скачать книгу бесплатно
– Тише Заряна! Вдруг это знатный человек! Пойдем, отселяя, придут солдатушки – заберут его!
– Ой, мертвяк зашевелился! Тятя, он глаза открыл… – девчонка в сарафане и легкой душегрейке отскочила от меня. Тот час полнеба закрыло бородатое лицо:
– Ты хто ж будешь, мил человек? – бородатый осторожно дотронулся до меня.
– Я плотник их сельца Заброды – мне показалась, что я говорю слишком громко, мои слова гулким эхом вторили где-то в затылке.
– Тятя, что он шепчет? – девушка наклонилась надо мной.
– Непонятно Зарянушка, непонятно, чего хочет сказывать. Человек он, похоже, не простой, только вот зачем рядился в простые одежки? Бог с ним, если его оставили здесь знать так надобно! Идем Зарянушка, идем, своих догнать надобно.
– Смотри, тятя, а крест то у него наш – истинно православный! – девушка осторожно коснулась ворота рубашки.
– Точно! Хрест-то – восьмиугольный…. Свой это человек, негоже его оставлять одного на лютую смерть! Беги, догони наших, пущай сюда прибегут.
Провал в памяти. Не знаю, потерял ли я сознание от боли или это вызвано было действием излучения приборов, из бюро путешествий? Этот вопрос так и остался для меня открытым. Очнулся я от равномерных толчков, которые отзывались тупой болью в плече. С трудом повернув голову, набок обнаружил, что лежу на самодельных носилках – две молодые берёзки, схваченные верёвками, которые волокли два мужика. Пыхтя и беззлобно переругиваясь между собой, они останавливались только затем чтобы смахнуть пот со лба, да подтащить моё тело повыше, чтобы пятки не бороздили землю.
– Ой, тятя! Он очнулся! – радостное лицо девушки склонилось надо мной.
– Чей будешь мил человек? Свободный али беглый? – старик склонился надо мной.
– Из работных, работный люд мы… – слабым голосом ответил я.
– Вона как! Работный он человек! Знать по царёву указу взят. На верфях работу ладил?
– На верфях – голова не так болела, а вот плечо: ныло и кололо острыми иголками боли.
– Куда вы меня тащите? – старик, словно петух высматривающий зерно, склонив голову, вслушивался в мой шепот.
– С рукой у тебя беда. Нишшо, наш травник Ферапонт, тебя поправит! Он и не таких болезненных на ноги ставил.
Мои спасители остановились у двух толстых замшелых сосен и рухнули на землю без сил.
– Ферапонт, эй Ферапонт! – заблажил на весь лес бородач.
– Хто тут горло дерёт? – откуда-то из-под земли на белый свет вылез … – леший!
Травник Ферапонт был ещё более замшелым и древним чем тот лес, в котором он жил.
– Чево тут у вас? – он подошел ко мне отвернул ворот рубашки и ощупал мое плечо. Руки у него были на удивление сильными и цепкими. Когда я застонал от боли, он только хмыкнул:
– Плещщо у нево сломато, вы вот чево, оставьте ево у миня, кость править надоть и смотреть шоб сросло правильно. – Токмо девку тож оставьте, кашеварить мне не сподручно будет.
Не знаю, как я оказался в большой деревянной бочке, до верху наполненной горячей водой поверху которой плавали какие-то листья, коренья и травы.
– А скажи-ка мне, мил человек, как тебя кличут? – травник неторопливо размешивал в деревянной бадейке глину, подсыпал туда серый порошок, растирал эту смесь между пальцев и, намазав на тыльную сторону ладони, нюхал его, шумно втягивая воздух ноздрями.
– Тимохой люди кличут – отозвался я.
– Вот што Тимофей, кость у тя сломата в двух местах, тута не править надобно, тута соединять надоть! Ты потерпи, боль я утихомирю и складать изначну твою кость.
