скачать книгу бесплатно
Предопределение. Рождение
Константин Негода
В книге автор в поэтической форме рассказывает о своем рождении как писателя. Для этого он создает себе виртуального помощника, и встречается с Прустом, Джойсом, Кафкой и Вирджинией Вулф.
Предопределение. Рождение
Константин Негода
© Константин Негода, 2023
ISBN 978-5-0060-5447-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Необязательное введение
Ни для кого не секрет, что введение пишется в последнюю очередь, иначе как можно предварить то, чего еще нет. Вот уже разобраны строительные леса, на которых работал автор, и спрятаны все вспомогательные подпорки. Читатель не должен это видеть, не нужно проверять на прочность его эстетическое чувство.
Такой порядок вещей напоминает уловки Бога, Который будучи над временем, представляется временным, одной с нами природы. Ему известно все. А от нас будущее скрыто. Мы даже стали забывать свое прошлое. И на главный вопрос: «есть ли Он?», отвечаем надеждой дерзновения. Этого обычно бывает достаточно, чтобы уменьшить силу экзистенциального давления.
Читателю нужна качественная симуляция реальности. События на страницах книги текут произвольно, из прошлого в будущее. Автор уподобляется Творцу, сначала когда вынашивает идею, а потом, когда ведет читателя через историю, делая вид, будто и не было никакой задумки, будто все это лишь естественное развитие внутренних побуждений.
Литературная механика является полезным инструментом, но только едва ли она имеет какое-нибудь отношение к реальной жизни.
И чтобы закончить эту вводную часть, представим, что мы опоздали в кинотеатр на четверть часа. На экране какие-то люди, что-то делают, но мы пока не можем понять их логику. Нам приходится пробираться через густой лес вопросительных знаков. В этот момент все в фильме становится единичным, неповторимым, принципиально важным. Ничего не значащие детали щетинятся множеством смыслов. Жизнь на экране обретает многоплановость и сверкает всеми цветами радуги. Предугадать сюжет невозможно. Он может развиваться как угодно. Это реальность, созданная исключительно нашим воображением. Мы с гордостью можем почувствовать себя соавторами режиссера. Правда, ненадолго, так как скоро начинаем догонять правильных зрителей. Потом наступает покой, и мы уже с головой погружаемся в повествовательный поток. Фильм становится скучным. Но эти первые минуты нам запомнятся надолго. На сомнительный фильм всегда следует приходить с некоторым опозданием. А еще лучше и уходить с него незадолго до конца.
Крис
«Все истории когда-то заканчиваются» – хорошее начало для книги. Эта фраза у меня родилась после… В начале девяностых мать уехала работать на север. Сначала мы переписывались, но потом связь прервалась. Отец был уверен, что она потеряла память, и ходит теперь где-то по посадкам, вдоль железных дорог. Но все оказалось проще. Память была на месте, просто мать решила радикально перезагрузить свою жизнь. Прошли годы, и мы узнали, что она умерла. Эта история закончилась. И неожиданно для себя я пережил не только боль, но и облегчение.
Я давно собираюсь написать роман, но никак не могу собраться, не могу настроиться. Идей хватает только на социальные сети. Многие писатели начинали с биографий. Это нормально, главное не застрять на этом мытарстве.
От прошлого не отделаешься, если оставить все как есть. Эти залежи нужно переработать. Нефть, газ, уголь, все должно гореть. Память нельзя уничтожить, ее можно только освоить.
После первого черновика, у меня появилось несколько удачных эпизодов, которые обязательно войдут в эту историю. Все остальное оказалось вспомогательным материалом. Нужно было решать, как их соединить между собой. И пока думал, писал главу, полностью посвященную воспоминаниям из детства. Я тогда каждое утро приходил в библиотеку, поднимался на четвертый этаж, раскладывал вещи и начинал писать. За эти дни, по теням, которые проползали через стол, тетрадь и мои руки, я научился точно определять время. И когда глава была готова, решил, что библиотека тоже должна стать участником описываемых событий.
Материал накапливается, а я до сих пор до конца не понимаю о чем эта история.
Сижу, рассматриваю свои часы-скелетоны. Здесь все понятно. Здесь виден скрытый механизм, толкающий стрелку. Мне бы такую ясность.
– Но у тебя же нет никаких скелетонов, – смеется Крис.
– Почему ты раньше времени выходишь на сцену? – возмущаюсь я.
– А ты все играешь. Делаешь вид, что меня еще нет.
– Крис, тебе идея с часами понравилась? – перевожу разговор на другую тему.
– Конечно.
– Прозрачный корпус наводит на мысль, что точно так можно воспроизвести и писательский труд. Пригласить читателя в святая святых, в закулисье, и пройти с ним вместе, от начала до конца.
– Ладно, я исчезаю. Буду ждать, пока ты введешь меня в историю официально.
И вот я опять один. Это священное время. Самое главное в жизни всегда происходит в тишине. Плод в материнской утробе растет, под равномерные удары сердца… не было бы читателей, и писать было бы проще. А эти отцы-олимпийцы, закрыли собой все шансы. Я – плоть, зажатая в тисках беспощадной критики и невыгодных сравнений.
