Неприкаянный. Камешек в жерновах

Я стрелял так быстро, как только мог, и за какую-то минуту сумел добиться ещё трёх попаданий. И это не прошло бесследно, хотя вся артиллерия «Тацуты» и укрывалась за щитами, это не спасало матросов, так как фугасы рвались за спинами и с боков. Последний взорвался в основании передней трубы, пробив её. Из рваной пробоины палубу начало заволакивать шлейфом чёрного дыма, что мешало комендорам. И немного облегчило жизнь нам. Благодаря меньшему числу манёвров миноносца мне удалось ускориться в стрельбе, и снаряды на палубе японца стали рваться куда чаще.

Семьдесят пять миллиметров несерьёзно? Ну это как сказать. Когда снаряды часто рвутся на участке по фронту не более шестидесяти метров, это ох как серьёзно. А я неплохо приноровился, улавливая подходящий момент для стрельбы, и теперь уже практически не мазал. Если бы не качка, то я и вовсе развил бы ураганный огонь. Пушка в умелых руках страшная штука и самураям сейчас однозначно «весело».

И именно в тот момент, когда я поддался азарту, уверившись в нашей неуязвимости, прямо перед нами раздался громкий хлопок, и возникло довольно крупное молочно-белое облако. Раздалось несколько гулких ударов в щит, на обращённой ко мне стороне возникли бугорки, а в лицо прилетело несколько бритвенно-острых сколов брони. Вокруг прогудели пронёсшиеся сегменты. Дробный перестук, чавканье и хруст, с которым гранёные стальные стержни впивались в тела, крики, полные боли.

Всё это пронеслось передо мной в стремительном калейдоскопе. Я осмотрелся вокруг, не веря в происходящее. Из четверых человек, что помогали мне, на ногах не осталось никого. Трое попросту отсутствовали, на леерах висела чья-то оторванная нога. Последний из комендоров сидел на площадке, зажимая обрубок руки, ошалело моргая, не в состоянии понять, что тут вообще произошло.

Удачное накрытие сегментным снарядом это нечто страшное. Мало того, что поражающие элементы прошли косой смерти, так они ещё и понаделали дыр в корпусе, трубах и надстройках. Это ведь не щит, и сталь там конструкционная, а не броневая. Разнесли в щепки оказавшуюся на их пути шлюпку, ошмётки которой раскачивались на блоках шлюпбалок.

Мне оставалось только радоваться тому, что в момент подрыва снаряда я как раз целился, будучи прикрыт щитом и поворотной рамой орудия. А вот Родионову, похоже, нужно благодарить царицу небесную. Матрос был вооружён кинокамерой, и… я не мог в это поверить, но, находясь на надстройке за первой трубой, он продолжал снимать происходящее с мрачной решимостью человека, занятого своим делом. При этом он удерживал деревянную коробку синематографа с помощью хитрых ремней, которыми обзавёлся после нашей атаки японского транспорта.

В следующее мгновение трёхдюймовая граната прилетела на корму. Я увидел, как трое комендоров у сорокасемимиллиметровки повалились, словно подрубленные. Другой снаряд рванул у борта, и находившийся на ходовом мостике Колчак схватился за щёку, а из-под лайковой перчатки появилась алая струйка крови. Вот как не снесло его и рулевого сегментами, для меня осталось загадкой. Потому что тот же компас разворотило в хлам.

– Какого чёрта, Кошелев, стреляйте! – выкрикнул лейтенант и бросился ко мне.

Я же молча обернулся к орудию, подметив, что оно заряжено, и вновь приник к прицелу. Навёлся, затем отступил, чтобы поймать шнур и дёрнуть, спуская боёк. Однако Александр Васильевич уже держал его в руке и смотрел на меня. Я утвердительно кивнул, и он выстрелил. Пара секунд, и на палубе авизо сверкнуло, и появилось сизое облачко от очередного попадания.

Колчак без лишних разговоров открыл затвор, выбрасывая гильзу, и подхватил снаряд, чтобы затолкнуть его в казённик. Я благодарно кивнул и мотнул головой в направлении мостика, давая понять, что его место не здесь. Тот скривил губы, как видно, ему было неприятно, что молоденький мичманец указывает командиру на очевидное.

Я вновь прицелился и на этот раз сам дёрнул за шнур, посылая японцам горячий привет. Когда же открыл затвор, чтобы зарядить орудие, на площадку взбежали трое матросов. Двое тут же занялись орудием, а последний бросился к раненому, пока тот не истёк кровью.

