скачать книгу бесплатно
Жу не понимала, почему бабушка терпит этого грубияна, нагло говорившего и курившего на их кухне. Она могла бы парой слов осадить наглеца и выгнать его из дома, но бабушка молчала.
Ман-Дан встал, с грохотом отодвинув стул, и открыл дверь кухни. Жу мгновенно заскочила в свою комнату.
Когда Ман-Дан ушел, Жу подошла к бабушке и обняла. Под платьем на бедре прощупывалось что-то жёсткое, хрустящее. Жу непроизвольно сжала непонятный предмет, пальцами изучая его.
– Это мочеприёмник, – остановила ее бабушка.
Она некрасиво задрала юбку, Жу увидела дряблые ноги с паутинками фиолетовых сосудов, просвечивающих через кожу. На правой ляжке висел пластиковый мешок, трубка от которого кольцом была подвязана к той же ноге и уходила куда-то под трусы. В пакете было немного жидкости бурого цвета.
– Садись, – сказала бабушка, оправляя юбку. – Будем с тобой серьезно разговаривать!
Она умерла через три месяца. Последнюю неделю она кричала от боли каждую ночь. Жу металась по комнате, бабушка не пускала к себе. Жу готова была сделать все, что угодно, только бы прекратить этот крик. Она была рада, когда бабушка перестала кричать и избавилась от боли.
На похоронах Жу не было, ее забрали в тот же день, когда бабушку, увезли в морг, и она даже не знала – состоялись ли настоящие похороны. Ман-Дана девочка видела в последний раз тоже в день смерти бабушки. Он сказал собрать вещи и готовиться к отъезду. Бабушка предупреждала об этом и взяла слово, что Жу послушается бофу, когда ее не станет. Девочка только спросила:
– Куда?
Бофу ответил:
– В Москву. Благодаря мне, ты теперь будешь жить в красивом городе, в красивой школе, и у тебя будет много друзей.
Глава 3
Электрокатер неспешно резал покорную, степенно качающуюся гладь воды. Метрах в двухстах ровной улыбкой застыл берег небольшой бухты, получая шуршащие облизывающие поцелуи прибоя. Аборигены называли Байкал морем, и не просто так. Здесь, например, берег был очень уж похож на морской – с красивыми разноразмерными насупленными камнями, то гладкими, то грубо обрезанными, как будто бог хаотично обкромсал их своим большим кухонным ножом. Когда озеро шумело штормом, что случалось нередко и внезапно, никто не нашел бы различий с морским шквалом.
С правой стороны бухты стройными офицерскими рядами стояли столетние сосны, малахитовым свечением отражая выпрыгивающие из-под облачного пятнистого ковра солнечные лучи. Могло показаться, что вода озера – это красивое бирюзовое дополнение каменисто-лесного сегмента, фундаментально подпирающее его снизу, как на картине талантливого пейзажиста, но стоило повернуться, сразу становилось понятно – кто здесь хозяин, а кто дополнение. Байкал сверкал живым неровным колдовским зеркалом, распространяясь во все мыслимые границы бинокулярного зрения, белой дымкой упираясь в линию горизонта.
Дмитрий Птица ходил по Байкалу с сыном Егором. В который раз разглядывая побережье с катера, он молча любовался и млел от красоты проплывающей картины. Егор знал, о чем думает отец, и тоже любил озеро и свою деревню настолько, насколько может любить десятилетний мальчишка, а именно – он принимал как должное, всё это мерцающее, дышащее и зеленеющее изобилие, с трудом представляя, что где-то люди живут по-другому.
Мальчик рос крепким, по-деревенски здоровым и очень любознательным. Темные волосы его, пятерней уложенные на косой пробор, вступали в контраст со светлыми серо-голубыми глазами, чаще сощуренными от солнца или дурашливого пацанского смеха. Нос Егора, в отличие от отцовского, картофельного, по-девчачьи был узким у основания и кончиком своим курносо взмывал вверх. Тонкие губы изящно разрезали пространство между четко вычерченными скулами. На нижней челюсти справа красовалось неровное, большое, с грецкий орех, сметанное витилиго – осветленный участок кожи без пигмента, в летние месяцы особенно выделявшийся на загорелом лице. «Солнышко тебя поцеловало!» – говорила ему мать и громко чмокала в недородинку.