– Пусть будет твоя воля! – смиренно ответил я этому лешему.
– На всё воля господа нашего! Давай вот выпей-ка это! – он протянул мне деревянную плошку, в которой плескалась жидкость.
Очнулся я от странного ощущения скованности. Плечо болело, но уже не так сильно. Вот рука была примотана к какому-то кривому сучку.
– Что, мил человек, раб божий Тимохфей, оклемалси? Дайкося гляну на твою рану – «лешак» двумя пальцами, словно гусак, общипал мох с моего плеча. Под ним была резаная рана. Я точно знал, что там кроме лилово – багряного синяка ничего не было!
– Откуда это?! – изумился я.
– Дык я и разрезал. А ты што, думаешь, я мог через кожу твои косточки исправно сложить? – он бережно смазал мою рану желтой жидкостью, залепил серо-зелёной глиной и снова обложил мхом, который горкой лежал на грубо вытесанном деревянном блюде.
– Вишь, Тимоха, живица што делает! Как рану стянула. Таперича всё пойдет как надоть! Ты мил человек потерпи, сучок ентоть тебе носить от Луны до Луны. Цельных двацать дён! Потерпи.… А по надобности какой, ты или меня или вона – Заряну покличь! Ежель какие стыдобные дела, меня кличь, а по снедать, да водицы испить, тут Заряну кликай.
Я даже сейчас не могу сообразить, сколько прошло времени, от одной картинки до другой. Каким-то неуловимым образом я переместился в просторную светёлку. Было жарко и душно от набившегося в неё народу. Горели свечи, лампады проливали тусклый свет на суровые лики старых икон. Густой, чуть хриплый голос нашего проповедника бился молитвой об стены, отзываясь безысходной тоской в моей душе.
– Тимошенька, мне страшно, я не хочу умирать – горячий шепот Заряны вернул меня в реальность.
– Ползи к стене, вон там, где духовичок – я, подталкивая свою молодую жену, раздвигал людей стоящих на коленях. Не знаю, что заставило меня сделать это? Может, когда совершал молитвы, то заметил довольно широкую щель между стеной и полом, а может потому, что там было меньше наметов соломы и хвороста? Не знаю…
Проповедник, закончил читать отходную молитву и люди сразу заголосили, заплакали, завыли на многие голоса.
– Братия и сестры! Антихрист у наших дверей! Так примем же очишшение огнём! Не дадим осквернить наши души!
Заряна мертвой хваткой вцепилась мне в плечо:
– Тимошенька, родненький мой! Спаси нас, спаси миленький! У нас будет ребёночек!
Не знаю, что придало мне силы, я словно раненный зверь, расшвырял хворост и солому, вцепился пальцами в щель и с треском отодрал доску. Вторая доска не поддавалась моим усилиям. Подсунул первую – раз и вторая доска отлетела в строну, задев какую-то бабку с безумными глазами. Не обращая внимания на её завывания, ткнув кого-то кулаком, я нырнул в подпол. Срывая ногти, раздирая пальцы в кровь, выгребал землю, засыпанную между камнями фундамента молельного дома. Наверное, бог был на моей стороне, один из камней оказался небольшим. Раскачал его из стороны в строну. Закатил под пол и потянул за руку Заряну. Вопли людей переросли в звериный рёв. Пламя сначала робкими язычками лизнуло веточки хвороста, и словно убедившись, что люди приготовили ему достойную пищу, рванулось вверх, загудело и жадно набросилось на всё вокруг.
Заряна, извиваясь словно вспугнутый уж, протискивалась в дыру под брёвнами. Я, скользнул следом за ней. О боже! Дыра оказалась маленькой! Мои плечи не проходили в неё. Жар начал заливать мою спину, да ещё сверху свалилась груда извивающихся от нестерпимой боли тел. Кто-то судорожно, цепкими руками тянул меня наверх. Резко лягаясь от этих горящих людей, я рыл и рыл землю. От нестерпимого жара трескалась и горела кожа на спине и ногах. Я выл от боли, протискиваясь в дыру. Заряна схватив меня за руку тянула к себе задыхаясь и кашляя от дыма.
