Пустодомка

Анна Константинова

Пустодомка

Собрание проходило под крыльцом. Все ёрзали и помалкивали, ждали последнего. Слушали, как баба Нюра, хозяйка дома, громко топает наверху. Над головами стукнуло, брякнуло, потом между щелей закапало – случайно пролилась вода из ведра. Наконец в пыльной темноте появилась еще одна пара слабо светящихся глаз.

– Я этось… тавось, – зашептал опоздавший.

– Да чаво ты все «тавось» да «небось»? Будто недоглыздок какой, а не Домовой Хозяин. Пора ужо говОрить научиться. И не запаздывать! – отчитал его строгий голос из темноты.

Опоздавший согласно кивнул, и собрание началось.

– Дорогие товарищи! На повестке у нас дыва вопроса, – начал тот, кто всегда брал на себя руководство. – Первый – это еда. Сюня, чё у тебя?

– Блинок вот, кашки малёхо, да хлебец.

Аккуратная Сюня отряхнула руки от пыли и начала раздавать собравшимся перечисленные яства. Каждый кусочек делила на всех, поровну, никого не обделяя. Слегка подсохшую пшенную кашу разложила на кусочки бересты и чистые картонки.

– Вота: тебе – дедок-Шишок, тебе – дядь Голова, тебе – Закарка-молодчик, да нам с Чапом по дольке, – приговаривала она каждый раз. Никогда не ошибалась с порядком и перечисляла всех именно так, уже много лет.

Раньше список был длиннее, но год от года он все сокращался. Теперь их осталось всего пятеро – на три жилых двора в деревне Большое Крохино. Ведь Домовой Хозяин связан со своим домом. Пока в жилище есть жизнь, существует и он. А как дом забросят, так он и уходит, ведь быть домовым в пустых стенах – ой, как невесело.

– А тавось… баб Нюра киселёк вчерась варила… – пробормотал молодой Закарка.

– Варила, да нас не угостила, – резковато отшила его Сюня.

Она и сама хотела бы киселька малинового попробовать, да вот не досталось, чего уж тут поделаешь.

– Ишо вопрос, – продолжил Голова, – мешок овса из Шишкового сарая. Я опробовал – оказалось, не наша енто еда.

Домовые пригорюнились. Когда в недрах заброшенного сарая они раскопали старый корм для лошадей, то решили было, что смогут кормиться самостоятельно, мешок-то ведь ничейный получался. Однако выяснилось, что не питает их еда, не подаренная людьми, не радует. А когда пытались они стащить потихоньку у хозяев забытые корочки – еще хуже выходило, ворованное ведь даже людям впрок не идет, не то что уж духам домовым.

Вот и получалось, что единственной их едой были подарочки от бабы Нюры. Немолодая женщина, хоть и не слишком в духов верила, но еду им оставляла – как прабабка научила. Только этими гостинцами и жила маленькая компания домовых деревни Большое Крохино.

– Ишо вопрос, – продолжил Голова собрание. – Мои приехали наконец-то. Детишки, значится. И своих детишек привезли.

Домовики слушали внимательно. От этого вопроса зависела судьба их старшого, Головы. А по полному – Коростелькинова Домового Хозяина.

Александр Петрович Коростелькин, бывший председатель колхоза «Путь Октября», три месяца назад оставил Этот Свет. Домовые не сильно грустили, так как точно знали, куда именно люди отправляются после смерти. Однако вопрос с домом их волновал. Коли наследники забросят строение, так и останется коростелькин домовой без жилья, и идти ему тогда вслед за последним хозяином – на Ту Сторону.

Дед Шишок вот оказался один, и теперь сам не знал – на Том Свете он или еще пока на Этом. Домовые кормили его, но дедуля с каждым днем все худел. Потом разговаривать перестал, и ходить, поэтому Голова всюду таскал его с собой на закорках.