Наконец мы достаточно сблизились с японцами и выстрелили по «Тацуте» обеими торпедами. После чего Колчак отвернул и отдал приказ запустить дымогенератор. Завеса быстро скрыла нас, и последующие снаряды противника ложились наугад. Самураи били по площадям, делая ставку на сегменты. Мы же отсчитывали секунды, гадая, попали или нет. Пока наконец не раздался приглушённый, но от этого не менее мощный взрыв.

– Есть контакт, Александр Васильевич, – улыбнувшись, констатировал я.

– Признаться, даже не верится, – в ответ произнёс он.

– Мины сами по себе не взрываются, – заметил я.

– Я не об этом. Не верится, что всего лишь два удачных попадания наворотили столько дел. Даже подумать боюсь, что же творится на борту «Тацуты». Вы вогнали в него не меньше двух десятков гранат.

– Девятнадцать. Из них пятнадцать по палубе и надстройкам и четыре в борт, – уточнил я.

– Всё одно преизрядно. Павел Михайлович, доложите о неисправностях, – приказал он лейтенанту, вахтенному начальнику, и уже к минному офицеру: – Андрей Петрович, доложите о потерях.

– Есть, – коротко отозвался мичман.

Тем временем вырубили дымогенератор, и мы наконец сумели посмотреть на дело рук своих. Ну что сказать, это у нас лихо так получилось. Водоизмещение «Тацута», конечно, не дотягивает и до тысячи тонн, но ведь он по идее должен был остаться на плаву при затоплении любых двух отсеков. Однако торпеда попала весьма удачно, а может, переходы между переборками не были задраены. Как бы то ни было, с него хватило и одного попадания. Авизо погружался в свинцовые воды, сильно накренившись на левый борт. Члены команды спешно покидали его, используя оставшиеся три шлюпки и пробковые матросские койки.

– И что будем с ними делать? – спросил я, наблюдая эту картину.

– Предлагаете их спасать? – вздёрнул бровь Колчак.

– Вода холодная, и большинство из них погибнет от переохлаждения.

– И?

– Полагаю, что их можно спасти.

– Разрешите доложить, Александр Васильевич, восемь убитых и двенадцать раненых. Из них не способны встать в строй пять, – доложил мичман Афонин.

– Двенадцать пробоин палубы, надстройки и труб. Разбит компас на ходовом мостике, выведено из строя кормовое орудие. Машины и котлы исправны, ход держим уверенно, – сменил его лейтенант Юдин.

– Два попадания, и треть экипажа долой. С такими потерями ещё и о пленных думать? – глянул на меня Колчак.

– Родионов, насколько у тебя ещё хватит плёнки? – спросил я, не отводя взгляда от командира «Сердитого».

– На две или две с половиной минуты, ваше благородие, – отозвался мой кочегар, погладив лакированный деревянный корпус кинокамеры.

– Павел Михайлович, прикажите матросам вооружиться винтовками. Половину матросов из котельного и машинного отделения на палубу, – приказал Александр Васильевич вахтенному начальнику, читай старшему офицеру.

– Есть, Александр Васильевич.

Колчак жёсткий человек. Это видно уже сейчас. Он требователен к себе и к подчинённым и не питает сантиментов к врагу, даже поверженному. Если верить изученным мною материалам в будущем, он должен стать кровавым диктатором. Хотя хватает и тех, кто защищает его. Гражданская война грязная и чудовищная штука, чистеньких и пушистых в ней нет по определению. Так что сомневаюсь, что зверства белых сильно превосходили таковые со стороны красных. Когда брат идёт на брата, рубка идёт страшная и безжалостная.

Впрочем, сейчас речь о японцах, и тут уж у Колчака нет ни единой причины проявлять благородство или жалость. Разве только тщеславие, являющееся его явной слабостью. Вот на него-то я и надавил.

Когда мы приблизились к спасшимся, находящиеся в шлюпках вооружённые винтовками японские моряки открыли огонь, и пули звонко защёлкали по металлу. Колчак едва не отдал приказ расстрелять их из пушки, но я удержал его, ухватив за руку.

– Ложитесь в дрейф, дайте мне винтовку и пять минут. Я решу этот вопрос.

– Тульский, винтовку мичману Кошелеву, – выкрикнул Колчак.

– Слушаюсь, ваше благородие, – откликнулся боцман.

