Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Защебетала! Не хуже чем твоя синица или коноплянка!

Тут у княжича словно спала с глаз пелена. Теперь только он обратил внимание, что все как одна жёны и девки на помосте чересчур уж, даже словно не по-человечьи тонки в кости, а тела у них были… какие-то искривлённые. И болезненно худы. Лица же – сплошь плоские и некрасивые. А глаза узкие, что твои щёлки.

А уши-то, уши… острые! И зубы тоже!!!

Боги! Да люди ли это вообще?!

Навьи?!

Ой, сурово-то как! Какой-то небольшой уголок сознания, подспудно хранящий в себе лютый страх перед всем неизведанным и потусторонним, мгновенно разросся, едва не заполонив его собой целиком. Нутро резануло острым, как нож, приступом паники.

К счастью, княжич смог его вовремя обуздать, вспомнив, что вокруг него сейчас стоит немало людей, которые видят то же самое, что и он, но при этом совершенно ничего не боятся и ничему не удивляются.

– Это же угра дикая, княжич! – принялся объяснять Бажен – Живут тут леший знает с каких времён! И ни с кем не смешиваются! И знаться даже не хотят!

В общем, с его слов выходило, что народу этому чуть ли не тысяча с лишним лет. И сидел он в этих лесах со времён самих легендарных скифов. Когда-то племя было сильным и могучим. Пока с полуночи не пришли свирепые готы. Которыми угра была многократно жестоко бита. И начала откатываться на восход – из лесов в степи. На месте остались только несколько небольших родов, которых завоеватели почему-то не тронули. Возможно, потому что забились те слишком уж глубоко в чащобы, а выковыривать их оттуда готам было недосуг. Да и незачем – угры сидели в своих дебрях и носа оттуда не показывали. А потом готы сгинули, а эти люди настолько привыкли прятаться в лесу, что так там навсегда в нём и остались. И за столетия изоляции совершенно выродились. От постоянного кровосмешения и плохой пищи стали сплошь тощими, мелкорослыми и больными. Да ещё и сохранили целый ворох замшелых обычаев, вроде подрезания ушей младенцам и подпиливания зубов в более позднем возрасте. В их понимании подобное выглядело жутко красиво.

А в роду, представительницы которого стояли сейчас на помосте, последние полвека начали происходить странные события – почти перестали рождаться мальчики. Каждый раз, когда это происходило, для племени был настоящий праздник. Вот только с каждым годом подобное случалось всё реже и реже. Теперь там имелось от силы с полдесятка мужей, занятых исключительно воспроизводством рода. Вся остальная работа лежала на плечах жён. А поскольку плечи эти были совсем не крепкими, произвести они могли не так уж и много. Оттого и яди на всех не хватало – род периодически голодал. Торговать же ему запрещали обычаи. Да и делать это было особо нечем. Потому они были вынуждены время от времени избавляться от лишних ртов. И если раньше, когда в очередной раз подступал голод, таких вот юниц попросту выгоняли в лес – умирать от бескормицы, то теперь некоторых из них соглашался приютить на своём подворье многоуважаемый Мутила. Он же преподносил в ответный дар роду необходимые ему вещи и еду. И шли на это всё отроковицы исключительно добровольно, да ещё и с превеликой радостью. Всё лучше – чем с голоду пухнуть, или достаться на обед волку!

Тут в памяти юноши всплыло событие трёхдневной давности. Когда его отряд только-только вступил в долину Угры. Это был примерно такой же перекрёсток двух лесных троп. Может быть чуть пошире. И примерно такое же подворье. Только чуть более обжитое и людное. Было самое утро – рано было останавливаться даже на дневку, поэтому княжич со спутниками собирались просто проехать мимо. Но заинтересовались разворачивающимся там действом и остановились посмотреть.

Состязались юноши. Примерно в таких же годах, что и эти худые отроковицы. И таки же плосколицые и узкоглазые. Правда, одетые. Стреляли из лука, метали сулицы, бегали взапуски, боролись на поясах и что-то там ещё. В общем, зрелище оказалось так себе, соревновались то отнюдь не опытные вои. Хотя силы они явно отдавали все. Посмотрев немного, Олег совсем было собрался уже продолжить путь. И, так, между делом, поинтересовался у одного из зрителей – ради какого интереса так стараются эти отроки. А тот и ответил, что у них в роду – очень мало жён. Каждая из них, якобы, имеет по несколько мужей, но всё равно рожают почти исключительно мальчиков. Поэтому по обычаю в племени оставляют только самых сильных и ловких. Для чего и проводят такие вот состязания. Их победитель становиться младшим мужем у одной из большух. А остальные отправляются в изгнание. Ну, или остаются, если соглашаются на оскопление.

