Воля тьмы

Константин Рэйди

Воля тьмы

Глава 1

Холодный пот проступил на лбу, а в горле скребло, словно песчинки. Яблоко, стыренное с кривого прилавка старого, полуслепого Герда, торговца вялыми травами и надеждами на исцеление, царапало слизистую терпкой кислятиной, оставляя во рту привкус земли и старой кожи. Лира, прижавшись худой спиной к шершавой, поросшей мхом стене полуразрушенного дома, жадно вгрызалась в твердую мякоть, стараясь не обращать внимания на гниль, пропитавшую каждый сантиметр этого квартала. Она прислушивалась к гвалту рыночной площади, словно к дыханию огромного, непредсказуемого зверя. Толпа кричала, спорила, торговалась, словно сотня голодных гиен, дерущихся за протухшую кость. Солнце, обманчиво яркое, но уже склонившееся к закату, окрашивало лоскут неба над крышами Гнилого Края в вульгарные багряные и грязно-золотые мазки. Этот короткий, но претенциозный парад красок, обычно вызывающий у горожан, живущих в более благополучных районах, немые вздохи восхищения, здесь выглядел лишь злой иронией, неспособной хоть на миг скрыть убогость, нищету и безнадежность квартала, где она выросла, как сорняк, пробивающийся сквозь треснувший камень.

Длинные, каштановые волосы, местами выгоревшие на солнце, заплетены в небрежную косу, которая то и дело выбивается, обрамляя её лицо мягкими прядями. Глаза Лиры, цвета лесного ореха, обычно лучащиеся наивностью и любопытством, сейчас полны тревоги и настороженности, словно отражают грядущие испытания. Она одета в простую, но удобную одежду: поношенную кожаную куртку, грубые штаны и высокие сапоги, свидетельствующие о её готовности к долгим переходам.

Площадь бурлила жизнью – грязной, зловонной, но, тем не менее, жизнью. Торговцы, с лицами, измазанными землей и потом, хрипло зазывали покупателей, расхваливая свой товар так, словно от него зависело их выживание.

– Свежие огурцы! Только сегодня!

– Целебные травы от всех болезней! Кто купит, тот счастлив будет!

Стражники в тусклых, местами проржавевших доспехах лениво патрулировали ряды, их взгляды, усталые и равнодушные, скользили по лицам, выискивая малейший признак беспорядка или неповиновения. Уличные попрошайки, костлявые и грязные, словно выкопанные из забытой могилы, тянули свои тонкие, дрожащие руки к прохожим, надеясь на жалостливую монетку, брошенную из милости. Лира знала этот хаос наизусть, словно выучила наизусть грязные улицы и кривые переулки. Она была частью этой паучьей сети переулков, незаметным элементом, ловким паучком, выживающим за счет чужой рассеянности и удачно оброненных монет.

Доев яблоко до твердой сердцевины, Лира ловким движением руки бросила огрызок в грязную канаву, где он тут же слился с общим пейзажем гнили и нечистот, будто его там всегда и место было. Сегодня день выдался на удивление прибыльным, даже пугающе щедрым. Она незаметно стянула увесистый, набитый до отказа кошель у толстого мясника, чье лицо расплывалось жирными складками, словно тесто, а язык был острее и ядовитее любого ножа. Мясник любил спорить с покупателями, упрямо доказывая, что даже протухшая падаль заслуживает высокой цены, а кошелек, судя по довольной тяжести в руке, был набит серебряными монетами, а, может, даже и редким, сверкающим золотом. Пора сматываться. Даже самый близорукий стражник рано или поздно заметит воровку, стоящую посреди рыночной площади и подсчитывающую добычу, как жадный гном, охраняющий свое сокровище.

Но стоило ей сделать всего пару шагов из тени, планируя маршрут побега через запутанные переулки, как хриплый окрик, прорезавший какофонию звуков площади, заставил ее замереть на месте, словно прикованную невидимыми цепями.

– Эй, ты! В лохмотьях! Куда это собралась, а?

Лира не обернулась, притворившись, что окрик адресован не ей. Она уже ощущала на себе тяжелый, подозрительный взгляд стражника.

Слишком близко.

Слишком много потенциальных свидетелей.

Слишком высокий риск.

Она глубоко вздохнула, стараясь не задохнуться от вонючего коктейля, состоящего из ароматов гниющих овощей, нестиранной одежды и пролитого пива, и, словно юркая, серебристая рыбка, нырнула в узкий проход между двумя лавками, бесследно исчезая в надвигающейся тени.

