скачать книгу бесплатно
История психологии. Проблемы методологии
Вера Александровна Кольцова
Методология, теория и история психологии
В книге обсуждаются основные проблемы методологии историко-психологического исследования. С позиций онтологического подхода дано понимание объекта и предмета истории психологии, специфики используемых ею методов, историографии и источниковедческого базиса. На основе рассмотрения междисциплинарных связей истории психологии в системе научного знания обоснована важность ее культурологической и источниковедческой ориентации. Выделены основные направления разработки отечественной историографии в XX столетии и тенденции ее современного развития.
Книга адресована специалистам в области истории психологии, ученым гуманитарного профиля, студентам психологических факультетов.
Кольцова В. А.
История психологии. Проблемы методологии
Введение
Психологическая наука чутко реагирует на макросоциальные процессы, происходящие в?обществе, так как именно во взаимодействии с?общественной практикой она получает главные импульсы для своего развития. Парадигмальные преобразования всех сторон жизни современного российского общества создают принципиально новую ситуацию для развития психологической науки.
Завершается эпоха монопольного господства марксистской философии, что приводит к?отказу от априорных и?универсальных теорий и?методов научного познания и?определяет необходимость методологического переосмысления научных достижений прошлого, а?также разработки новых перспективных линий развития науки.
На смену гносеологическому монизму приходят принципы «методологической дополнительности» (Н.Л. Смирнова), «коммуникативной методологии» (В.А. Мазилов), «познавательного плюрализма» (И.Д.?Ковальченко), «методологического либерализма» (А.В. Юревич), обосновывающие необходимость синтеза многообразных философско?теоретических подходов и?методов, установления взаимопонимания между различными научными направлениями на основе стратегии комплексного многоуровневого исследования, объяснения и?интерпретации изучаемых явлений.
Новыми реалиями, характерными для современной науки в?целом, и?психологии в?частности, являются кризис позитивистской методологии и?усиление тенденций гуманитаризации, рассмотрение научной мысли в?контексте социально?культурных процессов, возрастание роли субъектной составляющей познавательной деятельности как основания интеграции разных областей знания в?целостном изучении человека.
В истории психологии, опирающейся при реконструкции и?оценке прошлого на методологические принципы и?концептуальные подходы современной науки, трудности, связанные с?утратой методологических ориентиров в?проведении историко?психологического исследования, ощущаются особенно остро. Этим объясняется расширение сферы и?углубление методологической рефлексии в?области истории психологии на современном этапе развития науки. Особую актуальность приобретают задачи переосмысления предмета, методолого?теоретических подходов и?методов истории психологии, поиска способов ассимиляции различных источников психологического знания, их?научной трактовки и?интерпретации. Разработка проблем методологии историко?психологического исследования?– условие обеспечения достоверности и?объективности получаемых знаний, предпосылка успешной реализации основной функции истории психологии?– исследования и?сохранения всего позитивного и?ценного, что накоплено в?ходе исторического развития психологического познания.
Проблемы методологии истории психологии освещаются в?работах многих отечественных и?зарубежных ученых: Б.Г. Ананьева, К.А.?Абульхановой?Славской, Л.И. Анцыферовой, В.В. Аншаковой, В.В. Большаковой, А.В. Брушлинского, Е.А. Будиловой, Л.С. Выготского, А.Н.?Ждан, В.А. Каращана, Е.А. Климова, Е.С. Кузьмина, Н.Н.?Ланге, Е.В. Левченко, Н.А. Логиновой, В.А. Мазилова, Т.Д.?Марцинковской, И.А. Мироненко, О.Г. Носковой, Ю.Н. Олейника, А.В.?Петровского, К.К. Платонова, М.В. Соколова, Е.Е. Соколовой, Б.М. Теплова, А.Н.?Ткаченко, О.М. Тутунджяна, В.В. Умрихина, Е.В. Шороховой, В.А.?Юревича, В.А. Якунина, М.Г. Ярошевского, Д. Берри, Е.Г. Боринга, Д.Ф. Бреннана, А. Гилгена, У. Кима, Д. Наэма, С. Пасс, Д. Шульц и?С. Э. Шульц и?др.
В последние годы на фоне усиления рефлексии истории психологического познания появился ряд значимых исследований в?области методологии истории психологии (Н.В. Богданович; О.В. Гордеева; М.С. Гусельцева; В.А. Мазилов; Т.Д. Марцинковская; М.Д. Няглова; А.В. Юревич и?др.).
Однако следует отметить, что освещение проблем методологии истории психологии все еще является фрагментарным и?не имеет целостного характера; многие ее аспекты остаются неразработанными. Это касается прежде всего раскрытия противоречивости и?альтернативности процесса психологического познания; нового, соответствующего реалиям современной науки понимания и?концептуализации ее предметной области; классификации методов историко?психологического исследования; рассмотрения проблем источниковедения и?историографии истории психологии. Требуют осмысления новые тенденции и?задачи историко?психологического исследования, объективно обусловленные социально?экономическими преобразованиями, происходящими в?современном российском обществе, существенными изменениями в?его идеологии и?научном мировоззрении, возрастанием гуманитаризации научного знания, интеграцией отечественной психологии с?мировой психологической мыслью, расширением проблемного поля истории психологии, усилением ее культурологической ориентации и?взаимодействия с?другими отраслями науки. Все это подтверждает важность и?актуальность дальнейшего анализа методологических проблем истории психологии и?определяет задачи настоящей работы, состоящие в?целостном освещении основных проблем методологии истории психологии: ее объекта и?предмета, методов историко?психологического исследования, историографии и?источникового базиса. Многие из указанных вопросов рассматриваются впервые в?отечественной истории психологии, чем обусловлен поисковый характер предпринятого исследования.
Хочу выразить глубокую благодарность моим учителям?– К.А.?Абульхановой?Славской, А.В. Брушлинскому, Е.А. Будиловой, А.Н. Ждан, Б.Ф. Ломову, Е.В. Шороховой, М.Г. Ярошевскому, идеи которых способствовали возникновению замысла этой работы и?явились важным источником его реализации.
Глава I
ХАРАКТЕРИСТИКА ОБЪЕКТА И?ПРЕДМЕТА ИСТОРИИ ПСИХОЛОГИИ
1 Объект истории психологии
Одной из главных проблем методологического анализа является определение объекта и?специфики предмета рассматриваемой области знания. Методологический анализ истории психологии призван обозначить особенности той объективной реальности, которая ею изучается, а?также те ее аспекты, которые определяют предмет историко?психологического исследования. Адекватное понимание объекта и?предмета истории психологии позволяет точно очертить диапазон ее исследовательских задач, границу проблемной области, специфику научных подходов и?методов познания, задавая тем самым исходные ориентиры научного поиска.
