ИНКВИЗИТОР Божьим промыслом книга 15 Чернила и перья

«Ланн роскошен, хоть и порой небрежен. Вильбург вычищен и вылизан, но без показного богатства». Швацц же напомнил барону богатого неряху или, может, господина, у которого нерадивые слуги не следят за его внешностью и чистотой платья.

Зато как светились глаза маркграфини, когда они въехали в городские ворота! А когда въезжали на большую площадь, на которой возвышался дворец, украшенный синими и алыми флагами, цветами дома Винцлау, так она и прослезилась даже, стала вытирать глаза платком; и когда он спросил, что с нею, принцесса лишь покачала головой: ничего. И отвернулась от него. Когда карета остановилась во дворе замка, встречали её всего несколько человек. В основном слуги, но был тут и важный господин. Был он полнокровен, весом, чревом велик и имел одышку; этот господин не постеснялся подать маркграфине руку, когда слуги открыли ей дверцу кареты и откинули ступеньку. И маркграфиня первым делом, выйдя из кареты, представила его Волкову.

– Граф Вергель, – она назвала его на старый манер. – Майордом дома Винцлау.

– Инхаберин, – вельможа низко кланяется ей.

– Граф, – тут принцесса указала на Волкова, – это мой избавитель, человек, спасший меня от колдунов Тельвисов, барон фон Рабенбург.

– О, от колдунов? – удивляется майордом. – Фон Тельвис оказался колдуном? Ну да, я что-то слышал… Про них ходили такие слухи. Но я считал, что это лишь дурные наговоры. Но нам рассказывали, что вы, после паломничества и молебнов, приняли приглашение графа Тельвиса и пребываете в его доме по собственной воле.

Он делает большие глаза, прикладывает руку к груди, выражая удивление.

Вот только генералу кажется, что это… не очень искреннее удивление.

– И кто же вам такое сказал? – сразу вспыхивает принцесса. И так как граф не торопится с ответом, она настаивает: – Ну же, граф, извольте ответить, кто сказал вам, что я гощу у Тельвисов по собственной воле?

– Это рассказывала нам ваша подруга госпожа ди Армачи, – отвечал ей майордом. – Она вернулась с кавалером Гейбницем и сказала, что у неё дела, а вы остались погостить в горах.

– Ах вот как! Погостить в горах? В горах, которые завалены трупами, – улыбается нехорошей улыбкой принцесса. – И, конечно же, это была моя дражайшая подруга, почти сестра, Бьянка Кастелло ди Армачи, кто же ещё? – и тут она словно вспомнила. – Так она вернулась с Гейбницем?

– Да, так и было, она вернулась с ним сюда и рассказала, что вы остались гостить у Тельвисов.

– Странно, – удивилась принцесса и взглянула на Волкова. – Я почему-то думала, что кавалер Гейбниц погиб.

– Нет, я видел его так же, как и вас, Ваше Высочество, неделю назад живым и невредимым. Были они тут, при дворе, – отвечал ей граф фон Вергель. – И он, как и госпожа ди Армачи, убеждал нас, что вы у добрых господ Тельвисов гостите.

– И граф, и графиня оказалась подлейшими колдунами и душегубами, – продолжала маркграфиня, и тут в её голосе послышался упрёк. Как будто она выговаривала графу. – И никто не справился обо мне, никто не пришёл мне на помощь, лишь по велению герцога Ребенрее один барон прибыл высвобождать меня из плена. Он лично дрался за меня с людьми колдунов.

– Жаль, что мне не выпала честь стоять с вами плечом к плечу, барон, – важно произнёс граф и поклонился.

– Граф, уверен, что будь у меня такой товарищ, мне было бы намного легче одолеть ту мерзкую банду, – в свою очередь отвечал ему с поклоном Волков, а сам при том думал: «А что же ты, толстяк, даже письма своей сеньоре не отправил? Не справился: может, ей надобно что?».

После этого короткого разговора принцесса, которая в дороге, кажется, повеселела, вдруг опять стала сурова. И произнесла:

– Пойдёмте в дом, господа. Граф, что с моими дочерьми?

– К сожалению, у госпожи Ирмы Амалии всё без изменений, Ваше Высочество, – отвечает майордом. – А госпожа Мария Оливия всё так же умна и подвижна. Всё вспоминала свою маменьку.

Маркграфиня начинает быстро подниматься по ступенькам дворца, а граф жестом пропускает Волкова вперёд: прошу вас, господин барон.

