Тайна короля Лира

Эйлин тихо рассмеялась.

– Ладно. Просто украшаем зал.

Но, закрепляя последнюю ленту, она поймала себя на мысли, что цвет её – тот же, что у обложки книги, лежащей на столе в их комнате.

После обеда всех студентов собрали в актовом зале. Гирлянды из листьев уже висели, занавеси переливались мягкими оттенками меди и золота, а запах бумаги и свежей краски ещё не успел выветриться.

На сцене стоял профессор Дэйлс – старший куратор, высокий, с серебряными волосами, в безупречно выглаженном костюме. Его голос был ровен, почти певуч, с лёгкой театральностью, свойственной людям, привыкшим к вниманию.

– Итак, дорогие студенты, – начал он. – приближается наш ежегодный праздник осеннего равноденствия. В этом году мы решили немного отойти от традиций и добавить… – он улыбнулся, выдержав паузу. – элемент тайны.

В зале зашептались.

– После основного концерта и выставки декоративных работ мы приглашаем всех желающих на вечерний маскарадный бал. – голос профессора наполнил зал мягким энтузиазмом. – Никаких обязательств, никакого особого дресс-кода. Просто возможность потанцевать, пообщаться, почувствовать себя персонажами старинной истории.

Он сделал жест рукой, словно подбрасывая мысль в воздух:

– После заката включат музыку в старом бальном салоне, всем желающим раздадут маски. Мы проводим солнце до сумерек – и встретим ночь вместе.

Студенты загудели – кто-то хлопнул в ладоши, кто-то сразу стал шептаться о нарядах.

Эйлин слушала молча. В шуме и лёгком волнении, в этом почти беззаботном настроении было что-то странно притягательное. Маскарад… Место, где все равны, и никто не обязан быть собой.

Она сидела, задумчиво проведя пальцем по узору на краю скамьи.

– Ты пойдёшь? – шепнула Тесса, склоняясь к ней с блестящими глазами.

– Не знаю. – тихо ответила Эйлин. – Возможно. Хочу посмотреть, какие маски выберут люди.

– Ну вот и отлично! – оживилась Тесса. – Пойдём вместе. Ты слишком часто прячешься в библиотеке и закапываешься в книги, пора хотя бы раз выбраться на свет. Обещаю, скучать не дам.

Эйлин улыбнулась – едва, почти неуловимо. Мысль о балах и масках обычно казалась ей пустяковой, но сейчас всё было иначе. Маска могла скрыть не только лицо, но и взгляд. А где-то среди танцующих, в этой смеси света и теней, может оказаться тот, кто писал ей письма.

Она подняла глаза на сцену – профессор как раз завершал речь, а свет из окон мягко ложился на пол, напоминая золото на старом полотне.

Эйлин подумала, что, возможно, этот бал и правда станет чем-то большим, чем просто развлечением. Она тихо сказала, больше себе, чем Тессе:

– Иногда за масками видно больше, чем без них.

Тесса усмехнулась:

– Это ты сейчас цитируешь кого-то или начинаешь философствовать сама?

– Сама. – смутившись, ответила Эйлин и опустила взгляд.

Где-то глубоко внутри она уже знала: пойдёт. Ради возможной разгадки, не может не пойти.

Часть 6.

Утро в академии было непривычно шумным. По коридорам перекатывались голоса – звонкие, оживлённые, словно сами стены вдруг вспомнили юность. Слышался стук каблуков, шелест ткани, приглушённый смех. На подоконниках стояли вазы с ветками клена и пучками сухих злаков – украшения к празднику осеннего равноденствия. Воздух пах свечным воском, бумагой, пылью и чем-то тёплым, почти домашним.

Эйлин шла по длинному коридору, стараясь не задевать суетящихся девушек. Все вокруг говорили о балах, платьях, цветах, масках. Она слушала обрывки фраз – «я возьму белое, кружевное», «он обещал прийти», «а если нас рассекретят?» – и всё это казалось ей чем-то из другого мира.

Маскарад был для всех поводом поиграть в тайну, для Эйлин – возможностью спрятаться по-настоящему. Впрочем, она и без того пряталась – просто в книгах, в мыслях, в тишине.

Зачем людям скрываться под масками, если каждый и так носит их каждый день? – подумала она, проходя мимо старинного зеркала в раме, где мелькнуло собственное отражение: тонкое лицо, чуть бледное, с прозрачными глазами, и пушистые медные волосы, собранные на затылке.

Она уже собиралась уйти в библиотеку, когда дверь в комнату распахнулась с грохотом, и влетела Тесса – вся в пёстрых лентах, с ворохом тканей и коробкой в руках.