Подивившись тогда дикости людских обычаев, княжич поехал вместе со своим отрядом дальше. Спустя же небольшое время и вовсе забыл об этом происшествии. А теперь вот, вспомнил.

– Ты это – переведи им! – княжич повернулся к Бажену – В трёх поприщах отсюда по той дороге – он махнул рукой в нужном направлении – Тоже род живёт. Как они. Тоже угра, вроде. И там – почти только одни мужи! Жён мало очень! Им бы с ними это… объединиться. Глядишь – и голодать тогда перестанут! И вырождаться тоже!

Толмач внимательно выслушал Олега, и, хотя в его глазах зажглась искра сомнения, он послушно повернулся к помосту и… принялся издавать точно такие же птичьи звуки.

Надо же – клекочет что твой сизарь! И как только человеческое горло может воспроизвести подобное?! Ну ладно там – подражать крику какой-нибудь птицы. Но построить на этом целый язык?!

Однако не успел Бажен докурлыкать всё до конца, как его воркование прервал гневный щебет одновременно всех одетых угринок. А потом и не одетых. Причём по их ощерившимся лицам и обнажившимся острым зубкам было видно, что за предложения, которые им озвучил Бажен, они готовы были прямо сейчас на месте изорвать его в куски.

Толмач тут же замолчал, примирительно поднял руки над головой и отступил за спину Олегу.

– Как я и думал княжич! – сказал он – На такое они не пойдут. Они же только себя людьми считают. Потому что древние обычаи блюдут. А всех остальных – непонятно кем. И девок своих Мутиле отдают – всё равно, что на смерть. Даже вон бабы их – он мотнул головой в сторону «одетых» жён – Потом специальное очищение проходят, потому что с «нечистыми» общаются. С нами то есть. А паче всех они своих бывших соплеменников ненавидят. Тех, про которых ты рассказал. Если мы для них – не люди, то те – вообще – мерзее самых мерзких тварей. Что-то вроде подменышей. И они скорее все от голода умрут, чем будут с ними дело иметь!

– А как же те, кого Шишко твой не выберет? – спросил подъехавший к княжичу Огура.

А действительно? Что с ними-то?

– А те никуда – враз помрачнел Бажен – В лес – сами себя кормить! Или собой. Волков…

Олег от всего услышанного впал в глубокое раздумье.

Надо же – в одном лесу – пусть и большом – сразу столько племён! И у каждого – своя история, пусть даже совсем не славная! И обычаи – один другого мерзопакостнее!

Неужели многие люди на земле появляются только для того, чтобы божественные замыслы изгадить? И ведь ничего с такими не поделаешь! Княжич прекрасно помнил главный принцип, на котором зиждилась Правда – никогда не лезть в чужие обычаи.

Олегу захотелось как можно быстрее уехать отсюда, чтобы забыть обо всём, что он только что видел. А ещё – как следует отпариться в бане.

Похоже, зря они унизили сейчас этого Шишко. Он-то ведь для угры – всё равно, что благодетель!

Хотя нет – не зря – сам заслужил!

– А ты откуда их язык то узнал, Бажен? – поинтересовалась подъехавшая Рада – Коль они такие скрытные, как допустили?

И вправду! И почему самого Олега сразу не посетила такая мысль?

Толмач развёл руками.

– Да сам не знаю, добрая поляница! Само как-то вышло! С рождения у меня к чужим наречиям способность! Как какое где не услышу – через час-другой понимать начинаю! Мальцом был – язык зверей понимал, как подрос – людей понимать начал!

Юноша в очередной раз подивился сначала разнообразию божьих замыслов, а потом – глупости людей, которым достаются их дары. Это ж надо так бездарно использовать столь необычные способности! Да ему бы делами великими воротить! А он…

Тьфу!

Тут Олегу пришла в голову, как ему показалось, удачная мысль. Он отъехал в сторону, давая тем самым понять Шишко и его людям, что больше им не препятствует, и подозвал к себе Бажена.

– Не хочешь поменять хозяина? – спросил он без обиняков – Зачем тебе эти Шишко с Мутилой? Переходи ко мне. Мне такой справный муж пригодиться.

