Войны Кофе и Чая. Книга 1. Рудная Гора

Роль существа, подчас сводящего мужчин с ума. Разбивающего их жизнь вдребезги на мелкие, очень мелкие кусочки. А есть ли такая девочка или девушка, которой не хочется разбить вдребезги на мелкие, очень мелкие кусочки жизнь пары- тройки своих сверстников? А есть ли такая женщина, которая не мечтает свести хотя бы парочку мужиков с ума? Я таких не встречал.

Она прекрасно помнила те знаменитые истории про греков, которые ходили на кораблях по морям и сталкивались там с морскими русалками-сиренами. Сирены начинали петь, и греки бросались к ним в водную пучину и шли на дно. Это говорит нам о том, что уже тогда, в те времена древнегреческие греки были тонко организованными и сложно сочинёнными натурами. Чутко реагировавшими на высокое искусство и женскую красоту. Трудно, конечно определить, что лишало греков ума и самообладания – пение русалок или их молодость и красота. Но факт остается фактом. Никто в мировой истории так радикально не реагировал на хоровое пение в открытом море.

Хорошо, что в случае с аргонавтами на знаменитом корабле «Арго» оказался Орфей – суперзвезда вокала древнегреческого мира. Он быстро сориентировался (вот она греческая смекалка) и запел сам и заглушил своим дивным голосом голоса сирен и тем спас аргонавтов от гибели. Если оттолкнуться от мифов древней Греции, а в каждом мифе есть лишь доля мифа, некоторые корабли оставались вообще без команды, ну то есть вокал и возраст у сирен был такой, что мама не горюй. Уровень вокала и внешность были никак не хуже, чем у девчонок из АББА. Ну, помните, одна беленькая, другая чёрненькая. Шведские девчонки. Богом клянусь, если бы я плыл с греками на «Арго», а эти шведки вдруг как подводные лодки всплыли и запели как сирены, я бы первый выбросился за борт. И плевать на то, что я по-шведски, ни бум-бум. Нашли бы общий язык, ох, нашли бы. И гори оно всё – синим пламенем…

А теперь, после таких откровений, задумайтесь – какой же голос был у Орфея… Заглушить своим голосом хор сирен… Уж не пиар ли это от покровителей Орфея с самого Олимпа… Попробуйте заглушить голоса хотя бы трёх женщин. Обычных. Без хвостов. Что? Не получается? Я так и знал. А тут хор. Может десять сирен, а может и двадцать. Кто же их считал. Их и не посчитаешь. То вынырнут, то занырнут… То поют, то плачут, то воют… То она жена, то она вдова, то она актриса малых и больших академических театров…

То она сирена, то она путана, то она вдруг лесбияна… То она играет Жанну д’Арк. И не на театральной сцене. А на сцене семейной жизни. Вашей совместной семейной сцене. И если она Жанна д’Арк (внебрачная дочь французского короля, между прочим) то, кто тогда вы?

Ну, вопрос, конечно, интересный…

Может быть вы её паж? И тогда я вам не завидую… А может быть вы её внутренний голос? Один из многих… Которые что-то постоянно бормочут у ней в голове долгими зимними вечерами… И ладно бы один только ваш голос постоянно бормотал в её черепушке. Это ещё куда ни шло. Так нет, их там хренова туча. Вас иногда даже и не слышно. Не череп – базар вокзал какой-то. В натуре.

Ну, тогда я вам вообще не завидую…

От таких сирен, мужские мозги часто идут кругом. А иногда так просто плавятся и вытекают из башки во все имеющиеся там отверстия…

А потом, когда все мужские мозги вытекут, то тут как тут, сразу же случается трагедия. Все воротят нос от такого мужика. Да и то сказать – кому же нужен мужик без мозгов. Правильно – только себе самому. Да и то не всегда. Я и говорю – трагедия. Я бы сказал морская трагедия.

А море – та же казахская степь. Такие же просторы. Здесь чтобы тебя услышали так орать надо. Практически громоподобно.

Тогда ведь ещё сотовых телефонов не было.

Я это к тому, что голоса у сирен были сильными. Натренированными. Профессиональными. На море, как и в степи – со слабым голосом с голода подохнешь. Поэтому все слабоголосые подохли с голода. Остались одни горластые. Дерзкие. Энергичные.

Сирены – это цыганки моря. Работают всем табором. Берут нахрапом. Берут горлом.

А у табора как у буржуазии. Есть своё скромное обаяние… Вот и заглуши своим голосом всю эту шайку-лейку. Связки не сорвёшь?

