Миниатюры

– А мы с подружкой из Твери. Моя подружка Ада, мы с ней с детства, в одном дворе. Здесь квартиры снимаем, я в доме тут рядом, она подальше. И работаем рядом, в торговом центре тут. Работа классная, магазин пустой, дел почти никаких, зарплата приличная. Нас устроил дядя Ады, он у хозяина магазина шофёр…

Потом они катались на катамаране по пруду, ездили на аттракционных машинках по парку. На скамейке Рая заметила Аду с Эрочкой, они оживлённо беседовали. «Во, Адка нашла себе новую подружку», подумала Рая, и помахала им рукой. Но они её не заметили. Солнце уже садилось. Рая утомилась от впечатлений и развлечений. Она уже еле ноги волочила, и к тому же очень хотела есть. Заботливый Гена заметил это и предложил перекусить где-нибудь в цивильном месте, и они направились в маленький грузинский ресторанчик неподалёку от парка. Там они долго ужинали сациви из индейки, аджапсандали, пили ароматное грузинское вино. А на улице пошёл дождь, он пах забродившим домашним вином. Они гуляли под дождём и обнимались. А ветер комкал серый пергамент неба, кружил капризную ночь. Из-под лунной ветровки струился полумрак. Но вот они подошли к её подъезду, и Гена напросился на чай. «Расскажу Адке, обзавидуется, – подумала Рая. – Вот такой её маньяк!»

Дождь кончился, небо очистилось, и выкатилась огромная, начищенная до блеска луна.

А дальше всё было как в бреду. Полнолунье, пьяный чай (почему он вдруг стал таким пьянящим?), очень сладкие остатки торта из холодильника, неистовое метанье и слетевшее на пол одеяло, какое-то ярое безумье вертело их в круговом порыве, и она замирала под его пожаром!

Горячее солнечное утро застало её в постели. Одну! Наверно, Гена на кухне, ой как вкусно пахнет кофе! Скорее к нему! Нет, срочно в душ!

Рая метнулась в ванную, быстро приняла душ с розовым гелем, накинула на влажное тело халатик, и впорхнула в кухню.

И остолбенела! За столом пили кофе незнакомые мужчина и женщина в одинаковых чёрных джинсах и чёрных майках, с короткими жёсткими волосами. Увидев её, они повелительными жестами приказали ей сесть.

– Вы кто? Что вы здесь делаете? – вырвалось у Раи.

– Пьём кофе, – ответила женщина, – как видишь.

– А кто вы?

– Я Герасим, – ответил мужчина.

– А я Му-Му, – сказала женщина с усмешкой.

– А где Гена? – вырвалось у Раи.

– Вот это мы и хотим узнать, – ответила женщина. – Где Гена, а?

– Как вы сюда попали? Что вам надо? – запаниковала Рая.

– Прошли сквозь стены, – сказал Герасим. – А надо нам Гену.

– А где Гена? – тихо спросила Рая.

– Пошёл цветы тебе покупать.

– Пошёл на работу.

– Давно за ним охотимся, вот Му-Му заказала его, и даже услуги киллера авансировала. Дала мне аванс. А этот гад всё ускользает и ускользает. Мы его отследили по смартфону, так он смартфон выбросил. Хорошо, что ты подобрала и носишь с собой. Смогли найти.

– Вошли, так нет же, смылся, почуял.

Все чувства и мысли Раи заштормило. Она представила себе, как радостный Гена бежит покупать ей цветы. И как к двери подходят эти двое, достают отмычку, проникают внутрь, входят в комнату и видят спящую голую её на смятых простынях, ухмыляются, идут на кухню, шарят по её шкафчикам, находят кофе, заваривают, неспешно пьют и обдумывают убийство Гены, её Гены! Надо что-то делать. Позвонить ему, предупредить. Его смартфон у неё. Но у него есть второй. Он с него уже звонил. Так, телефон в сумке, сумка в коридоре.

Рая кинулась вон из кухни, но мужчина крепко схватил её за руку, дёрнул, усадил на стул.