Говоря об объекте истории психологии, необходимо выделить ряд важных исходных положений. Первое положение касается дифференциации объекта истории психологии и?объекта психологии как науки в?целом. Если психология изучает собственно психическую реальность в?ее содержательном и?процессуально?динамическом аспектах, то?история психологии имеет дело не с?самой психической реальностью, а?с?предметом психологии в?его историческом развитии, со?способом его определения, теорией, возникающей на его основе, являясь тем самым своеобразной рефлексией психологической науки.
Второе положение направлено на разграничение объекта и?предмета истории психологии, что представляется важным в?силу часто недифференцированного использования указанных понятий в?научной литературе. На?необходимость четкого определения объекта и?предмета историко?научного познания указывает М.Г. Ярошевский: «Всегда нужно разграничивать объект познания и?его предмет. Первый существует сам по себе, независимо от информированности о?нем человеческих умов. Другое дело?– предмет науки. Она его строит с?помощью специальных средств, своих методов, теорий, категорий» (Ярошевский, 1996, с. 7).
Под объектом (от лат. оbjectum) понимается часть объективной реальности, которая противостоит субъекту в?его предметно?практической и?познавательной деятельности. Это «совокупность качественно определенных явлений и?процессов реальности, существенно отличных по своей внутренней природе, основным чертам и?законам функционирования и?развития от других объектов этой реальности» (Ковальченко, 2003, с. 53).
С.Л. Рубинштейн в?качестве важнейшей характеристики объекта выделяет его независимость от субъекта?– «человека и?человечества». В?его работах дается развернутое определение объекта и?объективного: «Термин объективный в настоящее время не однозначен. Под объективными свойствами бытия, действительности и?т. п. разумеют собственные свойства бытия, действительности того или иного явления такими, каковы они есть?– в?отличие от того, какими они представляются тому или иному субъекту, воспринимающему их» (Рубинштейн, 1957, с. 56).
Признание объективности бытия (означающего, что «оно есть то, что оно есть, независимо от того, каким оно познается и?даже от того, познается?ли оно вообще») в?то?же время, как подчеркивает С.Л. Рубинштейн, отнюдь не предполагает отождествления понятий бытия и?объекта. С?одной стороны, «для сознания субъекта бытие всегда выступает как противостоящая ему объективная реальность. Там, где есть сознание, есть и?это противопоставление; где есть сознание, бытие выступает перед ним в?этом качестве» (там?же). С?другой стороны, «бытие, мир может существовать и?не становясь объектом для субъекта, для его сознания, может существовать и?не выступая в?этом качестве» (там?же). Критически оценивая тенденцию отождествления бытия и?объекта, ученый отмечает, что она была присуща как домарксовому материализму, так и?субъективному идеализму, отвергавшему существование действительности, независимой от субъекта. Рубинштейн вскрывает ложность указанного аргумента: «Чтобы быть объектом для кого?нибудь, надо существовать, но?чтобы существовать, не?обязательно быть объектом для субъекта. Неверно не то, что в?качестве объекта нечто существует только для субъекта; неверно, что бытие существует только в?качестве объекта для субъекта» (там?же, с. 57).
Отсюда вытекает принципиально важный для понимания объекта тезис?– существование бытия как объекта предполагает его соотнесенность с?субъектом. «Вещи, существующие независимо от субъекта, становятся объектами по мере того, как субъект вступает в?связь с?вещью, и?она выступает в?процессе познания и?действия как вещь для нас» (там?же). Таким образом, условием выделения объекта и?его конституирующей характеристикой как формы существования бытия является установление взаимодействия субъекта с?бытием, в?ходе которого происходит его познание. «Взаимодействие индивида с?миром, его жизнь, потребности которой и?привели к?возникновению мозга как органа психической деятельности человека, практика?– такова реальная материальная основа, в?рамках которой раскрывается познавательное отношение к?миру, такова “онтологическая” основа, на?которой формируется познавательное отношение субъекта к?объективной реальности» (там?же, c. 7)
С.Л. Рубинштейн подчеркивает, что именно конституирование объекта в?процессе познавательной деятельности, где объект и?субъект представлены в?единстве, является онтологической предпосылкой возникновения объективной истины. Истина имманентна познанию, так?же как познание имманентно бытию. «Истина объективна в?силу адекватности своему объекту, не?зависимому от субъекта?– человека и?человечества. Вместе с?тем истина не существует вне и?помимо познавательной деятельности людей. Объективная истина?– не есть сама объективная реальность, а?объективное познание этой реальности субъектом. Таким образом, в?понятии объективной истины получает конденсированное выражение единство познавательной деятельности субъекта и?объекта познания» (там?же, с. 37). Причем на уровне существования в?качестве объекта вещи определяются не только в?их исходной объектной данности, но?и?в?преломленной через призму их субъективной значимости для познающего их индивида, той роли, которую они играют в?его жизнедеятельности.
Опираясь на указанные положения, попытаемся охарактеризовать объект истории психологии и?описать его особенности.
История психологии изучает реальный процесс становления и?развития предмета психологии как области знания и?науки в?процессе эволюции человеческого общества. В?ней в?органичном единстве и?нерасторжимой целостности представлено объективное и?субъективное содержание. С?одной стороны, будучи определением реальности психических явлений и?продуктом познавательной деятельности человека, психологическое знание включает в?себя объективное содержание. С?другой стороны, оно является результатом субъективного психического осмысления человека, воплощает развитие самосознания познающего субъекта. История психологии, отслеживающая складывающуюся в?ходе развития общества систему знаний о?психической реальности и?являющаяся тем самым рефлексией второго порядка?– «познанием познанного», еще более усиливает роль и?вес субъективной компоненты. Это определяет особую важность методологической проблемы определения объективных критериев истинности создаваемой в?ходе историко?психологической рефлексии картины развития психологического знания.
Особенностью объекта истории психологии является то, что она имеет дело с?реальностью прошлого, недоступной для ее непосредственного наблюдения современным исследователем и?не воспроизводимую в?экспериментальной ситуации. Являясь обращенным в?прошлое, историко?психологическое познание носит ретроспективный характер, чем определяется особая роль реконструкционных методов изучения исследуемых им явлений.