Впрочем… Есть варианты… В голове перебираю фамилии… Может быть Пласидо Доминго. Или Хосе Каррерас. Или Лучано Паваротти. Может быть. Даже очень может быть. Но они не греки. Два испанца и итальянец. Достойные мужики. Но у них свои мифы. Соответственно испанские и итальянские. А вот Демис Руссос – в самую точку. Я легко представляю его рядом с Ясоном. В рваной тельняшке, в шортах… В бороде… Обнявшись с Ясоном они чтото поют. А почему бы им и не спеть! Они плывут домой. Золотое руно уже у них на корабле!! Сделал дело – пой смело.

Красота… И эта его песня, «Forever and Ever», этот его хитяра всех времён и народов – «ла-ла-ла —ла-ла-ла – ла-ла-ла – ла-лала – ли ла-лай». И понимаю – можно, можно таким голосом заглушить не только хор сирен, но и попутно весь мир поставить на уши.

И вот сирены, уже разогретые и ослабленные этим суперхитом, этим божественным голосом, этой, не побоюсь этого слова, «Forever and Ever», вдруг слышат следующий хит, на чистом русском языке – «Орфей полюбил Эвридику – какая старая история…» И каждая сирена тут же чувствует себя Эвридикой и непреодолимая сила любви к Орфею (Демису) лишает их сил и тянет на дно. Нелегка ноша любви, упавшая вдруг на хрупкие женские плечи. И, даже те сирены, которым неведомо было слово любовь, которые не любили никого в этом мире и даже себя (есть такие женщины), возлюбили Орфея (Демиса) не как мужчину, а как певца, чисто профессионально. Ведь сирены были настоящими профессиональными певицами. А чтобы иметь такой уровень тут без нотной грамоты, без сольфеджио, без музыкальной школы никуда. Да что там музыкальная школа. Многие сирены пошли дальше. Я уверен у каждой третьей, а то и второй диплом консерватории хранится гдето на дне морском. Тут всё по-взрослому. Без дураков.

Заставить молодого красивого здорового мужчину броситься с корабля в морскую пучину и рискнуть своим здоровьем, а то и жизнью…

Да ещё если он богат и окружён нимбом славы и власти… Ну, не знаю…

Тут как бы самим сиренам не пришлось подниматься на корабль по якорной цепи, подтягиваясь на руках. (Ног то нет. Одни хвосты.)

А там уже чужая территория, чужой огород и свои правила. Там уже ты рискуешь здоровьем и жизнью. Там уже у тебя могут оторвать хвост, вставить две спички и сказать: – ходи отсюда, на своих двоих… И добавить:

– Э, петь не надо, просто ходи по палубе туда, потом сюда, туда, потом сюда… И ещё добавить:

– Слышь, пешеходка, а если шест поставим, сможешь на нём что-нибудь показать? В смысле, зажечь?

Поэтому чтобы такого не случилось, и моряки всей командой дружно выбрасывались за борт, надо было в музыкальном плане предоставить что-то такое значительное, из ряда вон выходящее и не побоюсь этого слова гениальное.

Как Димаш Кудайберген из Казахстана. Парень взял и предъявил на свет божий такой вокал… Взял и загипнотизировал всех «аргонавтов» мира. И за борт вывалился весь Китай. А перед ним весь Казахстан, а потом и Россия.

Туда же за борт полетели США и Европа.

«Девушки бывают разные,Черные, белые, красные,Но всем одинаково хочетсяНа Димаша заморочиться…»

А с девушками и много других «аргонавтов» из разных стран мира. Прямо целиком вываливались с корабля за борт. Всей командой. Включая капитана, боцмана, кока и юнгу. Некоторым кораблям якоря отрывало. Силой голоса. Мощью таланта. Нежностью души.

Наступил момент, и я почувствовал: может, для кого-то он просто Димаш. Парень из соседнего двора. А для меня он уже Димаш Карузо Кудайберген. Повелитель моей души и моих слёз. Демон моего сердца. Оценить, тем паче влюбиться в чужую гениальность, можно только самому обладая высоким уровнем профессионализма и таланта.

И, когда сирены стряхнули с себя этот любовный гипноз, греков уже и след простыл. Как говорится, клин клином вышибают.

Воистину: «Искусство войны – это искусство обмана…»

Я бы добавил – и любовного гипноза… А куда без него? Без него как без воды. На юге. Летом.

