Воздушно – Капельно

Ночь окутана ворожбой.

На разлитом над лесом небе

Тучи ходят поверх дубов.

Ей одной в эту ночь не спится.

Свечка, пряжа, луна, окно.

Укололась вязальной спицей –

Капля крови черней, чем ночь.

В капле крови лесная чаща,

За деревьями волчий вой.

А на сердце тоска нечаянная

Выйти из дому в темный двор.

У порога скулит дворняга,

У калитки скрипит петля.

Тянет в лес, по кривым корягам

До утра, как во сне, петлять.

Песня прячется меж деревьев,

Над озёрной водой луна.

Темной птицей ли, хищным зверем

Из воды выползает навь.

Тронет за руку, глянет в душу –

Словно в озеро заведёт.

Ей до времени жить на суше,

Только сердце полно водой.

Утро вечера мудренее,

То ли явь была, то ли сон.

А на пальчике зеленеет

Донных водорослей кольцо.

Останься послесловием ко мне

Я снова напишу тебе письмо

Из комнат марта, пахнущих цветами,

О том что кроме писем и имён

Нам ничего друг другу не оставить,

Что дождь прошел и небо расцвело

Большим цветком, похожим на подснежник…

Любое слово, как всегда, мало,

Чтобы вместить одну земную нежность,

Одну любовь, оставленную нам,

Как свежий воздух мартовского сада.

Сквозная, ранняя – что первая весна –

Я напишу, как раньше не писала.

Я напишу, как птицы мне поют,

Как ветер ветви за окном качет –

И словно напускает в жизнь мою

Весенние губительные чары.

И если я погибну в той весне

Заворожённой мартовской невестой –

Останься послесловием ко мне,

Как если бы в душе мы были вместе.

Распахнуто

В глазах у меня распахано широко

Огромное небо, распахнутое до боли.

А я так хочу прижаться к тебе щекой,

Как к этому небу всегда прижималось поле.

Как ангел рукой поднимает моё крыло,

Случайному взгляду опять показавшись ветром –

Я так же легко тебя поцелую в лоб

И ты улыбнёшься, меня узнавая в этом.

Я выдержу небо, прошедшее сквозь меня,

Я выдержу солнце в моих обожженных крыльях,

И ты станешь бережным, чтобы меня принять

И ты станешь берегом – вечной природной силой.

Мы будем случайными – я из породы птиц,

А ты из земных, обитающих в древних рунах,

Но мы узнаём друг друга не во плоти,

А северным ветром, блуждающим в наших струнах.

Мы будем повенчаны звоном колоколов,

А время придет – и ими же будем отпеты.

Но если нас спросят – было ли нам светло,

То небо – распахнуто – станет для них ответом.

Поэзия

Смотри на мир, как на том поэзии.

Белые строки цветущих вишен,

Хайку луны за обрывком тучи –

Словно недописанное стихотворение.

Бог отвлекся или просто не стал его заканчивать?

Он никогда не дописывает своих стихов.

Продолжение их ищите в сердце.

Продолжение – чувства.

Одинокое чувство луны,

Щемяще-легкое чувство тающего облака.

Ещё мгновение – и ясность. Перевернута страница.

Звёзды. Элегия неба, пронизанная вечностью.

Шорох крыльев – или ветвей.

Ночной экспромт, рождённый ветром –

Словно Поэт вспомнил отпустить строки.

Пойте, многоликие птицы тьмы – тишиной полуночи.

Да будет сказано о жизни – самой жизнью.

В изгибах сердца прятались мотыльки,

Теперь они поднимаются к Свету.

Чувство расширенного пространства.

Кто придет наполнить его Смыслом,

Пыльцой незримого?

Каждый – творец… каждый – начало стиха…

Продолжение его ищите в сердце.

В русалочьих местах

Кривые рёбра старого моста,

Скелет прогнившей лодки у причала –

Такая жизнь. В русалочьих местах

Никто ни за кого не отвечает.

Вчера он реку вброд переходил,

Бросал в ее стекло цветные камни,

Теперь его здесь нет уже. Он – ил.

Ко дну веков ушедшее придание.

Он вечером выходит из воды

И старый чёлн от берега отводит,

И говорят, что свежие следы

Его в песке темнеют на восходе.