Глава 5

Он ещё не решил, стоит ли ему тут задерживаться надолго, но маркграфиня сразу просила майордома выделить генералу лучшие апартаменты, сказав, что барон для неё гость наижеланнейший; и граф сразу решил проводить Волкова в левую часть замка, на третий этаж, где находились действительно хорошие покои из трёх комнат со спальней, столовой и комнаткой для прислуги.

– Надеюсь, эти покои придутся вам по душе, господин барон, – говорил весьма радушно граф. – Я пришлю вам горничную и прачку, два лакея уже тут, ждут ваших распоряжений, а от повара придёт человек, справиться о ваших предпочтениях.

Огромная кровать генералу понравилась, а майордом говорит, как бы оправдываясь:

– Покои нежилые. На кровати простыни будут перестелены, пыль вытерта; если бы знали, что к нам явятся гости, уже было бы всё подготовлено.

На том и откланялся, сославшись, что теперь ему нужно услужить и маркграфине. Гюнтер стал осваиваться, позвал двух лакеев, что пришли с майордомом, стал носить вещи снизу, а вот фон Готт сразу сказал то, чего не успел сказать генерал:

– Ох и духота тут; вам, сеньор, ночью опять не уснуть будет.

И то было абсолютной правдой, в покоях было невыносимо душно, и ночью большое каменное здание вряд ли быстро остыло бы.

– Гюнтер, – позвал генерал, подходя к окну и разглядывая небольшие немытые стёкла.

– Да, господин, – отозвался слуга.

– Ванну мне, и скажи лакеям, чтобы воду сильно не грели, – сказал Волков и пошёл смотреть постель на предмет клопов.

Фон Готт, гремя доспехом, плюхнулся на стул, стал отдуваться; конечно, ему было жарко. А генерал, подняв пыльную и нехорошо пахнувшую перину, нашёл на ней маленькие чёрные точки. Клопы тут безусловно были, может, и немного, но были. А помимо признаков клопов он заметил, что кровать сломана. Может и немного, и на покойный сон эта поломка не повлияет, но факт оставался фактом. А ещё он заметил, что гобелены, висевшие за кроватью на стене, не новые. И ладно бы это были какие-то древние и ценные гобелены – нет, то гобелены были не из дорогих, совсем простой работы, да ещё и старые. Он хлопнул по одному из них перчаткой и сразу выбил хорошую порцию пыли.

Волков вздохнул. «Нет, это точно не дворец принца Ребенрее». После ванны ему стало полегче, он надел чистую одежду и выпил вина. Он уже думал об ужине, но тут от маркграфини пришёл посыльный и принёс ему записку, в которой говорилось, что уже сейчас высшие сановники земли Винцлау, так называемый малый совет, собираются для важного разговора о последних событиях, и принцесса приглашает его присутствовать. Посыльный сообщил, что совет состоится немедля, господа советники уже сходятся.

Он также добавил, что если генерал готов быть на совете, то за ним пришлют. Конечно, Волков согласился присутствовать и, одевшись, как полагается для такого случая, сел ждать гонца, который проведёт его на совет. Мало того, он потребовал, чтобы фон Готт, Кляйбер и даже Гюнтер привели себя в порядок, так как они могут ему понадобиться на совете – если вдруг ему нужны будут свидетели или какие-то напоминания о том, что происходило в графстве Тельвис. И они стали приводить себя в порядок. Сам же генерал сел за стол и стал рассматривать скатерть на нём. Она тоже была не нова. Но когда-то, несомненно, была украшением стола. Его люди уже приготовились к совету и теперь вместе с ним ждали, маялись, когда же их позовут. Но прошло полчаса примерно, а никто за ним не явился. И тогда Гюнтер и говорит:

– Господин, чего мне высиживать, может, я постираю пока?

– Стирай, – холодно согласился генерал. Он стал уже думать, что зря вырядился. И решил снять колет. Остался в одной рубахе и продолжил разглядывать скатерть. А ещё через полчаса понял, что его уже никуда не позовут. Но на Оливию он не злился. Нет, генерал знал, что позвать его на совет была её идея, а вот не позвать…

«Вряд ли принцесса передумала сама, видно, кто-то из сановников её отговорил. Не захотели местные господа слушать чужака на совете. Тем более того самого чужака, что вместо них вызволял принцессу из плена. Им тут чужие рыцари-герои не нужны».

– Гюнтер, – позвал он слугу, решив послать того на кухню за едой.