Объект познания истории психологии принципиально динамичен. Говоря об особенностях исторического познания, М. Блок подчеркивал, что оно отражает «стремление к?лучшему пониманию», а?следовательно, выступает как «нечто, пребывающее в?движении» (Блок, 1986, с.?11). Это утверждение непосредственно относится и к?характеристике психологического познания как непрерывно развивающегося процесса углубления знаний о?психическом мире, начинающегося на самых ранних этапах человеческого общества и?сопровождающего всю его дальнейшую историю. Непрерывность психологического познания объясняется той огромной ролью, которую играют психологическое знание и?психологическое самосознание в?жизнедеятельности человека, являясь базовыми предпосылками и?фундаментальными факторами ее продуктивного функционирования. Осознание человеком своих психических сил и?способностей открывает ему новые ресурсы в?его взаимодействии с?миром, а, в?свою очередь, активная деятельность по преобразованию действительности обеспечивает более глубокое познание им своей собственной природы. Динамика психологического познания обусловлена расширением познавательной практики человека, являющейся ответом на новые запросы и?актуальные потребности жизни, совершенствованием средств познания, развитием когнитивных структур, сменой методологических и?теоретических основ. Развитие психологического познания состоит в?поступательном расширении сферы изучаемых им явлений, раскрытии их сущности во все более полном и?системном виде.
Изучение динамичного по своей природе процесса психологического познания определяет необходимость использования в?его исследовании диалектической методологии как наиболее адекватной и?соответствующей его сущности. Задача истории психологии?– исследовать не только знание о?психической реальности, но?и?процесс его получения, трансформации, его генезис и?современные формы существования, проследить его преобразование на различных этапах истории, в?разных историко?культурных контекстах. Логическое и?историческое здесь выступают в?единстве, и?воссоздание этого единства является важнейшим принципом методологии истории психологии.
Объект истории психологии включает сложную совокупность явлений психологического познания: тип и?характер психологического знания, способы презентации (категоризации, теоретизации и?т. д.), содержание и?структуру, противоречивое развитие и?преобразование на различных этапах истории человеческой мысли, его опосредствованность особенностями исторического времени и?духом эпохи, субъектно?личностными характеристиками творцов психологической мысли. Понимание природы и?причин исследуемых историей психологии явлений определяет необходимость ее выхода в?культурное пространство бытия психологической мысли, апелляции к?проблемам психологии творчества, учета субъектной составляющей познавательного процесса, т.е. реализации в?историко?психологическом познании комплексной методологии[1 - «Любая наука, взятая изолированно, представляет собой лишь некий фрагмент всеобщего движения к знанию… Чтобы правильно понять и оценить методы исследования данной дисциплины?– пусть самые специальные с виду,– необходимо уметь их связать вполне убедительно и ясно со всей совокупностью тенденций, которые одновременно проявляются в других группах наук» (Блок, 1986, с. 14).].
История психологии изучает не материальные вещи и?предметы, а?идеальный объект и?способы его идеализации. Однако созданные человеком в?конкретное историческое время, в?контексте той или иной конкретной культуры, они входят в?способ мышления, мировоззрения данной эпохи; знание становится частью реального мира, мощным средством воздействия на человека, организации и?преобразования бытия. Более того, в?определенный момент оно отчуждается от своего творца, приобретая самостоятельное, независимое от него существование. Знание столь?же реально, сколь реальна любая вещь, созданная человеком. Идеальное столь?же объективно, как и?материальное.
Как?же сочетаются определение знания как идеального воспроизведения, воссоздания и?его понимание как реальности бытия человеческого мира? Как разрешается данная дилемма? Ответ на этот вопрос обращает нас к?рассмотрению гносеологической и?онтологической природы знания как формы познанной действительности и?как продукта человеческой деятельности. Гносеологический аспект определения знания включает его рассмотрение в?контексте познавательного отношения к?объективной действительности, где знание выступает как идеальный объект. Но?знание?– это одновременно и?продукт познавательной деятельности человека, в?ходе которой оно воплощается в?созданных им произведениях (научных трактатах, статьях, исследовательских методиках, приборах). Сохраняя свою гносеологическую характеристику как познания сущности мира, знание получает, таким образом, онтологическую форму своего бытия в?качестве объективированного в?духовном производстве, духовном способе жизни. В?этом своем аспекте оно выступает уже непосредственно как феномен культуры, как реальность, доступная для ее объективного исследования и?познания. Бытие знания как продукта человеческой деятельности в?качестве культурного феномена составляет, таким образом, реальную предпосылку историко?научного познания прошлого.
Психологическое знание, возникающее на разных этапах исторического развития, не?дано исследователю в?той форме, в?которой оно было презентировано в?свое время. Как пишет И.Д. Ковальченко, с?одной стороны, прошлое «так?же реально и?объективно для настоящего, как реальна и?объективна для отдельного человека его предшествующая жизнь». С?другой стороны, «настоящее представляет собой непосредственное бытие, а?прошлое?– лишь бытие опосредованное» (Ковальченко, 2003, с. 109). Знание, полученное в?прошлом, представлено в?различных памятниках культуры, дошедших до нас. Памятник культуры, созданный ее субъектом на определенном этапе исторического развития, является продуктом деятельности человека, объективированной формой выражения воплощенной в?нем психологической мысли. Характеризуя его природу, А.С. Лаппо?Данилевский оценивает его как «реализованный продукт человеческой психики, пригодный для изучения фактов с?историческим значением» (Лаппо?Данилевский, 1913, с. 375). По?мнению Лаппо?Данилевского, «только “мысль”, сопровождаемая действием, через посредство которого она осуществляется, и?становится источником» (там?же, с. 370). Об?этом?же пишет и?основатель французской школы исторической психологии И. Мейерсон:
«Все человеческое объективируется и?проецируется в?творениях, весь физический и?социальный опыт и?все то, что в?этом опыте и?через этот опыт выступает как состояние или функция: аспекты анализа реальности, аспекты мысли, желания, чувства, личность?– наиболее абстрактные идеи и?наиболее интимные чувства» (Meyerson, 1948, р.?142). По?словам Ж. Дюби, единственная доступная для исторического анализа «реальность заключается в?документе, в?этом следе, который оставили после себя события прошлого» (Дюби, 1991, с. 58). Таким образом, памятники культуры прошлого выступают в?качестве той реальности, с?которой имеет дело исследователь, реконструируя развитие психологического познания.
Исследуя памятники культуры, историк психологии воссоздает заключенное в?них психологическое знание и?способ его получения. Установление познавательного отношения исследователя с?изучаемым им памятником культуры приводит к?превращению последнего в?исторический источник, выступающий как объект историко?психологического познания, позволяющий реконструировать заключенное в?нем психологическое знание и?психологические характеристики его создателя. «В последовательности творений психолог должен найти ум, который их создал, выявить его уровни, аспекты и?трансформации и, таким образом, через историю творений воссоздать историю ума, психологических функций,– писал Мейерсон» (Meyerson, 1951, р.?82). Это, в?свою очередь, требует реализации в?истории психологии источниковедческого подхода.