– Не рыпайся. – Он выложил на стол пистолет. – Шаг в сторону – пуля в живот.

– Мне же на работу надо! – вскрикнула Рая.

– У тебя теперь другая работа. Искать Гену.

– А кофе себе налить можно? – помертвелыми губами произнесла она. – Растворимый. Вон там стоит, на окне.

– Можно.

Рая подошла, взяла с подоконника баночку растворимого, глянула в окно. И чуть не упала. Посреди двора стоял Гена и смотрел в смартфон. Сейчас он позвонит ей, и всё! Ему конец!

Её окатило жаром. Надо действовать! Окно слегка прикрыто. Она резким движением распахнула его, вскочила на подоконник и выпрыгнула вниз!

Мелодия прокравшегося дня сияла золотыми мотыльками мгновений, они безрассудно роняли пыльцу надежд. Рая открыла глаза. Белый айсберг оказался машиной скорой помощи. Пингвины альбиносы – врачами. Зелёный снег – газоном. Звучали слова:

– Никаких повреждений нет, госпитализация не нужна. Второй этаж, не высоко.

– Это она в состоянии аффекта, – сказал Герасим. – Мы пили кофе и шутили.

– Небось, и курили всякую дрянь, – сказал врач.

– Нет. Просто шутили. Розыгрыш.

– Не надо так шутить, – сказал врач, садясь в скорую.

Вокруг Раи толпились Герасим, Му-му, Гена. Они с тревогой смотрели на неё. Через двор спешила встревоженная Ада. Она весь день звонила подруге, но та не отвечала. И Ада раньше времени умчалась с работы, почуяв неладное.

Потом все они сидели на кухне у Раи, пили чай, и обсуждали случившееся. Оказалось, что это троица молодых людей придумывала разные шутки. Игра такая была. Все по очереди. Эта шутка была от Гены. Они подбросили мобильник в парковой роще, спрятались за кустами, и смотрели, кто его подберёт. Сюжет они сочиняли по ходу действия. Импровизировали в зависимости от типажа объекта. Такая вот азартная психологическая игра, развлекуха, в общем.

За окном тускнели витражи неба, проглядывал насыщенный летними ароматами вечер. А в душе Раи был какой-то надрыв, всё болело, словно её долго били. Всё закончилось, но всё только началось, и её мир превратился в неизбежность, сводящую с ума. Навязчиво пели сумерки перевёрнутой души, и где-то аукался свет. Песок вечности струился с потолка палаты, и сажа ножевых мгновений мутила сознание. Она не понимала, как и когда она попала сюда, ведь только что она находилась дома, на кухне, с людьми… с какими людьми? Ада, Гена… Любимый, близкий ей Гена… И ещё кто-то… Люди… Кто? Эрочка? Там была Эрочка? Или нет? И вдруг раздался дикий визг! Это визжала женщина на соседней койке. Женщина вскочила и бросилась к двери с воплями:

– Крокодил! Там! Там! В окне!

Вошла санитарка. Она стала увещевать больную, объяснять, что палата на четвёртом этаже, и крокодил сюда не допрыгнет. Но женщина не верила и вопила. Санитарка сказала, что крокодил уже ушёл. И тогда женщина посмотрела в окно и успокоилась.

«Ах вот что… Я в психушке…» – поняла Рая.

И не говорите, что это тайна!