Переулок встретил ее, как старый друг, знакомым смрадом гнили, мочи и дешевого табака. Лира поморщилась, стараясь не дышать слишком глубоко, чтобы не почувствовать тошноту, но не замедлила шаг. Она знала, что стражник не отстанет, по крайней мере, сразу. Они всегда пытались показать свою власть, доказать свою значимость, особенно над такими, как она – сиротами, бродягами, отбросами общества, которых можно было безнаказанно пнуть ногой, как бродячую собаку, и отправить валяться в грязной канаве, не боясь получить отпор.

Она пробиралась сквозь лабиринт узких улочек, словно голодная крыса по темным норам, словно инстинктивно чувствуя приближение опасности где-то за спиной. Мимо проплывали обшарпанные дома с покосившимися окнами, из которых тянуло сквозняком и отчаянием, словно из открытой могилы. Грязные, оборванные дети, с лицами, измазанными грязью, играли в пыли с обглоданными костями животных вместо игрушек, и изможденные женщины, чьи лица были испещрены глубокими морщинами и безнадежностью, словно вырезанными острым ножом, развешивали на веревках серое, пахнущее плесенью белье, похожее на призрачные саванны. В Гнилом Крае жизнь была жестокой и беспощадной, каждый день – это была отчаянная битва не на жизнь, а на смерть, и в этой битве выигрывали, к сожалению, далеко не все.

В одном из особо темных и узких переулков, настолько узком, что, казалось, можно было дотянуться рукой до обеих стен одновременно, она заметила крошечную лавку, словно случайно затерявшуюся среди грязных и убогих строений. Лавка была забита до отказа старыми книгами в кожаных переплетах, пахнущими пылью и давно забытыми секретами, и пучками сушеных трав, излучающих странный, пряный аромат, словно намек на далекие страны и чудесные исцеления. Над покосившейся, скрипучей дверью висела обветшалая табличка с выцветшей надписью, едва различимой в полумраке: “Мудрость Предков”. Лира никогда не заходила туда. Она не умела читать – роскошь, недоступная для уличных сирот, вынужденных бороться за каждый кусок хлеба. А мудрость предков, как она наивно полагала, абсолютно бесполезна для тех, кто пытается не умереть с голоду и не попасть в лапы к алчным и жестоким городским головорезам.

Найдя укромный уголок за покосившимся забором, ограждающим заброшенный сарай, заросший колючим кустарником, Лира, наконец-то, достала из-за пазухи кошель мясника. Он оказался значительно тяжелее, чем она предполагала, даже сквозь толстую ткань лохмотьев чувствовалась приятная тяжесть монет. Пальцы дрожали от волнения и предвкушения. Пересчитав монеты, стараясь не привлекать лишнего внимания к своей скромной персоне, Лира невольно ухмыльнулась, чувствуя, как тепло распространяется по всему телу. Сегодня она точно не будет голодать, а, может, даже сможет позволить себе кусок свежего, душистого хлеба, а не черствый, заплесневелый сухарь, который она обычно покупала у старой карги, торгующей остатками еды на задворках рынка. И, может быть, даже…

Внезапный хриплый голос, словно скрежет ржавого металла, заставил ее подпрыгнуть от испуга, чуть не выронив драгоценный кошель.

– Эй, красотка, не хочешь поделиться своим богатством?

Лира судорожно обернулась, и ее взгляд встретился с мутными, наглыми глазами незнакомца. Перед ней стоял тощий мужчина, одетый в грязные, рваные лохмотья, пропахшие мочой и дешевым пивом. Его лицо было покрыто рыжей щетиной, гнилые, редкие зубы оскалились в подобии угрожающей улыбки, а мутный, затуманенный взгляд ясно говорил о том, что он пьян и, следовательно, чрезвычайно опасен. От него исходил тошнотворный запах кислых помоев и немытого, потного тела.

– Оставь меня в покое, – огрызнулась Лира, инстинктивно пряча кошель за спину, словно это могло ее защитить. Она понимала, что ей, хрупкой и беззащитной девчонке, вряд ли удастся справиться с пьяным, озлобленным мужланом, но она не собиралась сдаваться без боя. Это ее добыча, заработанная потом, кровью и риском, и она не позволит какому-то подонку просто так ее отобрать.