– Уходи! Спасай себя и ребёнка! – в мои легкие, словно расплавленный металл влился раскаленный воздух. Я захлебнулся и последним отблеском угасающего сознания почувствовал как на меня сверху, ломая ребра, рухнули брёвна потолка.
Живительная струя свежего, прохладного воздуха вливалась в мои судорожно дергающиеся легкие.
– С возвращением, Георгий Михайлович! – доктор передал влажную губку своему помощнику. Моё лицо было влажным, может от слёз, может от воды.
– Как путешествие? Если желаете, можем часть воспоминаний стереть.
– Нет, не желаю! Знаете, господин Агорян, что самое главное в жизни? – не обращая внимания на изумлённый взгляд доктора, я встал со своего ложа, пошатнулся, придержавшись за стену, продолжил:
– Дышать! Просто свободно дышать! Всё остальное не важно!
Солнечное эхо
глава первая
Не думаю, что начало этого дня чем-то отличалось от сотни других! Серая муть не оставила и просвета на небе… Как неохота вставать, тащиться сквозь бесконечный дождь на работу!
– Работа, работа и снова эта чертова работа! – чертыхалась я, плетясь в ванную. Тут ещё пульт от телевизора куда-то завалился и один тапок мой толстый котяра утащил под диван. Кофе не бодрил приятной горчинкой, а был такой же, как и погода за окном, тускло-серого вкуса.
– Все, все! – потрепала я кота за ухом. Привычным ритуалом поправила косметику на лице парой штрихов, припудрила носик и в путь. Почему дорога к месту, где я свое ремесло меняю на небольшую толику денег, так мало вызывает у меня приятных ощущений? Просто иду, тупо смотрю под ноги на серую ленту тротуара, привычно пробегаю глазами скучные объявления на стенке трамвайной остановки.
Запрыгнула на подножку трамвая я так, словно хотела убежать от этой бесконечной сырости и слякоти. Пальцы рук, мокрые от дождя, никак не могли выудить нужные монеты из кошелька.
– Что же это вы, милочка, мокрая такая? Вы что? Только что прибыли из деревни Бражниково? – осведомилась у меня кондукторша немалых габаритов,
– По телику показали – как там все затопило, жуть просто! Да ещё дождем ихнюю плотину прорвало.
Голос её показался каким-то липким и скучно – тусклым. "О боже! – вздохнула я в уме, – почему сегодня даже этой тетке есть до меня дело? "
Слышала как-то поговорку: «Беда не приходит одна», а неприятности, они что, тоже в обнимку парами ходят? Вышла на своей остановке, подвернула ногу. Вскрикнула от боли: растяжения вроде нет, а вот каблук лежал рядом. Туфли новые, только неделю назад купила! Времени в обрез, да ладно ещё, будка обувщика оказалась поблизости.
Молодой смуглый парень сразу проникся моей бедой, утешил и сиюминутно стал прилаживать каблук на место. Нервов за эту минутку извела я порядочно. Опоздание на работу не входило в мои планы по двум причинам: первое – скорее хотелось в теплое помещение, второе – не хотелось нарываться на пристальный взгляд своего начальства. Странная вещь – время! Вечно его не хватает, да и в течение дня тянется оно неодинаково. Как бы между прочим, сказал один мой знакомый физик: «Время имеет неодинаковую консистенцию и объёмную плотность», фиг с ней, с этой плотностью, пусть даже и объёмной. Только утром время летит быстро, а вечером тянется, тянется.… Вот и сейчас, когда делать нечего, остается ждать, стоять, как цапля на болоте, с поджатой ногой, да разглядывать близлежащие дома.