Выделенные особенности объективной реальности, изучаемой историей психологии, позволяют определить ее объект. Объектом истории психологии является реальный процесс психологического познания в?единстве его гносеологической и?онтологической характеристик?– как идеального воссоздания процесса исторического формирования представлений о?психической реальности, конструирования предмета психологии и?как объективированного продукта человеческой деятельности, представленного системой психологического знания, дошедшей до нас в?виде исторических источников как ее носителей.
2 Предмет истории психологии: подходы к?пониманию
В историко?психологической литературе подчеркивается специфика предмета истории психологии, его отличие от предмета психологической науки в?целом. М.Г. Ярошевский отмечает, что история психологии представляет собой особую отрасль знания, имеющую собственный предмет, не?сводимый к?предмету психологии как науки: «…у психологии один предмет, а у?истории психологии?– другой. Их?непременно следует разграничивать» (Ярошевский, 1996, с. 6). Данное положение подчеркивается и?другими авторами (А.Н. Ждан; В.А. Кольцова; Т.Д. Марцинковская; Ю.Н. Олейник; В.А. Якунин и?др.). Так, А.Н. Ждан пишет: «В отличие от предмета и?методов психологии, в?истории психологии изучается не сама психическая реальность, но?представления о?ней, какими они были на разных этапах поступательного развития науки» (Ждан, 1999, с. 5). Действительно, если психология исследует закономерности психической деятельности и?в?качестве предмета своего изучения рассматривает психику во всем многообразии ее свойств, функций и проявлений, то?история психологии изучает то, как происходило формирование и?развитие знаний о?психике, как конституировался предмет психологии. Что касается концептуального определения предмета истории психологии, то?в?отечественной историографии доминирует его понимание как изучения развития научного знания о?психике. В?книге М.Г. Ярошевского и?А.В. Петровского подчеркивается, что история психологии «выступает как история научно?психологической мысли» (Петровский, Ярошевский, 1996, с. 47). Согласно определению М.Г. Ярошевского, история психологии «изучает в?исторической перспективе исследовательскую деятельность тех, кто добывает научное знание о?психике… Ее предмет?– не психика как таковая, сама по себе, а?деятельность тех, кто, используя специальные методы, изучает ее механизмы и?законы…» (Ярошевский, 1995б, с. 6). Еще более четко границы предмета истории психологии очерчиваются А.Н. Ждан: «Задачей истории психологии является анализ возникновения и?дальнейшего развития научных знаний о?психике (выделено мной.– В.К.). Знания, полученные в?обыденной практической деятельности, религиозные представления о?психике, результаты других ненаучных способов умственной деятельности при этом не рассматриваются» (Ждан, 1999, с. 5).
Естественно, что понимание предмета истории психологии как науки, изучающей историю развития научного знания, предполагает рассмотрение эволюции самой психологической науки и, в?первую очередь, анализ преобразования ее предметной области. Наиболее полно и?детально вопрос об эволюции предмета психологии в?истории научной мысли прослеживается А.Н. Ждан (Ждан, 1994). Причем понимание предмета психологии справедливо рассматривается ею в?качестве важнейшего критерия периодизации психологии. Соответственно, начало истории научной психологической мысли как предмета историко?психологического познания датируется периодом античной психологии, характеризующейся возникновением философии, в?русле которой она зарождается, и?представлено восхождением от понимания психологии как науки о?душе к?ее трактовке как науки о?сознании, и?далее?– к?определению психологии как науки о?психической деятельности.
Более широкое понимание предметной области истории психологии представлено в?учебнике «История психологии» В.А. Якунина, где ее проблемное поле не ограничивается только изучением развития научных идей, а?трактуется как история возникновения и?формирования психологических знаний: «Процесс возникновения и?формирования собственно психологических знаний и?составляет основу предмета истории психологии» (Якунин, 1998, с. 9). Близкое к?этому определение предмета истории психологии дается Т.Д. Марцинковской, подчеркивающей, что «история психологии изучает закономерности формирования и?развития взглядов на психику на основе анализа различных подходов к?пониманию ее природы, функций и?генезиса» (Марцинковская, 2001, с. 5).
Выявленные разночтения в?понимании предмета истории психологии приводят к?необходимости более детального анализа основных понятий, лежащих в?основе его конструирования: «психологическое знание» и?«психологическое познание», с?одной стороны, и?«психологическое познание» и?«научное психологическое познание», с?другой.
Психологическое знание представляет результат познавательной деятельности, направленной на изучение особенностей психической реальности, уже оторвавшийся во времени от нее самой. Являясь итогом исторического познания и?осмысления психической реальности, оно воплощается в?сложившейся, кристаллизованной и?определенным образом зафиксированной системе значений?– в?совокупности идей, взглядов, психологических концепций и?теорий, подходов и?методов изучения психических явлений.
Структура психологического знания как важнейший аспект изучения истории психологии достаточно полно описана В.А. Якуниным и?включает:
• «формирование основных понятий и?категорий психологии: категории образа, действия, мотивации, личности и?др.;
• вопросы развития психологических принципов: принципы детерминизма, отражения, развития, нервизма, единства сознания и?деятельности, ассоциативный и?рефлекторный принципы и?др.;
• ретроспективный анализ различных способов решения основных проблем психологии: психофизической, психофизиологической, психогностической, психопраксической, и?психосоциальной;
• структурные представления о?психических процессах, состояниях и?свойствах» (Якунин, 1998, с. 9–10).
• Выявление закономерностей развития психологического знания составляет логико?научный аспект истории психологии.
Психологическое познание?– более широкое понятие, охватывающее наряду с?содержательной компонентой (исторически сформировавшейся системой знания) также процессуальный момент?– собственно динамику получения и?развития знания в?ходе предметно?практической и?познавательной деятельности человека и?связанные с?ней субъектно?личностные и?социально?культурные аспекты. Психологическое познание включает также методолого?операциональный аспект, воплощающий способы психологического познания?– преобразования объекта в?предмете и?предмета?– в?теории и?исследовательской стратегии. Поэтому при определении предмета истории психологии целесообразно, с?нашей точки зрения, в?качестве базового использовать более широкое и?емкое понятие, отражающее в?единстве как содержательные, так и?динамические, методолого?операциональные, субъектно?личностные и?социально?культурные аспекты?– психологическое познание во всей его полноте и?целостности.
Система психологического познания включает, наряду с?научной разработкой психологических проблем, также широкий спектр психо логических идей, возникающих во вненаучных сферах. Отсюда вытекает еще одна важная задача, состоящая в?рассмотрении соотношения понятий «психологическое познание» и?«научное психологическое познание».
