WW II Война, раздел Польши

Так или иначе, говорил он неубедительно, и оваций в рейхстаге было гораздо меньше, чем по другим, менее значительным поводам.

Должно быть у Путлица – моего друга из мида, сложилось такое же мнение. Он шепнул: «Похоже на лебединую песню».

Действительно. Гитлер был явно растерян, когда сообщал рейхстагу, что Италия не станет вступать в войну, потому что «в этой борьбе мы не собираемся просить помощи со стороны. Мы справимся с этой задачей сами». А ведь параграф 3 военного договора держав Оси предусматривает немедленную и автоматическую поддержку Италии «всеми ее военными средствами на суше, в море и в воздухе». Как насчет этого? Прозвучала безнадежность и в его словах относительно вчерашней речи Молотова в связи с ратификацией Россией германо-советского договора: «Я могу только подписаться под каждым словом в речи комиссара иностранных дел Молотова».

После рейхстага я отправился в Рейхсканцелярию.

Первым кого я там встретил был начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта – Кейтель.

Он сообщил мне, что на рассвете авиакрылья люфтваффе нанесли удар по железнодорожным узлам, мобилизационным центрам, военным и гражданским аэродромам Польши.

– Официального объявления войны не последовало – накануне Гитлер категорически отклонил наше предложение поступить сообразно законам и обычаям войны…, – задумчиво он добавил.

Там я получил и последние сводки:

«В 4:30 утра 1 сентября 1939 года германские ВВС нанесли массированный удар по польским аэродромам, в 4:45 учебный артиллерийский корабль броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» открыл огонь по военно-транзитному складу на польской военно-морской базе Вестерплатте под Данцигом.

В 4:45 немецкие войска согласно плану «Вайс» без объявления войны начали наступление по всей германо-польской границе, а также с территории Моравии и Словакии. Линия фронта составила около 1600 км.

В Данциге завязались упорные бои за здание «Польской почты» на площади Яна Гевелия.

Альберт Форстер, объявленный «главой Вольного города Данцига» постановлением Сената ещё 23 августа 1939 года, выступил с заявлением о присоединении Данцига к рейху.

Комиссар Лиги Наций Карл Якоб Буркхардт и его комиссия покинули Данциг. Немцы арестовали в Данциге первых 250 поляков, которых разместили в созданном концлагере Штуттгоф.

В 4:40 1-й дивизион пикирующих бомбардировщиков имени Макса Иммельмана из 76-го полка люфтваффе под командованием капитана Вальтера Зигеля начал бомбардировку Велюня. Через полчаса бомбы упали на Хойниц, Старогард и Быдгощ. В результате бомбового удара по Велюню город уничтожен на 75 %.

Примерно в 7:00 в районе Олькуша польский лётчик подбил первый немецкий самолёт.

Тем временем люфтваффе нанесли авиаудар по Варшаве, но налёт отразили польские истребители.

Немецкие самолёты нанесли удары по Гдыне, Пуцку и Хелю. Массированным бомбардировкам подверглись Верхняя Силезия, Ченстохова, Краков и расположенный в глубине страны Гродно».

Геринг хвастливо заявил, что немецкая авиация уничтожила большую часть польских самолётов на аэродромах, создав тем самым условия для стремительного продвижения сухопутных войск.

– Польские ВВС прекратили существование, – кричал он.

– После этого немецкая авиация может быть использована для достижения других намеченных целей. Авиаудары сделали невозможным организованное завершение мобилизации польских вооружённых сил и крупные оперативные переброски сил по железной дороге и серьёзно нарушили управление и связь польской армии, – резонно он заметил.

Однако Кейтель сказал, что по другим источникам, польское командование сохранило авиацию от первого удара люфтваффе, перебросив её 31 августа на полевые аэродромы.

И хотя немецкая авиация завоевала полное господство в воздухе, польские лётчики уже сбили более 30 немецких самолётов.

На стене в одном из залов канцелярии висела огромная карта с текущей обстановкой и планируемыми действиями. Отчего то на английском языке. Доктор Дитрих – заведующий отдела информации, – пояснил, что это его задумка. Что-бы иностранным журналистам было легче. Пресс-конференцию для которых он готовил.

Германия к этому времени имела численность вооруженных сил – вермахта – 4,6 млн чел.

На их вооружении находилось 26 тыс. орудий и миномётов, 3,2 тыс. танков, 4 тыс. самолётов, более 100 кораблей.

Польша имела около 1 млн военнослужащих, 4,3 тыс. орудий, 220 лёгких танков и 650 танкеток, 824 самолёта.

Согласно карты, на севере вторжение осуществлялось группой армий Бока, имевшей в своём составе две армии.

3-я армия под командованием Кюхлера наносила удар из Восточной Пруссии на юг, а 4-я армия под командованием Клюге – на восток через Польский коридор, чтобы соединиться с войсками 3-й армии и завершить охват правого фланга поляков.

Состоящая из трёх армий группа Рундштедта двигалась на восток и северо-восток через Силезию.

Польские войска были равномерно распределены на широком фронте, не имели устойчивой противотанковой обороны на главных рубежах и достаточных резервов для контрударов по прорвавшимся войскам противника.

Под Мокрой в бой с 4-й немецкой танковой дивизией из состава 10-й армии вступила Волынская кавалерийская бригада.