Его шершавый голос над волной

Выводит песню, тихую, как омут.

И в этой песне – силе неземной –

Все звуки тонут.

А я недавно слышала её.

Как будто он к душе моей причалил

И так поёт, и так во мне поёт!

И словно в лодке жизнь мою качает.

Перед глазами ленты камыша

И белый пар нависшего тумана.

А может то была моя душа –

Такая непроснувшаяся, ранняя,

И эта песня колыхалась в ней,

Как лодка у старинного причала?..

А тот старик молчал. Он ил на дне.

И я лежала рядом. И молчала.

За моё цветение помолись

Твоя хрупкая девочка, раненая весной.

Под прозрачной кожей венкой дрожит висок,

Как подснежник прячется у земли.

За моё цветение помолись.

Излечи меня, излечи от моей весны –

Растолкуй её знаками, цифрами объясни.

Эту сладкую боль пробивающейся травы

Отвори и выпусти из крови.

Удержи меня, не дай перейти за край –

Сон тревожат северные ветра.

Дай мне выпить зелье, заговори,

Чтобы сердце выдержало надрыв –

Сердце рвут крапивные семена.

Ты меня, как прежнюю, вспоминай.

Обними и небо со лба сотри –

Слишком ярко солнце горит внутри.

Твоя хрупкая девочка – это весенний сад.

На губах от солнца блестит пыльца,

Под ладонью прячется первый лист.

За моё цветение помолись.

Апрельское

Ты мне пишешь, что небо теперь апрельское

И такое лёгкое, первозданное.

Ты мне пишешь – небо лежит на рельсах,

Как лоскут, истерзанный поездами,

А в округе люди глядят по-птичьи,

Словно каждый прячет под кожей перья.

Ты мне пишешь, чиркнув о небо спичкой –

И меня окуриваешь апрелем.

Я вдыхаю, впитываю построчно

Твоих писем свежий весенний воздух.

Ты мне пишешь – небо сегодня ночью

Притащилось насквозь больное звёздами

И бездомным псом улеглось под дверью,

А на утро – будто его и не было.

Ты мне пишешь, сонно хлебнув апреля –

И в тебе проглядывается небо.

Ты мне пишешь, словно бы пишешь мантры,

Словно в каждом слове иные дали.

Ты мне пишешь – и в этом живая магия.

Боль апреля, сбитого поездами.

В перекрестках весны

В перекрестках весны

Заблудившимся медленным звуком,

От небесного дна отражением птичьих молитв,

Прикасается к сердцу, как день прикасается к утру,

Белый шум. Голоса расцветающей в марте Земли.

Расцветающей матери девичьи белые речи –

Реки, полные нежности долгого снежного сна

Укрывают деревья от неба по самые плечи

Поднебесным холстом, как однажды любого из нас.

Мы проснёмся и выйдем наутро цветами из сада,

Мы проснемся травой, пробивающей тело земли.

В этот март, в это небо мы снова вернемся однажды,

Как весной возвращается сброшенный осенью лист.

Альтернативная форма творчества

Мы лежим с тобой вместе сегодня ночью,

Слившись с тьмой, расстеленной на ковре.

Это альтернативная форма творчества,

Это в наших венах кипит апрель,

Это я пишу на твоих изгибах

Свои новые тексты – стихи без слов.

Это быть разверстыми, быть другими,

Кончиками пальцев ломать стекло

И писать поэзией нашей крови

Маковые росчерки на бедре.

Это край дыхания стал неровным,

Это расцветает в груди апрель

Вырываясь всхлипами, арифмией,

Сломанными строчками на полу.

Это твои губы, шепча «аминь» мне,

Превращают в литеры поцелуй.

Мы летим с тобой вместе сегодня ночью

Слившись в тьму, расстеленную для нас,

Через боль расставленных многоточий,

У которых адская глубина.

Мы летим отчаяннее и выше,

В рифму, в строчку, в белый прощальный стих.

Если при падении нам не выжить,

Пусть Поэзия всё нам с тобой простит.

Камелии

В ней не видели то, что было её острее,

Потому что форма не всегда обнажает суть.