Мой равнодушно-скучающий взгляд скользил по фасаду светло-зеленой «хрущёвки», цепляя окна и балконы.
И тут я заметила её. Что сначала привлекло мое внимание: неестественное выражение лица этой, несомненно, пожилой женщины или её неряшливые волосы, какие-то липкие и словно щупальца спрута беспорядочно разбросанные по плечам. Мне показалось, что она мертва, нельзя же так долго и неподвижно сидеть, опираясь одной рукой на перила балкона? Но нет, вот она медленно подняла руку и отбросила мокрую прядь волос со лба.
Рядом я увидела цветок. Не весь конечно, только верхушку, но признаюсь вам, ничего подобного раньше я не видела! Мелькнула нечаянная мысль: это женщина сняла свой парик, и он грязной прошлогодней соломой лежит от неё по правую руку. По-моему, я поторопилась с определением цвета этого растения. Светло – серую не то листву, не то пряди, словно у степного ковыля, разбавляла слабая зелень, а вот кончики его горели багрянцем позднего заката. Да и размеры этого цветика – семицветика, как я его окрестила сразу, были внушительные, в высоту возвышался он почти вровень с сидящей рядом хозяйкой.
– Вот я тут ещё клеем прихвачу ваш каблучок, прочнее будет! – обратился ко мне сапожник.
– Да прихватывайте, – отвела взгляд от этой парочки. – Что это у вас за столь резко пахнущая гадость? – поморщилась я.
– Это новый клей на основе дихлорэтана, – откликнулся он.
Вот так, пахнущая дихлорэтаном, взъерошенная, словно рассерженный ёжик, появилась я перед начальственными очами Ларисы Петровны. Та обожгла меня самым суровым взглядом, взглядом номер пять по шкале начальственной строгости. Это мы с девчонками, такими же как и я работницами библиотеки технической книги, разработали шкалу укоризненных взглядов нашей начальницы.
Взгляд был номер пять, а это означало ещё и устный выговор. Я вздохнула и взглянула на часы, висевшие на стене, и о чудо! Часы показывали без одной минуты восемь. Спасибо вам, милые часики! Лариса Петровна перехватила мой взгляд и только укоризненно покачала головой. Ага, сегодня выговор отменяется! Приступим к работе.…
Описывать обыденный, рутинный день нет ни желания, ни интереса. Вот только Валерка, мой несостоявшийся ухажер, прислал СМСку. Разбежалась, так и буду я ему отвечать! После того, как наш роман успешно перешел в конфетно – букетную стадию, на третьем свидании пригласил он меня в кино, заговорщицким шепотом сообщил, что билеты были только на последний ряд, ага, целоваться потянуло ухажера! Это мы ещё посмотрим! Хотя, почему бы и нет? Как будешь вести себя, Валерочка.
Встретил он меня у кинотеатра, был суетливо весел, шутил и травил анекдоты. Купил себе и мне мороженое и, шурша оберткой, выдал:
– А вот ещё анекдотик: «Спрашивает парень у девушки: – А кем ты работаешь? – а она так миленько наморщив носик, отвечает: – А вот угадай! Моя профессия начинается с буквы «Б», а оканчивается на мягкий знак…. Нет, нет, вообще-то, я библиотекарь, а то, о чем ты подумал – мое хобби!» И засмеялся, очень довольный своим плоским анекдотом! Сунула я ему в руку мороженое, и оборвала его лошадиный смех коротко и ясно:
– Я – библиотекарь, представь себе, а хобби, на которое ты намекаешь, у меня нет, просто работаю в библиотеке технической книги! – и запрыгнула в подъехавшую маршрутку.
Теперь он и изводится в извинениях, да пусть попереживает, в другой раз умнее себя будет вести с девушками.
Вот так и прошла первая половинка рабочего дня. Почему я решила перекусить в ближайшей кафешке? Обычно мы с девчонками обедаем в подсобке у техперсонала: и дешевле и принесет кто-то наваренные, напаренные домашние вкусности, наедимся, нахохочемся вдоволь и снова к книжкам да скучным каталогам.