Психологическое познание?– генетически исходное, базовое и?более широкое понятие, вбирающее в?себя научное психологическое познание в?качестве одного из уровней своего развития. Оно зарождается на самых ранних ступенях становления человечества и?является важнейшим условием его исторического развития. Как пишет М.Г. Ярошевский, «психологическое познание столь?же древне, как сам человек. Он?не мог?бы существовать, не?ориентируясь в?мотивах поведения и?свойствах характера своих ближних» (Ярошевский, 1976, с. 3).
Возникновение психологического познания продиктовано насущной объективной потребностью самопознания человека как субъекта деятельности и?общественных отношений, необходимостью позиционирования себя относительно других явлений окружающего мира, определения своих возможностей, внутренних, психологических ресурсов, выступающих условием эффективного взаимодействия с?миром. Этим обусловлена чрезвычайно длительная, уходящая к?глубинным истокам существования человеческого сообщества история развития психологического познания.
Научное психологическое познание?– это одна из форм психологического познания, возникающая на определенном этапе развития общества, характеризующаяся целевой направленностью процесса получения знания и?опирающаяся на систему динамично преобразующихся в?ходе истории научных понятий и?специальных методических средств выявления и?осмысления психической реальности. Таким образом, являясь одной из наиболее продуктивных и?объективированных форм психологического познания, научное психологическое познание не исчерпывает его и?поэтому не тождественно психологическому познанию в?целом. Психологическое познание?– более широкое и?емкое понятие, включающее в?себя различные формы познавательной деятельности человека, направленной на изучение психического мира человека.
В свете понимания истории психологии как области знания, изучающей развитие научной психологической мысли, принципиальное значение приобретает решение вопроса об ее границах и?критериях выделения в?системе психологического познания в?целом. При ответе на этот вопрос в?историографической литературе отсутствует однозначное решение.
Так, Б.М. Теплов, разграничивая понятия «психологическое познание» и?«психологическая наука», указывает, что «психология?– очень молодая наука», но?одновременно она «очень древняя область знаний… Последняя продолжается тысячелетия; первая насчитывает едва?ли 100 лет» (Теплов, 1960, с. 7, 10). Подчеркивается, что накопление психологических знаний и?их теоретическое осмысление происходит в?течение тысячелетий, ярким подтверждением чего является, в?частности, учение Аристотеля о?душе, выступающее «как область знаний, значительно отчетливее очерченная и?систематизированная, чем многие другие, впоследствии далеко обогнавшие психологию как самостоятельные науки» (там?же, с. 7). Отсюда следует важный вывод, что история науки, базирующаяся на строго научном, теоретически и?методически обоснованном исследовании психологических проблем, неотделима от истории психологического знания, вырастает из него, что и?определяет необходимость его систематического изучения и?позитивного, целостного взгляда на прошлое психологической мысли. «Нельзя,– пишет Теплов,– полностью отделять друг от друга историю строго?научных, методически проводимых исследований психологических проблем, и?историю развития психологических знаний, получаемых другими путями… Содержание психологии настоящего времени почерпнуто из обоих источников; удельный вес того и?другого различен в?разных отделах психологии» (там?же, с. 9–10). Тем самым Б.М. Теплов обосновывает наличие объективной преемственности в?развитии знания и?важность ее осознания как условия реализации исторического подхода в?психологии, что, в?свою очередь, позволяет выделять и?продолжать разработку перспективных линий в?структуре психологического знания, а?не начинать каждый раз развитие с?нулевой точки зрения, «с земли». Он?возражает против дизъюнктивного взгляда на исторический процесс, его механического членения?– произвольного выделения в?нем изолированных периодов и?вех. Развитие психологической мысли, согласно взглядам ученого,– это непрерывный процесс, и?любой момент в?его истории опирается на предшествующие этапы и?стадии. Соответственно, задачу истории психологии он видит в?том, чтобы «показать историю развития положительных психологических знаний», выступает против ее рассмотрения «в виде галереи взаимоисключающих теорий, как это имеет место в?большинстве книг по истории психологии». Преемственность познания?– условие создания единой теории психологии, поэтому «каждое конкретное исследование должно быть включено в?систему науки» (Теплов, 1985, с. 312). Так, например, важнейшее, рубежное событие в истории развития психологии,– ее выделение в?самостоятельную науку?– он считал неправомерным связывать «с каким?либо определенным событием и?приурочивать к?какой?либо определенной дате. Выделение психологии как самостоятельной науки?– это не момент, а?процесс, и?процесс очень длительный и?сложный» (Теплов, 1960, с. 7). Таким образом, подчеркивая длительность и?целостность психологического познания, преемственность разных его стадий, Б.М. Теплов разделяет историю психологии на два этапа?– накопление «положительных психологических знаний» и?развитие собственно научной психологии, связанное с?концептуальным и?организационным оформлением психологической науки, ее?институционализацией как самостоятельной дисциплины во второй половине XIX в. Соответственно, научное психологическое знание рассматривается как знание, системно организованное в?рамках самостоятельной науки и?базирующееся на всей предшествующей истории развития психологического познания.
Аналогичный подход обосновывается В.В. Петуховым и?В.В.?Столиным, дифференцирующими научную психологию и?вне? или до?научные формы психологического знания. Они пишут: «Психологическое знание включено во многие сферы человеческой практики?– педагогику, медицину, художественное творчество. И?все?же эти области справедливо считаются вне? или до?научными». Подчеркивая роль философии в?становлении психологии и?отмечая, что в?ходе ее развития было создано немало «оригинальных психологических концепций, описаний психической жизни?– восприятия, мышления, эмоциональных состояний», они в?то?же время указывают, что «философское представление человека является обобщенным и?особенности конкретного, индивидуального человека не становятся в?философии предметом специального изучения» (Петухов, Столин, 2001, с. 36). Создание научного психологического знания связывается с?формированием психологии как научной дисциплины, обладающей собственным понятийным аппаратом и?методическими процедурами.
Более широкое толкование понятия «научная психология» дается С.Л. Рубинштейном, который не ограничивается ее соотнесением с?периодом дисциплинарного оформления психологической науки. «Психология,– пишет он,– и?очень старая, и?совсем еще молодая наука, она имеет за собой 1000?летнее прошлое, и, тем не менее, она вся еще в?будущем. Ее?существование как самостоятельной научной дисциплины исчисляется лишь десятилетиями, но?ее основная проблематика занимает философскую мысль с?тех пор, пока существует философия. Годам экспериментального исследования предшествовали столетия философских размышлений, с?одной стороны, и?тысячелетия практического познания людей?– с?другой» (Рубинштейн, 1940, с. 37).