Даже совершенно невоенному человеку было ясно, что сейчас кавалеристы ведут явно неравный бой с бронетанковыми частями, поддержанными артиллерией и авиацией.

Однако Кейтель на мой скепсис, ответил, что уже в ходе этого сражения они сумели уничтожить около 50 танков и несколько самоходных орудий.

Сейчас эта потрёпанная польская конная бригада отступает под ударами люфтваффе на вторую линию обороны.

Однако немецкие войска сумели обойти её и нанесли удар в тыл польским позициям.

– Равнинная Польша, не располагающая какими-либо серьёзными естественными преградами, к тому же при мягкой и сухой осенней погоде, представляла сейчас собой хороший плацдарм для использования танков. Авангарды немецких танковых соединений легко прошли сквозь польские позиции, – пояснил Кейтель стремительное продвижение немецких частей.

– Прервалась связь между польским Генштабом и действующей армией, – подключился к нашему разговору только что появившийся руководитель германской военной разведки «Абвер» – адмирал Канарис.

– Стала невозможной дальнейшая мобилизация, которая началась ещё 30 августа, – добавил он радостно.

Затем он озабоченно продолжил:

– Вероятно, завтра выступят Франция и Британия, и вот она, Вторая мировая война!

Первая в жизни берлинцев воздушная тревога была в семь вечера 1 сентября 1939 года.

Я был в германском МИДе и писал текст для моего доклада в Москву. Вдруг свет погас, все немецкие служащие схватили свои противогазы и, ничуть не испугавшись, устремились в убежище.

Мне противогаз никто не предложил, но дежурные настояли, чтобы я тоже отправился в подвал.

В темноте и неразберихе я выскочил и спустился в импровизированное бомбоубежище, где нашел крохотное помещение, в котором горела свеча.

Там и нацарапал свои заметки. Никаких самолетов не было.

– Но завтра, после вступления в войну Британии и Франции, все может измениться, – подумалось мне. – Во всяком случае, я тогда окажусь в весьма затруднительном положении, так как надеюсь, что они разбомбят этот город ко всем чертям, а что будет со мной? Мерзкий вой сирен, беготня в подвал с противогазом – если он у вас есть, кромешная темнота ночью – насколько хватит человеческих нервов?, – задавался я мысленно вопросами.

Любопытная деталь из жизни Берлина в первый день войны: все кафе, рестораны, пивные были полны народу.

Мне показалось, что люди не очень-то встревожены после воздушной тревоги.

Находясь в приёмной Риббентропа, я узнал, что британский и французский послы потребовали немедленной совместной встречи с ним. Риббентроп отказался увидеться с ними обоими одновременно и назначил встречу с британским послом на 9.30, а с французским послом на 10 часов вечера.

Риббентроп попросил меня как и раньше быть свидетелем.

Хендерсон с ходу заявил:

– Своей акцией немецкое правительство создало ситуацию, при которой правительства Соединенного Королевства и Франции должны выполнить свои обязательства и поддержать Польшу. Следовательно, если правительство Его Величества не получит от германского правительства удовлетворительных заверений, что германское правительство прекратило всякие агрессивные действия и готово вывести войска с польской территории, то правительство Его Величества без промедления выполнит свои обязательства по отношению к Польше.

Я переводил Риббентропу английскую ноту, которую Хендерсон принес с собой. Риббентроп вел себя так, будто не понимал по-английски. Он оставался абсолютно спокойным. И снова, казалось, у него не было полномочий дать ответ, и он ограничился уверением, что передаст это сообщение Гитлеру.

Сразу же вслед за Хендерсоном появился французский посол – Кулондр и вручил почти такую же ноту на французском языке.

Ее я тоже перевел, так как Риббентроп вдруг оказался неспособным понимать и по-французски.

Как и британский посол, Кулондр потребовал немедленного ответа, на что Риббентроп мог лишь ответить, что доложит об этом деле Гитлеру.

Затем из германского МИДа я отправился в наше полпредство.

Прошел, спотыкаясь, полмили по Кайзердамм и наконец увидел такси.

Но из темноты выскочил другой прохожий и нырнул в него первым. В результате мы взяли его на двоих. Пассажир был пьян, таксист еще пьянее, и оба ругали затемнение и войну.

Изоляция от внешнего мира, которую ощущаешь в такую ночь, еще более усилится, потому что вечером вышел декрет, запрещающий слушать зарубежные радиостанции. – Кто-то боится правды? – возмущались берлинцы. – Ничего удивительного, – думал я.

Странно, что ни один польский бомбардировщик не прорвался сегодня ночью. Не получится ли так же с британскими и французскими?

Вот наша первая ночь со светомаскировкой. Город полностью затемнен. Привыкаешь к этому быстро. Продвигаешься по улицам на ощупь в кромешной тьме, и довольно скоро глаза к ней приспосабливаются. Начинаешь различать побеленный бордюрный камень.

Глава 2

Утро 2 сентября принесло новые новости…

Уже два дня идет германское наступление на Польшу, а Британия и Франция до сих пор не сдержали свои обещания.

– Неужели Чемберлен и Бонне пытаются от них отвертеться?, – задавались все вопросами.

Гитлер, как написали немецкие газеты, сообщил Рузвельту телеграммой, что не будет бомбить открытые города, если этого не будут делать другие. Сегодня ночью налетов не было. Где же поляки?