скачать книгу бесплатно
– Как?! Я увижу и смерть своего пращура?!
– Немного не так, – доктор поморщился, – Вы её переживёте, со всеми страхами, болью и ужасом. Можем убрать, тогда не придется стирать этот кошмар из вашей памяти. Это затратно.
– Доктор – я стал называть очкарика доктором после того как он облачился в белый халат и стал похож на этакого деревенского доктора, – А если не стирать? Я что буду помнить все подробности?
– Да, вы Георгий Михайлович, проживёте как бы отрывки из жизни другого человека. Спрессованный архив. Не станете же вы в реальном времени проживать жизнь своего предка? Вам просто не хватит остатка жизни! Основные моменты, так сказать, вехи!
Впрочем, если сумма вам кажется великоватой, вы можете заказать два путешествия. Доплатите за второе тридцать процентов и пожалте в прошлое!
– Хорошо, вы меня заинтриговали. Если учесть что во время путешествия мне не надо есть, пить, тратится на сувениры, два путешествия вполне устроят.
– Прекрасненько! Давайте заполним вот эту формочку, он протянул мне лист бумаги. Ничего особенного – ФИО, адрес, возраст, чем болели…. Разве два пункта: время, в которое желаете отправиться и часы пребывания там. Я вопросительно взглянул на доктора.
– Ваше путешествие происходит лёжа. Это как бы сон, только настолько реальный, что порой на теле остаются следы от ударов, ушибов. Хорошо, что они быстро проходят, чего не скажешь о психике. Порой она меняется, к счастью в лучшую сторону. Обычно на одно путешествие уходит от четырёх часов до восьми. У вас два – рекомендую взять по пять часов. Физиология, знаете ли, не особенно приятно будет возвращаться в памперсе.
– А что, разве перед отправлением нельзя справить все свои физиологические потребности?
– Это обязательно, да ещё и дополнительные процедуры пройдётё! Да вы не волнуётесь, рядом с вами всегда будет находиться несколько наших сотрудников. Они ведут непрерывное наблюдение. Итак, ещё вопросы?
– Нет, вопросов нет – я подписал договор.
Через два дня, в сопровождении доктора, входил в просторную комнату вовсе не похожую на больничную палату.
Тело было расслабленно ванной с какими-то травами и ароматизаторами. Немного было неприятно после довольно объёмной клизмы, но куда деваться – надо!
Меня заботливо подвели к довольно просторному ложу. Из одежды на мне был только спортивный костюм, а за левым ухом, пластырем укрепили небольшую штуковину, как мне объяснили – универсальный датчик, считывающий все жизненные параметры моего тела.
– Это вам перед стартом – доктор протянул мне стакан с жидкостью напоминающей лимонад, – Обычно наши путешественники хотят знать, как мы оправляем их в путешествие. Ложитесь и смотрите…
Два помощника сноровисто отодвигали стенные панели, на длинных поворачивающихся турелях устанавливали надо мной приборы непонятного назначения, подкатили к голове большую арку из белой пластмассы, что-то наподобие трубы томографа, только с разрезом внизу.
– Ну что, Георгий Михайлович, в путь? – доктор, что-то включил, в голове послышался легкий шум, и я провалился в темноту.
Тьма сменилась морем света. Я стоял на помосте из грубо сколоченных бревен и напряженно, до боли в глазах, всматривался вдаль. Там, среди берёзовых колков, на изумрудной зелени травы, стояли войлочные шатры, двигалось множество людей, ржали кони, горели костры.
– Воевода Михаила! Мы сделали все, так как ты сказал: и корчажки с водой подтащили ближе и смолу. Каменья да чурки расположили рядошком. И день и ношь, наши воины сменяясь роють ход к оврагу. Поболе половины прошли. Еще бы день и мы закончим. Што татаровья затевають?
– Зри сам ратник Демид: вишь котлы поблизь подтянули, дрова им полоненные поселяне готовят, огонь, должно быть разводить станут.
– Чево эт оне, обед готовить собрались?
– Не знаю…. Даст бог спознаем ранее чем они на тын полезут! Ты вот што, Демид, приведи ко мне трудника, того што прибёг из монастыря святого Феофана.
– Счас, сделаю, приведу его пред твои очи воевода!