– Чё дети говорят-то? – спросила сердобольная Сюня.

– Да чё… Говорят, газу у нас нету. Не подвели.

– Какого хазу? – удивились домовые новому слову. – И кто кого подвел?

Они, вообще-то, неплохо осваивали новинки: елетричество в их деревню пришло еще давно, когда холхоз строили. Что такое ась-фальт они так и не поняли, ибо шоссе районного значения, не докатившись до первых домов Большого Крохино каких-то полмили, сделало вдруг резкий поворот и убежало в Малое Крохино, в котором дела с тех пор шли повеселее. Про соты и связи они тоже слыхали и решили, что речь идет о пасеке, но медка так и не дождались. Теперь вот – новая напасть.

– И чаво им, без ентого хазу? Не живется?

– Говорят, без няго дом не продашь.

Все в ужасе вздохнули. Продавать свой дом родной, удумают же! Тем более – детки Александра Петровича. Ведь хорошие такие, все их помнили – Ванечка да Машенька. Маленькие были, вроде еще вчера тут бегали. Не разлей вода были брат с сестричкой.

– Эх, да что там говорить, – горестно вздохнул Голова и поднялся. Высота крыльца как раз позволяла ему распрямиться. – Ишо вопросы есть у кого? – решил закончить он собрание.

– Дядь, а ведь енто три вопроса получилося.

– Чего ты, Закарка, опять надумал?

– Я говорю, три вопроса. А сказывал вначале, што два.

Голова крепко задумался, ибо при всей своей деловитости считать он не шибко любил. Даже хозяйство вел так, на глазок, что, впрочем, получалось у него всегда отлично.

– А третий вопрос был дополнительным, – объяснил он и закончил строго: – Ну, ежели все, то по домам!

Домовые начали исчезать, растворяясь в подкрылечной полутени. Недаром ведь они столько лет рядом с людьми обитают, а те их даже не замечают.

***

– Привет! Ты мой брат, значит?

Мальчик на секунду оторвал глаза от мелькания экрана и сделал жест, который можно было считать подтверждающим, затем всё-таки заговорил:

– Хай! Чё, связь тут криповая?

Так как девочка не отвечала, он повторил вопрос, перефразировав для местного населения:

– Связь, говорю, тут есть ли?

– Телефон? – очнулась собеседница. – Ну ловит… иногда.

– Ауф!

– Ты рад?

– Это была ирония.

– Ясно.

Так как связь и правда могла внушить ужас – то есть была действительно криповой – пацан небрежным щелчком выключил свою электронную жизнь и вышел в реал.

– Сашка, – представился он.

– Сашка, – хихикнула девочка в ответ.

– Я говорю, меня так зовут.

– Меня тоже.

– О, боги! – Мальчик закатил глаза и протянул девочке руку. – Ну ок, систер, предположим…

– Кузина.

– Чё?

– Я кузина тебе, а не просто систер, мы двоюродные. Усек?

– Ну, предположим.

Сашка глянул на кузину с некоторым интересом. Может, она и не совсем безмозглая курица? Девочка на вид ничем не отличалась от его одноклассниц. Хвостики на голове, две резинки – красная и зеленая. Обычная одежда. Не совсем паль, но и не фирма, конечно. Для жительницы поселка городского типа – вполне себе ничего. Он знал, что они почти ровесники – тринадцать лет обоим исполнялось в этом году.

– Ну что, тезка, го? Пошли, покажешь местность.

– Изи!

Сашка и Сашка вышли на улицу. Их сразу начал продувать ледяной октябрьский ветер. Местечко было действительно «атмосферным», как сказал бы приехавший из областного центра кузен. Хотя «зашквар» к деревне Большое Крохино тоже подошло бы, но это зависит от восприятия. Любителям «заброшек» и «русского кантри» тут бы понравилось.