– Нашла! – торжественно произнесла она. – Смотри, Эйлин, что мне принесли из театрального кружка!

Эйлин, не успев ничего ответить, оказалась втянута в водоворот кружев, перьев и шёлка. Тесса ловко перебирала маски – одну с позолоченными краями, другую, из чёрного бархата, третью – в форме полумесяца.

– Выбирай! – сказала она, подталкивая подругу к зеркалу. – Без маски я тебя туда не отпущу. И без платья тоже!

Эйлин растерянно провела пальцами по узорам. Слишком яркие, слишком вычурные, слишком заметные. И вдруг внизу коробки заметила нечто иное – простую, почти неброскую маску, тонкую, серебристую, с едва заметными узорами, похожими на ветви и звёзды.

– Вот эта. – сказала она тихо.

Тесса прищурилась.

– Конечно. Только ты могла выбрать самую скромную из всех.

– Но она… правильная.

Она поднесла маску к лицу. Лёгкий холод металлизированной краски коснулся кожи, и на секунду показалось, будто мир застывает.

В отражении в зеркале – не Эйлин. Или не совсем она. Глаза казались чуть темнее, взгляд – собраннее, спокойнее, как у человека, который знает что-то, чего не знают другие.

Маски делают людей смелее. Или просто честнее.

Она опустила руку, сняла маску, но странное ощущение осталось – будто за отражением кто-то всё ещё продолжал на неё смотреть.

Внизу, за окнами, колокольчик звякнул, возвещая полдень. Праздник приближался. И вместе с ним – неясное, тянущее чувство, будто всё вокруг готовится не только к балу, но и к чему-то большему.

Большой зал сиял золотом, будто в нём поселилось само солнце. Высокие окна, задрапированные полупрозрачными шторами, пропускали последние лучи дня, а вдоль стен горели сотни свечей, отражаясь в полированном паркете. Запахи воска, хвойных гирлянд и лёгкого шампанского смешивались в тёплом, густом воздухе. Слышались струнные – плавная, неторопливая мелодия, в которой хотелось остаться навсегда.

Эйлин и Тесса вошли почти одновременно с первыми тактами вальса. Тесса сверкала – не только из-за платья, но и из-за уверенности в каждом движении. Её бежево-золотое, не пышное, но лёгкое платье струилось, словно осенний дождь в золотой час. На лице сверкала маска с мягкими блёстками, обрамлённая кружевом.

Эйлин, напротив, будто растворялась в этом блеске. Её платье было глубокого, тёмно-синего цвета, похожего на вечернее небо перед закатом. На плечах – полупрозрачная шаль, подхваченная серебряной брошью. Маска – серебристая, с тонкими узорами ветвей, в которых угадывались очертания звёзд.

Если Тесса напоминала свет, то Эйлин – тень рядом с ним. Но тень внимательную, наблюдающую, ту, что хранит отражения чужих слов и взглядов.

– Вот и всё. – тихо сказала Тесса, касаясь локтя подруги. – Настоящий праздник. Люди танцуют, флиртуют, делают вид, что счастливы. Прекрасное зрелище, не находишь?

Эйлин чуть улыбнулась.

– Бал – отличный способ узнать, кто кем прикидывается. – заметила Тесса, поправляя маску.

– Гораздо легче узнать того, кто не притворяется вовсе. – ответила Эйлин, следя, как пары кружатся под музыку, как перья, кружева и бархат сливаются в одно движущееся целое.

Зал был похож на живую картину. Тени от свечей скользили по стенам, серебро и золото платьев перемешивались в мягких переливах, маски превращали лица в загадки. Кто-то неловко стоял у колонн, кто-то смеялся слишком громко, кто-то держал бокал шампанского и делал вид, что не ищет взгляда напротив. Из распахнутых окон тянуло прохладой. Ветер играл лентами и кружевом, заставляя пламя свечей дрожать, будто в зале присутствовал кто-то невидимый.

– Как думаешь, – сказала Тесса, склонившись ближе. – сколько человек здесь действительно пришли ради танцев?

– Ни одного. – спокойно ответила Эйлин.

Тесса фыркнула, но улыбнулась.

Музыка плавно сменилась другой – чуть быстрее, звонче. В толпе мелькнули преподаватели, младшие курсы, кто-то из выпускников. Голоса перекликались, смех гремел, как сотни разбросанных монет. Эйлин, стоя в стороне, ощущала всё это как будто через стекло. Красота, блеск, движения – всё было будто не для неё, а кого-то другого. И всё же внутри росло тихое волнение.

Маски делали людей одинаковыми, но в этом было странное очарование. Стирались границы. Мир будто позволял себе быть немного искреннее.