– Ну что ты, не будь такой жадной, – прохрипел мужчина, делая шаг вперед и нагло перекрывая ей единственный путь к отступлению. Его взгляд скользил по ее фигуре, словно голодный волк выбирал самый лакомый кусок. – У меня тоже есть желания… И, может быть, ты сможешь помочь мне их исполнить.

Лира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это был знакомый, леденящий кровь страх, посещавший ее каждый раз, когда она оказывалась в опасной ситуации. Сердце бешено заколотилось в груди, словно пойманная птица, а в животе образовался тяжелый, ледяной ком.

Внезапно, словно по волшебству, словно ангел-хранитель услышал ее немой призыв, из-за угла выскочил старый торговец деревянными игрушками, которого она видела утром на площади, громко напевающий под нос какую-то бессмысленную песенку. Его лицо было красным от гнева, а в руках он сжимал крепкую, дубовую трость, словно оружие возмездия.

– Эй, ты! Отброс общества! – закричал он, размахивая тростью, словно палач топором. – Оставь девчонку в покое, грязный пес! Иначе я позову стражу! Слышишь меня, мерзавец?

Мужчина, испугавшись громкого крика и угрожающего вида торговца, шаткой походкой, спотыкаясь и бормоча что-то невнятное и злобное, поспешно скрылся в темном переулке, растворившись во мраке, словно его и не было никогда. Лира облегченно выдохнула, чувствуя, как напряжение медленно покидает ее тело, словно вода уходит в песок.

– Спасибо вам большое, – сказала она торговцу, искренне благодарная за его неожиданную и своевременную помощь.

Старик улыбнулся, показывая беззубый рот, и поправил на носу кривые, сползающие очки.

– Не за что, дитя мое, – проскрипел он своим старческим, слегка дрожащим голосом. – Будь осторожна, девочка. В этом городе полно хищников, больших и маленьких. Все хотят урвать свой кусок, а особенно любят нападать на одиноких, беззащитных. Не забывай об этом, никогда.

Лира кивнула, понимая, что он абсолютно прав. Она знала это лучше, чем кто-либо другой.

– Знаешь, – продолжил торговец, понизив голос до шепота и оглядываясь по сторонам, словно боялся, что их случайно подслушивают, – ходят слухи, что в городе появился новый благодетель, щедрый правитель. Говорят, он может исполнить любое желание, какое только можно себе представить.

– Любое? – скептически переспросила Лира, приподняв тонкую бровь, словно не веря ни единому слову. Она не верила в сказки, не верила в чудеса. В ее суровой жизни, в ее мире, наполненном грязью, голодом и отчаянием, не было места для сказочных благодетелей и исполняющихся желаний.

– Говорят, что любое, – подтвердил старик, таинственно подмигнув и поправляя вязаную шапку. – Но цена за это великое благо велика, очень. Говорят, он забирает души твоих самых близких, тех, кого ты любишь больше всего на свете.

Лира нахмурилась, задумавшись над его словами, словно пытаясь понять, есть ли в них хоть капля правды.

– Близких? – она криво усмехнулась, в ее голосе слышалась горечь и сарказм, словно она выпила глоток прокисшего молока. – У меня никого нет, старик. Никого, кто мог бы считаться моим близким. Я одна в этом мире.

– Тем лучше для тебя, дитя мое, – вздохнул торговец, печально покачав седой головой. – Значит, тебе нечего терять. Значит, ты свободна. Но помни, Лира: даже у тех, у кого, казалось бы, ничего нет, всегда найдется что-то, что можно потерять. Счастье, свобода, жизнь… Береги их, девочка. Береги их, как зеницу ока.

Внезапно, Лира увидела, как рядом с ними упала старушка, с морщинистым лицом и дрожащими руками. Ее корзина с яблоками рассыпалась, и фрукты покатились по грязной мостовой.

– Ох, беда-то какая, – прошептала старушка, пытаясь подняться, но у нее ничего не получалось.

Лира, не раздумывая, подошла к ней.

– Вам помочь? – спросила она.

– Ох, спасибо, милая, – ответила старушка. – Ноги совсем не держат.

Лира помогла ей подняться и собрала рассыпавшиеся яблоки.

– Вот, держите, – сказала она, протягивая корзину.

– Спасибо тебе, девочка, – улыбнулась старушка. – Добрая душа у тебя. Дай тебе Бог здоровья.