Единственная улица была когда-то длинной и вела прямо к лесу. Сейчас большая часть домов стояла нежилой серой массой – пустые окна с выбитыми стеклами, покосившиеся стены, заросшие травой и кустами крылечки. Некоторые домики уже и не разглядеть за молодыми деревцами. Природа быстро забирала назад место, что когда-то с боем, потом и кровью из мозолей отобрали у нее настойчивые люди.

– И чего здесь больше не живут? – удивился Сашка. – Место ведь красивое.

Сестра махнула в ответ хвостиками – мол, не знаю.

– Тут три дома жилых осталось, без нашего будет два, – пояснила она. – Давай к баб Нюре зайдем, погреемся! Она каждый раз так радуется…

– А вы сюда часто приезжали?

– Раз в месяц обычно. Продукты дедуле привозили и вещи всякие.

Городской Сашка больше ничего не спрашивал. Ему вдруг захотелось рассказать этой новой, но такой родной сестре, что ему тоже очень хотелось бы увидеть дедушку. Хоть раз. Но… не вышло. Не успели они с отцом. Тот что-то долго собирался, всё дела на работе закрывал. Не мог вырваться. А раньше – тоже не приезжали. То ли отец был на деда обижен, то ли дед на отца, теперь это оказалось неважным.

А разноцветные резиночки уже махали ему с невысокого опрятного крылечка. Из дома доносился звон посуды, из трубы шел дым – баба Нюра готовилась к их приходу.

– Ой, деточки, ну прям вылитые родители! Ну вылитые! Я в окно-то гляжу – думаю, прям Ванечка с Машенькой прибежали. Они вот тоже все ходили парочкой. Дружные такие были! – Добросердечная бабуля даже прослезилась, угощая детей.

Готовила баба Нюра на плитке, «на баллоне», как пояснила сама, но дом отапливала печкой. Та потрескивала и распространяла вокруг волны горячего живого тепла. Городской Сашка разморился и сидел, удивительно расслабленный – от жара после холодной улицы и съеденных пирогов. А баба Нюра все не унималась:

− Значится, вас родители в честь деда обоих назвали? Это правильно. Вы ведь тезки полные получаетесь?

Кузены переглянулись.

− У тебя как отчество? – спросил Сашка сестру.

− Ивановна я.

− Ну да, и правда, полные! – ухмыльнулся брат. – Ну ладно, пользуйся, я не против.

Сашка в шутку попыталась стукнуть его, однако тут же отвлеклась.

− Баб Нюр, а что это вы делаете?

Старушка разогнулась. Дети увидели, что на маленькой лавочке, поставленной у печки, бабуля разложила какие-то кусочки – всё по крохотным тарелочкам и мисочкам.

− Детская посудка? – удивилась Сашка.

− Для домового угощение, − объяснила бабуля.

Сашка фыркнул и полез в карман за телефоном, который уже несколько минут мелодично позвякивал – видно, все-таки нашел связь. Сестра же заинтересовалась:

− Вы думаете, тут домовой есть?

− Ну, есть-нету – не знаю. Как меня научили, так и делаю. Моя бабка говорила, что Домового Хозяина обижать нельзя. Вот я гостинцы и оставляю, мне не трудно.

− А я тоже так хочу! Можно мне в квартире домового кормить? А чем кормить? Что вы ему даете? – забросала девочка бабулю вопросами.

− Можно, детка. Конечно можно! А даю я ему все то же самое, что сама ем. Вот пирожки, маслица немного, а вот тут я киселька ему налила.

При этих словах за печкой что-то пискнуло и зашебуршало.

− Еда с вашего стола не заменит пиво программисту… А если он маслины с ананасами любит? – заметил Сашка, оторвавшись от бурной переписки.

− Ох, детка, не шути! Не мы придумали, не нам и отменять. Да мне и самой так спокойнее. Когда накормлю Домового Хозяина, да скажу ему: «Дедушко-соседушко, угощайся и не обессудь!» − работа по дому так и ладится. А как забудешь – все из рук-то сыпется.