А что – разве такие самородки на дороге валяются?

Бажен даже остолбенел от неожиданности. И запустил пятерню в волосы на макушке. Задумался, стало быть.

– Что – хорошо платят? Небось, немалые пенязи? Больше чем Мутила, обещать пока не могу, но честь княжья тебе точно будет!

Ну а что? – не век же ему в княжичах ходить! Вон и Роману отец стол дал! И Глебу хотел, да тот сам не пожелал. Достанет и ему городов на Руси!

А будет стол – будет и честь!

– А путь мы сейчас на полудень держим, в Залесье, в Гостов-град.

Толмач молчал.

Олегу показалось, или у того в глазах зажглись огоньки согласия?

– Так ты с нами?!

Бажен очнулся, наконец, от своих дум. И решительно рубанул ладонью воздух.

– Прости, княжич! В другой раз – не думая с тобой бы пошёл! Но сейчас – не могу! Дело у меня! Важное! Неотложное!

Ну – на нет и суда нет.

Не позволяя затопить своё сознание горькому разочарованию, Олег холодно кивнул.

Княжич окинул взором свой небольшой отряд – вроде все на месте. И отдал короткую команду.

Дружинники тронулись с места.

По-хорошему, сейчас стоило принести извинения этому, как его… Шишко. Всё-таки, его облыжно обвинили едва ли не в работорговле.

Нет. Не стоило.

Все что с ним проделали, он заслужил. Может, это будет ему уроком на будущее.

Когда Олег почти доехал до конца росчисти, его неожиданно догнал Бажен.

Передумал?

– Княжич… – толмач избегал смотреть ему в глаза – Там… дальше по дороге… говорят, большая банда бойников орудует. Лютые! Творят всякое. Вы это… на стороже будьте!

Олег даже хмыкнул.

Да уж, довесочек! Ну и земли здесь – там вятичи, там голядь, здесь угра дикая. Так ещё и бойники до кучи!

И почему они должны их бояться? Тут промеж обычных людей нравы такие – куда там татям!

Тем не менее, он кивнул головой.

– Спасибо за предупреждение, Бажен. Будем настороже.

Юноша снова пришпорил жеребца.

Перекрёсток остался позади, вместе с толмачом, Шишко, его людьми и дикой угрой. Части которой предстояло умереть для прежней жизни и возродиться для новой, а части – вернуться к старой, только с целой кучей даров. Которые, быть может, помогут дотянуть до следующего обоза набольшего боярина Мутилы.

Впереди снова замелькали бесконечные буки, грабы и яворы. На горизонте по левую руку всё так же возвышались разноцветные холмы большого водораздела. Словно ничего и не происходило за поворотом. Как будто перед глазами путников не промелькнула только что отвратительная картина, которую хотелось как можно скорее забыть.

Юноше однажды уже доводилось испытывать подобные чувства. Причём в собственном доме. Случилось это несколько зим назад, когда он, срезая путь, забрёл невзначай в покои одного из отцовых бояр. Пука. И обнаружил там их хозяина, голого, с отвислым волосатым брюхом, яро сношающим пухлый зад одного из своих слуг, стоявшего на караках прямо посреди светлицы.

Да уж – как вспомнишь – до сих пор передёргивает.

Олег снова погрузился в свои мысли.

Вот ведь странные выверты происходят порой в головах у людей! Это до какой же степени надо ненавидеть своих прежних соплеменников, можно сказать – былых товарищей по несчастью, чтобы предпочесть общению с ними лютую голодную смерть?! И как понимать то, что с другими людьми из внешнего мира, ни общаться, ни хоть как-то торговать они никак не хотят, и в то же время не брезгуют принимать от них дары за собственных дочерей?! Какие боги заставили их так видеть мир?!

Да и боги ли это?!

Из задумчивости Олега снова вывели голоса его воев.

Двое из них кажется, рассуждали о тех самых отроковицах на помосте.

– А я взял бы, себе, пожалуй, одну из тех девок – мечтательно протянул дружинник по имени Жадоок. – Они такие… – он пожамкал воздух длинными пальцами – Прям как птички. Сла-а-аденькие.

С ним совершенно не был согласен другой вой, Клоп.

– Да что ты несёшь такое! – возмущался он – Во-первых – кто их знает – люди ли они вообще – или нечисть лесная!

Олег мысленно с ним согласился.