– Да, господин, – тот появился в дверях с мокрой рубахой.

Но Волков вдруг подумал, что уже не хочет ужин с кухни Её Высочества. И сказал слуге:

– Как закончишь, перетряхни перину как следует, затхлая она, потом на кухню сходи, поешь.

– Конечно, господин, – отозвался Гюнтер.

– Господа, – теперь он обратился к фон Готту и Кляйберу, – давайте проедемся, поглядим, где Брюнхвальд разбил лагерь. Карету, видно, уже распрягли, так верхом поедем. Фон Готт, кони не осёдланы?

– Сейчас всё сделаем, сеньор, – обещал ему оруженосец. Волков заметил, что эта обычная работа оруженосцу нравилась больше, чем охрана Её Высочества.

***

Они ненадолго выехали за город, узнали, где отряд встал лагерем, и нашли его. Волков поговорил с Брюнхвальдом, и того интересовал лишь один вопрос:

– Сколько здесь стоять будем, лагерь надолго ставить?

– Не знаю… – отвечал генерал, размышляя. – Отдохнём немного, дальше дорога всё в гору будет до самого перевала; недельку постоим, купите хорошего овса, лошадей откормим, а я сам подлечусь немного. Что-то последние дни чувствую себя нехорошо, от жары, видно.

Да, людям нужен был небольшой отдых, и лошадей надобно было откормить перед тяжёлой дорогой, вот только была ещё одна причина этой недельной задержки. Честно говоря, генерал хотел… ещё побыть с принцессой хоть несколько дней. Он это скрывал, не хотел признаваться даже себе, но эта женщина ему и вправду нравилась.

Вот только тут, в Швацце, он уже не был уверен в её благосклонности. Одно дело найти расположение женщины в сложном и опасном пути, после пережитых ею ужасов, когда она просто по естеству женскому будет искать силу и защиту, и совсем другое дело здесь, в её замке. Может, тут у неё и фаворит имеется. Отчего же нет? Она ещё полна сил, да и хороша собой, такой женщине ещё надобно внимание мужчин. Отчего же тогда ей не иметь фаворита? Вот и приглашение на совет сначала было дано, а потом как бы и отозвано, причём в невежливой форме. Кто-то не пожелал его видеть на совете. В общем, он и сам не знал, насколько тут задержится, и поэтому повторил:

– Да, может, недельку постоим, – и добавил, вспомнив про дело с приглашением на совет: – А погонят, так уйдём.

– Друг мой, вам действительно нужно отдохнуть, – вдруг говорит Брюнхвальд, – и неделя – то мало. Нужно? Так отдыхайте месяц, уж сильно вы потрепались за последние недели. Если надо будет, я и без вас отряд домой отведу. А вы отлежитесь здесь, на вине, фазанах и фруктах. Вам нужен отдых. Я же вижу.

– Видите? – Волков косится на товарища и спрашивает саркастически: – А вы случайно не лекарь, господин полковник?

– Да тут и лекарем быть не нужно, чтобы видеть, как вы устали, – говорит Брюнхвальд. – И не только я вижу, младшие чины тоже вашу бледность замечали. Уже разговоры пошли, что колдуны на вас хворь наслали. Многие не думали, что вы до Швацца дойдёте.

– Не думали? – а вот это действительно ему было неприятно слышать. И он добавляет: – Карл, это всё из-за тех оскорблений, что нанесли мне горожане. Вот отчего меня хворь стала одолевать. И из-за денег ещё… Я же на то серебро, что у Тельвисов отняли, думал замок достроить.

– Я это знал, господин барон, я знал, что тело ваши всякие трудности переживёт, вы очень крепки телом, а вот обиды… Я давно заметил, что обиды наносят вам раны, которые вы переживаете труднее, чем раны от железа, – замечает полковник. – И то, что бюргеры обидели людей наших, вас ранило не меньше, чем утеря серебра.

Волков снова вспоминает пережитые ощущения и снова чувствует прилив черной досады в душе, которая… которая его и убить когда-то может. Он начинает растирать горло, и Карл это, конечно, замечает, и вдруг говорит:

– Думаю, купчишки городские ещё про вас не слыхали, – тут полковник вдруг смеётся. – Иначе живыми бы нас не отпустили, – и он продолжает, но уже потише, чем до этого: – Я, пока лагерь ставил, видел несколько мерзавцев из Туллингена. Проезжали по дороге. Все в бархате, в золоте, слуги у них… Ведут себя, как истинные сеньоры. И подумал: а что же они так ездят… беззаботно? Сами заезжим в Туллинген людям зубы выбивают, а сами катаются без охраны.