Егор управлял лодкой лет с восьми и сейчас уже твердо держал руль, прищурившись, следил за водяными искрами, вылетавшими из-под носа катера. На куртке у него красовался большой овальный значок, синий с серебром, с выбитым государственным гербом и надписью «Водная полиция». Значок принадлежал отцу – бригадиру небольшого отряда. Отец изредка поглядывал на важного Егора и усмехался.
– На Солнцовку пойдем? – нарочито позевывая, спросил Егор.
Иногда после рыбалки отец разрешал прокатится по сладким браконьерским местам, зафиксировать их новые сети и другие следы пребывания: вытоптанные поляны с приглаженной лодками седой осокой или разбросанные остатки еды. Егор мечтал хоть разочек участвовать в задержании, но отец, если видел вдалеке засуетившихся рыбаков, вызывал бригаду, сына быстро высаживал у ближайшей деревни, а сам уезжал на «операцию», как ее называл Егор.
– Нет! Сегодня домой, – тихо, но твердо ответил отец. Он увидел, как расстроился Егор, но рыбаки и без того больше четырех часов провели на озере.
Причалив к Большим Котам, отец крепко привязал лодку к кнехту и вытащил из большого ведра садок с пятью крупненькими розовощекими хариусами. Егор собрал вещи – теплые кофты, кепки, дождевики, засовывая их в большую спортивную сумку, которую накинул на плечо и спрыгнул с катера, оставив его чистым, как учил отец.
К ним неспешно подошел Петро, конопатый мужик, лет сорока, из бригады Дмитрия. Он поздоровался, насмешливо оценил улов:
– Не густо!
Отец сплюнул и улыбнулся:
– Нам хватит, Петро, знаешь.
– Знаю, – отозвался Петро, достал из заднего кармана приплюснутую пачку сигарет и закурил.
Дмитрий оглянулся на берег. По широкому каменному причалу семенили два низкорослых китайца со снастями, громко переговариваясь. Один их китайцев изображал что-то, широко расставив руки и ноги и смешно выпячивая зад. Оба громко смеялись, однако, увидев Дмитрия, замолчали и спешно начали загружать небольшую лодку, иногда воровски поглядывая на бригадира. Петро, зажав сигарету зубами, оскалился и громко спросил у китайцев:
– Ходя на рыбалку собрался?
Один из них, седой старик с черносливным лицом, зыркнул недобро, но все-таки ответил:
– Ибалка, ибалка!
Петро брезгливо скривился и тихо прокомментировал:
– Ибалка, прости господи!
Отец нахмурился, посмотрел на китайцев, потом на Петро.
– Все собрал? – спросил он, обращаясь к Егору. И, не дождавшись ответа, прикрикнул. – Быстро давай!
Китайцы вздрогнули от окрика бригадира и, как лягушата, попрыгали в лодку. Второй китаец, молодой, с грубым вертикальным шрамом-засечкой от верхней губы до носа, исподлобья взглянув на бригадира, оттолкнул катер от причала. Старый завел мотор, и они укатили, переговариваясь между собой быстрыми рваными китайскими фразами.
Петро сдавил сигарету большим и указательным пальцами, последний раз затянулся и выкинул.
– Манда завтра праздник устраивает, – хрипло сказал он.
Егор повернулся к нему и удивленно раскрыл прищуренные глаза. Дмитрий всё смотрел вслед урчащему катеру, покусывая губы.
– Какой праздник? – спросил Егор.
Мандой местные жители между собой прозвали богатого китайского бизнесмена, недавно поселившегося в деревне. Китаец был сказочно богат, всего за полгода отстроил для себя хоромы в китайском традиционном стиле, имел штат прислуги из десяти человек. Говорили, что половина новых фабрик на побережье принадлежит ему.
