Сердце в огне

– Ну, чего там?

– Несёт.

Ждал недолго. Как раз столько, чтобы уже начало где-то там щекотать, но в этот же момент появились глаза. Размером такие, будто их хозяин только что вернулся из клетки с медведем, а теперь предстояло зайти к дракону. На стол опустился поднос со здоровенным, жёлтым-прежёлтым треугольником сыра, чуть ли не светящимся. Он подвинул его к Юрию. Тот глянул на сыр, на котором потирала лапки муха, потом на официанта.

– Что это?

Тот цокнул языком.

– Понимаете, господин… У нас как на зло, зараза, дичь кончилась, после полудня. А хлеба нет. Сами знаете, что там с гномами. Все поля сгорели, на рынке за мешок хлеба поросёнка просят.

– Что за дым? – Юрий закашлял.

– Э, ну… Хозяин там кашеварит. Только это не для гостей, простите.

– То есть, кроме мяса, сыра и хлеба у вас ничего не подают?

Пацан даже испугался от такого вопроса.

– А чего ещё подавать?

Юрий вздохнул, подперев лоб рукой.

– Иди.

Пацан убежал. Юрий оглядел сыр. Рядом на подносе лежала деревянная ложка. Взял кусок руками. Вкус был странный, но сейчас лишь бы желудок чем-то забить, главное не подохнуть от дизентерии.

Юрий косился в туман. Ему почудилось, будто поганка поправил не то галстук, не то бабочку, толстяк тряхнул расстёгнутым костюмом, сверкнувшим пуговицами и слепящим белой рубашкой. Юрий потряс головой. Дым сгустился. Прищурился. Во второй раз разглядеть их одежду не вышло.

Девушки хихикали. Одна махнула ручкой, мол, да ну тебя, и змеиные глаза проползли за плечо, к столу незнакомого гостя. Вид у него был перепуганный, она видела это за его притворной серьёзностью. Он сжимал в руке что-то в блестящей упаковке, какую-то интересную шкатулочку…

Юрий поднёс сыр ко рту. Не успел откусить, как вдруг опять появилась тень и поставила перед ним здоровенную кружку, похожую на колодезное ведро. Юрий на автомате отрезал:

– Не пью.

У воробья чуть курносый клюв не отвалился. Он стал виновато мяться.

– Ну… М-м…

Развёл руками:

– Водки могу принести! Если этого не желаете.

Юрий выронил сыр. Поднос громыхнул. Он испуганно уставился на воробья.

– Чё?

Тот нахохлился, распушив перья, перепугавшись не меньше.

– Водки! – сказал он громко, приставив ладонь. Подумал, что господин глуховат.

Юрий с целую минуту неотрывно глядел на официанта, не моргая. Больше не щурился. Тот шмыгал носом, вытирая фартуком глаза и принуждённо таращась в ответ. Знал, что господин что-то ещё собирается сказать, поэтому уйти не мог. Горбун шмыгнул носом. Толстяк хрипло дышал, обезьяны стучали пальцами. Чёрное пятно в дальнем углу изменило форму.

– Неси.

Карлик шмыгал ноздрищами, втягивая дым. Ни шеи, ни ушей, ни туловища – он состоял из горба, громадного носа и чёрных, ничего не говорящих коровьих глаз, выразительную роль которых забрали себе возмущённо нахохленные брови, похожие на два парика.

– Да что же это такое!

– Что случилось?

– Да кагты у тебя точно кгаплёные, вот что!

Он выстроил башенку из кругляшков, на которые они играли, и подвинул вперёд, увеличивая ставку. Только едва заметный блеск выдавал в них монеты.

– Это ты меня совсем оскорбить решил.

– Оскогбить, оскогбить, тьфу! – он не то картавил, не то гнусавил. – Ты лучше за стаканом следи.

– Чего же за ним следить? Вот он, стоит.

– А ты глаза разуй, вон, этот, его уже вылакал, пока ты отвернулся.

– Чего?! Ах ты подлец!