А сегодня я, накинув плащик, поспешила за порцией пельменей. Не скажу, что там невкусно готовят, вот только чай у них жидковат – на заварке экономят что ли?
Мне показалось, что после обеда погода даже чуть-чуть улучшилась, вон среди серой пелены облаков появились две синие проталинки! Так или иначе, но на работу я шла, медленно смакуя последние минутки обеденного перерыва. Может поэтому мой взгляд снова скользнул по знакомому дому и зацепился за эту странную парочку: женщину с меловым лицом и её цветком, словно ворохом прошлогодней соломы. Сейчас он мне показался даже несколько привлекательнее, чем утром. Добавились какие-то штрихи, стало больше зелени, или это полуденное освещение перекрасило этого «страшилу», как окрестила я этот пук соломы, очень напоминающий прическу пугала из сказки «Волшебник изумрудного города».
Что меня заставило пройти дорожкой под балконами этого дома? Подойдя поближе, я на мгновение замерла внизу, напротив этой страшной парочки. Лицо женщины, белое и неподвижное, словно лик манекена, медленно развернулось ко мне. Рука, затянутая в перчатку грязно- серого цвета, легла на балконные перила, затем легонько поманила меня, как бы зазывая зайти в гости. Вот ещё! Уняв непонятно откуда взявшуюся дрожь, поспешила к себе, на работу.
После рабочего дня меня, как магнитом потянуло по тропинке, к таинственному балкону. Представьте, я совсем не удивилась, обнаружив женщину и цветок в том же самом положении! Могу поклясться, что и они меня тоже ждали.…
Как я сразу не догадалась, что эта парочка чем-то связана вместе? Даже сейчас, на расстоянии, мне казалось: это два одиноких существа, и они очень близки друг другу. Женщина повернула ко мне голову и, когда я замедлила шаги, она что-то произнесла. Голос был глухим и не разборчивым, но жест руки призывал приблизиться. Я остановилась напротив балкона, нас отделяло каких-то три, четыре метра, и я смогла рассмотреть её матово-бледное лицо.
Это была маска. Такие маски иногда носят цирковые клоуны. Все мое внимание было приковано к её лицу, но звуки голоса, долетевшие с балкона, вернули меня в реальность.
– Что, что? – переспросила я, не поняв обращенных ко мне слов.
Плавно-замедленными движениями руки хозяйка балкона, откинула нависшую на лоб прядь волос и, потянув маску за край у подбородка, сняла её.
– Прошу вас, помогите мне! Помогите! – не искаженный маской голос её был звонким и даже мелодичным. Но не просьба её и даже не движение, которое она сделала, обращаясь ко мне, поразили и испугали меня. Испугало её лицо. Оно было зеленым!
Нет, цвет не был цветом зелени листвы или травы, скорее всего он напоминал пятна зеленки, которыми мама раскрашивала наши коленки, сбитые в детских играх. Нервы мои не выдержали, и я рванулась бежать. Свернув за угол и пробежав метров двадцать, остановилась, словно ткнулась с разбегу в невидимое препятствие.
«Чего я испугалась? Ну старуха, ну цветок…. Да у неё может из-за болезни кожи лицо зелёнкой намазано, а я отказываю в помощи больному человеку!». Вернулась назад. Эти двое меня ждали.
– Поднимайтесь, первый подъезд, восьмая квартира, – уточнила странная дама.
Бетонная лестница со сбитыми краями, привела меня к двери, оббитой дерматином, по центру красовалась большая восьмерка. Зачем-то в памяти всплыл один из приколов, которыми щедро потчевал меня мой ухажёр: «Что получится, если восемь разделить на два? Помню, я ему простодушно ответила – четыре! А вот и нет, – засмеялся он. Если поперек – два нуля, а если вдоль – две тройки!» Эта мысль успокоила меня и даже слегка развеселила.