Как-то старожил деревни, дед Ярик, пристал к кривоногой китаянке из прислуги новосёла, спешившей из магазина домой с набитыми едой пакетами, мол, как хозяина-то вашего зовут? Китаянка визгливым голосом громко отвечала:
– Гаспазин Ман—Дан! Гаспазин Ман—Дан!
Дед Ярик крякнул от удивления и отстал. Впоследствии всем в деревне он сообщал, что богатея зовут таинственным китайским именем Манда.
Дмитрий Птица не мог объяснить, почему так сильно негодует от вторжения китайцев. Он ненавидел этих маленьких, шныряющих по деревне непонятных людей, не любил их язык – как будто пьяный, с растянутыми песенными гласными, а иногда, наоборот, прерывистый, крикливый, словно их осы кусают. Огромный, плоский, как черепаха, китайский дом за высоким каменным забором, появившийся у берега, как темное винное пятно на белоснежной скатерти растекался в сознании, в мыслях Дмитрия, катастрофично увеличиваясь, и было понятно, что не отстирать.
Теперь, видишь ли, китаец решил отметить свое новоселье и «объединение дружественных народов» национальным размашистым праздником в деревне. Петро сообщил, что почти все продукты и спиртное в местных магазинах скуплены работниками китайца. Манда искал доступы к загадочной русской душе. Дмитрию идея с дармовой попойкой очень не понравилась, но вслух он не высказался. Они распрощались с Петро и пошли домой, изредка оглядываясь на усадьбу нового жильца у берега.
Поселок Большие Коты, окруженный холмами с пышным сосновым лесом, сильно изменился за последние десять лет. Ссохшиеся избушки сменились большими каменными домами. В администрации говорили, что это стало возможным благодаря китайским бизнесменам и добровольно-принудительному меценатству, новым рабочим местам, соцпрограммам и прочему. Жители особо не вникали в межбюджетные трасферты и причины повышения уровня их жизни. Они получали нормальные зарплаты и пособия, штукатурили жилища и раскрашивали их разными красками, не жалея цвета и деревенской фантазии. Кривые одноэтажные полугнилые домики остались только у самозабвенно пьющих или наркоманов, их было по пальцам пересчитать. Сказочный городок с проведенными коммуникациями и всеми удобствами являлся нормой жизни для подрастающего Егора, но отец еще помнил время, когда были частые перебои с электричеством, сетевидения не было и в помине, а воду таскали из колодца ведрами.
Отец с сыном пересекли три улицы от берега и подошли к своему дому – большому двухэтажному сооружению из красного кирпича с чешуйчатой черной крышей, пронизанной разнообразными трубами: от камина, от плиты, от бани, а также маленькими спутниковыми тарелками. У забора отцветал лохматый куст сирени, тщетно пытаясь сохранить нежные фиолетовые кусочки жизни среди поржавевших кистей.
Зайдя в дом, Егор почувствовал запах чего-то вкусного, мясного, ароматного до невозможности, и только сейчас вспомнил, что за время рыбалки они подкрепились лишь кружкой крепкого чая без сахара.
Мать, Саша, хозяйничала на кухне, одетая в легкий спортивный костюм. Рукава толстовки были засучены, обнажая красивые предплечья, худые и подсушенные, переходящие в ухоженные кисти с длинными пальцами. Четко очерченные жгутики вен на кистях не портили красоту, наоборот, при движениях, натягиваясь как струны, придавали маминым рукам сходство с невиданным сказочным музыкальным инструментом.
– Вернулись, ребзя! – весело повернулась она к вошедшим и убавила звук на большом проекционном экране, который показывал очередное слезливое ток-шоу. – У меня горшочки! С телятиной и овощами, под соусом!
Егор увидел, что в большом духовом шкафу томятся в оранжевом жаре пузатые ушастые глиняные горшки. Именно оттуда исходил невероятный мясной аромат.