Толстяк всосал дым и мощно выдохнул с усмешкой, сдуваясь, как монгольфьер.

– Так к нему же ближе, он и вылакал, – проговорил он размеренно и басовито, поднял жирную руку и показал на горбуна прямым пальцем.

– Я? Да ничего я не тгогал, мне своего хватает. Официант!

Затарабанил кулаком. Бах, бах, бах!

– Официант! Богмотухи! Самой ногосшибной, самой… это… кишковытгяхивающей!

Толстяк засмеялся. На столе у них возникли кружки. Поганка подержал шляпу двумя пальцами в знак признательности невидимке. Юрий смотрел на них с недоумённо сдвинутыми бровями, а потом дёрнулся. На столе у него прямо на глазах из пустоты появился стакан. Пахнуло спиртом. Юрий с ещё большей силой протёр глаза. Двоилось. Стакан… Гранёный, что ли? Нет. Юрий опасливо прикоснулся к нему. Пальцы похолодели. Стеклянный. Ровно до середины наполненный водкой, благовидно болтающейся туда-сюда. Точно ключевая вода, только запах выдавал отраву.

Юрий спохватился:

– Мутит. Вода есть?

– Воды? – раздался голос. Он мог поклясться, что официанта рядом не было. – Нет. Сбегать до колодца?

– Беги. И это забери. Не буду.

– Может, подумаете?

Юрию обожгло внутренности огнём. На долю секунды он задержался, не давая ответ, но потом отрезал ровным голосом, дрогнувшим на последней буковке:

– Забирай.

Опасно было оставлять такое на столе.

Минуты через три перед Юрием оказалась кружка, полная воды, только есть он до сих пор не начал. Стало душно, швырнул на стол сигареты, хотел расстегнуть дублет. Как только руки коснулись застёжек, на миг показалось, что это вовсе и не дублет, а вообще непонятно что. Плотная бархатная ткань, гладкие пуговицы. Как пиджак! Но в сознание привела грубая средневековая рубаха, которую он стал потряхивать на груди, чтобы проветриться – не помогало.

Глаза животных за столами начали одни за другими прошивать дымку, впиваясь в странный предмет на столе Юрия. Горбун внимательно наблюдал за гостем. Тот, наконец, начал есть, тщательно пережёвывая сыр, пропивая маленькими глотками. Язвенник, что ли?

– Пгитогмози.

– А?

– Пгитогмози игхгу! Пиявка ко мне пгисосись…

Горбун уже стал ногами на стуле, собираясь отправиться к побитому господину. Дым между ними мистическим образом раздуло, и образовалась дорожка, приоткрывающая кусочек реальности – не просыхающие от разлитых помоев трактирные половицы с торчащими гвоздями. Карлик пошатнулся, держась за спинку стула, и начал сползать с кряхтением: для существа его роста спуститься пьяным с высоты метра было целым приключением.

Как вдруг мимо проплыло гигантское чёрное пятно. Горбун икнул и отшатнулся, схватившись за ножку стола. Поганка спрятался под шляпой. Толстяк густо закашлялся, булькая чем-то в горле, и захлопнул окно. Дым сгустился и скрыл его, сделав тенью, как и других гостей.

Пятно меняло форму, пока не остановилось рядом с Юрием. Оказалось, что открывшийся между ним и горбуном тоннель раздуло подолом его робы – сразу за спиной незнакомца туман замкнулся, скрыв разговор от лишних глаз. Ножки стула напротив затрещали. В дыму сверкнуло что-то. Лезвие косы! Юрий не стал протирать и таращить глаза, это было бы уже вопиющей бестактностью, но не дадут обмануть, неизвестный, приплывший к нему из далёкого угла, показался не то древним лодочником Хароном, не то самой Смертью. Он был такого роста, что и сидя мог дотянуться до потолка, подняв руку. Одну он держал на коленях, а второй опирался на косу.

– Я вижу, вы прибыли издалека, – прошелестел голос мертвеца. Из-под капюшона видна была челюсть, обтянутая высохшей кожей, серой, как речной ил, с далеко отстоящими друг от друга зубами.