− О! Крутяк! А я думал, на Хэллоуин скучать буду! – заявил городской Сашка, фоткая «угощение для домового #странные_традиции #русскаяглубинка #спаситеменя».

− А разве… А, точно! – засмеялась Сашка.

− Чего, деточки, говорите? – не поняла баба Нюра.

− Завтра Хэллоуин, праздник всяких духов и привидений, − объяснила девочка, деловито надкусывая еще один пирожок.

− Да типун вам на язык. Не надо нам таких праздников! – ужаснулась бабуля.

− Баб Нюр, вы не правы, − прожевав, попыталась объяснить Сашка. − Праздник классный. Его весело отмечают. Дети переодеваются всякими монстрами и ходят по домам, а им все дарят сладости – конфеты там, шоколадки. Только надо сказать «Сладость или гадость». А еще тыквы везде – красивые такие, и светятся.

− Когда наряжаются и по домам еду собирают – это колядки! – авторитетно заявила баба Нюра.

− Ну да, − вмешался Сашка, который с интернетом в руках всегда чувствовал себя самым умным, − с нашими колядками много общего. Просто Хэллоуин − это иностранный праздник.

− Ох, ну так бы сразу и сказали. Иностранцы, ясное дело, пусть чего хотят, то и отмечают. А мы лучше без этого.

Баба Нюра еще долго ахала и охала, «чего только не придумают», но потом все-таки отпустила детей, насовав им пирожков в целлофановый пакет из-под хлеба.

Сашка и Сашка медленно шли по улице. После горячего чая им было тепло даже на пронизывающем ветру.

− Гля, какой дом! Вот это реально крипово! – заметил мальчик покосившееся здание, которое стояло немного на отшибе.

Наверное, когда-то давно, этот дом считался самым нарядным в деревне. Богатые резные украшения отчеркивали окна и крышу, обрамляли дверь. Много лет назад они были покрыты белой краской.

Девочка уже видела эту красоту, и ей нравилось представлять дом Шишковых новым, только что построенным… Свежие бревна еще хранят запах леса, неизвестный мастер отложил кисть и отошел, чтобы полюбоваться на резное кружево. Вокруг новостройки скачут радостные дети…

− Эй, ты чего делаешь? – не успела она остановить брата. Тот разглядывал дом, а потом решил отодрать кусок старого украшения из-под окна. − Зачем? – удивилась Сашка.

Ей стало жаль старый дом. И так разрушается красота, а тут еще этот вандал городской!

Сашка повертел отломанный кусок наличника в руках и выбросил в кусты.

− Так, думал на память взять.

− А чего тогда не взял?

− Да он грязный какой-то…

Девочка сердито зашагала назад.

− Пошли, нас родаки уже потеряли.

Брат потянулся следом, успев сделать несколько фотографий старого дома: #реальнокрипово #мойхэллоуин #ятутзастрял.

Когда проходили мимо дома баб Нюры, показалось, что под крыльцом кто-то прячется, но оба подумали, что это собака Черныш.

***

«Сбор! Общее собрание! Срочно!» – сообщение разбежалось на следующий день по всем домам Большого Крохино. На самом деле, возле старого колодца просто появилась желтая детская игрушка. Опознать это животное уже было нельзя, но само его появление для домовых много лет означало тревогу и общий сбор. Коростелькин Голова в таких случаях бывал суров, поэтому неслись под крыльцо к бабе Нюре все как на пожар.

– Вчерась же тока совещанились! – удивлялась Сюня, которая, как всегда, прибыла первой и пока раскладывала по порциям пирожки с киселем.

– Вчерась… Ну точна… – поддакнул ее супруг Чап.

Голова появился из ниоткуда с дедом Шишком в охапку.

– Все здесь? – спросил он строго, усаживая дедулю поудобнее.