«Посмотрим, как эта восьмерка поделится», – усмехнулась я, нажимая дверную ручку.
Полутемный коридор вывел меня в довольно просторный зал. В глаза сразу бросилось запустение и нереальная заброшенность жилища, хотя все вещи были на местах, пусть и старомодные, но опрятные и даже изящные в своей антикварной простоте, вот только давно к ним не прикасался человек. Легкая, тончайшая пыль, царила повсюду. Даже экспонаты музеев получают больше тепла человеческой руки, чем предметы обстановки этого зала.
Дверь на балкон была открыта. Через кисею занавески я разглядела хозяйку этой странной квартиры. Она стояла в дверном проеме. Занавеска скрывала черты лица, и мне не были видны её глаза. Мне казалось, что её взгляд сверлил меня, пронизывал насквозь, и от этого становилось немного жутко и страшно.
«Почему я не уйду? Почему не убегаю на улицу из этого затхлого и нежилого мирка?» – признаюсь, такая мысль пришла ко мне позднее, а сейчас я, как зачарованная, смотрела, как рука в черной перчатке откинула занавеску с балконной двери и женщина шагнула в комнату. В другой руке она держала белую маску, наверное, это была одна из тех масок из эластичной резины, в которых мы веселимся на новогодних карнавалах.
– Не бойтесь меня, голубушка, проходите к столу, располагайтесь, – плавным движением ладони указала она на один из стульев ажурного плетения, стоявших у круглого стола.
Я отодвинула легкий стул и робко присела на краешек. Женщина немного повернулась боком и тут я заметила, что к левой её руке, на уровне локтя, привязана веревочка серо-зеленого цвета, она тянулась на балкон и была прикреплена там к чему-то, так что хозяйка этой старомодной квартиры, передвигалась осторожно, безусловно, зная о своей привязи.
– Меня зовут Евгения, Евгения Николаевна, я медсестра, вам не надо меня бояться…– она легким движением свободной правой руки отодвинула стул напротив, придержав веревочку, тянувшуюся от левой руки, села за стол.
– Душечка, как мне вас называть? – голос её был чист и мелодичен, это был голос юной особы, хотя на вид медсестре по имени Евгения Николаевна, было за шестьдесят.
– Я – Ирина, работаю недалеко от вашего дома, – назвала я себя.
– Вот и хорошо, вот и славненько! – откликнулась она, – Ирочка, мне нужна ваша помощь, – она перехватила мой взгляд, – Ах, это…, – она небрежно кинула маску на полку комода, стоящего неподалеку от стола. – Это я надеваю, когда выхожу на балкон и подышать, мне надо и покушать, люди любопытны, им есть до всего дело…. – Приходится скрывать свое лицо, вот вам, надеюсь, не страшно?
– Н – нет, – промямлила я, хотя мне все ещё жутковато было смотреть на лицо хозяйки, словно залитое слабым раствором зеленки.
– Знаете, Ирочка, то, что я вам сейчас расскажу, выходит за грани разумного объяснения, но прежде всего вот это…, – с этими словами она стянула перчатки сначала с одной, потом с другой руки. Руки её были зеленого цвета. Цвет был даже приятным, но меня это привело в смятение и замешательство. Представьте себе: вы оправдываете цвет лица только потому, что оно обработано лекарственным препаратом, а тут ясно видите, что руки имеют естественную окраску. Цвет идет из глубины кожи, и зелень эта спокойно и ровно окрашивает даже ногти. От необычности поступка Евгении Николаевны я встала с места.
– Ради бога! Не пугайтесь, садитесь, прошу вас – садитесь! – вскинулась она из-за стола.
– Ирочка, так сложилась моя жизнь, что я осталась одна, хотя и не совсем одинока. Я давно приметила вас, вы миленькая девочка и, по-моему, так же одинока.