Странное дело, но от этих слов генералу вдруг полегчало… Да, да… Так и должно быть… На оскорбление всегда нужно отвечать, всегда, ибо ещё пращуры говорили: «Nemo mi impune lacessit» (никто не оскорбит меня безнаказанно). Так тому и быть. И тут воспрявший духом генерал и говорит своему товарищу:

– Только не спешите, Карл, не спешите. Сначала присмотримся. Пусть Мильке или Дорфус походят по городу, пусть всё поглядят, всё узнают… Где купчишки из Туллингена обживаются, может, у них тут дома есть.

– Конечно, конечно, – понимающе кивает Карл. – Всё, как вы любите, господин генерал: разведка, рекогносцировка, сосредоточение сил и никаких сумасбродных, неподготовленных атак.

– Да, именно так, – согласился Волков и почувствовал, как на смену чёрным тонам обид в душе приходит к нему радостное возбуждение ожидания… чего-то хорошего. – Да, Карл, разведка и рекогносцировка.

Этот разговор с товарищем они продолжили уже в городе, в неплохой таверне, где им буквально за гроши приносили целые кувшины очень неплохого вина, и при том разговоре присутствовали, кроме фон Бокка и Кляйбера, также капитаны Нейман и Мильке и ротмистр Хаазе. Дорфус остался в лагере за коменданта. Ещё им подавали отличные печёное баранье седло и бока, ребра. Все это было приправлено чесноком и травами, про которые Волков уже и забывать стал, так как на их севере они не росли.

– Чёрт, а мне нравится такая еда! Баран жирный и не старый. Сразу видно, кругом горы, есть где их пасти, – восклицал удивлённый Нейман. – Я-то баранину не очень… Но в этом Швацце, клянусь непорочностью святой Девы, отличные повара. Не то что наши кашевары от дьявола.

И все смеялись и соглашались с ним.

Ужин был мало того, что неплох, он ещё и обошёлся генералу недорого. И у него улучшилось и настроение, видно, от вина, и самочувствие, наверное, от разговоров с товарищами; в общем, возвращался во дворец принцессы барон в добром расположении духа, и под ключицей у него почти не кололо.

***

Едва он вступил под кров замка, как к нему поспешил лакей с лампой в руке и, поклонившись, уточнил:

– Господин барон фон Рабенбург?

– Да, чего тебе? – поинтересовался Волков. Признаться, он ждал, что ему хотя бы объяснят, почему его так и не позвали на совет, хотя до этого приглашали.

– Её Высочество просит вас быть у неё к ужину, – лакей снова поклонился.

– Сейчас? – снова спрашивает генерал. Уж есть-то он точно не хотел. Но отказываться от встречи с маркграфиней не собирался.

– Да, сейчас, – говорит слуга, – Её Высочество давно ждёт вас, она уже дважды справлялась, не пришли ли вы.

– Веди, – говорит Волков и идёт за лакеем, но фон Готта и Кляйбера не отпускает, они тоже идут за ним.

Так, вчетвером, прошли по пустынным лестницам и коридорам замка, причём не по самым парадным, то были ходы для слуг, и это поначалу немного настораживало генерала, но лакей довёл их до коридора, что вёл в большую залу. Перед дверьми стояли столики и комоды с посудой, едой, соусники, большие блюда с фруктами и удивительно красивым виноградом, а ещё тонкие, но вместительные графины из цветного стекла с разными винами и подсвечники с незажжёнными свечами. Лакей попросил Волкова и его спутников остановиться и сказал:

– Доложу Её Высочеству, что вы прибыли.

И дверь не успела за ним закрыться, как он уже появился и пригласил его:

– Господин барон, Её Высочество ждут вас.

Генерал зашёл и увидел её. За окном уже было темно, но на столе стояли три подсвечника, они-то и освещали её. Маркграфиня стояла у стола в прекрасном платье из синего атласа, её грудь была открыта. На голове её был красивый кружевной каль. Хоть и небольшой, но всё-таки чепец, не девица же. А ещё даже при свечах было видно, что она подрумянила щёки и подвела глаза, а её пальцы и уши богато украшало золото. Те простые платья, простая одежда, в которой он видел её, те простые причёски, что делала она себе сама в дороге, всё осталось в прошлом. Теперь перед ним стояла настоящая принцесса, наследница одного из первых титулов империи Клара Кристина Оливия графиня фон Эден маркграфиня Винцлау. И барону, хотел он того или нет, пришлось низко кланяться ей.