Откуда Демис Руссос знал русский язык? Ну…, похоже, он был не простым, а кентауским греком.

Откуда сирены знали русский язык? Откуда, откуда – от верблюда!

Откуда сирены знали греческий язык? Да оттуда же. В зоопарк сходили, вот и узнали. Где ещё верблюда встретишь. В море их нет. Хотя погоди, погоди… Как это в зоопарк сходили? У них же ног нет… Загадка…

Глава 7

А вот в случае с Одиссеем всё было иначе. В смысле ни Орфея, ни Демиса Руссоса, ни Ясона на корабле с греками не было. На корабле также не было знаменитых испанских и итальянских оперных певцов. Димаш тоже отсутствовал. Он вообще последнее время на разрыв. Все в мире хотят слышать его голос. Да я сам хочу.

Почему хочу?

Всё просто. Я заметил такую вещь… Послушаю пару-тройку его песен… И вдруг чувствую: гипнотизирует… Вдруг чувствую, что я, это вроде уже и не я, а кто-то другой, гораздо лучше, чище, благородней и тоньше… И симпатичней… И умнее… Того себя, что был до Димаша, я и сам иногда недолюбливал за вспыльчивость, за грубость, за тупость, за мат, за табак, за алкоголь, за лень, за лишний вес… и еще кое за что, о чём и говорить то неловко… А этого себя, который уже после Димаша, я начинаю любить, ценить, уважать, и одобрять. Чувствую в этом новом человеке нет того, за что он себя сам недолюбливал, а есть много такого позитива против которого ни один пессимизм не сдюжит.

Вдруг чувствую, сейчас выброшусь за борт. Вслед за греками…

«И для меня воскреснут вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слёзы, и любовь…»

Вот такая фантасмагория получается… Прямо до слёз доходит… А ведь я вам не девочка-припевочка. У меня слёзы не просто скупые… Они как бриллианты по десять карат. В земле. На километровой глубине. Замучаешься искать. Я же этот… Гранитный утёс. Глыба. Меня и краном не поднимешь. Все тросы оборвёшь… Ой, да ну короче…

Пацан, из меня прямо верёвки вьёт… А я ведь уже аксакал. Я ведь уже пару тройку раз нырял в то знаменитое Озеро. Где серебра хватит на всем. И мне тоже хватило… Это я должен из него верёвки вить. Но, увы. Увы и ах… Откуда он вообще взялся, Карузо этот? И кто ему дал право выворачивать меня наизнанку, как б\эушный мешок из- под картошки…? Кто дал ему право выбивать из меня всю пыль и мусор, как будто он мощная бейсбольная бита, а я старый уставший от жизни шерстяной персидский ковёр? Который вроде бы ещё держит свой узор и форму, и его даже можно продать за пол цены, да только кто-же его купит? Когда вокруг полно новых китайских цветастых синтетических ковров? В натуре.

Но если он делает это со мной, так эффективно, так виртуозно, так неотвратимо и волшебно… Так у него значит и право на это есть… Ведь права не дают… Их берут… Своей мозолистой рукой… Вот он берёт, и… Мир становится лучше…

Итак, на корабле не было очень востребованных, и жизненно необходимых для команды корабля людей.

И что грекам было делать, пойти и застрелиться? Но вот беда ни нагана, ни кольта, ни парабеллума, ни ТТ у них тоже не было. Я уже молчу про современные российские пистолеты «Гюрза» и «Удав». Которые на раз пробивают легкие бронежилеты. Ну, а «Удав», тот, вообще, пробивает всё, что можно пробить. И всё что пробить нельзя. Даже теоретически. Рельсу может и не пробьёт. А может и пробьёт. По рельсам не стрелял, не знаю. Впрочем, вряд ли сирены прикрывали жизненно важные органы рельсами.

В воде. Я вам больше скажу. Вряд ли сирены плавали в бронежилетах. Даже лёгких.

У команды не было ни пистолетов, ни револьверов. Ни даже простого охотничьего двуствольного ружья. Про автомат Калашникова и вспоминать глупо. Ни прямоствольного. Ни нарезного. Ничего. Тогда их ещё ни у кого не было. А вот они и могли бы уравнять шансы поющих сирен и молчаливых греков. Но, увы.

Однако, у них было другое. И гораздо более эффективное. Да вы уже сами догадались – это была всё та же греческая смекалка.

В лице великого и ужасного Хитрого Грека.