– А во вторых – ну какой прок такую ять? Ни ухватить её не за что, да и в придачу – не умеет толком ничего!

И на это возразить было нечего.

– Э-э-э – не скажи – не согласился его оппонент – Такую помять – наоборот – самая сладость! Ух-х…

Бр-р-р! Княжич невольно попытался представить в своих объятиях одну из тех юниц, и его даже передёрнуло.

– А у вас, смотрю – только одно на уме! – осадила спорщиков Рада – Кроме пиха и поговорить то не о чем! Всё к нему сводиться!

Ответом на её отповедь были смешки дружинников.

– Тебе легко судить, поляница! – не упустил возможности позубоскалить Полкабана – Захотела покувыркаться – ушла со своим Огурынькой в кусты! А у молодцев считай, от Ёльни пиха не было! А у кого – и от самого Дебрянска!

Дружный гогот, разлетевшийся окрест после этих слов, перепугал птиц на доброе стрелище вокруг.

Воительница в долгу оставаться не пожелала.

– А чего ты о других печёшься?! – отпарировала она, перекрыв своим пронзительным дискантом испуганные крики пернатых – За себя переживай! Небось, с самого Чернограда ни с кем не кувыркался! Да и там, последний раз – луны три назад!

Птицы, не успевшие ещё успокоиться после первого раза, теперь вовсе разлетелись кто куда, побросав свои гнёзда вместе с птенцами. И к ним присоединились их товарки на два стрелища окрест.

Княжич, наконец, улыбнулся.

За весёлыми прибаутками и разговорами день начал клониться к закату. А вместе с солнцем стали уходить и дурные воспоминания о виденном на перекрёстке.

На дневку по обоюдному решению останавливаться не стали. Двигались и так неспешно – куда ещё отдыхать? А перехватить кус вяленого мяса с сухой лепёшкой да запить то и другое мёдом из фляги можно и на ходу.

Не требовалось остановок и по нужде. По малому вои ходили, не покидая сёдел. А по большому можно и потерпеть до вечера.

Дважды по дороге путники пересекали небольшие речки. Ещё несколько раз – совсем уж мелководные ручьи. Всякий раз через них удавалось перебраться сходу – не выискивая брода.

Если в самом начале пути, в широколиственном лесу, через который ехал отряд, островки хвойных деревьев попадались лишь изредка, то теперь это происходило всё чаще и чаще. Взор то и дело натыкался на раскидистые лиственницы, сосны и пихты. И, похоже, недалёк был тот час, когда они должны были полностью вытеснить уже примелькавшиеся грабы с яворами. Кроме того, среди деревьев начал появляться подлесок. Периодически на глаза попадались разбросанные там и тут заросли лещины, ольхи или вереса.

Кто-то из воев тут же принялся рассуждать, мол, хорошо бы, если им по дороге попался малинник. Там, мол, в эту пору легко можно наткнуться на бера. Который как раз сейчас не должен быть злым. А вот жирка наверняка уже успел нагулять.

Олег мысленно с ним согласился – добрый ломоть сочной медвежатины с наваристой мозговой косточкой в котле на ужин им бы не помешал.

И на малинник они вскоре действительно наткнулись. Причём довольно обширный – он протянулся вдоль лесной стёжки едва ли не на половину стрелища. Правда, ни одного бера там не было. Да и ягода большей частью либо осыпалась, либо её склевали птицы.

Тем не менее, полакомиться путникам тоже осталось. Не обращая внимания на шипы, вои хватались за колючие ветки, свисавшие едва ли не до центра тропы, жадно срывали и тут же поглощали аппетитные волосистые костянки. Олег тоже не удержался и бросил в рот несколько сладких комочков, оставивших на ладони липкие пятна.

Отроки же, ехавшие позади старших товарищей, так и вовсе облепили малинник – не хуже твоих медведей. И, похоже, никуда не собирались уезжать, пока не обдерут его до основания.

– Бера… бера смотрите… – подзуживал остальных Жадоок. – Я не я буду, если сегодня медвежатинки не отведаю!

По имени лесного хозяина он, скорее всего, называл преднамеренно. Известно ведь – покличешь его вот так вот – возьмёт да и явиться. Но им-то – только того и надо!

Когда малинник остался позади лесные стены внезапно разошлись в стороны. И на сей раз это была не росчисть, подобная той, где стояло приснопамятное подворье. Теперь впереди лежала огромная поляна, край которой виднелся только где-то в четырёх-пяти стрелищах впереди.