Глава 6

Она сделала шаг навстречу и протянула генералу обе руки, и Волков, приблизившись, ещё раз склонился и поцеловал их, одну за другой, чувствуя при этом дурманящий запах, исходящий от женщины. И принцесса, улыбаясь немного виновато и не выпуская его рук из своих, сказала негромко:

– Это всё так нехорошо получилось… Я должна перед вами извиниться, дорогой барон.

– Извиниться? – после выпитого за ужином он был благодушен, пожал плечами и сделал вид, что ничего она ему не должна. – Это вы про то, что меня не допустили на совет?

– Я хотела, чтобы вы были на совете, но господа… – продолжала принцесса; кажется, женщина немного волновалась, она по-прежнему не выпускала его рук, – господа сказали… – она не договорила.

– Что чужакам не место на совете, – догадался Волков. Это как раз он мог понять.

– Я хотела, чтобы вы подтвердили мои слова, мой рассказ про Тельвисов, – продолжила маркграфиня.

– Подтвердил ваши слова? – а вот тут Волков уже немного удивился. – Вот как? Кто-то из господ советников осмелился сомневаться в ваших словах? В словах своей сеньоры?

И по её лицу, по той очаровательной гримаске, что она изобразила, генерал понял, что не всё просто в этом дворце. Впрочем, как и во всех остальных дворцах, в которых ему довелось побывать. Он и вспомнить не мог, в каком из дворцов не было интриг, соперничества или даже ненависти.

А Оливия украдкой взглянула на дверь в столовую, не ту, через которую входил генерал, а на парадную, и потом произнесла негромко:

– Давайте уже сядем за стол.

Генерал, подходя к столу, заметил, что посуда на нём дорогая, красивая, серебро и золото, дорогое стекло, вот только… это ему показалось странным, что она вся как будто собрана из разных сервизов – у маркграфини тарелка из серебра была побольше, его тарелка была меньше и от иного мастера.

И тут дом Маленов выигрывал в порядке и организации. Если уж герцог Ребенрее устраивал званые ужины, то посуда у всех была одинаковая. А потом он заметил, что и высокие бокалы для вина были разные. И подсвечники тоже.

Волков согласился и вместо лакея придвинул ей стул, а уже потом уселся и сам. И тогда она, постучав вилкой по графину, вызвала прислугу. Двери распахнулись, вошли четыре лакея – один из них был тот самый, который приглашал генерала, – и начали они подавать блюда, наливать вино. И маркграфиня сразу заметила, что гость её выбирает самые маленькие кусочки. Только попробовать, не более… Женщина внимательно следила за ним. А Волков взял одно жаренное с перцем крылышко цыплёнка, маленький кусочек говяжьей вырезки с розмарином и совсем немного хлеба отломил…

– Вы, конечно, уже поужинали? – догадалась она с заметным огорчением.

– Да, поужинал с товарищами. Вы дома, просьба Его Высочества курфюрста Оттона исполнена. Тяжкое дело завершено, нужно было отпраздновать это.

– Я заметила… – она взяла бокал с вином. – Вы очень дружны со своими офицерами, – произнесла принцесса.

– Боевые товарищи, – он тоже взял свой стакан, – люди, проверенные войнами – это лучшие друзья. Мне с ними спокойно. Я сам из их числа, – отвечает ей генерал.

– Вы их всех хорошо знаете?

Тут Волков усмехнулся:

– На войне всех видно насквозь, Ваше Высочество.

И тут она жестам дала понять лакеям, что они свободны, и дождалась, пока слуги уйдут и закроют дверь, а потом вдруг сказала серьёзно, а может быть, даже и печально:

– А вот у меня нет товарищей; товарок двух моих ближних и двух близких служанок убили Тельвисы, моя подруга оказалась предательницей, единственный истинный рыцарь, господин Альбрехт, тоже убит, – она, держа бокал и глядя на Волкова, произнесла с настоящей тоской в голосе: – Барон, я здесь абсолютно одна. У меня тут никого нет… Кроме дочерей. Никого.