Одиссей быстро смекнул, что без команды он вообще не доплывет до Итаки ни через двадцать, ни через сорок лет. Встретить смерть на корабле в открытом море, без жены, без сына… Без Телемаха, без Пенелопы… Да, возможно, он был плохим мужем и не очень хорошим отцом. Да его часто не было дома. Да тихая домашняя идиллия была не его коньком. Но зато он выиграл величайшую войну в истории войн. Его имя в ряду бессмертных героев. В Зале Славы человечества. Зато никто не смеет напасть на Итаку просто так без отпора. Зато народ Итаки живёт свободно и ни в чём не нуждается. (Ну, с этим можно поспорить).

И он их всех любит и свою семью и свой народ. Любит как мужчина, без особых сантиментов. Без сюсюканья и этих фальшивых гипертрофированных чувств как в индийском кино. (И с этим не поспоришь.)

Любит как царь. Как царь Итаки. А любовь у царей она такая… Специфическая…

Зато сам Гомер будет рифмовать его славное имя в своих нетленках «Илиада» и «Одиссея».

А иногда и другие авторы, смехотворно пытающиеся переплюнуть мастерство Гомера, тоже будут рифмовать его имя, впрочем, гораздо скромнее. Ну, очень скромно. Ну, так скромно, что дальше некуда. Одиссей – Колизей. Одиссей – Фарисей. Одиссей – Без Лаптей. Одиссей – Без Гвоздей. Ну и так далее. В том же духе. Было бы имя, а рифма найдётся. Поэтому о великих – должны писать великие. Чтобы ненароком не уронить великое имя в грязь. Своей бездарной примитивной рифмой.

И весь мир будет знать, почитать и восхищаться им. Что даже через две c половиной тысячи лет какой-нибудь ботаник будет сидеть за ноутбуком с пяти утра до двух дня и неукротимо, глава за главой будет ваять свой роман, где его имя будет самым упоминаемым из имён…

И роман будет с таким странным названием…

Как это там вспоминай, вспоминай «Войны», так так уже тепло, «Кофе» ещё теплее и «Чая» – совсем горячо!

Название не из хилых. Войны – это его жизнь, это ему близко, это его стихия. Кофе и чая – тут не совсем понятно. Во-первых, непонятно были ли такие напитки во времена Троянской войны. Очень может быть так, что и не было. Вот он, Одиссей, предпочитает пить вино, разбавленное водой. И он бы назвал роман «Войны Вина и Воды», потому что по жизни если разбавить вино водой слабо, то можно так окосеть, что мозги откажутся думать и хитрить. Что не очень хорошо. Перехитрить могут тебя.

А вот если переборщить и разбавить вино слишком сильно, то тогда пить вино становится противно, никакого удовольствия, бурда какая-то, пойло для свиней. И абсолютно не вставляет. Только раздражение одно. Раздражение мозга и желудка. А между тем:

«Все пьют вино,И тот, кому запрещено,И тот, кто запрещает пить вино…»(Омар Хайям)

Вот это я понимаю война. А о чём могут воевать между собой Кофе и Чай…? Ну, вопрос конечно интересный…

Впрочем, что толку менять название чужого романа. Возьми, напиши свой и назови его так, как тебе нравится. И из критика сразу станешь объектом критики. И выпьешь эту чашу до дна. И никто водой эту горечь разбавлять не будет. А сколько в той горечи будет градусов и яда – одному Посейдону известно.

И в роддоме далёкого от Древней Греции города с экзотическим именем «Рудная Гора» родится крепкий горластый мальчик и станет его тёзкой, и его родители будут гордиться этим. А сам он пойдет его дорогой. Тернистой дорогой побед и поражений. Приключений и подвигов. Эпических свершений и камер предварительного заключения. И в его жизни будет всё. Как в салате «Никарагуа».

Одиссей вдруг представил себе, как его тело завернут в какую-то материю. Затем положат на край длинной широкой доски. Выдвинут доску за борт корабля. Помолятся богам. Окропят его тело вином. Медленно поднимут свой край… И он соскользнёт с края доски в море. Навстречу морским гадам и чудовищам. Навстречу одноглазым циклопам. Навстречу Сцилле и Харибде. Навстречу хитроумным нимфам. Навстречу сиренам и беспределу Посейдона. Чтоб ему ни дна ни покрышки. И в руках у него не будет ни меча, ни щита, ни копья, ни лука со стрелами. Ни даже кинжала.