Юрий спрятал сигареты.

– О нет, не волнуйтесь, мне совсем не интересны ваши безделушки. Простите, вы же знакомы с историей этих земель?

– Нет.

– Ах, ну вы хотя бы знаете, кто я?

– Не знаю. Представься.

Харон не то шелестом ветра посмеялся, не то тяжело вздохнул.

– Я миссионер. Наше дело, конечно, поведать людям о доброй и великой Пиявке, это-то вы точно знаете. Но на самом деле у нас есть и другая работа.

– Какая?

– Видите ли, простите за мою чрезмерную дотошность. Я заметил, что вы очень бледны. Возможно, это из-за того, что по дороге вас избили, отняли все деньги и лошадь, а может…

Незнакомец выдохнул дым приоткрытой пастью.

– Да. Простите мне мою дотошность…

Путник молчал.

– От вас веет болезнью, господин путешественник. Этот запах… слышно издалека.

Юрий смотрел ему ровно в глаза, сверкающие под капюшоном, как убить хотел взглядом.

– Поэтому вы так бледны?

– Чего ты хочешь? Мне ничего не нужно, сгинь.

– Постойте. Я могу вам помочь. Не я, конечно же… мои хозяева, – он резко и неожиданно произнёс шёпотом: – Ваша болезнь излечима, вы знаете об этом?

Юрий побледнел, как скатерть. Челюсти сжались. Он выронил сигареты на пол, вздрогнул, полез доставать, стукнулся затылком об столешницу.

– Сгинь! – выпрямился он, кашляя.

– Я не буду уговаривать вас, я уйду. Но теперь вы знаете. Обратитесь к любому миссионеру, служащему любому из отпрысков. Вам помогут.

Харон поднялся и уплыл. Обезьяны проводили его глазами обратно, неприязненно корчась, одна даже плюнула в спину. Лодочник либо не заметил, либо никак не ответил на выходку.

Юрий сидел сам не свой. От сыра остался ещё кусочек, но в горло не лезло.

Стук. Студент подпрыгнул. Он выдохнул, держась за грохочущую грудь едва заметно трясущейся рукой. Приоткрыл окно. Сердце болело.

– Иди к нему, чего ты расселся, бабку твою за ухо?! – зашипел Старик.

– Сам иди!

– Он не врёт! Это слуга отпрысков! Дерьмоплюи ещё те, но тут правда, не обманывает.

– Уйди к чёртовой матери.

Снаружи видна была улица с кровавыми сумерками, прохожие. Реальный мир, противопоставленный дурманящему голову трактиру. Юрий попытался закрыть окно, но Старик не давал.

– Иди поболтай с ним.

– Идиоту понятно, что здесь не чисто, не буду я с ним разговаривать!

– Язык не отсохнет! Про заковырки как раз расскажет, там уже пораскинешь мозгами, согласен или нет! Он же тебя резать не будет!

Вдруг Старик просунул лапу внутрь и сжал кулак.

– Э, гномишка!..

Но за секунду до того, как он жахнул по столу и привлёк всеобщее внимание, Юрий всадил ему ложку в руку. Старик отпрянул, рявкнув, как попавший в капкан медведь, окно захлопнулось, дрожа с лязгом. Юрий бросил ложку на стол. На ней осталась кровь.

Парень заледенел. Старик смотрел на него – за окном висели огромные чёрные глазницы. У Юрия в этот момент позвонки задребезжали, так быстро по ним пробежал холод.

Резкий топот. Старик убежал. Окно медленно запотело, скрывая улицу с последними снующими людьми, расходящимися по домам…

Вечер тянулся липкой смолой. Воздух стал ещё багровее, как через бокал вина смотришь – ночь всё не наступала, будто время замерло, бесконечный закат! На пол падали кресты оконных рам. Юрий доел сыр, заплатил. За сыр монетка, за комнату монетка, и за воду тоже содрали монетку – к колодцу бегать пришлось.