– Да все-все, – пропыхтел Закарка, выбираясь из-под нижней ступеньки.

– Начинаем тогда. Повестка… Ай, ладно. В обчем, беда у нас. В шишковом доме Пустодомка объявилась.

Горестный вздох Сюни вышел чуть более громким, чем нужно. Черныш во дворе поднял ухо и прислушался.

– Да откуда ж она взяться-то могла? – спросил Чап.

– Я так думаю, из овинников она, – решил высказаться Закарка.

– Вот чё ты, вечно, молодой, несёшь? – в сердцах укорил его Голова. − Не было у Шишковых ни овинов, ни сараев больших.

– Зато куры были! – встряла Сюня. – Тама курятник старый ишо стоит. Можа, из него?

– Ну да, я и говОрю, что так, – быстро сориентировался Голова. – Куры-то они, знамо дело, опасные птицы… а я деду Шишку всегда талдычил, чтобы сараи свои проверял.

Все посмотрели на дедулю, удобно пристроенного у стены. Тот молчал и почти не подавал признаков жизни, но иногда еще моргал.

– Да тока в доме-то шишковом все обереги на местах были – и на окнах, и на дверях, и под крышей, – задумчиво протянул Закарка.

– А ну-ка, быстро проверь, не отломилось ли чаво. Да заодно глянь, чё нежить делаеть! – скомандовал Голова.

Молодой домовой незамедлительно исчез, но уже через минуту явился назад.

– Точно, дядь, угадал ты. Наличника кусок отвалился да в кусты отлетел. Вот она через окно-то и забралася. А пока, знамо дело, в подполе сидит, ночи ждёт.

– А чего она ждет-то? – запричитала Сюня.

– Да знамо чаво. Прялку искать будет, а как найдет – так сядет прясть, – пояснил Закарка. – А вот ежели не найдет – так плохо будеть. Пустодомка − она оченна злая. Всех переколотит, кого увидит. Может и насмерть зашибить, али задушить.

– Ты еще откуда знаешь? – удивился Голова.

– Так дед Шишок сказывал, када здоровый был.

– Ну, ежели дед… Так надобно ей, значит, прялку-то найтить. Сюня?

– Не дам! – рассердилась вдруг домовиха. – У меня прялочка-то последняя припасена. Более их не мастерит никто.

– Ты, Сюня, домовая несурьезная. Обчеству надо, а ты против! – строго высказался Голова.

– А ну как моей Нюрочке прясть заприспичит?

– Не приспичит. Бабы ужо и как прясть-то забыли. Давай прялку, и точка.

Охая и вздыхая, Сюня исчезла и долго не возвращалась.

– Слышь, дядь, – решился высказаться Закарка. – Мы вчерась с Сюней чаво слыхали-то…

– Опять бестолковку будешь толочь?

– Да я… тавось…

– Чё вы там слыхали-то? Говори уж, коли начал!

– Да детки твои… то есть Коростелькины… Ну, то есть, детки детей заходили к Нюре. И сказывали…

Все заинтересованно придвинулись.

– …Сказывали, праздник сявоня. Хэлло-Овин зовется.

– Тьфу ты, чё за радость така? – удивился Голова.

– Да то и радость, что праздник ентот для нас, для духов, значится. Иносранный.

– Это ты у нас странный, Закарий.

– Да не, вот дядя Чап тоже слыхал…

Чап кивнул достойно и медленно, подтверждая сказанное.

– Ну, и чаво нам с того? – не выдержал Голова.

– Ну… я тавось… Оне сказывали, что дети наряженные по домам ходют и еду всяку собирают, подарки, значится.

– Так тож колядки!

– Ну да, тока калядки те севоня будут, а не зимой.

– Ну иди, покалядуй. Можа, гостинцев раздобудешь. Тока в человека переоденься, а потом все своему хозяину отдай – тебе ж с той еды толку не будет. Пробовали мы ее обманом добывать, не идет нам впрок. Не помнишь, чтоль?