Теряя прошлое из виду… Как бы не так! Я стою у окна и смотрю, как плывёт в темноте, над высоткой, по самому краешку ветра, бледно-серый ошмёток луны… Его постепенно съедает тёмное облако, похожее на акулу. На неё… Пришло на ум: крупнейшая китовая акула whaleshark питается планктоном… Сразу вспомнилась моя подруга Милана и её невестка – братняя жена. Милана про неё рассказывала, да, та ещё штучка. Жена её младшего брата. Не травоядная, отнюдь. Алина. Прошло уже много лет, и это случилось. И я тут оказалась замешана. Влипла в эту историю как-то невнятно и судорожно. Какие у них красивые имена, редкие, а у меня совершенно банальное – Ольга. Эта семья с яркими именами, и всё у них так непросто. И родители у Миланы были людьми непростыми, крупными учёными, весьма обеспеченными при Советской власти. И был у них большой красивый дом в Переделкино, это в то время считалось элитным местом, писательские дачи, Дом Творчества Писателей там знаменитый. Потому что дед Миланы был ко всему этому причастен. Это был известный человек. Милана и брат были ещё юные, но весьма продвинутые, начитанные, утончённые. Брата звали Платон. Не плохо, да? Платон и Милана, звучит. Весёлые, загорелые, с очень живыми яркими глазами, с густыми кудрями, отливающими тёплым ночным небом. Разница в возрасте у них была значительная, восемь лет. Милана опекала брата. Рано утром они ходили купаться, потом гоняли на велосипедах по посёлку, порой бродили по лесу – собирали шишки для самовара. Крепкие, спортивные, в шортах и майках, они были великолепны! А в этом месте снимала дачу некая Галина с дочкой Алиной. Обе они искали состоятельных женихов. Обе были весьма опытные, и сорокалетняя мать, и двадцатилетняя дочь. Они уже повидали жизнь. Мать, Галина, быстро разведала всё про сию успешную и состоятельную семью, про завидного жениха, и настропалила дочку. Алина была молниеносная и чёткая. Хищная штучка, весьма умелая и целенаправленная. И вот явились обе, Галина с дочерью Алиной, на разведку. Обе поджарые, длинноногие, в стильных сарафанах – их Галина сама сшила, яркие и открытые, короткие, в оборочках. Осмотрели дом. «Ну и особняк, просто сказка!» – подумала Галина, и шепнула дочке:

– Цель! Здесь твой будущий жених, я выяснила. Его надо взять!

И они повадились играть в бадминтон на дорожке возле «цели». И всякие здесь игры частенько устраивать стали – то волейбол, то метание колец. Вскоре, как бы невзначай, пригласили сначала Милану, потом и брата её, Платона. Так, по-соседски, по приятельски. С тех пор они стали добрыми знакомыми семьи. И Алина, натренированная матерью, запустила коготки в Платона. Родители и сестра Платона, Милана, умилялись: вот, у мальчика уже девушка появилась, какая прелесть! Да, теперь Алина стала девушкой Платона. Потом – его невестой. Её мать, Галина, захаживая в гости, так просто, по-соседски, стала поговаривать о свадьбе. Готовить почву, приучать к мысли. А дочь её, Алина, активно приручала и обрабатывала Платона. Он был ещё совсем молоденький несмышлёныш. Ему льстило внимание этой нарядной, решительной, такой напористой и уверенной девушки. Да, Алина очень старалась. И вот свершилось! В тот же год она стала женой Платона и внедрилась в дом. Родители и Милана оставили дом молодым, а сами вернулись в Москву, в свою большую квартиру. Вскоре и Милана тоже вышла замуж. В жизнь Платона родные не вмешивались. А зря. Алина оказалась очень плохой хозяйкой. Мужа она не любила, зато пылала страстью к кошкам, у неё их стало великое множество. Все деньги, что зарабатывал Платон, уходили на кошек, на косметику и наряды Алины, на её украшения. Дома было не убрано, еды мало. Мясо полагалось только кошкам. И вот случилось так, что Платон влюбился в утончённую интеллигентную женщину, кандидата наук, Евгению. Это было сильное и взаимное чувство. Он, конечно, сразу рассказал всё сестре. «Кошмар! Семья распадётся! Этого нельзя допустить! Надо сохранить семью!» – подумала Милана. Она взяла у брата номер телефона Евгении. Стала ей периодически звонить. Женщины рассуждали о жизни, о мужчинах, о Платоне в том числе. О нем Милана рассказывала жуткие истории, сочиняя на ходу. Главное было, отвадить разлучницу навсегда. Она говорила, что брат психически болен, что он наркоман, что у него ужасная наследственность, и так далее, всё самое негативное, что приходила на ум. Она настоятельно и сокрушённо советовала расстаться с ним, не отвечать на его звонки. И Евгения поверила, послушалась. Платон ничего не мог понять и очень остро переживал разрыв с любимой. Но семья сохранилась, и Милана праздновала победу. Она чувствовала себя вершительницей судеб, спасительницей!