Жарко! Да и кольчуга давит на плечи. Тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Словно черная шторка дернулась перед глазами и стою я уже в просторной светёлке добротно срубленного деревянного дома. Губы шепчут молитву, а глаза с верой и надеждой смотрят на лик святого сурово взирающего на меня с иконы.
– Воевода Михаила! Я привёл монастырского трудника!
Я сел на стул с высокой резной спинкой, неторопливо огладил русую бороду, в которой уже начала проблескивать первая седина:
– Как твое имя, инок?
– Светлый воевода! Я еще не был допущен к таинству святого причастия! Я всего три месяца как трудник в монастыре. Моё имя – Дионисий.
– Дионисий, расскажи все, что знаешь о набеге татарском на монастырь святого старца Феофана.
– Слушаюсь, светлый воевода! Третьего дня, сразу после молитвы и утренней трапезы я и еще три инока были назначены копать колодезь, что за конюшнями. Мне выпало спуститься под земь и киркой да лопатой сбирать песок с мелкими каменьями в бадейку. А братия крутила ворот и вытягивали ту землицу наверх. Моя кирка ударилась о камень, и я крикнул наверх, шоб они не ждали от меня бадейки. Камень-то обдолбить надобно, да и мне водицы попить захотелось. Кто-то из них пошел за водицей, а другой чегой-то тоже за ним устремился. Камень оказался небольшой, так с лошадиную голову, я закатил его в бадейку и дернул верёвку. Никто не отозвался. Крикнул – никого! Тодысь я упираясь плечами и ногами в стенки колодезя, с божьей помощью выбрался наверх. Господи! Спаси и помилуй мя! Монастырь горел, всадники на низеньких лошадях, гонялись за братией и секли их кривыми саблями. Кое-кто из монахов оборонялся оглоблей, дык татаровьев было во множестве. Я тадысь, крадучись схоронился в чащобе, что за конюшнями и смотрел, как вороги убили всех монахов и ириомонаха Никодима тожь посекли саблями, упокой господи его душу! – трудник перекрестился на иконостас в углу.
Все присутствующие осенили себя крестным знамением.
– Когда от монастырских строений остались токма уголья, я утвердясь молитвой, ночью пробрался в посад, а оттуда дружинники провели меня в городец, слава господу нашему покормили и представили пред твои светлые очи воевода.
– Трудник Дионисий, сказывай как через татарские дозоры в нощи пробралси?
– Светлый воевода! Дык я как рассудил: татаровья спать тож хочут. Выстовят они дозор, да не везде, тот дозор должон по тропочкам да по лесочкам хаживать, а ночка то тёмная, да росная! Вот оно и зябко. Да кого имя бояться? Их вон, как песка в нашей речке Дресвянке. Вот они и жмутся к пастухам, что в ношное коней пасть снаряжены. А с собой собак берут, что б они кого унюхали и тот час забрехали.
– Тем более, ты как от собак схоронился?
– Дык нет тут никакой мудрости! Я когда мальцом у тяти с мамкой жил, мы налаживались на огороды монастырские хаживать. Сильно не бедокурили, а немного репы надергаем, да вишеньем полакомимся. Сады они вона какие – сторожей на них один, два, да собак столько же. Мы, как только собаки нас почуют, сразу за дерево. А с собой кошку в мешок берём, как только вытряхнем кошку-то, они за ней, та на дерево, они брешут на неё, пока сторожа не подойдут. Оне и отташщат собак. Вот я и сотворил такую хитрость. Да и грех на душу взял. Один из дозорных шибко любопытный оказался: решил обойти рощицу. Более дозора нести не могёт.
– И как ты его без оружия взял?! – изумился я отчаянной храбрости трудника.
– Дык вот – Дионисий покрутил концами своей опояски, – Я тихонько распустил пояс и сзади набросил на шею супостата. Взял нож, да саблю, колчан со стрелами взял и лук, он его в руках держал. Твои дружинники отняли всё оружие у меня.
– Принесите – я махнул рукой воинам, стоящим у двери.
Миг, провал, темнота – и я рассматриваю кривую саблю.
– А што, это сабель очень даже сподручная в ближнем бою! Пока мечом размахнешься, он ею тебя три раза достанет! Много и не надо – в шею, локоть или под колено, кровью изыдешь! Сколько у наших дружинников таких наберётся?