И что тут мог сказать ей генерал? Он собирался уйти отсюда через неделю. Волков молчит и делает глоток отличного вина и ставит бокал на стол. Генерал выпил немало за ужином, и теперь ему лучше быть умеренным. А Оливия продолжает:

– Когда был жив муж, всё было иначе, а теперь… Теперь они делают, что хотят, я знаю… – тут она снова взглянула на дверь и стала говорить ещё тише, – что слуги за мною подслушивают и всё доносят им. Это… Это так неприятно…

Волков не всё понимал, но голос понизил тоже:

– Они? И кто же эти «они»?

И опять женщина смотрит на большую дверь и лишь после этого произносит:

– Канцлер Брудервальд, казначей Амциллер, майордом Вергель, – она помолчала и добавила: – Это Амциллер и Вергель настояли, чтобы вы не были допущены на совет. И я не смогла убедить других советников, – она вздыхает. – Они… Никто не слушает меня. Только Кримль, но он один ничего не может сделать.

– А кто этот Кримль? – интересуется Волков.

– Наш бургомистр, он хороший человек. Он мой родственник, – говорит принцесса и добавляет невесело: – Как, впрочем, и Брудервальд, – тут она поднимает на него глаза. – На совете решено наградить вас и ваших людей, барон. Людям вашим будет подарена тысяча талеров, и вы тоже будете вознаграждены.

– Уверен, что это ваша заслуга, – говорит генерал и добавляет негромко, но многозначительно: – Но я больше надеюсь на награду лично от вас, Ваше Высочество.

После выпитого за ужином невозможно просто сидеть и смотреть на эту красивую женщину и не говорить ей комплименты. Кто, интересно, смог бы?

Но женщине не до того, она пропускает мимо ушей его намёки и остаётся серьёзной, видно, ей сейчас не до игривых настроений генерала. Маркграфиня опять бросает взгляд на дверь, словно та не даёт ей покоя, а потом говорит уже тихо, едва не переходя на шёпот:

– Кримль сказал мне, а ему сказал наш маршал фон Хойслинг, что до совета – до того, как я пришла на совет, – господа советники обсуждали созыв ландтага.

«Созыв ландтага?».

Тут и у генерала испарились игривые настроения. Сразу серьёзные мысли появились в голове. И он так же тихо, как и она, спросил:

– И для чего же господа советники хотят созвать местных сеньоров?

– Канцлер хочет собрать сеньоров, святых отцов и представителей горожан по поводу… – она обдумывает следующие слова, глубоко вздыхает всей грудью, кажется, пытается не заплакать и наконец отвечает: – По поводу моего будущего замужества.

– А что же… – генерал немного растерялся; он наваливается на стол, чтобы быть к Её Высочеству поближе. – Я не понимаю. Чего же хочет канцлер? Зачем им ландтаг? Ведь вопрос с вашим вторичным замужеством уже решился и отражён в каком-то там договоре между домом императора и домом Маленов.

– Местные господа считают, что им нужно тоже участвовать в выборе моего супруга. – говорит она.

– Они недовольны кандидатом от дома Ребенрее? – теперь у него и хмель начал пропадать. – Ваш жених молод, это образованный и богобоязненный человек из знатного дома. Он будет отличным сеньором и прекрасным мужем… Что же им нужно, вашим советникам?

Тут она смотрит на него сердито. Да, именно сердито! То первый раз за всё их знакомство. То ли ей не понравилось, что он расхваливал ей будущего супруга, то ли то, что он ничего не понимает во внутренних делах Винцлау, в общем, принцесса решила всё ему разъяснить и сказала:

– Кажется, у наших сеньоров есть свой претендент на мою руку.

Волков тут ухмыльнулся: «Ах, как это мило, ну да, конечно, конечно, свой претендент, видите ли, у них есть. Да уж, у многих важных людей есть хорошие родственники, которым очень бы пошёл титул маркграфа, со всеми причитающимися богатствами». А после он спросил у неё всё так же легкомысленно:

– И что же? Кандидат от местных сеньоров осмелится перечить курфюрсту Ребенрее и императору?

И тогда она, посмотрев на него загадочно и переходя на шёпот, произнесла:

– А может, он и не будет перечить императору, может, император ещё и руки потирать будет, глядя, как ваш прекрасный богобоязненный юноша вздумает тягаться за меня со всеми сеньорами и горожанами Винцлау.

Как рукой сняли с него всю его игривость эти слова. Волкова как водой ледяной окатили. Он и есть не хотел, но тут взял с тарелки крылышко куриное и начал его обгладывать. Делал он это машинально, думая о том, что…

«Принцесса-то, может быть, и права».