Отец подошел, привычно поцеловал мать и отдал ей сетку с уловом.
– Ого! – то ли смеясь, то ли действительно радуясь пойманным пяти рыбинам, воскликнула она, быстро выгрузила их в раковину и начала мыть и требушить, – Заморожу, потом почищу, завтра филе сделаю. – не поворачиваясь, сообщила она и добавила. – Мойте руки, ребзя, и за стол!
Егору не нужно было говорить два раза, он побежал в ванную и через минуту сидел за столом в радостном ожидании.
Мама закончила с рыбой, затем быстро и четко, как всегда, разложила приборы и деревянные круглые подставки, на которые, прихватив толстым полотенцем, водрузила огненные горшки, открыла их для каждого. Егор заглянул в свой, вооружившись вилкой, как копьем, и нацелился на добычу. Горшочек был заполнен наполовину – длинные тонкие, как лапша, кусочки телятины переплетались с брусками ароматной картошки, которая, если ткнуть, разваливалась пополам, показывая бархатную сердцевину. Малюсенькие цельные грибы показывались то шляпкой, то ножкой, бултыхаясь в сливочном маслянистом соусе. Егор запустил вилку в горшочек и начал с сырной корочки, которая покрывала часть жаркого, пуская внутрь тягучие нити, а сверху образуя застывшие коричневые пузыри.
– Осторожно, горячо, Егор, потерпи минутку! – улыбаясь предупредила мама, но тот уже закинул в себя порцию огненного блаженства и теперь, открыв рот, пытался шумно охладить его.
Отец тоже помыл руки и сел за стол.
– Какие дела? – осторожно спросила мать, чувствуя, что Дмитрий расстроен.
Тот, ковыряя вилкой ужин, устало посмотрел на нее:
– Слышала, праздник завтра будет?
– Да, Катюха сказала, – пожала плечами Саша. – Да черт с ними, что нам-то?
Ток-шоу на экране закончилось, наступило время вечерних авторских новостей, Дмитрий прибавил звук. Ведущий новостей – рослый детина (где такого только в Москве нашли?), коротко стриженый брюнет, сидел в прозрачном кресле с высокой спинкой и пристально смотрел в объектив, ожидая, когда закончится торжественная мелодия заставки, отдававшая каким-то полузабытым гимном.
– Добрый вечер! – мягко и обаятельно заговорил он, – Это новости с Алексеем Нечаевым, мы рады приветствовать вас! – он резко встал, одновременно возобновилась вдохновляющая музыка.
Нечаев был одет в облегающие брюки, кипенно—белую рубашку и маленькую жилетку в красную клетку. Он сделал несколько шагов и эффектно остановился у интерактивной стены. Фоновая картинка превратилась в меню с четырьмя большими окнами.
– Наша программа показывает только новости, интересующие вас, дорогие друзья! – гордо вещал Нечаев, делая акценты тягучими ударениями на тех словах, которые считались наиболее важными, – В нашей сетевой группе вы всегда активно выбираете то, что нужно показать всем! И сегодня ваш выбор пал на четыре новости: итак! Мы расскажем!
Музыка начала набирать обороты, дополняя торжественную речь ведущего:
– Номер один: Новая Россия, объединение с Китаем, первые результаты, что мы получили? Номер два: Рейтинг Социальных групп. Кто победил в этом году? Куда нужно вступать, если еще не успели? Номер три: Насилия дома больше не будет! В Москве устанавливают первые датчики крика. И номер четыре: дети из Социальной Группы «Юный гражданин» выходили щенка, пострадавшего в аварии, за что получили заслуженную награду! А теперь обо всем подробнее!
Картинка на заднем фоне сменилась – показали залы для заседаний, заполненные людьми в деловых костюмах. Российские и китайские очкастые ученые внимательно слушали докладчиков.