Троящаяся фигура воробья повела Юрия в комнаты, раскланиваясь. Пьяные гундели вслед. Когда гость из другого мира проходил мимо угла с Хароном, там раздался голос:

– Скоро сюда прибудет Лев Белого Золота.

Спальные места оказались на втором этаже. Дыма тут, слава богу, не было, и получилось вдохнуть кислую вонь полной грудью. Стояло несколько кроватей, как в бараке, но Юрию повезло, и в трактире почти никто не ночевал в ту ночь, только где-то за стенкой храпели. Но ведь ещё даже не стемнело? А уже спать пора. Наверное. Чёрт знает! “Официант” ушёл, не оставив на ночь ни свечки, ни лампы.

Юрий сидел, дожидаясь темноты. Спать хотелось, но свет не давал, а занавесок нет. Он привык спать в кромешной тьме, по-другому мозг не отключался. Уже часа три вечереет и вечереет, вечереет и вечереет. Может, ему чудится? Всё плыло. Грудь давило. За стенкой храпели. Хр-р-рчу… Хр-р-рчу… Хр-р-рчу…

Старик опасен для людей. Он точно какой-то нелюдь, чудище, враг человеческий! Опасен и для Юрия тоже. Перед глазами стояла сцена расправы над стражником и опустошающий взгляд чёрных дыр из окна… Что же с ним делать, как от этой твари отделаться? О боги… О гром! Пусть окажется, что всё это сон…

Кто же он такой? Циклоп, мифический Аргус?

Или сам Дьявол.

В это самое мгновение произошло то, от чего у Юрия чуть окончательно не разорвалось сердце. В одно мгновение свет на улице исчез, и всё погрузилось в абсолютную непроглядную черноту, словно трактир накрыл ладонью великан, словно злополучный собор обрушился на город, а может, поднялся в полный рост и охватил железными руками! Юрий вскочил, споткнувшись, в голове пронеслась тысяча мыслей – что это, Старик залез на второй этаж и закрыл свет своей тушей, сосуд в голове лопнул, ослеп?!

И тут раздался далёкий, тяжёлый, отдающий эхом гул. Он нарастал, стекло задрожало, Юрий отбежал от окна, прижался к стене, а потом гул взорвался, раскрывшись, как бутон ужасного цветка, человеческим воплем, но в десять тысяч раз громче, разносящимся над всем миром вместе с тьмой, будто вопль самого Сатаны, пытаемого в преисподней, рождался из бесчисленных разломов земли.

Крик был негромкий, но жуткий. Очень далеко. Он длился всего несколько секунд.

Юрий в полной темноте нашарил кровать, восстанавливая дыхание. Лоб взмок от испуга. Он даже вообразить не мог, что это было. Магия какая-то? Может, его кто-то в карманное измерение отправил или разумом завладел? Сейчас кто-то тут появится, точно, вот сейчас! Нет, в комнате никого, всё тихо. Сосед храпит, где-то внизу топает трактирщик. Тихо в доме, все звуки замерли. Как ночью. Ночью… Ночь!

Голова потяжелела. Юрия подкосило, и он провалился в бессознание.

Зажглась свеча. Балки, столы, стулья. Пол с застарелыми следами блевотины. Где-то храпел постоялец. Хр-рчу… Хр-рчу…

Посреди зала стояла большая фигура, держа свечку. Старик прикурил сигарету от огонька.

За одним из столов спал щупленький слуга, что подавал еду Юрию. Сын трактирщика. Он беспробудно сопел, запрокинув голову и пуская пузыри. Старик смотрел в одну точку, не дыша – сигарета тлела сама собой, пуская серый дымок и медленно, медленно сгорая…

– Что я творю?

Наконец, он словно оттаял, весело усмехнувшись, и достал бурдюк, выливая в рот. Оттуда бежала струйка кристально-прозрачной жидкости.

Спирт.

Улицу объяла самая чёрная тьма, какая только могла быть ночью, будто небосвод обрушился на землю и уничтожил всё под чистую. Ни звёзд, ни луны не было, набежали зловещие тучи, только факел мог обрисовать дорогу и провалы окон.