– Да в том-то и затыка, дядь Голова, что в праздник ентот дети рядятся духами – нами, значится. А мы могем и так ходить, без костюмов. И еду люди станут давать нам, домовым. Так что никакого обману!

– То есть, хозява дают ряженым угощение, будто те и не люди вовсе? – медленно проговорил Голова. – А мы духи и есть, и еда, получится, нам по-честному дадена! И чего ж ты, Закарка молчал! Вот пока сам не рассудишь, никто ничаво не дотумкает!

Закарка, Чап и даже дед Шишок одним глазом с уважением глянули на своего старшого. Вот поэтому он и Голова, что сообразить может, до чего другим далече.

– На тебе прялочку! Тока верни потом, как Пустодомка наиграется! – неожиданно заворчала Сюня, кидая Голове старое веретено. – Грузико потерялося, да этой нечисти и так сойдет. А шерсти − вон, могете у Черныша надрать. Все одно у нее путной пряжи-то не выйдет.

– Да погоди ты, Сюня! Лучше перескажи, чаво вчерась детки мои… коростелькины тута сказывали.

– Вот те раз! А прялочка-то…

– Чё ты привязалась со своей прялкой! О празднике давай. Чаво помнишь?

– Ну так… – Сюня хотела под шумок прибрать веретено назад, но Голова уже крепко держал его. – Праздник ентот иносранный…

– Слыхали ужо.

– Дети тама рядятся во всякие личины…

– Еще чаво?

– Тыквы тама нужны.

– Так… – старший строго глянул на Закарку, который низко опустил голову – про тыквы-то он и забыл, башка садовая.

– Тыквы те нужно украшать, – продолжала вспоминать Сюня.

– Как елки на новый год, что ли? – удивился Голова.

– Не, не так там было… Тыквы те надобны для украшения…

– Еще того лучше.

– А тыквы у нас есть! – перебил Чап. – У баб Нюры на огороде выросли, могем взять.

– Ну, ежели тока потом вернете.

Чап и Сюня согласно закивали.

– Ну ладно, коль тут без меня никто ничаво не помнит, пойду в библия-тхеку, погляжу. Может, чаво про тыквы на праздник и найду! – важно произнес Голова.

В деревне когда-то работала библиотека, и ведал ею отец отца нынешних Коростелькиных. А значит, здание, в котором много лет валялись забытые стопки старых книг и журналов, было тоже в ведении коростелькиного Головы. За много лет он чутка научился разбирать печатные буквы и мог прочитать небольшой, крупно написанный текст. Это его умение вызывало у остальных домовых неописуемое уважение.

– Да Пустодомкой займитесь, – распорядился Голова перед уходом, вручая Закарке старое веретено. Потом исчез, тут же опять появился, взвалил деда Шишка на закорки и отправился по своим начальственным делам.

***

– Надо с домом что-то решать!

Брат с сестрой уже не в первый раз начинали этот разговор, поэтому каждый прекрасно знал, что скажет другой.

– Я по-прежнему считаю, что его нужно продать. Вложить немного денег, сделать ремонт, косметики вполне хватит, и выставить на продажу, – высказала свое мнение Мария Александровна.

Из Машеньки она выросла во взрослую женщину. Настолько самостоятельную, что в один прекрасный день даже мужа посчитала элементом излишним. Отец Сашки был родом из этой же деревни, жил он по соседству с Шишками, дружил с Коростелькиными с детства, но крепкой семьи у них не получилось.

– Хорошо рассуждать, когда ремонт делать не тебе… – ответил брат, которого все теперь называли Иваном Александровичем.

– Хватит, Вань!

– Я по-прежнему считаю, что сюда никто не поедет и деньги мы потеряем зря. Тем более, что ремонт нужен капитальный.

– Может, ты с семьей иногда будешь приезжать отдыхать? Тут места хорошие!