Прошли годы, Алина родила сына, потом второго. Дети росли заброшенными, мать занималась только собой и кошками, завела любовника на стороне. Платон с утра допоздна работал. Сыновья выросли никчёмными, один наркоман, второй алкоголик. Питались все плохо, были не совсем здоровы. Только лишь Алина цвела, наряжалась, гуляла. Салоны красоты, шоколадные обёртывания, массажи, пластические операции, поездки на курорты с бойфрендами.

Всё это с горечью поведала мне Милана на прогулке в парке. Мы сидели за столиком в нашем любимом кафе на берегу пруда, пили капучино с корицей и ели мороженое. Милана каялась, что испортила жизнь брату, разрушила его любовь, уничтожила будущее счастье. Да, она поняла уже, что Евгения была послана ему свыше, как спасение, как жизнь. А Милана убила это. Ведь тогда ещё у брата не было детей. Развод был бы лёгким.

Ну, я посочувствовала, что ж. У каждого в жизни бывают ошибки.

Она часто мне рассказывала всё это, переживала, и отчаянно думала, как исправить случившееся. Как искупить свою вину? Она видела, что Платон чахнет, болеет, что Алина постепенно уничтожает его. Она мучилась, страдала, со временем всё наслоилось друг на друга в её жизни – смерть любимого мужа, распад страны. Её душа была словно обломок той стены, которую Россия уронила в бездну.

А потом на прогулке в парке Милана как бы невзначай познакомила меня с Платоном. Это оказался высокий красивый мужчина. Он сразу увлёкся мной, это было так заметно, что я смутилась. «Интересно, как он меня воспринимает? – подумала я. – Ну, да, я ведь моложе него на пару лет, симпатичная, самодостаточная, одинокая, с квартирой. Прекрасный вариант». И я поняла задумку подруги. Она решила спасти жизнь брата за мой счёт. Ну, уж нет! С какой стати! Искупить свой грех мной, ценой моей свободы! Не выйдет!

Платон восторженно глядел на меня, что-то говорил. Я скорчила недовольную гримасу, и отвернулась.

С тех пор каждый раз при встрече Милана сообщала, что Платон никак не может меня забыть. Шли годы. Платон часто звонил сестре и спрашивал:

– А как там Оля?

– Всё такая же, не меняется, – отвечала Милана.

– Потрясающе! – восклицал он.

Потом он стал болеть. Жил на лекарствах. Алина спрятала от него все таблетки. Из-за эго состояние его сильно ухудшилось, и вот наступил критический момент, Платона увезли на скорой. В больнице уже не могли ему помочь, требовалось дорогое лечение. Он позвонил сестре. Нужны были деньги, двести тысяч. Сын Миланы, работающий в иностранной фирме, дал ей эти деньги для Платона. Она передала их Алине. Но та не стала проплачивать лечение, а купила себе роскошную шубу. Платон умер.

На похоронах к Милане подошла малознакомая женщина, родственница Алины, и неожиданно сказала:

– Да, она его убила сознательно. У неё молодой любовник. И не говорите, что это тайна!

Как-то раз Милана, рассказывая всё это, упрекнула меня:

– Если бы ты тогда не отворачивалась от Платона с таким видом, будто он тебе противен, если бы ты приняла его, он был бы жив! Он бы столько для тебя сделал, квартиру бы тебе отремонтировал, новую мебель бы купил, и всё, что хочешь! Он ведь был в тебя так влюблён!

– Ну да, конечно, – сказала я, и подумала: «А оно мне надо? Зачем он мне?».