И когда она прятала в сердце чужие стрелы,

Говорят, улыбка плыла по ее лицу.

И улыбка касалась неба, касалась каждого,

К ней тянулись, чтобы тронуть ее рукой.

Люди верили в то, что она была им предсказана

На одном из церковных умерших языков.

А она выходила к фонтану и пела песни

И от этих песен кровь превращалась в мёд.

И она говорила – люди подобны лестницам,

И она говорила – не верьте тому, кто мёртв.

Даже день приходил по взмаху ее ладони

И ложился в саду на мягкую хвою пихт.

И она говорила, и речи её бездонные

Покрывали цветами бутоны сердец людских.

В ней не видели то, что было её острее,

А она раскрывала сердце в своём саду

И сажала стрелы – и прорастали стрелы,

И плыла у фонтана камелия – вся в цвету.

Нас разделят

Нас разделят без скальпеля, без ножа,

Без отчета, проекта и чертежа

На восток и запад, степного орла и льва,

На вчера и завтра, музыку и слова.

Нас разделят на поворот ключа,

Тайный знак, магическую печать,

Бросят в реку, словно слепых волчат.

Нас не станут гладить и приручать.

Не оставят ни запахов, ни следов,

Ни совместных фото, ни запасных ходов.

Каждый сам за себя. Не целое и не часть.

Есть вопросы – некому отвечать.

Есть ответы – некому объяснить,

Словно наяву попадаешь в сны.

Древний эпос, античная тень Афин,

В душу смотрит зеленоглазый Сфинкс.

Он смеётся, от смеха дрожит земля –

Кто-то вечно будет вас разделять.

Нас разделят без скальпеля, без ножа,

Не дадут ни вырваться, ни сбежать,

Потому что люди боятся таких химер.

Мы срослись подкожно, как жизнь и смерть.

В чернокнижии тела

Когда чёрные мотыльки слов

разлетаются с горящей рукописи,

Ты приходишь ко мне в образе падшего ангела.

Это магия строк, усиленная огнём.

Пальцами, испачканными пеплом,

Ты проводишь линии бесконечности

от плеч вниз по моей спине,

Останавливая так мое дыхание.

Теперь мы вместе переходим грань бессмертия.

Белые стихи

В чернокнижии тела.

Медленно

Нас обретает безумие вечности.

И мы всё ещё пишем друг друга. Строка в строку.

Не замечая, что горим –

Страница за страницей, слово за словом,

искореняя речь.

Здесь говорят на ином языке.

Послезвучием сердца – у самой груди,

Послевкусием гласных – у самых губ.

Пока горит рукопись наших тел,

Ты приходишь в образе падшего ангела,

Поменяв местами следующий день и ночь,

чтобы продлить нас.

Веди меня сквозь агонию не-дыхания,

Обнажая античность наших душ.

Я считаю удары сердца,

чтобы по ним идти за тобой.

Один…два…вечность.

Творец Апрель

А знаешь, всё ещё весна

Изменит новыми стихами

И нежно-розовым дыханьем

Разбавит серые тона.

И ты, и я, и этот сад,

И расцветающие вишни

Сегодня обвенчаться вышли

Под небеса.

Так пусть же нас благословят

Скворцы, поющие на ветках,

Моя апрельская невеста,

Зимы вдова!

Как вновь пришедший Назарей,

Как дух святой, представ пред очи,

По всей земле с утра до ночи

Венчает первых дочерей

Творец Апрель.

Утро. Мальчик лепит из глины день

Утро. Мальчик лепит из глины день.

Он лепит город и городских людей,

Лепит пустыню, верблюдов и караван.

Мальчик играет, фигурам велит оживать.

Ворота открылись, в город вошли пески,

Пустынные люди развязывают тюки.

Корица, имбирь, оружие, зеркала,

Янтарь, черепаховый гребень, морской коралл,

Чаши, зонты, самоцветы, слоновая кость.

Мальчик играет – глина течёт рекой.

Мальчик лепит кварталы, дворцы, дома.

Выросли люди – мальчик остался мал,

Он продолжает строить свою игру

В самое пекло, в полуденную жару.

Новые улицы, новые города,

Лодки, причалы, скорые поезда,

След самолётный стелется от хвоста.