– Да у нас вся страна – отличные места, только не до всех доведены дороги и газ. А без газа, знаешь ли…

– Баб Нюра говорила…

– Твоя баб Нюра говорит, что у нее домовой живет.

– И тем не менее. Она с привозным газом прекрасно справляется.

– Сестренка, ну открой ты глаза…

Спор, как всегда, зашел в тупик.

– Эй, молодежь, чего расшумелись?

В дверь без стука ввалился сосед – дядька Захар. Обдав Коростелькиных застарелым перегаром, он присел на лавку у теплой печи и вытащил из кармана пальто небольшую бутылочку.

– Помянуть бы надо Лександара Петровича, царство небесное.

– Сейчас, дядь Захар, я тарелки принесу, – засуетилась Мария Александровна.

– Напоминались уже! – с досадой проговорил Иван Александрович, однако отказать гостю не смог, присел к столу.

Из-за занавески, отделяющей вторую комнату, высунулась голова с двумя хвостиками и сразу исчезла.

– Давай, раздавай, – проговорила Сашка, бухаясь на кровать, которая заходила под ней ходуном. – Это дядька Захар, теперь он надолго.

Брат начал раскидывать по одеялу карты из засаленной колоды, которую дети нашли на подоконнике.

– Я тебе еще два щелбана должен.

– Щас я отыграюсь…

– Ага-ага, так же, как и в прошлый раз…

– Дети, вы чего затихли? Не скучаете? – спросил Иван Александрович, неожиданно заглядывая в теплый закуток.

– Чилимся без движа, не мешаем, выполняем предыдущий приказ. Чекать нас каждые десять минут считаю овердофига, это, кстати, признак токсичных отношений и буллинга.

Отец исчез за занавеской, громко выпустив воздух из легких.

– Чего ты с ним так? – тихо спросила Сашка.

Брат скривился, давая понять, что обсуждать это не собирается.

– Я вот считаю, что вам дом продавать не надо! – чуть громче, чем стоило, распинался за столом уже пьяненький гость.

– Вот послушай, что умные люди-то говорят! – поддел сестру Иван Александрович.

– Дядь Захар, давайте, я вас домой провожу, темнеет уже! – предложила Мария Александровна, испепелив брата взглядом.

– Ой, Машенька! Ты же моя дорогая!

Горький пьяница Захар был не шумным и спивался тихо, в одиночестве. Раньше он слыл умницей и мастером на все руки, вот только в последнее время эти золотые руки все чаще тряслись.

Выпроводив его, наконец, Мария Александровна вернулась в теплую светлую комнату и села за неубранный стол, начала катать по клеенке хлебный шарик.

– По-твоему, надо дом просто бросить, пусть разрушается? – устало спросила она брата.

Тот поглядел на закуток за занавеской. Дети только что обнаружили на двух косяках старые метки роста и теперь веселились вовсю, сравнивая себя с родителями.

– Мам, а я тебя выше! Там твоя черточка есть на 13 лет! – радостно крикнула ее дочь.

Взрослая женщина стиснула зубы, стараясь не разреветься.

– Слушай, я тоже не железный! – проговорил Иван Александрович, трогая сестру за руку. – Но пойми, если даже и продадим дом, его все равно снесут и построят новый.

Она кивнула, однако смогла выдавить последний аргумент:

– Их тут только двое останется на зиму – баб Нюра да дядя Захар.

– Ну, знаешь, у них свои родственники есть, пусть о них и думают. Если уж такая добрая, можешь переезжать сюда с Сашкой и жить – и зимой, и летом. Кажется, на такое ты не способна? Тогда о чем речь?

Мария Александровна посмотрела на брата внимательно. Когда он успел стать таким? Рассудительным, жестким, и, самое ужасное – всегда правым. С ним теперь невозможно спорить. Он во всем и всегда прав.

В дверь постучали.