Стража неслась с огнями, выстроились в колонны. Петли городских ворот заревели, забил гром лошадиных копыт, тарахтели рессоры. Солдаты и ярко одетые служащие, без сна в глазу, со множеством светильников встречали каких-то гостей. Кони тревожно расширяли глаза, цокая зубами о железки в пастях.

Карета остановилась. Дверь отворилась, оттуда выскочил гном в берете, разложил складные ступеньки и низко поклонился, подавая руку. На мостовую ступил сапожок, звонко цокнув каблучком. Из-под капюшона спереди лилось два потока лоснящихся в свете пламени тёмно-русых волос.

– В городе прячется чудище, прошу простить.

– Мы уже всеми силами его ищем! Но просим, будьте крайне осторожны. Мы, конечно, не сомневаемся в способностях вашей охраны, только не подумайте!

– А может, он уже и сам сбежал, кто их знает, этих отродий. Не гневайтесь, госпожа, только не гневайтесь!

– Вы нашли тех, кто выкрал из каравана бак с ихором? – спросила госпожа.

– Никак нет, прошу простить. Как в воду канули, и следа не осталось!

– Если вы их не отыщите, мне придётся навсегда запретить гномам перевозить ихор, как это сделали братья, и мы сдадим позиции. Бросьте все силы на поиски вора!

Старик громоздился на крыше, наблюдая. Три точки висели во тьме: две белые и одна красная от сигареты.

– А вот и Лев…

Глава 7

Юрий вскочил, глотая воздух. Волосы слиплись на лбу. Он поморщился от света – в окне стоял ослепительный день. Ощупал себя. Комната, вонючая кровать набитая сеном, храп за стенкой, и воспоминания о вчерашнем дне на месте. Всё реально…

Что это была за чертовщина? Может, кошмар приснился? Он помнил, как вчера на ночь слышал какой-то вопль, аж стены тряслись, метался по комнате, как хомяк по клетке. Точно кошмар, быть такого не могло наяву.

Юрий смотрел в одну точку, в то время как руки, отрастившие собственный разум, ловко достали пачку сигарет. Одна очутилась во рту, но парень вовремя очнулся и спрятал обратно. Прикурить-то нечем. Он был в миге от того, чтобы стиснуть эту пачку, бросить на пол. Растоптать! Может, выкинуть в окно к чёрту? Куда подальше, чтоб точно не найти!

Но нет, нет-нет. Вновь зловредный червь закопошился в мозгу, надавливая мыслью – в этом мире сигареты, мягко говоря, вещь редкая. Лучше их сохранить.

Юрий поднялся с кровати, держась за грудь со стоном. За окном голоса, улица шумит. Старика и близко не было.

Ступеньки загремели, и помятый молодой господин вышел в зал. Протирать глаза на этот раз не пришлось: без проклятущего дыма трактир оказался серым и неинтересным. Точь в точь такой, каким можно было представить. Юрий принюхался, крепко воняло кабанятиной. Наверное, кабана и варили, а дым вчера был от плохо просушенных дров. Значит, хозяин зажал последнее мясо для себя, поэтому официант и сказал, что мяса нет. “Разве бывают в средневековье официанты?” – подумалось, наконец, Юрию. Сам воробей, обыкновенный курносый парнишка, вовсю мыл полы.

Уже с утра люди пили, неужели никакой работы? А может, сегодня выходной, только разве в средневековье бывали выходные?

Голова гудела, как после трёх дней беспробудного пьянства, и каждую мысль приходилось выдавливать как что-то, с чем Юрий никогда бы не привёл сравнение вслух. Он устремился к выходу. По пути его ухватил пьяный в дрын горожанин, и его вырвало прямо под ноги Юрию.

– Ох, мужик! Ой, господин. Простите! Не хотели мы.