Я взял в руки оглоблю, сиречь пехотную винтовку образца 1891 года, которая сантиметров на тридцать длиннее моего маузера гражданского образца. Признаться, тот меня устроил бы куда больше. Да кто же знал, что в нём возникнет нужда. Так что мой красавец дожидался хозяина на борту «ноль второго».

До противника порядка кабельтова. Волнение, конечно, присутствует, раскачивая как миноносец, так и шлюпки, но для меня это не помеха. Мне не понадобилось даже вскидывать бинокль, чтобы рассмотреть офицеров. Три выстрела, и все трое отправились к праотцам. Ну или к своей несравненной богине Аматэрасу. Без разницы.

Затем вооружился биноклем и высмотрел четверых унтеров. Этих получилось достать следующими четырьмя выстрелами. Колчак только одобрительно или всё же восхищённо качал головой. Ну что сказать, далеко не полигонные условия, чтобы раз за разом бить в яблочко. Тем более что японцы так же стреляли.

Я выискивал тех, кто пытался командовать, после чего выделял их в общей массе и доставал. Это не так уж и сложно, учитывая то, что дистанция успела сократиться до сотни метров. Наконец до японцев дошло, что сопротивляться бесполезно, и они побросали свои винтовки за борт. Вот и ладушки. Теперь их можно брать тёпленькими. И лучше бы поспешить, пока находящиеся в воде не заполучили переохлаждение.

Глава 3

Частный поверенный

– М-да-а. Так себе условия, – осмотревшись, произнёс Горский.

– Нормальные условия, Аркадий Петрович. Отсутствие дверей и окон на рабочий процесс не влияет. До осени стены окончательно просохнут, и можно будет полностью закрываться, – не согласился я.

– Это-то да. Но тут ещё были бы и заказы, – с сомнением вздохнул инженер.

– Будут, даже не сомневайтесь. А пока, как только закончите установку и наладку оборудования, сразу приступайте к массовому производству. Миномётов, думаю, для начала десятка три будет вполне достаточно. А вот мин столько, сколько только возможно. Даже если в три смены станете трудиться.

Я всерьёз надеялся, что боеприпасов тут будет производиться довольно много, и удастся в значительной мере решить вопрос со снабжением не только миномётов, но и пушек. В конце концов чугунные гранаты тут не исключение, а скорее уж правило. А их, если что, изготавливать гораздо проще и дешевле.

В этой связи уже были построены и ожидали своего часа четыре печи вагранки для плавки чугуна. Ни разу не моё изобретение, этот способ издревле известен в Китае. Подобная печь, разве только меньшего объёма, имелась и в мастерской Горского в Дальнем. Каждая же из этих способна выдавать по одному кубометру чугуна. Порядка семи тонн, если что.

Ещё бы убедить командование организовать завоз в крепость запасы чугуна. В Артуре его тоже немало, но расход обещает быть просто диким. Тонны и тонны металла. Миномётные мины, гранаты, картечь, шрапнельные пули, противопехотные мины и оборонительные гранаты. Номенклатура достаточно широкая, только подавай металл. Так что нужно всё же как-то решить вопрос с выкупом чугуна в Дальнем и ещё одним – с транспортом для его перевозки.

Тороплюсь с внедрением военных новинок и даю оружие в руки будущих врагов России? Я вас умоляю. Они и так внедрят их, причём сделают это куда быстрее и эффективнее нас. Нам ведь ещё нужно посидеть, почесать в затылке, раскачаться да оторвать задницу и только потом, кряхтя и матерясь, начать хоть что-то делать. А так опыт прошедшей войны, быть может, заставит взяться за ум чуть раньше. Во всяком случае, уже будут иметься какие-никакие наработки.

– Уверены, что следует начинать работать в полную силу? Объёмы получатся внушительные. Полагаю, что сотни по три мин в сутки, а как наладится процесс, то скорее даже и больше, – с сомнением посмотрел на меня инженер.

– Просто делайте своё дело и тащите продукцию на склад. Средства на закупку материалов и заработную плату моя забота. Ваша задача качественно и быстро выполнять свою работу. Вы ведь помните условия договора?

– Я, конечно, помню. Более выгодных условий представить невозможно. В случае отсутствия заказов от казны вы обязались выкупать всю готовую продукцию. Но откуда вам взять такую сумму? – продолжал сомневаться Горский.

– А вот это уже не ваша забота, – беззаботно успокоил его я.