– Мало, десятка три, а можа и поболе!
– А кузнецы смогут такие смастерить? – я воткнул саблю в бревно.
Темнота. И снова я на настиле из бревен, мягкие сапоги чувствуют их отбелённые дождями да ветрами бока. Метрах в трёхстах от крепостной стены суетились полсотни мужчин – подкладывали под медные котлы дрова, подносили воду. Вдалеке, от крайних шатров, отделилась группа людей, по одежде было видно, что это женщины. Подгоняемые тычками и ударами плетей они приблизились к котлам. Тут произошло страшное: с гортанными криками на них набросились вороги. Рубили руки, секли шеи. Особенно врезалась в мой мозг картина: молоденькая девушка рванулась в строну, смертельное отчаяние придало ей силы, но пробежала она немного, густая трава сплела босые ноги, а подбежавший ворог, схватил её за косы и поволок по земле. Второй, злобно вереща, резким ударом сабли отсёк бедняжек голову. Хохоча и повизгивая от злобы и азарта, они швыряли её голову друг дружке.
То, что происходило дальше, повергло меня и моих ратников в смятение и посеяло сомнение в душах. Татары, словно баранов, потрошили тела убиенных, рубили их на куски и, омыв водой, бросали в дымящиеся котлы.
– Отец наш воевода, эт што?! Оне, людей варят? Исть зачнут?! Ах, вороги, ах злыдни!
Молодой ратник, дергал меня за рукав, не стесняясь, размазывал слезы по щекам.
– Смотри, смотри, честной воин! Когда будет сеча, пусть твоя рука, не дрогнув, опускает карающий меч на головы безбожников-басурман! Эй, там, позовите ко мне плотника Игната, он у басурман в плену пять лет пробыл.
– Пресветлый воевода, ты звал меня?
– Да Игнатий, звал…. Скажи, что означает вот это – я показал рукой на котлы и суетящихся возле них врагов.
– Воевода, это беда на нас надвигается! Те людишки, што прискакали на лохматых лошадях – вовсе не татаровья, как ты их обзываешь. Это мунголы, есть там и другой люд. Они все мясоеды и не знают нашей пищи. Вишь, воевода, обозы у них медленные, пока доберутся…. С ними и отары идут и лошади те, что на заклание. Ты вот взял, да и распорядился всю худобу поселян отправить в дальние выпасы, што за лесами. Вот и лишил их мясной пищи. А без неё у них дух воинственный слабнет. Вот это и значит што оне пойдут приступом на городец. Подтянут метательные машины и забросают огнём. Вишь, вон жир из котлов сбирают и в глиняные горшки сливают. Слыхивал я: мешают они его с чёрной как дёготь смолой, што везут из Бухарского ханства, да добавляют в неё извёстку. Смотри, воевода, как зачнут каменья извёсковые на угольях жечь, так оне дьявольский огонь ладить станут.
– Скажи-ка мне Игнатий в чём сила мунголов, пошто оне так быстро и храбро воюют наши земли?
– Воевода Михаила! Сила их в единстве и послушании! А ещё в хитрости и коварстве. Оне как? Навалятся скопом, теснят конницей, а потом наутёк бросаются, за собой заманивают. Как отведут дружинников подалее, окружают и забрасывают стрелами, да секут саблями.
– А пешем оне как, горазды бится?
– Пресветлый воевода, пеший мунгол, беспомощен и боязлив. Он может только стрелять из лука, да и то, пока есть стрелы. Потом бежит прочь.
– Спасибо тебе Игнатий! Просьба у меня к тебе, собери своих людей, дам я тебе в помощь и дружинников. Разберите все избы вблизи тына, что могут пожечь мунголы. По брёвнышкам раскатайте. Снесите всё к тыну што возле реки. Ночью плоты вязать будем и сплавим детей и жонок по реке.
– Да ты што?! – изумился Игнатий, – Они их нижи по течению перехватят и поубивают всех!
– А вот это мы не дадим! Ты Игнатий, там брёвнышки потоньше выбирай, да отдельно складывай, на палисады пригодятся. Не пойдут мунголы на рогатины, а кои вороги проскакивать изначнут, то мы баграми стаскивать их с сёдел станем.
