как американских индейцев в резервации, – в биосферные заповедники.
Никаким золотом нельзя будет откупиться за содеянное уничтожение и уродование красоты местных ландшафтов. Вот так гибли цивилизации. Чем государство лучше хунхузов, если своей вседозволенностью превращает в тлен целые территории? Так стоит ли биться за эту маленькую беспризорную россыпь, от которой бед в стократ больше, чем пользы?
Вот так я шел, переполненный противоречиями, спорил сам с собой и делал зарубки на живых деревьях, причиняя им боль. Между тем, бульдозеры злобно рвали ковшами землю, круша все на своем пути, и не было силы, чтобы остановить этих железных монстров. До реки Ван-Чин оставалось буквально 100 метров.
Вдруг я увидел человека в штормовке, который шел уверенной решительной поступью навстречу нам. В руке он держал карабин. Стальное дуло с черным грозно дышащем отверстием смотрело на меня. У меня по спине пробежал холодок. Это был Матвей Промырьев.
– Всем стоять! Стоп. Сейчас буду стрелять! Я вам не дам загубить реку. Глушите двигатели!
– По какому праву? Кто вас уполномочил?
– Это мой дом! И я его буду защищать. В тюрьму пойду, но не дам долину реки загубить.
– Послушай, Матвей, давай поговорим по-хорошему.
– Все разговоры пустые. Я буду стрелять!
Его лицо светилось твердой решимостью и правотой. Он передернул затвор.
Внезапно я перевел взгляд в сторону лагеря и увидел, что к нам бежит Вера. Она что-то кричит надрывным голосом. Подбегает ко мне и закрывает меня.
– Не стреляйте! Прошу вас не убивайте нас! Мы ничего не сделаем Ван-Чину. Мы будем вместе с вами его защищать.
Рука Матвея дрогнула. Он опустил карабин.
– Я в женщин не стреляю. Скажите ей спасибо. И разворачивайте свою технику. Всех зверей перепугали!
Ребята-бульдозеристы сами поняли, что надо сворачивать удочки. Выключили двигатели. Пошли к нам в лагерь обедать.
– Пойдем к нам, Матвей, пообедаем. Потолкуем. Я сам к тебе собирался в район приехать.
Мы все пошли в лагерь. Зина накрыла на стол. Вера села около меня. У нее дрожали руки.
– Я тобой восхищаюсь, Матвей. Встать на пути танков с одним ружьем. Это противоречит всем нынешним законом бытия. Я много думал. И понимаю, что ты прав. Что нельзя гадить там, где хорошо и красиво. Где душа поет. Мы же не гадим в церкви. А природа – эта наша церковь, созданная для восхищения и поклонения. Мы же не крушим иконы. Почему мы должны крушить живой мир, созданный богом? Никакое золото не окупит потери, если мы потеряем Ван-Чин. Поэтому не беспокойся, прииска здесь не будет.
Матвей одобрительно посмотрел на меня и пожал руку.
– Вы меня простите! От наших дедов у нас осталась привычка, в каждом пришлом видеть недруга. Хунхузы дедов научили осторожности.
Мы сидели и говорили о жизни в Приморье. Текущих делах. О животных, обитающих в долине Ван-Чина. Я затронул тему кустарной добычи золота местными старателями.
– Да есть такие. Даже они создали свою шайку-банду. Но после того, как Матвейку посадили, я не слышал, чтобы кто-то промышлял. Но остальные остались. И, наверное, тихарят по ночам, чтобы никто не видел. Надо этих партизан опасаться. Они будут стараться вас изжить с этих мест.
– А мне сказали, что ты у них вроде как главарь?
– Да я даже не знаю, как лоток выглядит. Это кто-то из охотников на меня напраслину наводит. Я за незаконную охоту их шибко прижимаю.
– Спасибо! За хлеб, за соль! Если что нужно обращайтесь!
Матвей ушел в свое зимовье проверять капканы. Ребята-бульдозеристы загрохотали к себе в город. На трассе их ждали трейлеры.
Мы остались с Верой. Она уже успокоилась. Голова ее покоилась на моем плече.
– Спасибо тебе, Верочка! Ты меня сегодня от пули спасла. Собой меня заслонила.
– с нежностью сказал я, поглаживая ее шею.
Вера замурлыкала как кошка. Радостно и тихо.
– Я так испугалась. Он ведь действительно мог тебя убить. У меня сердце оборвалось. Я чуть с ума не сошла! Думала, что пусть лучше он меня убьет.
– Испугалась?
– Очень! Что будем делать завтра? Ты Матвею пообещал, что прииска здесь не будет?