Мы вышли из цеха, и я посмотрел вправо. Неподалёку, всего-то в сотне шагов от цеха, стояли два саманных барака, у которых так же отсутствовали окна и двери. Селить людей в непросохшее жильё это верный путь к болячкам. Таков уж саман, строить с его помощью получается быстро, и при должном уходе он может простоять века, но вот сохнет очень долго. Поэтому до холодов придётся устраиваться в палатках. Благо вопрос с интендантами решить получилось достаточно просто.

Понятно, что семьи рабочих в Дальнем жили куда в лучших условиях, чем предоставляемые бараки. Да и снять жильё в городе можно без особого труда. Сейчас с этим вообще никаких проблем. Но жилые кварталы будут подвергаться бомбардировке, а вот Тигровый полуостров обстреливать будут куда меньше, если вообще будут.

Больше мне здесь делать нечего. Горского учить, только портить. Он ведь уже обустраивал одну мастерскую, значит, справится и с переездом на новое место. Что же до денег, то его изделия стоят куда меньше пушек и снарядов к ним. Да и объёмы не такие огромные, чтобы мне хвататься за голову.

Впрочем, прокатиться в Чифу или Циндао мне всё же не помешает. Благо я уже практически полностью оправился от ранений. Если господин Ван не сможет организовать мне игру, тогда сделаю ставку на казино в германской колонии. В крайнем случае пробегусь до Шанхая. Вообще без проблем. В любом случае вопрос с деньгами решаем.

Чтобы добраться до нанятой мною лодки, пришлось пройтись по оголившемуся после отлива галечному дну внутреннего рейда. Увы и ах, но в отличие от мастерской Невского завода к выделенному нам участку дно не углубляли, а потому разгрузку получится проводить только во время отлива. Неудобно, но тут уж ничего не поделаешь.

В Артур мы вернулись настоящими героями. Ещё бы, не просто потопили авизо, представляющий собой нечто среднее между безбронным крейсером и канонеркой, но и доставили пленённый экипаж. После моего памятного возвращения с призовым миноносцем подобного триумфа не случалось. И вообще гибель «Петропавловска» и «Енисея» оказала на общество гнетущее впечатление.

Как я узнал, флагман флота Тихого океана погиб в результате банальной случайности. Ну или из-за упущения одного, казалось бы, незначительного фактора. Как и в известной мне истории, Макаров вывел корабли в море, чтобы помочь «Страшному», а затем отогнать адмирала Того, устроившего очередную бомбардировку Артура.

При этом на броненосце задействовали трал-охранитель и расстреляли две всплывшие мины. А так как траление участка проведено ещё не было, выставили буйки, обозначившие протраленный проход. Но из-за сильного течения буйки снесло, и возвращавшийся уже без трала «Петропавловск» наскочил на мину. Всего лишь незначительное отклонение. И история повторилась.

Так вот, маленькая победа «Сердитого» не на шутку возбудила осаждённую крепость. Новость облетела город со скоростью лесного пожара, гражданские и военные толпами валили на набережную, чтобы лично увидеть пленных.

Я же, воспользовавшись тем, что не являюсь членом экипажа миноносца, тишком свалил в закат, предоставив Колчаку самостоятельно разбираться со свалившимися на него лаврами. Меня куда больше занимал груз на пароходе «Ляодун» и уже встречавший нас инженер Горский, с которым мы тут же отправились на Тигровый полуостров…

– Олег Николаевич, здравствуйте, – окликнули меня, когда я поднялся на набережную.

– Добрый день. С кем имею честь? – посмотрел я на неизвестного мне мужчину.

Причём в прямом смысле этого слова. Я никогда прежде не встречал его, иначе просто не смог бы забыть. На вид лет сорок, гражданский костюм-тройка, котелок, который он слегка приподнял, представляясь:

– Кулагин Павел Семёнович, частный поверенный[2].

– Очень приятно, Павел Семёнович. Но не думаю, что нуждаюсь в ваших услугах. Даже если до такого и дойдёт, то я нахожусь на службе, а посему вне гражданской юрисдикции.

– Полагаю, что всё же нуждаетесь, Олег Николаевич.

– Объясните?

– Непременно. Вы построили катер на подводных крыльях, внесли конструктивные изменения в котёл Ярроу, повысив его производительность в полтора раза, изобрели дымогенератор, парашют, трал-охранитель, миномёт, артиллерийскую мину, противопехотную мину, ручную гранату. Я даже не берусь представить, сколько ещё сможете привнести в этот мир.