Лира пожала плечами и отошла, не желая привлекать к себе внимание.

Лира достала из кошеля несколько медных монет, отдав их торговцу в знак благодарности, и купила у него маленький деревянный кулон в форме волка. Она внимательно осмотрела искусно вырезанную фигурку, словно пытаясь разглядеть в ней нечто большее, чем просто кусок дерева. Наконец, она надела кулон на тонкую, грязную веревочку и повесила на шею, чувствуя, как холодное дерево приятно согревается на ее коже, словно отдавая часть своего тепла.

Вечером, сидя на крыше заброшенного дома, одной из немногих крыш в Гнилом Крае, с которой открывался захватывающий вид на весь город, Лира смотрела на замок Каина, возвышающийся над городом, словно зловещая тень, брошенная исполинским чудовищем. Замок сиял тысячами огней, словно маяк, заманивающий тех, кто отчаянно нуждается в исполнении своих самых сокровенных желаний, тех, кто готов отдать за них все, даже свои бессмертные души.

– Каин, – прошептала Лира, сплевывая с отвращением на шершавую черепицу. – Я приду за тобой. И я заставлю тебя заплатить за все страдания, которые ты причинил этому городу. За все, что ты отнял у тех, кто не мог защититься.

Она потерла пальцами волчий кулон, ощущая под пальцами грубую, но надежную резьбу.

– У меня нет родственников, которых ты мог бы забрать, Каин, – с горечью подумала она. – У меня нет семьи, которую ты мог бы мучить и сломать. Но у меня есть кое-что другое. У меня есть ненависть. Ненависть, которую я вынашивала годами, ненависть, которую я питала каждой несправедливостью, каждой болью, каждой потерей. И этой ненависти хватит на всех нас. Ее хватит, чтобы разрушить твой проклятый замок и твою лживую власть, построенную на слезах и отчаянии.

Глава 2

Последний, робкий луч солнца, просочившийся сквозь зияющие дыры в прогнивших крышах Гнилого Края, погас так же внезапно, как искра, упавшая в холодную воду. Ночь опустилась на город, словно тяжелый, бархатный занавес, скрывая убогость трущоб и выставляя напоказ великолепие замка Каина, словно бриллиант, сверкающий на фоне кучи мусора. Лира, закутавшись в свой старый, пропахший дымом и потом плащ, словно в ненадежную броню, скользнула в ночную тьму, направляясь к своей единственной цели – к замку Каина, возвышающемуся над городом, словно надменная корона, выкованная из лунного света, звездной пыли и чужих, несбывшихся надежд.

До замка было далеко и опасно. Нужно было пересечь весь Гнилой Край, миновать лабиринты трущоб, где даже в темноте можно было почувствовать смрад гниющих отбросов, перемешанный со сладковатым запахом страха, исходящим от голодных крыс и озлобленных, готовых на все обитателей. Затем – зловещую нейтральную полосу, узкую полоску выжженной земли, отделяющую бедность от богатства, тьму от яркого, искусственного света. И, наконец, неприступные стены замка, словно ощетинившиеся каменные зубы, готовые в любой момент сомкнуться и раздавить любого, кто осмелится подойти слишком близко, кто осмелится нарушить покой “Правителя”.

Лира помнила этот путь наизусть, словно он был выжжен на ее ладонях. Последние несколько дней, после трагического события на рыночной площади, она посвятила тщательному изучению периметра замка, словно опытный стратег, выискивающий бреши в обороне, слабые места в непробиваемой броне. Она была почти уверена, что найдет их, эти трещины. В любом, даже самом неприступном замке, есть свои уязвимости, есть щели, через которые можно проскользнуть, если обладать достаточной ловкостью, достаточной хитростью и, самое главное, достаточной долей отчаянного безумия.

И вот, наконец, она у цели. Перед ней возвышались огромные, черные ворота замка, словно вход в царство мертвых, охраняемые двумя стражниками в блестящих, но холодных доспехах, отражающих свет факелов, словно пустые глаза. Факелы, закрепленные на высоких стенах, отбрасывали зловещие, танцующие тени, превращая обычные камни в причудливых монстров, готовых в любой момент сорваться с места и наброситься на непрошеного гостя. В воздухе витал слабый, но отчетливый запах железа и крови, напоминающий о тех, кто пытался проникнуть в замок раньше, и поплатился за это своей жизнью.