Нечаев продолжил комментировать:
– Это кадры с первого совместного научно-практического форума «Путь в науку», который проходит сейчас в Москве. В рамках Объединения специалисты из России и Китая теперь могут продуктивно работать на благо нашей общей страны. Плоды первой совместной деятельности показали на выставке, и результаты потрясают!
В репортаже показали интервью с двумя учеными. С российской стороны это была высокая и очень тонкая, как веревка, женщина с выпуклыми, многослойными глазами, вероятно из-за использования линз на глубокий минус. Китаец был приземистым и пузатым. Засунув руки в карманы, он с серьезным видом слушал через переводчик, как его русская коллега дает интервью. Дама вещала басом, глядя на репортера своими лягушачьими глазами:
– Мы знакомы с профессором Гао Вэй уже пятнадцать лет. Начали работу с его лабораторией высоких технологий в условиях международного гранта, тогда это было удобно. Но, знаете ли, все равно было много сложностей! Во-первых, передвижение наших сотрудников из страны в страну, визы, задержки всяческие, иногда не укладывались в сроки по отчетности. В гранте же все расписано по месяцам, а в жизни иногда бывают расхождения! Во-вторых, конечно, было много патовых ситуаций, много нервов, все-таки разные страны, у всех свои интересы. Иногда многое зависело не от нас, не от ученых, просто руки опускались! Потом, когда мы разработали продукт, стало понятно, что соперничество никуда не уйдет! Они хотят, чтобы приоритет был за Китаем, мы – соответственно! – профессорша широко улыбнулась, прищурившись, и стала похожа на старого мудрого индейца, – Хорошо, что мы с Гао не потеряли лицо и смогли поддерживать высокие отношения! – она повернулась к пузатому и чуть поклонилась.
– А что за продукт? спросил невидимый репортер. – Это уже не секрет?
Китаец расплылся в улыбке, снял дорогую, блеснувшую зеленым камнем запонку, и засучил рукав, обнажая пухленькую, совершенно безволосую руку.
– Изенсификасиони бряслет! – гордо провозгласил он, указывая на свои часы, и далее заговорил на китайском, который для зрителей переводили.
– Этот идентификационный браслет – просто переворот во всей нашей повседневной жизни! Он заменяет телефон, компьютер, все возможные гаджеты, а также это база электронных документов человека. Сюда входит всё – паспорт, водительские права, свидетельство о рождении, кредитная история, судимости-несудимости, брак, дети, развод. Ничего не нужно хранить или боятся потерять! Всё будет занесено в электронный браслет, который вы носите, как часы, кстати, время он тоже показывает! – китаец залился высоким смехом.
Тощая профессорша снова включилась в разговор, ласково глядя на соратника:
– Гао Вэй, позвольте добавить, что в последующем мы еще поработаем над дизайном, мы планируем сделать несколько форматов браслета – для женщин, для мужчин, для интерсекс, для детей. Разных по цвету и стилю, в общем, на любой вкус! – она повернулась к камере, – Работа браслета персонализируется и связана с вашими отпечатками пальцев, то есть никто другой на вашем браслете работать не сможет. Браслет является мощным компьютером, который всегда с собой! Он очень прост в использовании. Если, например, вы хотите поработать вне дома, то вам достаточно какой-нибудь ровной однотонной поверхности, на которую браслет проецирует экран, клавиатуру – вот, пожалуйста, – она указала на Гао, который немного отошел в сторону и на каком-то бесхозном пустом столе в холле развернул рабочую поверхность компьютера с узнаваемой заставкой. Он продемонстрировал возможность выходить в сеть, проверять сообщения ксинкси, рисовать и так далее, затем повернулся к камере, поднял правую руку, нажал что-то на браслете, после чего спроецировал во весь экран «компьютера» фотографию с изображением немного удивленного взъерошенного репортера с круглой камерой, прикрепленной к голове. Они с профессоршей дружно, как по команде, засмеялись. Русская продолжила:
– Платформа, которую мы разработали, предполагает установку в общественных местах специальных проекционных экранов, для удобства. Захотели подключиться в кафе или на вокзале, или в автобусе – пожалуйста! И сейчас, я это знаю, когда объединение России и Китая произошло, уже выделены деньги на все то, о чем мы просили! Проект будет воплощен в жизнь именно в том виде, в каком мы задумывали!