Ни даже тайного стилета в сапоге. На всякий пожарный… Нет, такая перспектива ему не улыбалась. Теоретически он, конечно, понимал, что в море соскользнёт лишь только его тело, а душа уже будет там, в лодке Харона, плывущей по реке Стикс. И он будет вспоминать и переживать заново все эти сложные жизненные перипетии вновь и вновь.

Возможно, он даже услышит там этот музыкальный хит «Вояж, вояж…». Хит он потому и хит, что его слышат все. И в тачках, и на Лодке…

И в Небесной канцелярии, и в царстве Аида.

И даже в романах этого брутального, мощного и одновременно тонкого писателя – Коли Александровича…

Кто знает, сколько времени займёт этот круиз из царства живых в царство мёртвых. В царстве живых никто не обладал такой информацией. А в царстве мёртвых никто не спешил светиться в СМИ царства живых. И это было логично. Информация – это деньги. Мёртвым деньги не нужны. В царстве мёртвых не было денежного обращения. В раю не было денег. Все финансисты сидели в аду. Каждый в своём персональном котле. Особенно много там было выпускников Алма-Атинского Нархоза. Факультет «Финансы и кредит». Специальность «капвложения». А когда ты варишься в котле с кипятком, тебе уже не до дивидендов… Увы…

Всё равно ему было жалко своё тело, даже если в нём уже не было души. Своё сильное мускулистое загорелое тело, которое так часто спасало его здоровье, а, нередко и вовсе, жизнь и душу.

Эти руки, особенно левую, (он был левша), которые так феноменально и парадоксально для врагов владели мечом, копьём и луком, что мама не горюй. Как он метал левой рукой пращу и ножи. Как правой рукой он щитом разбивал головы врагов…

А как у него летела стрела через все кольца в расставленных подряд двенадцати секирах…

И на Лодке Харона, и в Царстве Аида, и на Олимпе он не забудет лица и глаза у этой толпы женихов, когда он чуть небрежно натянул тугую тетиву своего лука, пустил стрелу и стрела, как молния Зевса, точно пролетела через все двенадцать колец.

Когда он сбросил с себя личину жалкого старца пилигрима и все увидели его истинный величавый облик великого героя Греции, царя Итаки, победителя Трои.

И как великий Страх вдруг плеснул в сердца и души этих корыстолюбивых соискателей чужого, чужой жены и чужого Трона, как будто сама Смерть заглянула в их глаза и они бросились на Одиссея всей сворой, визжа и воя от страха, с острыми клинками в руках, один в один как когда-то бросилась на Колю Александровича толпа ходячих мертвецов из одноимённого американского сериала, очень наивно, по- детски, веря в возможность присвоить себе его ужин и выпивку, и тут-же, не отходя от кассы, и толпа женихов и толпа ходячих мертвецов, познали на себе всю глубину и тяжесть их ярости и праведного гнева…

Они познали на себе всё совершенство их воинского искусства ведения боя в ограниченном пространстве и их гений полководцев и организаторов победы, как в целой войне, так и в отдельном поединке.

И никому не суждено было миновать своей судьбы…

Две с половиной тысячи лет не стали преградой и помехой гению Гомера, который так ярко и с такой страстью поведал нам эту историю, что и сегодня всем ясно: на чужой кусок не открывай свой роток.

Рот порвут, моргала выколют, кусок вырвут обратно. Вместе с желудком.

Ему было жаль своё лицо с красивым греческим носом, чувственным ртом, карими глазами и взглядом гипнотизёра, притягивающим женские взгляды, с длинными, чуть вьющимися чёрными волосами и бородой как у Пола Маккартни. Когда тот был с длинными волосами и в бороде. Жаль, что во времена Одиссея не было электрогитар. Возможно, и здесь он не уступил бы самому Полу. И был бы пятым в его группе. (Если бы Джон не возражал, конечно.)

Как воин, он хотел погибнуть в бою. Но боги не хотели этого.

Как царь, он хотел умереть на троне. Но боги не захотели и этого. Как дипломат он хотел жить вечно. Но у богов кончились лицензии на такие мечты. Как острослов и остроум, как величайший хитрец всех времён и народов он хотел одного. Оставаться таким как можно дольше. Быть хитрее и острее. Как наконечник копья, меча или стрелы. Не терять этого дара богов ни на море, ни на суше, ни даже на Олимпе, если судьба приведёт его туда.

Он знал, что такое старческая деменция. Он видел её не раз и не два. Не сказать, чтобы он много думал об этом. Но в глубине души он мечтал и о том, что, когда эта беда придёт к нему, его не будет дома. Его не будет в этом мире. И он сможет корчить деменции весёлые комичные рожицы из того лучшего из миров в этот страшный и опасный мир.