А посреди неё на небольшом возвышении стояло городище. Оно было настолько маленьким, что его можно было даже назвать весью, если бы не довольно высокая для столь незначительного поселения стена. Да ещё и сразу с двумя сторожевыми вежами. Впрочем, всё это было неудивительно, учитывая, в каком окружении приходилось жить его обитателям. Здесь дикая угра, там голядь…

Городище, в отличие от того подворья, выглядело вполне обжитым. Видно было, что подгнившие брёвна в стенах регулярно меняли, а насыпь подновляли. Тем удивительнее, что ни на стенах, ни вокруг поселения не наблюдалось ни одного человека. Ни защитника, ни даже дозорного. Более того, когда маленький отряд бесстрашно подъехал поближе, выяснилось, что ворота стоят гостеприимно распахнутыми!

Что там такого могло произойти? Мор? Нападение?

Но тогда где следы? И в том и в другом случае, остались бы мёртвые тела. А во втором ещё и – почти наверняка – следы пожара.

Тогда… навьи?

Бр-р-р!

– Как бы ловушки не было, княжич! – озвучил и без того очевидную мысль ехавший рядом Огура.

Тут как тут оказался Полкабана.

– Что, Огурынька, испугался? Ой, гляди – набегут сейчас, да за щулята ка-ак схватят! Порточки то не обмочил?

Вот ведь неугомонный!

– Откуда это дерьмом пахнуло? – тут же отпарировал Огура. – Не иначе в малиннике обделался, кабанчик, когда про бера услыхал?!

Он прихлопнул на щеке неизвестно откуда прилетевшую зелёную муху и продемонстрировал её окружающим.

Привычного гогота после его отповеди в этот раз не последовало. Так – два-три смешка. Вот уж действительно – случай не самый подходящий.

– Угомонились бы вы уже, вои! – выразил общую мысль Шебарша.

Подавая пример бесстрашия, воевода пришпорил каурого, понуждая нести себя к ближней из дозорных веж – прямиком в ворота.

Его примеру последовали и остальные гридни.

Олегу ничего не оставалось, как поддаться общему порыву.

По мере приближения к распахнутым створкам впереди нарастал какой-то странный гул. И усиливался мерзкий запах.

Вскоре вся кавалькада оказалась за стенами.

А за ними были… другие стены! Смотрящие в центр укрепления! Как будто те люди, которым выпало бы их защищать, одновременно должны были отбиваться от нападения и снаружи, и изнутри.

Очень странное городище!

Пространство между стенами было забито землёй и бутовым камнем, преодолеть которое можно было только через узкий ломаный коридор. Он вывел дружинников к самому центру. И не будь они бывалыми воями, успевшими немало повидать на своём веку, открывшаяся картина наверняка заставила бы их содрогнуться.

Небольшая площадь, занимавшая всё свободное пространство внутри городища, напоминала поле боя. Начавшегося по меньшей мере несколько лун назад. Да так и не закончившегося. Вся земля была усеяна окровавленными кусками человеческих тел: оторванными или отгрызенными руками и ногами, головами, обглоданными рёбрами, хребтами, просто костями да грудами требухи. Часть останков была ещё «свежей». Другие уже тронул тлен. Третьи вовсе успели сгнить. Между ними там и сям были разбросаны большие кучи дерьма. Которые точно так же можно было разделись по времени их «появления на свет». От уже окаменевших, до ещё истекающих «соками».

И этот почти сплошной покров из кусков людских тел казался живым из-за нескольких сотен расхаживающих по нему ворон. Понятно стало, почему никто из этих пернатых падальщиц не кружился по своему обычаю над этим местом в небесах. С такими-то раздувшимися брюхами – поди, полетай! Но птицы упорно продолжали клевать, надеясь видимо, наестся вперёд на всю оставшуюся жизнь.

И над всем этим вились огромные рои противно жужжащих зелёных мух. Производивших тот самый несмолкаемый гул, от которого у княжича уже начала болеть голова.

«Ароматы» здесь витали соответствующие. Олегу стоило огромного усилия удержать в желудке недавно съеденные лепёшку и горсть малины.

Однако всё названное служило лишь фоном для основной части картины. Напоминавшей описания загробного мира, куда попадали люди, совершившие при жизни страшное преступление. Вроде предательства или отцеубийства. Вдоль стен, на равном расстоянии друг от друга, площадь «украшали» полтора десятка деревянных столбов. К каждому из которых было привязано по голому человеку. Или по части человека.