– Настолько верите в меня? – хмыкнул я.

– Я вижу в вас большой потенциал. Но даже если вы больше ничего и никогда не изобретёте, уже созданного вами хватит на то, чтобы обеспечить безбедную старость.

– И как я полагаю, не только мне, но и вам, – улыбнулся я.

– А вы готовы взвалить заботы о ваших детищах на свои плечи? – вздёрнул он бровь.

– Разумеется, нет. Но вы частный поверенный, а не патентный. Насколько мне известно, это несколько разные области юриспруденции.

– Не боги горшки обжигали. Вы мой шанс вырваться из артурского болота, где я оказался в связи с трагическим стечением обстоятельств, и я не намерен упускать его, ибо вижу в ваших изобретениях большой потенциал.

– Вы позволите пригласить вас ко мне домой? Там мы могли бы поговорить более детально, – предложил я.

Было дело, пока находился на излечении, хотел отправиться во Владивосток, чтобы найти поверенного и заняться патентами на все свои новинки. И нет, по поводу того, что по факту это не мои достижения, совесть меня не мучила. В этот мир их привнёс я, и точка.

Но вырваться из Артура так и не получилось. Лечиться мне позволялось только в крепости, отбывать же куда-либо разрешение не давали. А сбегать в мои планы не входило. Поэтому отложил этот вопрос на потом. Тем более что на жизнь мне много не нужно, прибыль же от патентов можно получить, только планируя вдолгую.

Ну, а если упущу… Да невелика потеря. Я много ещё чего могу украсть, усовершенствовать или создать на основе имеющихся у меня знаний из будущего. Так что не жалко. Но коль скоро появился тот, кто сможет взвалить на себя эти заботы уже сейчас, то отчего бы и нет.

Когда пришли ко мне домой, Нина первым делом усадила нас за стол, благо время уже обеденное. И только после того, как поели, мы уединились в рабочем кабинете. Поверенного у меня пока ещё не было, но необходимые чертежи и документацию я подготовил, поэтому мне оставалось лишь передать бумаги Кулагину. Тот наскоро просмотрел весьма толстую стопу бумаг и удовлетворённо кивнул.

– Полагаю, что этого более чем достаточно для оформления привилегий. К тому же я посоветовал бы оформить соответствующие патенты не только в России, но и за границей. Уверен, что ваши изобретения распространятся по миру. А уж после этой войны так и подавно, – заверил Кулагин, пряча бумаги в портфель.

– Разделяю вашу уверенность. Вот здесь пятнадцать тысяч рублей. Думаю, что этого с лихвой хватит как на оформление соответствующих бумаг, так и для выплаты вашего гонорара, – положил я перед ним пачку из сотенных ассигнаций.

– Это более чем щедро, – заёрзал на стуле поверенный.

– Не переживайте, Павел Семёнович, это вовсе не значит, что я намерен лишать вас вашей доли от лицензионных отчислений. Не ради же разового гонорара вы решили взяться за устройство моих дел. Договор у вас с собой?

– Разумеется.

Он вновь полез в свой портфель и извлёк из него несколько листов бумаги. Я ознакомился с их содержанием буквально в течение минуты. Моя абсолютная память позволяла проделывать это без труда. Ничего необычного в пунктах предложенного договора я не обнаружил, но счёл нужным сделать одно уточнение:

– Внесите, пожалуйста, дополнительный пункт, согласно которому в случае моей гибели вы должны будете незамедлительно связаться с моей матушкой, которая наследует все права по привилегиям.

– Как прикажете, Олег Николаевич. Позвольте.

Он тут же вооружился пером и внёс дополнительный пункт, указав данные матушки реципиента. Война есть война, и я уже однажды едва не сыграл в ящик, так что страховка лишней не будет. В конце концов, благодаря сыну этой женщины я получил ещё одну жизнь.

– Павел Семёнович, вы проживаете один? – спросил я, когда мы покончили с договором.

– С супругой. Дети слава богу уже взрослые и самостоятельные, – убирая бумаги, ответил он.

– Замечательно. В таком случае собирайтесь и выезжайте в Мукден, Харбин или Владивосток, куда угодно, но только не затягивайте. Послезавтра из Артура отбудет последний пассажирский поезд с гражданскими лицами.

– А в чём дело? – снимая пенсне, в удивлении воззрился он на меня.

– Есть сведения, что послезавтра железнодорожное сообщение и телеграфная связь будут прерваны японцами.