Попытка обозначения границ научной психологии представлена также в?работе Д. Шульца и?С.Э. Шульц, в?которой развитие психологии разделяется на два больших периода: «современную психологию», начинающуюся с?конца XIX в., с?момента выделения психологии в?качестве самостоятельной независимой дисциплины, и?«психологию и?философию, которые ей предшествовали» (Шульц, Шульц, 1998, с.?5). В?данном подходе, однако, вызывает сомнение, во?первых, правомерность чрезмерно расширительного толкования понятия «современная психология», во?вторых, неопределенность критериев выделения научного психологического познания в?системе психологического познания в?целом.
В работах М.Г. Ярошевского уточняются понятия «научная психологическая мысль» и?«психология как самостоятельная наука». Подчеркивается, что психология как самостоятельная наука оформляется достаточно поздно, в?то время как психологическая мысль, стимулируемая общественной практикой, развивалась с?давних пор: попытками описания психических явлений и?их объяснения пронизана вся история научно?философской мысли. «Все преобразования?– от древнего выведения различий в?темпераментах людей из смеси соков в?организме до использования в?современной психологии средств электроники, биохимии и?кибернетики?– представляют различные фазы восходящего движения психологического познания. История психологии, таким образом, начинается значительно раньше периода, когда она сложилась как самостоятельная наука» (Ярошевский, 1996, с. 4).
В качестве критерия научного психологического знания М.Г.?Ярошевский выделяет прежде всего его детерминационный характер?– направленность на выявление и?исследование объективной, материальной причинности (внутренней и?внешней) психических явлений: «Научное знание?– это знание причин явлений, факторов (детерминант), которые их порождают, что относится ко всем наукам, в?том числе и к?психологии» (там?же, с. 13). Становление научных психологических идей, создание психологической теории он связывает «с укреплением принципа всеобщей зависимости наблюдаемых явлений от естественных причин. Этот принцип, названный детерминизмом, придал объяснению психики научный характер…» (Ярошевский, 1976, с. 3). Таким образом, согласно заданному критерию, рубежом возникновения первых научных психологических идей признается период античности, знаменующийся возникновением научных детерминистических объяснений психологической феноменологии. Указанный подход утвердился и?стал наиболее распространенным в?отечественной историографии истории психологии (А.Н. Ждан; Т.Д. Марцинковкая). Не?случайно учебники истории психологии, освещая историю развития психологической научной мысли, начинают ее рассмотрение с?периода античности.
Проведенный анализ дефиниций, структурирующих пространство предметной области истории психологии, позволяет в?качестве основного выделить понятие «психологическое познание», охватывающее все ее аспекты: содержательный (логико?научный), процессуальный (возникновение и?развитие знания), субъектно?личностный и?социально?культурный. Именно это понятие, как представляется, составляет сущностное основание определения предмета истории психологии, который, соответственно, можно охарактеризовать как изучение закономерностей становления и?развития психологического познания на разных этапах эволюции общества.
Рассмотренные выше подходы вскрывают значительные разночтения в?понимании предмета истории психологии. Он?рассматривается одними авторами как история развития психологического знания, другими?– как развитие научной психологической мысли. В?одном случае история научной психологической мысли ограничивается этапом ее развития в?рамках психологии как самостоятельной науки, в?другом она включает также философский этап развития, начало которого датируется периодом античности. Недостаточно четко обозначены исходные основания рассматриваемой исторической хронологии. Поэтому более глубокое и?точное определение предмета истории психологии предполагает уточнение критериев научности психологической мысли, ее?генезиса, сфер ее формирования и?развития. А?это, в?свою очередь, ставит перед необходимостью более детального рассмотрения соотношения научной и?вненаучных сфер накопления и?существования психологического знания.
3 Критерии научности знаний
Особенности научного и?вненаучного психологического познания и?определение предмета истории психологии
В науковедческой и?философской литературе наряду с?наукой выделяются различные сферы вненаучного знания, в?которое разные авторы включают искусство, мораль, область практической жизнедеятельности человека (экономику, политику, инженерное дело) (М.М.?Бахтин; Г.Г. Гадамер; В.А. Канке; А.А. Потебня и?др.), мифологию (А.Ф. Лосев; Б. Малиновский; Дж. Фрэзер и?др.), религию (Н.А. Бердяев; С. Булгаков; В.В. Зеньковский; С.Л. Франк; В.Ф. Эрн и?др.). В книге «Философия и?методология науки» подчеркивается, что знания возникают в?различных сферах деятельности человека, хотя их получение вне пределов науки не является главной целью: искусство направлено в?первую очередь на создание эстетических ценностей, в?нем отсутствуют четкие критерии истинных и?ложных идей; практическая деятельность человека, опираясь на знание о?действительности, ориентирована прежде всего на получение полезного результата, направленного на освоение и?преобразование действительности (Философия и?методология науки, 1996). В.А. Канке разделяет понятия «наука» и?«не?наука», относя к?последней обыденное знание, определяемое «как знание, используемое людьми в?обиходе» (Канке, 2000, с. 158). Он?анализирует спектр дефиниций, вводимых для обозначения сферы обыденного знания, и?обосновывает правомерность использования в?этих целях термина «неВ?частности, в?качестве неадекватного оценивается словоупотребление «ненаука» в?силу его чрезмерно резко негативной смысловой нагрузки, означающей фактически противопоставление науки и?вненаучных сфер познания. Указывается, что «уроки ХХ в. таковы, что они подчеркивают дополнительность науки и?ее окружения, связь, соотносительность одного с?другим. Не?наука?– это ненаука, которая сохраняет соотносительность (эту позицию выражает дефис) с?наукой» (там?же, с. 157). Недостаточно точным для определения областей знания, выходящих за пределы науки, Канке считает также термин «вненаука» в?силу его громоздкости и?неправомерной отсылки «к феномену пространственности (вне)» (там?же). Аргументы, касающиеся критической оценки термина «вненаука», представляются недостаточно обоснованными, что позволяет рассматривать понятия «не?наука» и?«вненаука» как очень близкие по своему семантическому значению. Таким образом, первый важный для нас вывод касается признания различных сфер человеческого познания, связанных с?наукой, соотносимых с?ней, являющихся питательной почвой ее становления и?развития.
Более точное описание различных сфер познания достигается при рассмотрении границ и?критериев научности знания. В?решении этого вопроса в?наукознании имеет место широкая палитра мнений?– от резкого противопоставления науки и?не?научных сфер знания в?сциентистстки ориентированных подходах до утверждения отсутствия их принципиального различия.