Она подняла глаза, и на миг ей показалось, что на другом конце зала кто-то смотрит прямо на неё. Внимательно и долго. Но стоило моргнуть – взгляд исчез, растворившись в золотом свете.

Праздник, казалось, только начинался. Музыка перешла в стройный, едва уловимый ритм – танец сменился другим, ещё более медленным. Вечер словно стал вздыхать в такт мелодии.

Тесса, сияющая и разговорчивая, уже привлекла внимание какого-то старшекурсника с исторического факультета – высокого, с небрежно завязанным галстуком и лёгкой улыбкой. Она обернулась к Эйлин, слегка подняла брови – мол, не возражаешь? – и, не дожидаясь ответа, позволила увлечь себя в круг.

Эйлин кивнула – автоматически, вежливо – и осталась одна.

Толпа двигалась, шумела, переливалась красками и голосами. Всё это напоминало живое, дышащее существо – огромное, радостное, но чуть безликое. Она стояла у стены, где свет от свечей тускнел, и чувствовала, как прохладная тень скользит по плечам.

Сняв одну перчатку, Эйлин взяла бокал с шампанским, почти не глядя на подавшего, и посмотрела в зал. Пары мелькали, как отражения в кривом зеркале. Маски улыбались, глаза прятались.

Она ловила отдельные слова, обрывки фраз, смех – и всё это сливалось в ровный гул. Один танцор споткнулся, и его партнёрша звонко рассмеялась; кто-то уронил веер; кто-то влюблённо склонился слишком близко.

Всё казалось одинаковым. «Все похожи на призраков чужих жизней. Никто не настоящий». Мысль проскользнула тихо, как дыхание на стекле.

Эйлин сделала глоток, чувствуя пузырьки на языке, и перевела взгляд – случайно – к дальнему краю зала. Там, у колонн, стояли преподаватели. Среди них он.

Альбирео Крацвег был без маски. Его лицо оставалось таким же спокойным и строгим, как всегда, но под мягким светом свечей в нём было что-то неуловимо хрупкое. Русые волосы, чуть тронутые золотом свечей, отливали бронзой. Светло-зелёные глаза, казалось, видели всё – и ничего не видели. Он что-то говорил коллеге, но на миг взгляд его скользнул по залу, и задержался на ней.

Эйлин почувствовала это так отчётливо, будто кто-то дотронулся до плеча. Но Крацвег тут же отвёл глаза. Она не знала, было ли это случайностью. Не знала, что именно так кольнуло её – холод его безмолвия или память о чём-то несказанном.

Музыка стала мягче, свечи дрожали, и зал будто погрузился в зыбкое, золотистое марево. Эйлин стояла, глядя в это колеблющееся пространство, где каждый танец казался повторением другого. Тени скользили по лицам, маски становились то чужими, то родными. Мир вокруг замедлился.

Музыка сменилась – теперь звучала скрипка, плавно, почти задумчиво, и зал будто замер в ожидании чего-то. Эйлин отступила от стены и направилась к длинному столу у колонн, где стояли хрустальные блюда с фруктами и бокалы. Она взяла маленькую грушу, скорее для того, чтобы занять руки, чем от голода.

Но не успела сделать и шага, как почувствовала – кто-то стоит ближе, чем должен был. Он подошел слишком тихо. Нарочно.

– Вы не танцуете. – сказал голос.

Низкий, спокойный, с легкой хрипотцой. Голос, который будто знал её.

Эйлин обернулась. Перед ней стоял мужчина – или юноша, старше её, может, на пару лет. Маска закрывала лицо практически полностью, едва приоткрывая подбородок и губы: глубокий тёмный бархат с серебряными завитками. Из-под неё виднелись чуть взлохмаченные тёмные волосы и слабая улыбка, упрямая и спокойная.

– А Вы следите. – ответила она тихо.

– Я наблюдаю. – сказал он, не отводя взгляда. – Это немного другое.

Она хотела что-то возразить, но он уже протянул руку.

– Позвольте пригласить вас.

Музыка как раз сделала мягкий поворот – и всё вокруг потекло, закружилось в новом движении танца. Эйлин на мгновение заколебалась, но потом всё же вложила пальцы в его ладонь. Движение было плавным, почти гипнотическим.

Они вошли в круг, и кто-то вокруг рассмеялся, кто-то запел, кто-то вскрикнул от восторга, но всё это стало приглушённым. Её ладонь лежала в его руке – сильной, но не властной. Он двигался уверенно, будто вёл не только её, но и пространство вокруг. Маска скользнула под светом свечей, отражая отблеск золота.

– Маски честнее, чем лица. Искреннее, живее. – сказал он вдруг.