Как-то представлял, что иду по городу, вокруг люди, и я знаю точно, что все они ненастоящие, всего лишь копии из тонких оболочек. И если такого человека толкнуть, то он расколется как сахарная корка. Мне казалось, что только в таком мире я могу быть по-настоящему свободным. Печальные фантазии. Они своим пышным цветом увенчивали мою неустроенность.
Одиночество для молодости – серьезный вызов. Но с возрастом оно открывается новой гранью. Это уединение. Ты принимаешь свою изоляцию, а она, в благодарность за терпение щедро одаривает идеями, которые могут родиться только в тишине.
Но улов, захваченный в сети, трудно переработать самостоятельно. Неплохо бы с кем-то его разделить. И тут понимаешь, что желающих поучаствовать в твоих делах не так уж и много. А мне нужен собеседник, который бы являлся по первому щелчку.
– Женщина должна быть как луна, вечером восходит, а утром заходит, – смеется Крис и растворяется в Чеширском реверансе.
Пора приступать к акту творения. Мне нужен помощник. Убираю стол и разворачиваю лист ватмана. Это будет вместилище, на котором воплотятся все мои задумки. Делаю глубокий вдох, на мгновение задерживаю дыхание, и все это пространство небытия заливается молоком праматерии. Каркас готов. Провожу углем горизонтальную линию. Появляется подобие структуры. Есть верх и низ. В этот момент рука дрогнула, и из пера на снежную белизну нового мира капнуло чернило. Я не верю своим глазам, неужели навсегда испорчен план построить совершенную геометрию. Но останавливаться нельзя, пусть все идет своим чередом. Клякса-недоразумение зияет своим контрастом и выразительностью.
– А ты ничего, похожа на каракатицу.
Я слегка толкаю стол, капля вздрогнула и начала собираться. В следующий момент передо мной появилась фигурка. Это маленький человечек. Вполне симпатичный. Вот он осматривается, потягивается и идет вдоль линии.
– Что ты там ищешь?
– Хочу узнать, где заканчивается дорога, – отвечает новое творение.
Я беру резинку и чуть дальше, чтобы он не видел, стираю часть угольного следа. Потом понимаю, что здесь его ничего не ждет, а ведь он наверняка на что-то надеется. Нет, так не годится, и начинаю быстро рисовать деревья, кусты, холм, речку. Для начала хватит. Человечек подходит к проходу, заглядывает. Я тихонько отодвигаюсь, чтобы не мешать первопроходцу, пусть осваивается.
Я назову тебя Крис. Ты будешь моим литературным ангелом-хранителем. Я буду делиться с тобой самым сокровенным. Мы будем обсуждать все, что встретится на нашем пути. У тебя по любому вопросу всегда будет свое мнение. И еще, ты будешь следить за тем, чтобы мы не останавливались. Так гляди, и доберемся до цели.
– Привет Крис!
– Привет Константин!
– Как ты себя чувствуешь?
– Как новорожденная! – смеется Крис.
Скелет в шкафу
Бывают дни, когда все твои чакры раскрыты, и в это благословенное время пишешь взахлеб. Но потом, от этого куража наступает похмелье, и онемевшая мысль уже ничего не можешь сказать этому миру.
– Ты всегда начинаешь раскачку с общих рассуждений? – спрашивает Крис.
– Вдохновение, как и аппетит, всегда приходит в процессе.
– Чехов советовал из черновиков безжалостно убирать начало и конец.
– Это и понятно. Вначале ты только набираешь обороты, и поэтому текст еще слабый. А в конце разгоняешься и начинаешь разжевывать очевидное…
– Забирая, таким образом, у читателя возможность самостоятельно поразмышлять, – продолжает Крис.
– Ты знаешь мои мысли?
– Я о тебе знаю все, – улыбнулась Крис.
– Все, все?
– Все, все.
– И как тебе?
– Да ничего особенного. Люди, как всегда, склонны преувеличивать свою уникальность.
Моя новая литературная подруга начинает мне нравиться. С такой не соскучишься.
– Смотри, не перехвали.
– Думаю это невозможно!
– Вижу, как на кончике пера рождается мысль. Давай, рассказывай! – сказала Крис.
Чувствую себя как в рентген-кабинете, прозрачным до мозга костей.
– У каждого из нас есть шкаф, в котором спрятан скелет. Но мы с удивительной настойчивостью отказываемся это признать, – начал я.
– Интересно, как люди представляют себе шкаф, в котором хранится их тайна? – спросила Крис.