Её перепутанные временем воспоминания сплелись в фантастический узор. Она шла, украдкой вытирая слёзы души, и куталась в шаль, пряча туда талое небо этого дня – дня рождения и смерти брата. Это была одна и та же дата, и годовщина была сегодня. Она не попала на кладбище – туда её обычно возили на машине то сын, то внучка, но сегодня они были заняты. Горечь и тяжесть давили её. Она с трудом поднялась на крыльцо, вошла в подъезд. И стала забираться по ступеням к лифту. Тучная сутулая очень пожилая женщина с яркими молодыми глазами, ухоженная, одетая со вкусом. У двери квартиры на первом этаже сидел на корточках седоволосый сухощавый мужчина, он что-то ремонтировал. Вдруг он обернулся, и спросил:

– Помочь вам?

– Нет-нет, спасибо, – ответила Милана.

– Я всё же помогу, – сказал он, подошёл, и очень бережно и нежно взял её под руку. Довёл до лифта.

– Хотите, я провожу вас до квартиры? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответила Милана.

– Вы такая прекрасная дама, – сказал он, и очень нежно поцеловал её в лоб. Это был не мужской поцелуй, а какой-то неотмирный. И Милана поняла, что это было от её брата. Это он так трогательно поцеловал её через незнакомого мужчину. Милана взглянула на него. Это был пожилой армянин, но он чем-то был похож на Платона, выражение лица, глаза, фигура. Она поднялась к себе домой. И поняла, что Платон с ней, что он рад, и они вместе сейчас отметят эту дату. Достала из холодильника сухое вино, закуски, накрыла стол, поставила фото брата. На душе стало светло и уютно.

Активная блондинка в интерактивном поясе для чулок

Миниатюра

– Ты чего это чёрный пояс для чулок напялила на лосины телесного цвета?

– Это интерактивный пояс.

– Ну, ты даёшь! И топик у тебя телесный. Зачем?

– Так задумано.

– Такой вид, будто ты голая и только что сняла чёрные чулки.

– Да.

– Ну, ты даёшь! Смотри, все на тебя пялятся и фоткают.

– Да. И на видео снимают. Вижу.

– И что, как тебе это?

– Отлично. Растащат по инстаграмам, потом я стану мемом, потом меня снимут в рекламе, а это – деньги, узнаваемость, известность. И стану я медийным лицом.

– Ладно. А дальше что?

– Увидим. Самой интересно.

Она кокетливо склонила к плечу свою светловолосую головку с немыслимой фаллической причёской. Высоко над ней дымился тусклый уголёк солнца в прозрачном белье облаков. Густел знойный воздух.

– Ну, ты даёшь! – сказала я. – Это всё твои фантазии.

– А ты не понимаешь, что истина во мне, что есть на солнце пятна, и кляксы на луне. Экспромт, – сказала она с серьёзным видом, и расхохоталась.

– К чему ты это говоришь, – сказала я. – Мысли у тебя невпопад.

– Мои мысли пахнут мятой даже в маечке помятой, – добавила она, и сощурила глаза.

– У тебя не маечка, а топик, – сказала я.

– Раньше это была маечка. Я её превратила, – сказала она.

– Ты и сама превратилась, – сказала я.

– Не я, а лишь мой облик, – ответила она.

– Облик не изменился, – сказала я.

– Ну да, он вхож, как прежде, в тишину, и выхож в дождь, то бежевый, то белый, – ответила она.

– Опять это словоблудие. У тебя душа вывернулась наизнанку, – сказала я.

– Душа моя наивна и вольна, твоя ж душа побитая годами, – ответила она.

– Но-но, мы ровесницы. Наш возраст совпадает, не борзей, и пыль стряхни с седеющих бровей, – поддразнила я её.

– Это лишь возраст тел совпадает, а у души свой возраст, – сказала Злата. – Да и у тел тоже всё индивидуально, независимо от даты рождения. А брови мои поседеют не скоро, заткнись.