– Но откуда…

– В районе станции Пуланьдянь они уже трижды повреждали пути, нам пока удаётся их отгонять и восстанавливать рельсы, но долго это продолжаться не может. Просто поверьте, что времени у вас больше нет.

– Но я не могу. У меня тут дом, имущество…

– Вы меня не слышите. Послезавтра город будет отрезан, и вот это всё, – я кивнул на портфель, – уже не будет иметь значения. Пока мы будем сидеть в осаде, кто-то другой воспользуется моими наработками и заработает на этом. Так что решайте сами, готовы ли вы поступиться будущими доходами.

– Я могу оставить супругу…

– Забирайте её и уезжайте из Артура. Только дайте мне адрес, по которому я смогу с вами связаться.

Похоже, я выглядел достаточно убедительно, потому что через минуту Кулагин вновь присел за мой рабочий стол и быстренько записал координаты для связи. После чего мы вышли из дома. Он отправился в сторону старого города, а я на броненосец «Севастополь». Эссен, конечно, благоволил мне и предоставил много воли, но не думаю, что стоит злоупотреблять этим. Надо бы доложиться по результатам поездки.

– Здравствуйте, Олег Николаевич, – едва я ступил на палубу «Севастополя», поздоровался со мной старший штурманский офицер Ислямов.

– Здравствуйте, Исхак Ибрагимович, – ответил я.

– Хорошо быть прикомандированным. Живёшь по своему распорядку, на корабле появляешься, когда заблагорассудится, подчиняешься только командиру, – с хитрым прищуром выдал татарин.

– Не жалуюсь, Исхак Ибрагимович, – с улыбкой ответил я.

– Ходят слухи, что вы решили сменить офицерский мундир на деловой костюм.

– Вы о механической мастерской на Тигровом?

– Именно.

– А вам завидно, Исхак Ибрагимович? Или вы просто интересуетесь как старший товарищ?

Вообще-то, это было грубо. Передо мной, девятнадцатилетним юнцом, стоит взрослый тридцатидевятилетний мужчина. По большому счёту он мне в отцы годится, а я тут перед ним выделываюсь. Вот только меня уже задрали такие доброхоты. Не нравится им моя вольность и то, что я строем не хожу. И никому нет дела до моих достижений.

– Нет, мне не завидно. Однако я полагаю, что коль скоро на вас мундир офицера флота, то и вести вам подобает себя соответственно.

– То есть если ты умный, то ходи строем и не отсвечивай? – с явной издёвкой произнёс я.

– Мичман Кошелев, – окликнул меня Эссен.

– Я, господин капитан второго ранга, – обернувшись, бросил ладонь к обрезу фуражки.

– Зайдите ко мне, – ровным, ничего не выражающим тоном приказал он и направился во внутренние помещения корабля.

Без лишних вопросов я последовал за командиром. Хотя внутри всё кипело. Достали. Вот честно, через одного бил бы морды этим снобам. Как-то наплевать на то, что у Ислямова за плечами кругосветка, работа в связке с Макаровым на ледоколе «Ермак», несколько гидрографических экспедиций и наличие научных трудов. Это не отменяет того факта, что он ведёт себя со мной как натуральный мудак.

Я молод, и у меня за плечами нет его опыта, но здесь и сейчас мною уже сделано куда как много. Причём я вовсе не о лихой храбрости, захваченном и потопленных миноносцах и судах. Да пользу одного только парашюта сложно переоценить. Но нет, его задевает моя вольность.

– Мичман, вам не кажется, что вы ведёте себя неподобающе? – когда мы оказались наедине в его каюте, вперил в меня строгий взгляд Эссен.

– Господин капитан второго ранга, я не являюсь подчинённым лейтенанта Ислямова, а потому не считаю, что проявил к нему неуважение как к начальнику. Что же до его чина, то ему следовало бы самому вести себя соответственно выслуге и старшинству, а не исходить на желчь. Я не виноват, что мои успехи не дают ему покоя.

– А вы не думали, что причина в вашем привилегированном положении?

– Я в этом даже не сомневаюсь, господин капитан второго ранга. Но ни словом, ни своим поведением ни разу не указывал на это. Если кому-то завидно, то пусть завидуют молча. Ещё и в моём участии по устройству механической мастерской обвиняет. И ведь даже когда польза от её продукции будет несомненной, никто из этих завистников и не подумает признать свою неправоту. Их коробит именно то, что я не вписываюсь в их рамки.