Юрий, не слушая, вырвался. Он распахнул дверь и замер на пороге. Все куда-то ехали, шли, брели, все вокруг орали – ни одного, кто говорил бы или шептал. Где-то за забором горланил гитарист, рядом нищий дул в дудку, аж посинел, глаза на выкате. Вряд ли он был в курсе, как на ней играть, но шапку перед собой положил. Юрий смотрел на столпотворение с таким диким выражением, будто освобождённый из платоновской пещеры, где люди сидят прикованными всю жизнь и смотрят на стену с пляшущими тенями.

Рядом разговаривали двое. Какой-то крестьянин и вчерашний карлик-нос, который на деле вовсе не состоял из горба и носа. И вправду маленький, и вправду горбатый, а носом Юрию в дыму чудилась оттопыренная сумка, которую он прижимал, не выпуская из рук.

– С чем пигоги?

– Как, с чем? С чем дадут.

– Ты, смогчок тухлоголовый! А-ач-чха! – чихнул карлик, поглядывая уже третий раз на Юрия, глазеющего вокруг с полупьяным видом. – Что мне, прийти и сказать, давайте пигоги, какие дадите?! Сказать-то пхидётся, какие, у них там хгазные бывают!

– Тю, на кой нам вообще эти пироги?

– А в дорогу что ты брать собгхался?!

Мимо пронеслась телега. Юрий отшатнулся, прижавшись к стене. Он одёрнул дублет, пошевелил ногой в тесной туфле и зашагал куда глаза глядят.

В шапку дудочника прилетела монетка.

Прямо под окнами трактира оказался рынок. Улица широкая, хоть пять телег бы проехало, и отовсюду опятами росли прилавки. В воздухе стоял неприятный запах тухлятины: мясо на солнце уже начало доходить до готовности.

– Сыр, покупайте сыр! Торопись, налетай, покупай! Путник, покупай сыр!

Сальный треугольник вместе с пальцами торгаша чуть не оказался у Юрия в глотке, если бы не увернулся. Везде, на всех столах обменивались одними и теми же монетами – кривые, похожие на сушёный горох медяки. Они блестели, уже покрытые слоем жира с рук, переходя из кармана в карман. Но платили не только деньгами. Своими глазами Юрий увидел, как женщина, после долгого оглушительного спора, выменяла у торгаша здоровенный окорок на колбасу, которую купила на соседней стойке. Прошлый хозяин колбасы это увидел и тут же начал хаять обоих, на чём свет стоит. Бартер был в ходу: меняли сыр на мясо, грибы на рыбу, соль на перец, руки торгашей-фокусников летали то в карманы, то в корзины. Один после каждой сделки отпивал из бутылки, издавая звучную отрыжку, под столом лежал… стражник? Если Юрий ещё не сошёл с ума – солдат валялся с кружкой, остатки пива разлились ему прямо на грудь с гербом.

Трезвый охранник опирался спиной на стену, надвинув шапку на нос. Он щурился на проходящего мимо Юрия и вдруг сделал шаг.

– А ну стоять!

Юрий не обернулся.

– Стой, ты арестован!

Сорвался с места, убегая со всех ног. Мужик хотел за ним, но беглец оказался по его разумению чересчур быстрым.

– Ну и пошёл нахрен, – буркнул он, вновь опёршись, как ни в чём не бывало.

Юрий остановился, запыхавшись. Неподалёку стояла девушка с пустой корзинкой, копаясь в кошельке. Как вдруг из ниоткуда на неё налетел вор, попытавшись выхватить деньги. Юрий отдышаться не успел – хотел было помочь, но девица неожиданно схватила мужика, как клещами, и вцепилась зубами ему в ухо. Тот заорал, свалившись.

– Отдай, падла такая! – она стала колотить его локтем по морде, как заправский борец. – А ну отдай!

– Не отдам! Бей, не отдам!

Из-за угла вылетел плут с мешком за плечами, из которого через дырку летели яблоки. За ним стражник с дубиной, изрыгающий проклятия. Ставни распахнулись, высунулась кучка детей, грозя грабителю кулачками с расписным матом, а следом и хозяйка присоединилась.