Вечер подходит. Мальчик уже устал.

Мальчик играл машинками и людьми,

Мальчик слепил из глины огромный мир.

Дождь начинается, мама зовёт домой.

– Сын, заходи, под ливнем бы не промок.

– Мама, ведь дождь размоет мою игру.

Солнце зайдет – что люди, они умрут?

Мальчик не плачет – дождь по щеке течет.

– Утро настанет – построишь себе ещё.

Чистота…

Чистота… хочется произносить это слово шепотом. Оно олицетворяет нечто непорочное, изначальное, истинное. Что-то, похожее на личные отношения с Богом. Родниковая вода души. Словно входишь в Крещенскую прорубь. Умерли звуки. Тишина.

Чистота. Кто-то вымыл пол внутри сердца, открыл дверь проветрить, и тем самым расширил его пространство на бесконечность. А где-то вдалеке идёт снег, ложится в следы, стирает твой запах. Здесь больше нет тебя. Чистота.

Чистота. Пространство между двумя ударами сердца, линия жизни, закрученная в спираль панциря на спине улитки, эхо тишины от не-звука ее движения в пустоте. Падение капли – взрыв в маленьком мире, не нарушающий чистоты, он часть её, как и волна в океане на другом конце земли, как гул внутри планеты за миллионы световых лет отсюда, как удары твоего сердца, вдруг вспомнившего биться в пустой клетке.

Чистота – частота весеннего воздуха, на которой пробуждается кровь под корой деревьев, на которой звучат первые нежные мысли завернутого в почку листа под хрупкой коричневой кожицей – мысли о высоте неба, мысли о тепле солнечного луча, мысли о бескрайней неизвестности, ожидающей его, спящего, снаружи.

Первые цветы рождаются в этой непорочной чистоте, обнимают пчёл, обмениваются с ними вечностью.

Всё уже было. Много раз – листья, цветы, плоды, пчёлы, обнаженность ветвей.

Чистота – от первого до последнего листа Сада.

Чистота… бесконечное непостоянство природы. Это закрытые снегом глаза земли, её сон о лезвиях трав, идущих насквозь к солнцу. Предвестники рождения.

Это переменчивое настроение неба, чернеющего тучами или разглаженного огромными руками ветра до прозрачной голубизны, до звёзд, до абсолютного ничего.

Чистота… голос виолончели в сюите первой грозы. А после – тишина…

Стоишь перед этим небом, предчувствуешь его внутри. Закрой глаза. Ты – дерево, ты первый стебель, вырвавшийся из семени, ты песня утренней птицы, ещё не прозвучавшая, но уже рожденная на частоте твоего сердца.

Чистота… и ты – прозрачная прорубь в реке вечности.

Мой лучший враг

Я поднимаю белый флаг,

Долой орудия и латы.

Сдаюсь на волю вашей власти,

Мой лучший враг!

Мой лучший враг непобедим.

Его холодным обаянием

На той войне смертельно ранена –

Осколок лезвия в груди.

Легко ли мне с таким врагом?

Он не средневековый рыцарь,

Но без него не вижу смысла –

Ни в чём, ни в ком.

А что проиграна война,

Ни сожаления, ни паники.

Борьба была достойна памяти,

Потомки, вспомните меня!

Но на войне как на войне.

К ней привыкаешь словно к дому.

Враги не могут по-другому,

А значит проигравших нет,

И закончена игра. –

Лишь только пожелаю сдаться,

Он тут же отступает дальше.

Мой лучший враг.

Шепчи меня

Шепчи меня, учи, запоминай –

Перед тобой обнажена до смысла,

Как непорочно-ранняя весна –

До первых листьев.

Лети меня на млечной высоте

К протяжным гласным и глухим гортанным

В космическом пространстве наших тел –

Легко и плавно.

Переводи в язычество огня

Моих стихов истлевшие одежды

И каждым словом так живи меня,

Как никого не проживали прежде.

Дыши меня в обветренной ночи

И полной грудью выдыхая снова,

Молчи меня. В душе меня молчи,

Как таинство божественного слова.

Я смотрю на свое лицо

Я смотрю на свое лицо –

Мне пошел бы раскосый взгляд –

Чародейство и колдовство

Есть в крови моей, говорят.