– Почему?

– Потому что за ними не видно чувств. Они беспристрастны. Они не предают. И они молчат.

Эйлин чуть сжала пальцы, прищурившись. Фраза про молчание была брошена будто абсолютно случайно, но с тем акцентом, что её намеренность невозможно не заметить.

– Или потому, что за ними легче лгать?

Он усмехнулся.

– А Вы думаете, ложь – это то, что сложно показать лицом?

Она замолчала. Танец продолжался. Их шаги звучали почти синхронно, будто отмеренные заранее. Музыка текла вокруг, то приближаясь, то уходя, и Эйлин чувствовала, как всё внутри напряжено – и вместе с тем странно спокойно.

Чувство внутри кричало о том, что оно знает, кто этот человек. И жгучее желание правды возобладало после слов неизвестного.

– Зачем Вы мне пишете? – спросила она наконец.

Он чуть склонил голову.

– А Вам кто-то пишет?

– Не притворяйтесь.

– Притворяться – это как раз то, что Вы делаете лучше других. – ответил он. Голос оставался ровным, но в нём прозвучала тень насмешки.

Она хотела отстраниться, но он удержал её взглядом.

– Вы ведь знаете, что не всё началось с Вас, Эйлин.

– Что?

– Эта история стара, как звёзды. – его голос стал мягче. – И, если Вы ищете ответы – ищите там, где нет вопросов.

Он сделал плавный поворот, и её юбка задела край его плаща.

Эйлин почувствовала – он хочет сказать что-то ещё, личное, почти опасное. Он склонился ближе, и дыхание коснулось её щеки.

Но музыка внезапно оборвалась.

Он отступил, отпустил её руку. Маска блеснула серебром – и он растворился в толпе.

Эйлин осталась стоять посреди зала. Шум вернулся, словно ничего и не было. Танцы продолжились, кто-то засмеялся, кто-то крикнул – но для неё всё оказалось далеким, будто происходило где-то не здесь.

Она медленно опустила руки, чувствуя, как сердце бьётся слишком быстро. Там, где только что был он, – пустота. Лишь запах вина и дыма от свечей.

Она не знала, кто он.

Но была уверена – это был он. Л. Король Лир.

Часть 7.

Бал завершался медленно, как гаснет свеча – не сразу, а постепенно, оставляя после себя мягкое дыхание тепла и пепла. Музыка стихала, струны затихали одна за другой. Люди, сняв маски, улыбались уже настоящими лицами, хотя некоторые – всё равно чужими.

Тесса смеялась где-то у колонны, с кем-то оживлённо разговаривая, а потом, заметив Эйлин, замахала рукой:

– Эй! Пойдём, уже поздно!

Эйлин подняла взгляд. Мир казался чуть смазанным – огни, золотые ленты, зеркала. Всё кружилось не вокруг музыки, а вокруг её мыслей. Она оглянулась – там, где недавно стоял Л., никого не было. Ни намёка, ни тени. Только пустота, в которой всё ещё будто звенел его голос.

Они с Тессой вышли из зала одни из последних. Туфли тихо цокали по плитке в коридорах, где гасли последние лампы. Воздух пах свечным воском, холодным вином и чуть – пеплом, словно сам праздник сгорал, уходя в память.

– Он пригласил меня на выходных на ужин в ресторан, представляешь? – весело рассказывала Тесса, пока они поднимались по лестнице. – И знаешь, историки не такой уж надменные, как кажется. У него просто глаза слишком серьёзные.

Эйлин слушала, но словно издалека. Каждое слово доносилось будто сквозь вату. Она шла, прижимая к груди маску – холодную, с серебристыми узорами, похожими на ветви, сплетённые в сеть.

В комнате было темно. Тесса зажгла лампу, поставила её у зеркала и продолжила болтать, переодеваясь в ночную рубашку.

– У тебя такой вид, будто ты встретила призрака. – усмехнулась она. – Или влюбилась.

– Ни то, ни другое. – тихо ответила Эйлин.

Она расстегнула застёжку на платье, аккуратно сложила его, потом машинально открыла старую шкатулку из-под драгоценностей, стоявшую у кровати. Там обычно лежали серьги и перчатки.

Но сейчас – нет. На самом дне лежал, сложенный, листок бумаги. Бумага гладкая, плотная, будто новая.

Эйлин затаила дыхание и развернула её. На белом фоне выделялась короткая надпись, ровная, уверенная, узнаваемая:

Спасибо за вечер. За то, что вы умеете слушать тишину между словами.

– Л.

Чернила не размазались, не впитались, будто письмо только что появилось. Эйлин провела пальцем по строкам, но бумага была сухой и чистой.