– Прииска не будет. А россыпь Вера – обязательно! Мы оконтурим и сдадим запасы по категории С
.
– Добыча в промышленных масштабах здесь не рентабельна?
– Безусловно. Ты у меня войдешь в историю, как девушка, заслонившая собой геологию!
И мы побежали в палатку спать с осмотром друг друга от клещей.
Пожар в тайге
Между тем тайга сохла. Сухие листья, опавшие осенью прошлого года, шуршали по ногам. Сухая трава шелестела, как копировочная бумага. Ветви кустов бились о палатку с сухим, ломким стуком. На стволах деревьев свисала сухая обвислая кора. В воздухе стоял суховей. Солнце жарило. Из травы вылазили подснежники. На багульнике фиолетовым пламенем засверкали цветы.
В это утро мы собирались в маршрут на правый борт Ван-Чина. Неожиданно все почувствовали еле уловимый запах едкого дыма. Затем в лагерь прибежал с рыбалки рабочий Хек и заорал во всю глотку:
– Пожар! Пожар! Тайга горит!
Зазвенела рында, сзывая всех в лагерь. Все быстро переоделись в плотные брезентовые штормовки и с лопатами, тяпками и топорами побежали к очагу пожара.
– Где горит? Что горит? Как горит?
Никто ничего не знал.
Я побежал навстречу пожару. Горела восточная окраина нашей террасы. Пламя шло низом. Ветра не было. Поэтому огонь распространялся в основном по сухим прошлогодним листьям, кустам и стволам мелких деревьев.
– Срочно обкапывайте очаг пожара! – закричал я.
Все встали в линию и стали двигаться от реки вдоль границы очага пожара вверх в сопки. Все быстро вошли в ритм. Орудовали лопатами. У кого-то мелькали тяпки. Кто-то рубил деревья. Горький, ядовитый дым щипал горло. Глаза вылазили из орбит. От жары, дыма, пыли, мелких хлопьев пожара. Но мужики были молодцы.
Хмель, среднего роста рабочий с красным отчаянным лицом, словно заведенный работал лопатой и при этом кому-то улыбался. Огонь это злило еще больше, и горячее пламя алчно подлизывало его одежду.
– Гори-гори ясно, чтобы все погасло! – повторял он.
– Мужики! Хоть попаримся! Подать огоньку в топочки. Просушим наши тапочки! – кричал сквозь дым Анчоус, который словно заправский пожарник, орудовал тяпкой, срывая огонь с прошлогодней листвы.
– Где наше не пропадало? Палунда! Мужики боремся за свою живучесть! – восклицал Максим моряк, он же Хряк.
– Ой, зад горит! Зина поставь заплату. А то так пить хочется, что переночевать не где! – подал голос Юрий – Гвоздь.
А Сергей – Серый рычал, как тигр и повторял:
– Мне бы волю, мне бы тачку, мне Юльку – водокачку!
Миша Хек ритмично работал лопатой и пел гимн пожарников:
– Отважные парни – горячие сердца. Пожарная мы гвардия – в пожаре до конца!
Однако дым, гарь, копоть, отрава сушили мозги. Голова кружилась. Подступала тошнота. Обморочное состояние. Очаг пожара распространялся со скоростью ветра. Силы таяли. Легкие не справлялись. Кашляли, глухо сплевывая отраву почти все. Огонь медленно подбирался к лагерю. Что делать? – снимать палатки и выходить на реку. Но барахла было так много, что было страшно подумать об эвакуации. Женщин я попросил перенести все пробы на речную косу. Сообщили по рации о пожаре в экспедицию. А что они сделают? Выживайте как можете.
Огонь разгорался. Тайга горела капитально. Белый дым, смешанный с фиолетовыми и черными столбами горелой копоти, клубился над нашим лагерем, и казалось, еще мгновение, и все вспыхнет одним огромным заревом мощного пожара. Было страшно. Очень страшно. Уже у некоторых мужиков вспыхивала одежда. Огонь с одежды сбивали ветками. В пылу пожара я увидел Мишу. Студент, согнувшись в три погибели, на спине тащил бригадира. Старшой задохнулся дымом и упал без сознания в огонь. Миша бросился к нему и вытащил его из огня.
Огонь наступал на нас все сильнее и жарче. У мужиков уже не было сил. Они зло и натружено махали лопатами. Но было видно, что скоро им придет конец – и они все попадают от бессилия и отчаяния.
Вдруг я услышал отчетливый звук клаксона машины. И победный возглас рабочих. Я увидел пожарную машину и Матвея на ее подножке. Прорвалось сквозь треск и буйство огня личное ликование. Значит мы не зря строили эту дорогу!