Муж средних лет. Старуха с дряблой кожей и отвисшими до пупа сиськами. Отрок. Симпатичная молодка. Опознать остальных не представлялось возможным. У кого было отгрызено пол лица. У кого вся верхняя половина туловища. А кто уже успел превратиться в полусгнивший труп.

Полноценными хозяевами этого места были три здоровущих бера, вальяжно расхаживавшие по площади. Огромные. Косматые. Со свалявшейся шерстью, которой, впрочем, почти не было видно из-за сплошного покрывала из мух. И жёлтыми трёхвершковыми клыками.

Точнее расхаживали двое из них – то ли просто прогуливались, то ли искали место «почище». Третий же явно собирался «поужинать».

Вот и накликали бера!

Кто там сильно хотел его увидеть? Жадоок?

Повезло ему!

Вот только есть такую медвежатину Олег точно не будет.

Княжич мысленно согласился ещё раз побывать на том злосчастном подворье с выставленными в дар отроковицами, и даже попросить прощения у Шишко – лишь бы не видеть того, что открылось его взору.

И снова первым, опередив остальных, начал действовать Шебарша. Сначала пронзительно свистнул, до смерти перепугав отожравшихся ворон, часть из которых даже попыталась улететь, безуспешно замахав крыльями, а потом бесстрашно погнал своего каурку к самому центру площади, врезавшись в плотное облако мух. Подкованные копыта буквально в кашу размололи нескольких не успевших убраться с дороги пернатых падальщиц. Витязь привстал в седле и метнул сулицу точно в морду беру, обнюхивавшему голый живот привязанного отрока. Тот одёрнул её и обиженно заревел. И в раззявленную пасть ударила стрела, выпущенная из лука Рады. А потом ещё одна. А потом на площадь ворвались и другие всадники.

Только олегов рыжий заупрямился, не желая нести хозяина к столь свирепым хищникам.

Эх-х-х! Заводно-о-ой! Жаль, воронка гнали где-то сзади нерадивые отроки.

Впрочем, помощь княжича не потребовалась. Всех трёх медведей, оказавшихся на диво нерасторопными, в мгновение ока буквально изрешетили дротиками.

А нет – двух. Один из зверей умудрился каким-то образом избежать смертельных ударов. Он сделал несколько грузных, но проворных скачков в сторону стены, безжалостно при этом раздавив с полдюжины ворон. И попутно опрокинув могучим ударом когтистой лапы вставшего у него на пути всадника. И ускользнуть в нору, тёмный зев которой зиял недалеко от подножия второй дозорной вежи. В спину и огромный зад зверя тут же полетели оставшиеся сулицы и стрелы. Однако, ставший в один миг похожим на гигантского ежа, бер всё-таки скрылся внутри. Лезть же за ним следом никто желания не изъявил.

И так издохнет.

Пострадавшим от медвежьих лап гриднем оказался Жадоок. Да уж – позвал бера на свою голову! К счастью, он отделался лишь несколькими неглубокими царапинами. А вот его конь хлебнул полной мерой. По земле волочился сизый пучок кишок, вылезших из распоротого брюха.

Жеребца, в отличие от его седока, было жаль. Средство от такой раны было только одно – шило в ухо, чтобы тот ушёл в свой лошадиный ирий быстро и без мучений. Нелёгкую миссию взял на себя Пустельга.

Примерно такую же «помощь» пришлось оказать и почти всем спасённым. Отрока, которым беру помешал закусить Шебарша, зверь всё-таки успел полоснуть когтями по бедру. И перехватил главную жилу. Во всяком случае, кровь хлестала у него из ноги бурным неостановимым потоком. Витязь и его отправил за кромку милосердным ударом.

Перехватить глотку пришлось также мужу, стоявшему у соседнего столба. Глубоких ран на его теле не было, зато несколько неглубоких, полученных ранее, успели основательно загноиться, и его не ждало ничего, кроме мучительной агонии. Впрочем, он и так прибывал без сознания, поэтому вряд ли что-нибудь почувствовал.

Голая старуха с отвислыми грудями оказалась уже мертва. На весу её удерживали только сыромятные ремни. Открытые глаза вороны ей не выклевали лишь потому, что и так чересчур пережрали и не имели сил даже взлететь.