Говорят, у таких, как я,

Жизнь – что огненная искра.

От того ли день ото дня

Всё горю на чужих кострах?

От того ли с моих дорог

Разбегаются, не простясь?

В сердце вырос чертополох

Вместо розового куста.

Старый камень теперь мой храм,

Черный ворон теперь мне друг.

Тот, кто сердце моё не брал,

Мне не сможет его вернуть.

От того ли мои глаза

Обнимают небесный свод,

Что хотела ему сказать,

Только слово уже мертво?

Говорят, все мои слова

Среди звёзд обрели приют.

Говорят, я была жива…

Но, наверное, снова врут.

Я уже слышу, как ты поёшь

«Да, – серьезно ответила она, – я буду петь, скоро, но не сейчас.

Но ты приготовься". – "Я уже слышу, как ты поешь, хотя ты и говоришь, что еще не начинала"…

Ф. Кафка «Исследования одной собаки».

И было бы можно нам быть вдвоём,

Но мы не нашли причин.

А я уже слышу, как ты поешь,

Хотя ты ещё молчишь.

И я уже вижу твой четкий след

(Он есть под моим ребром).

Тебя не пугают ни тьма, ни лес,

Ни люди других пород.

Ты долго испытывала инстинкт,

Но кровь превратилась в зов –

Ты сможешь одна за собой вести

Волков и дворовых псов.

Я сам говорил тебе – уходи,

Я чувствовал эту власть.

Она затаилась в моей груди,

Как огненная игла.

Она будоражила мой покой,

Сжигала мои мосты,

А глубже, за каждой моей строкой,

Бессмертно стояла ты.

И было бы лучше уйти с тобой –

И нечего выбирать.

Но больше, чем преданность и любовь –

Лишь собственная игра.

Первому небу

Медленный свет, убывающая луна,

Призрачный шепот первой травы под снегом.

Много ли ночи, чтобы пришла весна?

Для ее крыльев много ли нужно неба?

Тайны весны нельзя облачать в слова.

Так велико для смысла её пространство,

Что не вмещает мартовская трава,

Что не измерить ни глубиной, ни страстью.

В темной утробе почки, хранящей лист,

Маленький мир наполнен душой до края.

Тайна весны наливается и болит,

С ней каждый шорох рождается и умирает.

Голоса птиц, повинующихся чутью,

Скрипки ветвей, разбуженные невольно,

Первому небу тайны весны споют.

Первому небу – глубокому, колокольному.

Этот февраль будто бы не отсюда

Где-то под сердцем утра играл

Бетховен, звенела посуда

И пахло кофе.

Этот февраль

Будто бы не отсюда,

Он из другой эпохи.

Утро, больное снегом,

Ломко свисает с крыши.

Этот февраль, как небо,

Каждую мысль услышит.

Он невместимо больше,

Чем мы привыкли верить –

Под неземною болью

Скрытый туманом берег.

В нотах его симфонии,

В чашек кофейных звоне

Скрипка живёт Бетховена,

Отзвук ли колокольный.

Лада выходит в зал танцевать с мячом

Лада выходит в зал танцевать с мячом.

Длинные волосы – в рыжий тугой пучок.

В Ладином взрослом взгляде такая сила,

Что никогда к ней в детстве не приходила.

В жилах её огонь, а в ладонях – чёрт.

Лада кладёт на музыку мягкий шаг

Так, что у каждого в зале болит душа,

Так, что сбивается стройный сердечный ритм.

Лада танцует, словно бы говорит:

Я из иного мира сюда пришла.

Лада бросает мяч – замирает жизнь.

Мяч пролетает верхние этажи,

Небо, планеты, и падает в облака,

Но возвращается точно к её рукам –

Он её воле сегодня принадлежит.

Лада танцует, каждый её изгиб –

Прикосновение ветра, тоска тайги,

Смерч, огибающий тела её черты.

Лада движением может перевести

Магию мира, неведомую другим.

Лада выходит в зал танцевать с мячом.

В этом агония: холодно-горячо,

В этом высоковольтное напряжение,

Это ещё не сон, но уже не явь.

Это скрипач, и музыка, и смычок.