Не очень молодая шатенка в длинном цветастом платье подошла к нам. Невысокая, худощавая. Это была Нина из дома напротив.

– Ой, здравствуйте, рада вас видеть! – воскликнула она. – А у меня вчера был День Рожденья, дети пришли, я приготовила отварной язык, такой вкусный!

– Поздравляем, – сказали мы со Златой одновременно.

Рядом с нами остановилась Галя, балерина. Бывшая.На руках у неё пушистились две сонные маленькие чихуашки. Из кармана курточки торчал поводок. Это была узколицая брюнетка с очень прямой спиной.

– Привет, девчонки, – сказала она. – Я тоже язык покупаю, собак кормлю.

Она чихнула, и пошла дальше. Нина вдруг расплакалась.

– Ты что, в чём дело? – спросила я.

– Меня ещё никто так не оскорблял, – ответила она.

Для Нины язык был праздничным деликатесом, очень дорогим для её бюджета.

– Ну, вот ещё, расстроилась из-за чего, ну, ты что, – стала я её успокаивать. – Просто Галя вегетарианка, она хотела сказать, что мясо есть не полезно.

Нина быстро ушла, глотая слёзы.

– Какая- то она эмоциональная, – сказала Злата, глядя ей вслед.

«Сейчас она очередной экспромт нелепый выдаст, чокнутая поэтка», – подумала я. Но она промолчала. И мы пошли ко мне.

Сначала пили кофе, потом – чай, потом ели арбуз. Злата без конца болтала витиевато и загадочно, не всегда можно было уловить ход её мыслей. Это мне нравилось. Потом мы переместились в мою спальню-кабинет, и я продемонстрировала свою новую забавную лампу в виде хрустального шара, внутри которого кружились разноцветные огоньки. Они карусельно мчались по стенам, потолку, полу, и моя пёстрая кошка Мякуся прыгала за яркими бликами, пытаясь их поймать. Было очень смешно.

– Кошка у тебя шустрая какая! – восхитилась Злата. – Расскажи про неё.

– А что рассказывать, кошка как кошка, – сказала я. – Когда в Мякуське заводится скука, она идёт спать. Когда она просыпается, в ней уже нет скуки, а заодно и еды. Всё путём.

– И это всё? – протянула разочарованно Злата.

– Ну, не всё. Много ещё чего. Например, Мякуське не стыдно за хвост в кружке с чаем, за шерсть на новом пальто, за битую чашку, за покусанную рыбу, за драную мебель. За то, что она бесцеремонно лезет ласкаться, когда я занята. Ей хорошо, она – кошка, она так живёт. С этим надо смириться. Просто она классная, милая, она – мой любимый ласковый пушистик, она громко мурчит у меня под одеялом, мне тепло, уютно и радостно.

– Вот это уже полная картина, это я и хотела узреть, – сказала Злата.

– Кошка кошкой, а время летит, – намекнула я Злате.

– Время – лабиринты суеты, зной минут, и летопись мечты, – ответила она, как всегда, нелепым экспромтом.

Похоже, уходить она не собирается. А у меня ещё куча дел. Ну, если честно, не такая уж и куча, просто мелкие делишки, и желание сесть за комп.

– Знаешь, как меня дразнили в школе? – зачем-то спросила она.

– Ну и как?

– Злата злаялата.

– Забавно, – ответила я. – Пойдём, я тебя провожу. Прогуляюсь ещё раз, погода супер.

И мы пошли.

– А почему Галя вегетарианка? – спросила вдруг Злата.

– Я говорила с ней об этом, – ответила я. – И знаешь, что она мне сказала?

– Что?

– Она сказала: «Если ребёнку дать яблоко, он его съест. А если ребёнку дать кролика, он будет с ним играть».

– Ну, если ребёнок будет играть с жареным кроликом, то это уже повод обратиться к психиатру, – сказала Злата.

Я расхохоталась. Проводила до угла её дома, это рядом. И вернулась к себе.