Юрий кое-как выбрался из хаоса, уже без стеснения распихивая народ ногами. Куча-мала выплюнула его с другой стороны улицы. Тут прилавки и кончались.

Музыка. Парни в гриме прыгали, орали и играли на инструментах. Молодёжь танцевала и пила свинскими объёмами – водку, как Юрий уже выяснил, тут вполне себе изобрели. Среди празднества была кучка детей, в центре которой на пеньке, широко расставив ноги, баял актёр в колпаке:

– Во-от, а от Великана пошли могучие мощи, так их называют, – раскинул руки он, а потом неожиданно обратился к девочкам, чуть выше ростом пацанов: – А вы знали, что самая знаменитая и сильная из мощей – девочка?

– Женщина! – исправила младшая.

Парень пьяно ухмыльнулся, водя пальцем.

– Нет-нет-нет. На самом деле у мощей не бывает пола, они же мощи. Так что ни твоё, ни моё! Ха-ха-ха!

В городе стояла страшная духота, и чем меньше становилось людей, тем было легче Юрию дышать. Он сам не заметил, как приблизился к нависающему над крышами собору – впереди уже виднелось лезвие его тени, отрезающей улицу, но перед тем, как дойти до туда, надо было пересечь городскую площадь. Там вновь толпа, окружившая эшафот.

Юрий слился с зеваками. На эшафоте охранники держали троих приговорённых. Сбоку палач в чёрном колпаке, а рядом какой-то старик с надменной рожей и блестящей плешью, облачённый в ослепительно-красную инквизиторскую рясу. Преступники – какой-то коротышка, девушка с позеленевшим лицом, едва стоящая на ногах, и мужик с бандитской мордой. Кто-то радостно махал ему из толпы, наверное, друзья. Он кивал, улыбаясь.

Народ шумел, пока красный старик не шепнул солдату.

– Молчать! – прогремел тот. – Тишины на площади!

Люди притихли. Тут были и мужики, и женщины. Все ростом небольшие, Юрий самый высокий. Он вытянул шею. В первом ряду с раскрытыми ртами стояли детишки.

Стражник откашлялся. Развернул свиток. С очень сосредоточенным видом он пялился на него аж пару минут. В толпе опять начались разговоры. Наконец, стражник сунул старику свиток с расстроенным видом, сдавшись. Тот вышел вперёд.

– Именем бургомистра и святого Сердца, объявляю.

Откашлялся. Молчит. Палач переглянулся с солдатами.

– Гео… Ге-орг. Шер… Ше… Шер-пф, – он с трудом по слогам прочитал имя. – Об-ви-ня-ет-ся. В. Со-до… Са-да… Чтоб его через дыбу!

Он раздражённо скомкал документ.

– Внимайте! Этот мужчина обвиняется в непотребном грехе с четырьмя коровами, двумя телятами и овцой. Приговорён к повешению, коров сжечь вместе с ним, остальных животных под опеку забирает бургомистр!

Толпа засвистела. Кто-то заржал.

– Тишины на площади!

Старикан пошёл к следующей. Зелёная девица.

– Эта горожанка, если мне не изменяет память, отравила свекровь, для отвода глаз сама съела три ложки отравленной каши, – в подтверждение его словам девушка закатила глаза и чуть не упала, но стражник успел поднять за шиворот. – Приговаривается к повешению!

Толпа зашумела. Старик подошёл к бандиту. Настоящий зэк, форменный разбойник. На обоих щеках и на лбу клейма.

– Этот преступник обвиняется в ограблении представителя власти в дороге! Злостный нарушитель порядка, это, как можете видеть, далеко не первое его преступление! Приговаривается к повешению!

Было видно, что старик под конец уже спешит. Казнь вот-вот бы началась, как вдруг в толпе раздался визг. Одна горожанка неожиданно взбежала по ступенькам и бросилась на шею разбойнику прямо на эшафоте. Она обнимала и целовала его в щетину.

– Ивона?! – изумился он. – Ты чё ко мне прилипла, а ну отвали!