– Опосля вечерней молитвы давай ко мне, мы в светёлке совет держать будем. Прихвати с собой парочку плотников.
Часть вторая.
И снова я в просторной светёлке. Только тесно в ней от набившегося народа.
Ратники, торговые и ремесленные люди плотными рядами сидели на широких лавках у стен. За длинным столом сидели хмурые бородатые мужики, мои соратники, защитники и старые воины.
– Братья мои – дружина, торговые и посадские люди, мы выслушали всех, кто хотел слово молвить. Все понимают, что у нас одна стезя, впереди жестокая и кровавая сеча. Одержать победу нам в этой битве невмочь. Ворог силен и числом более нас. Я имел разговор с теми хто знает уловки мунголов. Сказано мудрецами – я встал со своего стула покрытого волчьей шкурой, шагнул на середину комнаты и подняв руку вверх продолжил:
– На всякого богатого найдется богаче, сильного сильней и на каждого хитреца – хитрей! Так будем же сильны духом, и хитры словно степные лисы. Предлагаю: дать битву басурманам раньше, чем оне начнут свою. Для этого нам надо довершить два дела. Одно – отправить в новгородские земли своих жонок и малых чад. За одну ночь надобно соорудить плоты и сплавить на них всех хто будет мешать нам биться с ворогами.
Я предупреждающе поднял руку, пресекая шум, поднявшийся в комнате.
– Знаю, это опасно, мунголы могут прознать и захватить в полон всех. Но оставлять свои семьи здесь, в городце – верная смерть для них! Плоты будем вязать веревками, на кажный посадим несколько лучников, да огородим снопами, да воловьими шкурами, стрелы ворогов будут вязнуть в них. А кои плоты сумеют добраться до другого берега, то и вовсе все в безопасности станут. Басурмане не станут упускать столь знатную добычу и попытаются перехватить плоты на излуке реки, у Серебряной рощи. И тут мы пойдем на хитрость! Через потайной ход, выведем тайно дружину Кирилла…
– Пресветлый воевода! Да разве совладает сотня дружинников с ворогом? – подскочил Кирилл.
– Не совладает! А мы на што? Не поскачут все мунголы все за плотами. Оставят охранять лагерь, да и нас оне опасаться будут и не напрасно! Той же ночью наши люди, пройдут оврагами к Васильковому Полю. Там, под покровом ночи, соорудят рогатины, но не будут ставить их, а как зачнут басурмане наскакивать на нас да попытаться сшибить конями, вот тогда и выставим рогатки. И ещё вот – я снял волчью шкуру со стула, – Этого кони убоятся, и не пойдут далее. Наверное, все знают, что с краю Василькового Поля идёт глубокий овраг. По оврагу тайно туда выйдет дружина Белозара, затаится и ударит басурманам в спину. А чтобы оне туда пришли, это постараемся мы. Возьмём ихней же хитростью. Как только снарядятся басурмане в погоню за плотами, выскочим из врат городца и кинемся в битву. Куда оне начнут нас заманивать? Да прямиком на Васильковое Поле! Когда мы развернёмся, то окажемся в окружении врагов, но это они так думают! А на самом деле их отряд будет окружон нами. Те, что станут отсекать нас от городца, мы просто станем сдерживать, рогатинами, да пиками. Лучники опять же будут… Последнее – дружина Гордияна ударит из ворот.
– Пресветлый воевода, наши силы будут растянуты, окружены ворогами…
– Изяслав, где твоя храбрость? Не ты ли один хаживал на медведя с одной рогатиной?! Разве мунголы пострашней медведя будут?!
– Твоя правда, воевода! Не страшнее, но мы никогда так не бились с ворогом!
– Не бились! Но когда мы уходили на битву то всегда говорили: «Не щадя живота своего! Мертвые сраму не имут!» А вот и имут! Кто из вас захочет, чтобы его сварили и съели мунголы? А кости бросили собакам?! Вот и скажите всем дружинникам, и вы торговый и ремесленный люд, донесите горькую правду до всех. И пусть ни у кого не дрогнет рука и не убоится сердце при виде лютого ворога! – я сжал кулак и тут же почувствовал резкую боль в правой стороне груди, да в глазах мелькнула черная полоса.