И в этом боги не могли отказать ему. Они же не идиоты, отказать величайшему герою в даре, которым сами же его и наградили!

Они не в силах были отказать ни ему, ни Урганту. Эти двое были у них на особом счету.

В общем, умереть на корабле, в середине моря, а потом испытать все прелести морских похорон – это был не вариант. Ни для Одиссея, ни для Урганта.

А уж если до конца быть кристально честным и откровенным как дитя, то и не для Коли. Александровича.

Коля тоже, в гробу видал все эти морские, да и всякие другие – сухопутные, воздушные, подземные и любые иные его собственные похороны. Его собственные похороны и похороны этих двух ярких индивидуумов.

Ну, не желал он этим троим такой участи. И тогда он набрался смелости, а смелости в нём было больше чем воды в Фонтане «Ракета» и гораздо больше, чем воды в Эгейском море и предложил новую аранжировку знаменитому классическому выражению: «Чего хочет женщина, того хочет бог…»

А именно: Чего не желает Писатель, того не желает и Зевс…

С точки зрения литературы или кинематографии это было может быть и романтично. Но Одиссей уже был сыт романтикой по горло. Одна Троянская война чего стоила! Почти десять лет романтики, подвигов и приключений! Он уже устал от всего этого. Он устал и от Ахиллеса с его капризами и закидонами, и от Менелая и Агамемнона с их постоянной жаждой власти и от троянцев с их неприступными стенами. И постоянными ночными вылазками, и нападениями на лагерь греков.

И от этой походной жизни с её тяготами, грубой пищей и отсутствием элементарных удобств. Как известно в то время все удобства были во дворе. В этом же дворе расположилось станом всё многотысячное греческое войско. Откуда здесь было взяться комфорту? Или воздуху, напоенному запахом трав и цветов. Все цветы и травы завяли и превратились в труху, а те, кто не успел завять и превратиться в труху, были съедены лошадями. Под самый корешок.

Потому что лошади на любой войне всегда важнее травы и цветов. А иногда, я подчёркиваю не всегда, а иногда, важнее даже золота.

Глава 8

Перед женским днём 8 марта, из роддома выписались практически все, кто мог и даже те, кто не мог и кому, по- хорошему, не помешало бы полежать ещё денёк, другой, а то и третий.

Никто не хотел свой единственный женский праздник в году встречать в казенном месте.

Новых рожениц разместили по свободным палатам, но, полежав в одиночку пару часов, им стало скучно, и они договорились со старшей медсестрой лечь в одну. Вместе стало намного веселей. В минуту опасности мужчины становятся молчаливее и злее, они стремятся к уединению, они готовы к агрессии, а женщины, наоборот, разговорчивее и мягче, они стремятся к объединению, они готовы творить добро. Одиночество в таких ситуациях женщинам строго противопоказано.

Благополучно сдав своих жён в приёмный покой, мужчины испытали минутное облегчение, но затем их сердцами овладело странное сильное чувство – словно бы они сами, добровольно и без всякой борьбы отдали всё лучшее, что было в их жизни в чужие руки. И никто не подтвердил им время и сам факт возврата.

В душе возник ощутимый вакуум, который нельзя было восполнить ничем. Даже предчувствием грядущего чуда.

Растерянно потоптавшись на крыльце роддома, муж еврейки, кудрявый брюнет (вылитый Ахиллес, герой Троянской войны в двадцать пять лет, вы-ли-тый) отошел и сел на скамейку в беседке, метрах в тридцати от крыльца.

Хотя нет, стоп, стоп. Никто ведь толком не знает, как выглядел Ахиллес. Фото и видео тогда ещё не придумали. Америкосы вообще считают, что он выглядел как Брэд Питт. Такой блондинистый молодой парень без возраста. Поэтому всё должно быть по чесноку. Раз мы не знаем, как выглядел Бред Питт, фу ты дьявол, раз мы не знаем, как выглядел Ахиллес в свои двадцать пять, то сравнение его с Бредом Питтом будет чем? Догадайтесь с трёх раз. Правильно – волюнтаризмом.

– Эй! Эй!! В моём романе, попрошу не выражаться…

А кто, кто выражается? Это слово, популярное во времена социализма, вовсе и не матерное. Его значение сейчас почти никто и не помнит.

А вот плохие слова все помнят!