Наиболее продуктивным представляется рассмотрение указанной дилеммы на основе дифференциации понятий «наука» и?«научность», «истинность» знания, логическим следствием чего является вывод об отсутствии монопольного права науки на научность идей, о?возможности ее существования также во вненаучных сферах познавательной деятельности (В.А. Канке; П. Фейерабенд; М. Хайдеггер и?др.). В.А.?Канке справедливо утверждает, что, с?одной стороны, «в самой науке недостижима стерильная чистота, внутри науки то и?дело, особенно при новациях, обнаруживаются элементы ненаучности… Науку принято считать оплотом рациональности, который противостоит нерациональности (иррациональности). В?действительности?же наука является оплотом, как научной рациональности, так и?научной иррациональности…» (Канке, 2000, с. 157, 158). Данный вывод подтверждается ссылкой на представленность в?структуре научной мысли направлений и?подходов, не?отвечающих критериям научности. К?ним относятся «квазинаука», или «мнимая, не?настоящая наука» (образец которой?– лысенковская сельскохозяйственная наука), «анормальная наука», или «наука вне норм, принятых современным научным сообществом» (например, астрология), «антинаука», под которой понимается «обскурантизм, крайне враждебное отношение к?науке» и?ее ценностям, а?также близкое по своему смысловому значению понятие «лженаука», фиксирующее резко негативное отношение к?тем областям науки, которые по тем или иным соображениям отвергаются (там?же, с. 158). В?то?же время подчеркивается, что накопление научных идей может происходить и?за пределами науки, в?сфере развития обыденного знания, которое «может быть как научным, так и?не?научным, все зависит от уровня научной компетентности индивидов» (там?же).
Близкие к?этому представления развиваются и?другими авторами. Так, в?книге «Философия и?методология» подчеркивается нетождественность понятий «истинное» и?«научное», подтверждение чего усматривается в?том, что, во?первых, «вполне может быть получено истинное знание, которое, вместе с?тем, не?является научным»; во?вторых, понятие научности применяется «в таких ситуациях, которые отнюдь не гарантируют получения истинных знаний» (Философия и?методология науки, 1996, с. 9). В?качестве критериального признака научности знания К. Поппер называет отсутствие абсолютной истинности и?принципиальную возможность его фальсификации. Таким образом, второй важный вывод состоит в?необходимости разведения понятий «наука» и?«научность» и?утверждения неправомерности сведения научного знания исключительно к?сфере науки.
Насколько объективны критерии научности? Не есть?ли это субъективно?оценочная категория, зависящая от сложившихся на определенном этапе развития знания научных установок и?господствующей в?обществе идеологии? Очевидно, что представления о?научности и?ненаучности исторически изменяются, трактуясь по?разному в?те или иные периоды истории, в?различных философских подходах и?областях науки. Особенно остро этот вопрос встает относительно гуманитарного знания, не?доступного для строгой опытной проверки. ХХ век в?отечественной науке ярко обнажил эту проблему, обнаружив зависимость научных выводов и?ориентаций от идеологических установок. Известно, например, сколь часто переписывалась история нашей страны и?отечественной научной мысли, получая в?различные периоды кардинально противоположные оценки. В?связи с?этим встает следующая важная проблема, состоящая в?более детальном рассмотрении критериев научности знания.
История философии при определении критериев научного знания выдвинула проблему истины, хотя ее понимание на различных этапах развития философского знания и?в?разных концепциях существенно различалось. Согласно Платону, наука («эпистема») и?«чистое знание» («ноэзис»)?– высшие уровни познания, включающие истинное и?безусловное знание о?вечных и?неизменных идеях и?противопоставляемые мнению?– недостоверному, ошибочному знанию («полузнанию») об изменчивых процессах материального и?чувственного мира. Отвлече ние от чувственного[2 - Вслед за Сократом Платон призывает отказаться от всего чувственного, телесного, видя в этом важнейшее условие познания истины. Он утверждает, что тело нас «путает, сбивает с толку, приводит в замешательство, в смятение, так что из-за него мы оказываемся не в силах разглядеть истину». «И напротив,– пишет он,– у нас есть неоспоримые доказательства, что достигнуть чистого знания, чего бы то ни было, мы не можем иначе, как отрешившись от тела и созерцая вещи сами по себе самою по себе душой… Очистившись таким образом и избавившись от безрассудства тела, мы, по всей вероятности, объединимся с другими такими же, как мы, чистыми сущностями и собственными силами познаем все чистое, а это, скорее всего, и есть истина» (Платон, 1999, с. 18).] привело в?учении Платона к?смещению познания в?область интеллектуального. «Иные из них губят себе глаза, если смотрят прямо на Солнце, а?не на его образ в?воде или еще в?чем?нибудь подобном,– вот и я?думал со страхом, как?бы мне совершенно не ослепнуть душой, рассматривая вещи глазами и?пытаясь коснуться их при помощи того или иного из чувств. Я?решил, что надо прибегнуть к?отвлеченным понятиям и?в?них рассматривать истину бытия… именно этим путем двинулся я?вперед, каждый раз полагая в?основу понятие, которое считал самым надежным; и?то, что, как мне кажется, согласуется с?этим понятием, я?принимаю за истинное?– идет?ли речь о?причине или о?чем?бы то ни было ином,– а?что не согласно с?ним, то?считаю неистинным» (Платон, 1999, с. 58–59). Сходное понимание истины дается Августином Аврелием.
В отличие от Платона Аристотель возвращает истину в?реальный мир, связывая ее с?бытием. Он?считает, что задача познания состоит в?установлении соответствия или несоответствия знания реальности, и?именно таким путем человек восходит к?истине. Он?вскрывает особенности доказательного мышления, отличающего научное познание и?состоящего в?логической последовательности мысли, установлении связи между суждениями и?определении степени их необходимости, выявлении причинно?следственных зависимостей. Завершенным выражением научной мысли в?логике Аристотеля выступает силлогизм, направленный на обоснование истинности входящих в?него пропозиций и?достоверность вывода. В?связи с?этим наука определяется им как доказательный вывод из предпосылок, или силлогизм. Наука, согласно Аристотелю, выявляет общее, то, что существует «по необходимости». Она относится к?сфере рациональной мысли (есть «разумное нечто»). Наряду с?доказательностью и?логичностью, в?качестве важной нормы науки Аристотель вводит также принцип непротиворечивости суждений. Таким образом, Аристотель выделяет те основные критерии научности, которые и?поныне с?определенными дополнениями и?уточнениями рассматриваются в?качестве ее важнейших атрибутивных признаков: рациональность, доказательность, логическую обоснованность и?непротиворечивость.