–Терпи великий воевода! Терпи… Ты нужен всем русичам, ты один знаешь, как отвести беду от нашей земли! Мы донесём тебя до новгородской земли!
– Позовите Изяслава….
– Здесь я, великий воевода! Подле тебя!
– Дознался ты, почему Игнатий ударил меня ножом?
– Дозналси, воевода Михаила. У него жёнка осталась у мунголов, и главный хан поручил тебя убить. Очень он осерчал на тебя пресветлый воевода, когда ты своей хитростью побил его. У него воинства осталось самая малость, и идти далее на Новгород он не может более.
– Почему тогда Игнатий не предал нас и не рассказал всех наших хитростей? Да и сам вон как славно бился в сече при Серебряной Роще?
– Он говорит: не предатель я. Было все по правде: либо его жизнь, либо твоя, либо его жены. Он выбрал твою и свою.
– Отпусти его с миром, слышь, отпусти Изяслав. Пущай, до конца своих дней совесть его судит…. – я закашлялся, боль плетью полоснула по мозгу, и чернота навалилась мне на плечи…
часть вторая
Саднили и кровоточили ладони, сбитые да крови. Я, перехватывая увесистую жердь, изо всех сил упирался ею в густо просмоленную корму корабля. Хлюпала вода под лаптями, промокшие обмотки более не спасали от холода болотной жижи.
– Ничего, Тимоха, вот версты две протянем баркас, а там и до Выпь озера рукой подать!
– Чу! Слышь – барабан! Давай, Тимоха, поспешаем, нам в голову становится, канаты тянуть. Не поспеем, плетей получим!
Я, скользя по бревнам и хватаясь за борта корабля, поспешил вперёд, где толпа мужиков собранная с ближайших деревень, вперемешку со служивыми людьми, тянула по наспех сделанной гати корабль. В полверсты впереди, такие же бедолаги надрываясь, тянули ещё один. Под мерные удары барабана, с гиканьем и хриплыми выдохами, рвали спины о верёвки почти сотня, таких как я. Кто я? Откуда? Не успел даже выстроить свои мысли одну за другой, как послышались крики:
– Царь! Царь Петр скачет!
Пятеро всадников рысью скакали по просеке. Развевались чёрные плащи, подбитые красной материей, на треугольных шляпах трепетали белые пушистые перья.
Почти у самой кормы корабля резко остановились. Царь Петр, бросив поводья подбежавшему офицеру, зашагал вперёд, по брёвнам гати.
– А ну, ребятушки! Совсем немного осталось! – он оттолкнул меня, схватился за крайнюю верёвку, забросил её за спину и потянул, прикрикивая на солдат и работный люд. Я торопливо вклинился между царём и каким-то изнеможенным мужичком и задергал, потянул и без него струной натянутый канат. Корабль вздрогнул, заскрипел по брёвнам катков и споро двинулся вперёд к синевшему вдали озеру.
Я, торопливо считая каждый шаг, лихорадочно думал: «Царь! Впереди сам царь как простой мужик тянет корабль! Выходит, мы государево дело делаем! Эвон как!»
Верёвка ёрзалась о чёрный плащ царя, в такт его шагам дёргала канат и порой сбивала мои руки с него.
Что-то утробно хрустнуло позади меня. Боковым зрением я успел заметить как из под катка, на который был поставлен корабль, выскочило бревно, встало вертикально и медленно стало падать на нас.
– Паберегись! – истошно завопил кто-то.
Я, не раздумывая, рывком, отбросил царя в сторону, и тот час бревно обрушилось на меня. Полной темноты не было. Была какая-то серая мгла, слышались обрывки речи и словно колокола набатом гудели в голове.
«Эт он меня отбросить успел, эй, там, лекаря сюда!»
«Осторожней, поднимите его, вон туда несите, к березе, там сухо!»
«На плащ положите…, живой, кажись живой….»
Голоса стихли, и серая мгла постепенно сменилась кровавой пеленой и я, словно осенний лист, кружась в прозрачном воздухе, стал падать в черный колодец.
Очнулся снова от голосов. Говорили двое, хрипловато-грубый голос был мужской, а вот второй, похоже, детский:
– Тятя, а почему мертвяк одет как мы а покров под ним вона какой богатимый?