– Я всегда представляю шкаф, который стоял у бабушки в зале. Пока она была жива, жил и шкаф. Он был как хозяин в доме. В нем хранилось самое ценное: старые вещи, фотографии, материя и деньги на похороны. Это было немного смешно, так как никто не предполагал, что бабушка умрет неожиданно и быстро. После смерти ее дом стал для нас чужим. Мы иногда заходили, но делали это быстро, по какой-то крайней необходимости. В пустом зале шкаф прятался от нас в угол, сжимался и опускал глаза. Ему было стыдно за то, что все так бесславно закончилось. Но еще совсем недавно здесь кипела жизнь. В русской печи пеклись паски, а мы на лежанке читали вслух «Робинзона Крузо». Перед большими церковными праздниками к бабушке приезжали подруги, чтобы с утра пойти на службу. Вечером они рассаживались в зале, и пели псалмы из общей тетради. На окнах в тарелках застывал холодец и кисель. А если готовились вареники, то обязательно в большой миске. Они плавали в сливочном масле… и базис, которым описывался в это мгновение мир, достигал максимальной гармонии. Его ортогональные и нормированные оси воплощали в себе божественную полноту…
– Ты начал про скелеты, а закончил воспоминаниями, – перебила Крис.
– Дернул за одну веревочку, а дверца открылась не та.
– Хорошо, что в бачке для унитаза все однозначно, – смеется Крис.
– Странный у тебя юмор, – заметил я, и, не останавливаясь, продолжил:
– У каждого есть шкаф, в котором спрятан скелет. Нам хочется от него избавиться. И если бы случилось, что он сбежал, чтобы мы почувствовали? Облегчение? Но ведь когда-то мы с ним были одним целым. Он – это же я, только в прошлом, которого просто не могу принять.
– Попытайся посмотреть на мир глазами скелетов – предложила Крис.
– Это интересно! Возможно, мы для них тоже являемся скелетами, от которых они тоже хотят избавиться.
– А ты уверен, что кто-то хочет от кого-то избавиться?
– Ты хочешь сказать, что для равновесия нужен противовес?
– Я ничего не говорила.
– Да, ты ничего не говорила, – повторил я. Потом немного подумал и добавил, – а с кем я вообще сейчас разговариваю?
– Со мной, – удивилась Крис.
– С тобой. Но где ты? Где? Тебя нет. Ты вымысел. Боже, неужели я сошел с ума. Неужели я разговариваю сам с собой. Раньше, когда видел таких, был уверен, со мной такое никогда не случится. Разговаривать с самим собой…
– Это как играть с собой в шахматы…
– Это как пить с зеркалом…
– В детстве весь мир снаружи, – продолжал я. – А потом, с каждым годом, ты все чаще и чаще прячешься в свои воспоминания.
– И как можно во всем этом разобраться, если не поделишься с кем-то жизненным опытом? – спросила Крис.
– Ты хочешь сказать, что без тебя я никак не обойдусь?
– Обойдешься, но зачем головой бить стену, когда у тебя в руках золотой ключик…
– Крис, перестань, – подумал я. – А ведь так люди и сходят с ума. Все начинается с маленьких шажков, с каких-то уступок, незначительных особенностей, которые потом перерастают в очевидные странности. То, что раньше было едва уловимо, теперь проявляется с четкостью фотографического снимка. Ты утверждаешься в этом новом мире. Ты выворачиваешься наизнанку, и то, что было внутри, становится снаружи. А то, что было снаружи, сжимается до размеров души.
– Ты только что говорил, что с возрастом человек закрывается в скорлупу своих воспоминаний.
– Ну.
– Мне кажется, что воспоминания стоят стеной между этими мирами, внутренним и внешним.
– И что с этим делать? – спросил я.
– А тебе не показалось, – вопросом на вопрос ответила Крис, – что твои рассуждения о начинающемся психическом расстройстве похожи на творческий процесс?
– Конечно, показалось. Все происходит по той же схеме. С начала какие-то размытые силуэты…
– Как говорил апостол Павел, как бы через тусклое стекло, гадательно…
– Да! А потом резкость наводится, появляется ясность и внутренняя логика.
– Мы допишем эту историю. А за одно и порядок наведем в твоих архивах, – смеется Крис.
Я благодарен, что у меня появился такой интересный собеседник. Но мысль, что это всего лишь нездоровье, меня не отпускает.
– Когда-то смотрел фильм. Там основные события происходили в гаражах, которые затерялись на окраинах города. Я уже не помню сюжет, запомнилось послевкусие. Я представил себя в компании этих бесстрашных и хочу, чтобы время остановилось, чтобы оно замкнулось само на себя. Чтобы фильм, в котором главный герой теперь я, не заканчивался. Я хочу вечно бороться за свое место под солнцем. И конечно самая красивая девушка достанется победителю. Мне не нужно ничего другого, мир фильма является для меня совершенной формой, в которой воплотились мои мечты. Но проходит время, я успокаиваюсь и думаю, как хорошо что у меня нет возможности принимать такие судьбоносные решения. Только представь, ты добровольно заточаешь себя в картину навечно.
– К чему ты это ведешь? – спросила Крис.
– К тому, что подобные рассуждения можно приложить и к вопросу о смерти.
– В каком смысле?
– Например, я не хочу умирать, хочу, чтобы земная жизнь длилась вечно. Но если окажется, что после смерти жизнь все-таки не заканчивается, то пойму, вечно жить на земле в прежней форме далеко не лучший вариант.
– Ты только что сравнил заведомо несравнимые понятия, божественную вечность и зацикленную саму на себя земную жизнь, полную страданий, – сказала Крис.