Китайский толстячок был удивительно проворным, он быстро свернул рабочий стол, ловко опустил рукав рубашки. Продолжая улыбаться, он придвинулся к профессорше и сказал в камеру.
– Рариса!
Голос переводчика снова заглушил его речь.
– Лариса Ивановна – мой друг! Мы столько лет работаем вместе! Сейчас, когда страны объединились – это счастье! У нас впереди столько возможностей. И не нужно ничего скрывать! Нет государственной тайны, потому что теперь – единое государство! Впереди нас ждет много работы и много открытий! – торжественно закончил он.
Лариса Ивановна солидарно кивала головой и в конце речи первой протянула Гао Вэй руку, которую он долго тряс, кланяясь.
На выставке также была представлена робототехника, которая уже называлась «отечественной». Зрителям предлагались небольшие яйцеголовые роботы-няни, показывающие детям развивающие видео, бесконтактные роботы-уборщики, которые «бомбят» помещение – не только устраняют пыль, но и безопасно дезинфицирует все пространство. Еще раз показали идентификационный браслет.
Картинка переместилась в студию. Нечаев пояснил, что в скором времени все совместные изобретения поступят в продажу и стоить они будут на порядок дешевле, благодаря объединению двух стран.
В следующих репортажах показали новые русско-китайские магнитные ракетные установки, доказывающие зрителю, что теперь общими силами можно дать отпор любому противнику, как бы невзначай вставили кадры про Объединенное Американское Государство. Отдельно показали Страны Нового Великого Халифата – Германию, Францию, Польшу, и в каждой у прохожих, чаще это были женщины в ярких хиджабах, спрашивали, что они думают об объединении России и Китая, на что женщины радостно кивали и говорили, что это очень хорошо, и все должны жить в мире и согласии, как случилось в их стране, когда после объединения закончились войны и терроризм. Зазвучала знакомая маршевая музыка и камера вернулась к ведущему в студию.
Дмитрий Птица раздраженно смахнул с пультового проекционного меню иконку программы, словно назойливую муху, и выключил экран.
– Обложили по полной, – мрачно отметил он, медленно и неохотно жуя.
Егор, наоборот, жадно доедал. Саша озабоченно посмотрела на мужа и начала убирать со стола, обиженно бросив:
– Кому спасибо? Мне спасибо! Спасибо, мамуля!
– Спасибо, мамуль! – быстро отреагировал Егор.
Отец встал из-за стола. подошел к небольшому стеклянному шкафу в углу и с бульканьем налил в широкий стакан коричневой маслянистой жидкости, которую тут же опрокинул в рот.
Мать почти все собрала, ждала только, когда Егор допьет чай, причмокивая и разгрызая маленькие орешки в шоколаде, которые она насыпала в вазу перед ним. Егор объелся, с трудом уже заканчивал трапезу, отдуваясь при каждом глотке, намереваясь тем не менее уничтожить побольше глазированных орешков. Мать улыбнулась и, будто спохватившись, предложила:
– Ребзя! Давайте сегодня баню, а? Давно не топили!
Отец согласился и кивнул Егору готовить дрова. Тот уже выскакивал из-за стола. Он очень уважал баню, и затопить мог сам – отец научил. Саша подошла к Дмитрию и обняла его сзади, ткнувшись лбом между широких лопаток.
– Ну, что ты, господи, – тихо сказала она. – Все будет хорошо!
Муж провел ладонью по ее красивым кистям, поймал и придавил одну венку у основания указательного пальца, но венка выпрыгнула, ускользнула и вновь набухла в стороне:
– Да, будет…
Он мягко отодвинул ее в сторону и пошел помогать Егору.