Лира прижалась к холодной, шершавой стене, стараясь слиться с густой тенью, отбрасываемой высоким деревом. Она знала, что не сможет пройти через главные ворота. Это было бы чистым самоубийством, глупой и бессмысленной тратой времени. Она знала, что ее ждет другая дорога – узкая, извилистая тропа, ведущая вдоль стены, к тому месту, где, по ее тщательным расчетам, должна находиться та самая брешь, тот самый шанс проникнуть внутрь.

Добравшись до условленного места, Лира с облегчением выдохнула. Она была права. В стене зияла большая, небрежно заделанная дыра, достаточно широкая, чтобы пролезть даже с мечом за спиной. Осторожно оглядевшись по сторонам, убедившись, что поблизости нет патрулей, Лира, словно тень, протиснулась сквозь грязное отверстие, оказываясь, наконец, на территории замка Каина.

Мир, в который она внезапно попала, резко, ошеломляюще отличался от грязного и нищего Гнилого Края, словно она переступила порог, отделяющий ад от рая. Здесь царила чистота и безупречный порядок, словно каждый камень мостовой был тщательно выметен невидимой рукой, словно каждый куст был пострижен с маниакальной точностью. Газоны, изумрудно-зеленые и мягкие, словно ковер, приятно пружинили под ногами, а в воздухе витал приятный, едва уловимый аромат экзотических цветов и дорогих благовоний, привезенных из далеких стран. Вместо смрада и удушливой грязи – изысканный аромат, кружащий голову и вызывающий легкое головокружение, вместо голода и отчаяния – ощущение сытости, достатка и ленивого спокойствия. Это был другой мир, мир, в котором жили избранные, те, кто заключил сделку с Каином, те, кто продал душу за исполнение своих самых сокровенных желаний.

Лира шла по узким, извилистым коридорам, стараясь не шуметь, стараясь оставаться незамеченной. Она прекрасно понимала, что в замке полно стражников, готовых разорвать ее на мелкие кусочки за малейшую провинность, за малейшее подозрительное движение. Она прижималась к холодным, каменным стенам, словно тень, скользила мимо запертых дверей, заглядывала в темные ниши, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому приглушенному звуку.

В одном из коридоров, отделанном дорогим деревом и украшенном гобеленами, изображающими сцены охоты, она услышала приглушенные голоса. Прижавшись ухом к двери, украшенной серебряной ручкой, она прислушалась, стараясь разобрать слова.

– Говорят, сегодня Правитель особенно щедр, – прошептал один голос, дрожащий от страха и предвкушения.

– Щедр? – презрительно усмехнулся другой голос, звучащий более грубо и самоуверенно. – Не смеши меня, Гертруда. Он не щедр, он дьявол во плоти, одетый в бархат и кружева. Он дает тебе то, что ты хочешь, все твои самые сокровенные желания, но взамен забирает самое дорогое, что у тебя есть, твою душу, твою семью, твое будущее.

– Но что делать? – прошептал первый голос, почти плача. – У меня нет выбора, Хьюго. Моя бедная жена умирает от ужасной болезни, и только Каин, только он может ее спасти. Больше никто.

– И что ты отдашь ему взамен, глупец? – спросил второй голос, злобно шипя. – Свою душу? Свою свободу?

– Я отдам все, что угодно, – ответил первый голос, и Лира отчетливо услышала, как он всхлипнул. – Я отдам все, что у меня есть, лишь бы она выжила, лишь бы она снова улыбнулась.

Лира содрогнулась, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. Она прекрасно понимала, что происходит в этом роскошном замке, полном зеркал и золота. Здесь действительно исполнялись желания, но за каждое исполненное желание приходилось платить ужасную, непомерную цену. Здесь люди продавали свою жизнь, свою любовь, свою человечность за мимолетное счастье, за иллюзию благополучия.

Она продолжила свой путь по бесконечным коридорам, полным теней и шепотов, и вскоре вышла к большому, просторному залу, освещенному тысячами мерцающих свечей, словно кусочками упавших звезд. Зал был украшен дорогими картинами, изображающими мифологические сцены и портреты знатных особ, а пол был устлан мягким, персидским ковром, на котором почти бесшумно ступали ноги.

В зале толпились люди, одетые в дорогие, изысканные одежды. Они стояли в длинной, извилистой очереди, словно в ожидании смертного приговора. На их лицах читалось нервное напряжение, надежда, страх и отчаяние. В конце зала, на высоком, резном троне, сделанном из черного дерева и украшенном драгоценными камнями, восседал Каин, словно безжалостный бог, готовый даровать милость или обрушить свой гнев.