Больше я Злату не видела. Она исчезла. На звонки не отвечала, из социальных сетей пропала, на улице и в магазине возле дома – где я с ней часто сталкивалась – не появлялась. Соседи её тоже не видели. Мы ходили в полицию, писали заявление. Никаких действий полиция не предприняла, сказали нам, что она, возможно, уехала. Мы добились вскрытия её квартиры. Там Златы не было.

– Наверно, её украли горячие кавказские парни, – пошутил полицейский, молодой весёлый здоровяк.

А здесь это так

Рассказ

– Не знаю, что и делать, Оль, – горестно произнёс Артём. – Я совсем облысел.

– А, вот почему ты всегда в бейсболке, – протянула я.

– Башка как колобок стала.

– Ну и что, многие вообще специально бреют свои черепушки, это нынче в моде.

– Мне не идёт. Помнишь, какой я пышный кудряш был? Потом плешь возникла. А теперь вообще чёрт те чё.

– Так это же брутально, зря комплексуешь, – сказала я.

– Не хочу. Чё я только не делал! К трихологам ходил, дорогие средства покупал, маски делал, втирания, шампуни специальные, столько денег угробил на всё, и без толку.

– Ну, тогда попробуй моё средство, вдруг поможет?

– О, правда, что ли? – глаза его вспыхнули, он встрепенулся, дёрнул носом как пёс, взявший след.

– Артём, я не уверена, просто попробуй. Вдруг поможет? Ты не думай, это просто настойка на моих домашних целебных растениях и ещё кое на чём, я её пью, когда заболеваю, чайную ложку в горячий чай. И вылечиваюсь. Иногда.

– А какой состав? – насторожился он.

– Алоэ, каланхоэ, золотой ус, имбирь, кайенский перец, акулий зуб.

– А зуб откуда?

– Из акулы. Гала Гри подарила, известная путешественница.

– Не знаю такую.

– Она есть в Фэйсбуке, в Инстаграме, запусти глаз туда, там фото, видео, много. За эффект настойки не отвечаю, просто эксперимент. Рискни. Кто не рискует, тот не выигрывает.

Вечером я отлила ему немного своего снадобья. Он с сомнением повертел в руках бутылочку от детского сока с моей зеленоватой жидкостью. Поблагодарил, и ушёл.

В его холостяцкой квартире было уютно и пустынно. Много простора. На подоконнике – большой кактус, который никогда не цвёл. На столе – ноутбук. Несколько книг на полке. Он прошёл на кухню, включил кофеварку. Налил себе кофе. Вынул из кармана бутылочку с зельем. Открыл, понюхал. Закрыл. И задумался. От кофе потянуло в сон, да и пора уж. Принял душ, и бухнулся в постель. Спать не давала мысль: лысая башка и зелье. Вдруг оно чудодейственное? Хотя, кто его знает, что там намешала ещё эта писательница. А может, в чём-то она права: кто не рискует, тот… Что, попробовать?

Голова слегка закружилась, или это кружится постель? Он всё же встал, прошёл на кухню, схватил бутылочку и вылил на голову всё содержимое, быстро втирая это в голову. К его удивлению, зелье оказалось тягучим и густым, словно пюре. И тёплым. Было приятно и жутко. Странно, на вид это была жидкость – подумал он. Вернулся в постель, и уснул.

Утро было яркое, солнечное, июльское. Он распахнул глаза, потянулся. И ощутил: что-то происходит. Какое-то неясное чувство шевельнулось в груди. Артём пощупал голову – и обалдел: растительность! Он подскочил так, словно его ударили током. И метнулся к зеркалу. Его голову покрывала яркая изумрудная зелень! Глянул внимательно – трава! Башка травой покрылась, как весенний луг! Сердце оборвалось. Он схватил бритву и сноровисто избавился от растительности. И вспомнил, что сегодня рабочий день! Он спустился к парковке, сел в свой «седан», и… «Странно, что я не в отпуске», – сверлила мысль, – я же… И этот газон на черепе… Мистика…