Грач

Я сегодня несу своё сердце лечить к врачу –

К чернокрылому ворону, к мартовскому грачу

На глухой пустырь, в послезимнюю благодать.

Излечи меня от того, кто сумел предать.

Принеси ветвь полыни, как голубь приносит весть –

Горечь из сердца перегорит в траве,

А потом оберни моё сердце своим крылом

И оставь его в темной комнате под ребром.

Улетай далеко. В чащу неба, в лесной простор,

Прокричи моё сердце выкриками в упор,

А на третий день к пустырю прилетай назад,

Чтобы я смогла не любить ему приказать.

Но приносит мне грач не сердце, а чистый лист.

Говорит – теперь каждый день на него молись,

Береги глубоко, и впредь не показывай никому,

А не то насовсем его у тебя отниму.

Переплетая тени

Переплетая тени, как стихи,

Слепыми пальцами записывая слоги,

Я нахожу в тебе заглавие строки,

А ты семантику приравниваешь к Богу.

Как изложить, о чем не говорят,

Когда поэзия так обжигает кожу,

Что тело превращается в обряд

Священной дрожи?

Как объяснить нечаянную смерть

Тем, кто найдет нас утром в сером пепле?

Так, без остатка, могут догореть

Одни поэты.

Лёд

Меня вылечит солнце, или меня убьёт,

Что в масштабах вселенной одно и то же.

Я пришел с небес, но здесь превратился в лёд.

Я принес любовь, но холоден стал и тверд.

Помоги мне, солнце, больше так невозможно.

Помоги мне вспомнить нежность твоих речей,

Проникающих в сердце и соловья, и камня.

Жизнь таится в иглах твоих лучей.

Смерть таится в иглах твоих лучей.

Будь же милосердно ко мне, расплавь меня.

Я пройду сквозь землю к самой большой реке,

Обниму по пути каждый корень и каждый стебель.

Я останусь и в семечке и цветке.

Я рожден для того, чтобы вечность держать в руке.

Я рожден быть на самом дне, оставаясь в небе.

Меня вылечит солнце или убьёт меня,

И не сразу поймёшь, что случилось на самом деле.

Чья заслуга или же чья вина –

Ни следа, ни шрама нет от огня.

Ни следа, ни шрама нет от огня,

Где была вода, прорастает дерево.

Я с тобой говорю

Я с тобой говорю, хотя ты ещё внутри,

Ты родишься сегодня, в одну из февральских лун.

Все, что я в этом мире могу тебе подарить,

До утра превращается в марево и золу.

Моя магия в этом мире совсем слаба,

И пока проявляется исключительно в виде слов.

А поэтому слушай сердцем, запоминай слова,

Чтобы в жизни тебе было благостно и светло.

Твои волосы будут цвета ночной луны,

А глаза – отражение неба морозным днём.

Мы приходим от Бога чтобы побыть земными,

Но коснувшись жизни, всегда забываем о нём.

Моя девочка, мир для тебя велик,

Но ещё немного, и ты обретешь его.

Он похож на вечность, похож на твой первый крик.

Одним словом – нет прекраснее ничего.

К концу зимы

К концу зимы становишься музеем.

Входя в февраль, как в ледяную кому,

Хранишь обрывок неба ли, икону,

Да письма от потерянных друзей.

А в общем, пусто. В зале – ни души,

Да и кому смотреть на эти строчки,

Когда у всех заядлых одиночек

На чувства – исправительный режим.

Садишься к небу. Смотришь из окна

На цепь с тобой не связанных событий,

Но то ли внешний шум мешает выйти,

То ли внутри немая тишина.

И сквозь февраль уходишь, словно в снег,

К своим корням за сном и исцеленьем.

К концу зимы мир скуп и обесценен

И только глубина растет в цене.

Вас во мне небо

Строки, рождённые в зимние ночи –

Вольные птицы, блудные дочери,

Хрупкие бабочки, льнущие к стёклам.

Сколько вас прожито, милые, сколько?

Сколько дрожало на кончиках пальцев

Сказочных призраков – мудрых скитальцев,

Шепчущих буквами вечные истины.

Будьте живыми, ныне и присно.

Строки, сплетённые звёздными петлями,

Небом отпущены – самые светлые,