Он был одет в черный, бархатный костюм, идеально подчеркивающий его стройную фигуру, на его тонких пальцах сверкали массивные перстни с драгоценными камнями, а его лицо, казалось, излучало мягкий, призрачный свет, словно он был создан из лунного серебра. Он был невероятно красив, чертовски привлекателен, но в его глазах читалась такая бездонная пустота, такая всепоглощающая тьма, что Лире стало по-настоящему страшно, словно она заглянула в самую бездну, в самое сердце зла.

Она наблюдала, спрятавшись в тени за колонной, как Каин заключает свои мерзкие сделки. Он улыбался, обещал, клялся в вечной верности, а потом, словно коварная змея, обвивающая свою жертву, медленно и неотвратимо высасывал души из своих доверчивых жертв. Она видела, как отцы, обливаясь слезами, отдают своих детей, мужья – своих жен, матери – своих престарелых родителей, лишь бы получить то, что они так отчаянно желали, лишь бы на миг почувствовать себя счастливыми, успешными, любимыми. Она чувствовала, как ее переполняет отвращение, гнев, ярость, все смешалось в ее голове в единый, обжигающий клубок.

Вдруг ее взгляд случайно упал на мужчину, стоящего прямо перед троном Каина. Он был одет скромно, но чисто, и в его глазах читалась глубокая, невыразимая печаль. Он просил исцеления для своей любимой, тяжело больной дочери, которая медленно угасала на его руках. Каин, как всегда, с улыбкой согласился, но взамен потребовал душу его молодой, любящей жены.

Мужчина застыл на месте, словно пораженный молнией. Он колебался, разрываясь между любовью к дочери и любовью к жене. Он смотрел на Каина, словно ища в его лице хоть каплю сострадания, потом отводил взгляд на толпу, надеясь найти поддержку, потом снова смотрел на Каина, умоляя его о пощаде. В его глазах читалась такая невыносимая боль, такое глубокое отчаяние, что Лире стало физически плохо.

– Я… я согласен, – прошептал он, еле слышно, словно выплюнул слова вместе с последней надеждой, и горькие слезы, словно проклятие, потекли по его щекам, оставляя грязные полосы на его бледном лице.

Лира почувствовала, как ее охватывает обжигающая ярость. Она больше не могла этого выносить. Она больше не могла стоять в стороне и наблюдать, как гибнут люди. Она не могла позволить Каину и дальше творить свои злодеяния. Она должна что-то сделать, должна остановить это безумие. Она, движимая внезапным, необъяснимым порывом, шагнула вперед из тени, намереваясь остановить Каина, во что бы то ни стало, но вдруг чья-то сильная рука внезапно схватила ее за плечо, останавливая ее на самом краю пропасти.

– Не делай этого, девочка, – прошептал незнакомый, приглушенный голос прямо у нее над ухом. – Не сейчас. Ты только все испортишь. Не время.

Лира, удивленная и сбитая с толку, резко обернулась. Рядом с ней стоял высокий, худощавый мужчина, одетый в темный, бесформенный плащ с капюшоном, скрывающим большую часть его лица, оставляя видимыми лишь бледные губы и пронзительные, серые глаза, полные грусти и глубокого понимания. Он смотрел на нее с сочувствием и сочувствием.

– Кто ты такой? – спросила Лира, настороженно глядя на незнакомца.

– Это не имеет значения, девочка, – ответил мужчина, сохраняя спокойствие. – Не сейчас. Важно лишь то, что ты делаешь здесь, в этом проклятом месте, в логове зверя.

– Я пришла, чтобы остановить Каина, – твердо ответила Лира, не отводя взгляда от мужчины.

Мужчина слабо усмехнулся, в его усмешке чувствовалась горькая ирония.

– Остановить Каина? – переспросил он, покачав головой. – Ты наивна, девочка. Ты совершенно не понимаешь, с кем тебе предстоит иметь дело. Ты думаешь, что это так просто? Ты ошибаешься.

– Я все прекрасно понимаю, – уверенно ответила Лира, сжимая кулаки. – Я вижу, что он творит с этим несчастным городом. Я вижу, как он методично высасывает души из отчаявшихся людей, оставляя после себя лишь пустые оболочки. Я должна остановить его, во что бы то ни стало.