Рационалистический подход в?решении этого вопроса представлен в?работах Декарта. Признавая роль чувств и?опыта в?познании, Декарт однозначно отдавал приоритет разуму. Он?утверждал, что чувства часто обманчивы, являются источником ошибок и?заблуждений. Истина открыта только разуму; лишь интеллект способен ее осознать, хотя при этом он опирается на помощь воображения, чувств и?памяти. Декарт воспевает силу человеческого разума, говорит об его безграничных возможностях в?познании истины, считает, что поиск истины?– главная цель науки и?ценность, и?ничто не может быть с?этим сравнимо по своей красоте. Опираясь на идеи скептицизма, развиваемые Э. Роттердамским и?М. Монтенем, Декарт обосновывает философию сомнения как основу методологии научного исследования и?поиска истины. Одновременно, стремясь предохранить истину и?науку от дискредитации, он?ставит задачу выявления исходных бесспорных истин как основания создаваемой им научной системы. Для этого он считает необходимым довести до логического завершения скептическую точку зрения, превратить сомнение в?подлинный инструмент познания, критически оценить и?отбросить все, что представляется недостоверным. Согласно Декарту, истины не порождаются данными органов чувств, не?выводимы из опыта; они априорны. Врожденные идеи осознаются субъектом с?помощью интуиции или состояния умственной самоочевидности, свидетельствующего о?бесспорности и?достоверности знания, присутствующего в?уме и?еще не доказанного. Истинно, по?мнению Декарта, то, что воспринимается субъектом в?наиболее ясном и?отчетливом виде как нечто самоочевидное и?не вызывающее у?него сомнения[3 - В противовес схоластической силлогистике Декарт обосновывает методические принципы исследования и поиска истины, выдвигая четыре правила: «Первое?– никогда не принимать за истинное ничего, что я познал бы таковым с очевидностью… включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что не дает мне никакого повода подвергать их сомнению. Второе?– делить каждое из исследуемых мною затруднений на столько частей, сколько возможно и нужно для лучшего их преодоления. Третье?– придерживаться определенного порядка мышления, начиная с предметов наиболее простых и наиболее легко познаваемых и восходя постепенно к познанию наиболее сложного… И последнее?– составлять всегда перечни столь полные и обзоры столь общие, чтобы была уверенность в отсутствии упущений» (Декарт, 1950, с. 272). Выделенные Декартом правила просты, ясны; они защищают от ошибок и поспешных обобщений.]. Наличие сомнения?– наоборот, признак ложного знания. Таким образом, вы сшим критерием истинности научного знания у?Декарта выступает не бытие, а?разум, «сомневающееся мышление».
И. Кант, признавая роль опыта как важнейшего метода научного познания, в?то?же время разрывал связь между чувственностью и?научными идеями. Он?утверждал, что чувственный опыт не дает знаний о?предметах, которые возникают благодаря доопытным, априорным формам. «Строгая всеобщность» как предельный уровень и?цель научного познания, согласно Канту,– признак априорного знания. Разум как высшая познавательная способность души, источник истинного знания, направлен не на опыт и?предмет, а?на рассудок. Вырабатывая общие принципы мысли, разум управляет рассудком. В?разуме содержатся главные априорные идеи, и?опыт не может ни подтвердить, ни опровергнуть их. Истина, таким образом, понимается Кантом как согласие мышления с?априорными формами. «Все теоретические науки, основанные на разуме, содержат априорные суждения как принципы» (Кант, 1998, с. 7).
Г. Гегель, раскрывая диалектический подход к?процессу познания, определял истину как соответствие понятия предмету мысли.
Субъективный идеализм трактует истину как соответствие мышления ощущениям познающего индивида (Д. Юм) или как согласованность ощущений (Э. Мах; Р. Авенариус).
К Ф. Бэкону восходит новое понимание науки и?критериев научности. Он?ставит задачу реформирования науки, ее?постановки на службу человеку, «достижения всеобщего богатства и?прогресса». Соответственно, оцениваться наука должна по ее результатам, определяемым Бэконом как «поручитель и?свидетель истинности философии». С?этой точки зрения, как бесполезные им определяются многие философские системы античности, включая учения Платона и?Аристотеля. Идеалом научной мысли Бэкон считает естествознание, называя его «великой матерью всех наук». Путь реформирования науки, по?Ф.?Бэкону,– в?преодолении «идолов» и?ложных понятий, порабощающих человеческий дух и?препятствующих поиску истины. Конечно, вряд?ли можно согласиться со столь категоричным утверждением в?оценке «предубеждений» (установок, гипотез, антиципаций), являющихся необходимой составной частью мышления человека и?развития научной мысли в?целом. Главное средство преодоления ошибок познания Бэкон видит не в?их осознании, а в?разработке нового метода, позволяющего человеческому уму достичь значимых результатов в?познании. В?качестве такого метода он обосновывает эмпирико?индуктивный метод получения истинных обобщений из опыта. Согласно Бэкону, объект научного познания?– природа; цель науки?– господство над ней; задача науки?– получение истинного знания; научный метод?– опытное изучение явлений мира. Являясь одним из основоположников эмпирического экспериментального направления в?науке, утверждая приоритет опыта в?познании, Бэкон в?то?же время отвергал как голый эмпиризм, так и?рационализм и?выступал за союз разума и?опыта. «Те, кто занимался наукой, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и?довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела?же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и?полевых цветов, но?располагает и?изменяет его по своему усмотрению. Не?отличается от этого и?подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и?не откладывает в?сознании нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и?из механических опытов, но?изменяет его и?перерабатывает в?разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и?нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей?– опыта и?рассудка» (Бэкон, 1978, с. 56–57)
Сциентистские идеалы научности утверждал Т. Гоббс, считавший образцом логического научного мышления геометрию, идеалом естествознания?– механику. Начало познания он видел в?чувственном опыте, в?ощущении, источник которого?– материальный мир. Но?индукция и?дедукция, чувственное и?рациональное познание в?методологии Гоббса не обособлены и?не противостоят друг другу, а?являются взаимосвязанными этапами познавательного процесса.
Апеллируя к?субъективному чувственному опыту как источнику установления истины, представители материалистических течений философии в?то?же время выводили за пределы рассмотрения вопрос о?соответствии знаний объективной действительности.
Логические (рациональные) и?эмпирические способы получения и?анализа знаний были по?новому осмыслены как ступени единого процесса познания в?русле диалектического материализма. Процесс познания здесь определяется как объектно?субъектное взаимодействие, опосредованное предметно?практической деятельностью. Именно активная деятельность субъекта, направленная на освоение и?преобразование действительности, практика, выступает в?качестве фундаментального основания формирования знания и?критерия его истинности. Понятие «истина» трактуется как выражение степени соответствия знаний отражаемой им объективной реальности. Объективная истина определяется как содержание знаний, не?зависящее от человека и?че ловечества. Диалектика понятия объективной истины как постоянно развивающего и?преобразующегося содержания знаний проявляется во взаимосвязи относительной (зависящей от конкретно?исторических условий и?определяемой ими степени точности и?полноты отражения мира) и?абсолютной (представляющей всестороннее и?полное знание об исследуемом явлении) истины. Обосновывается путь познания истины: «От живого созерцания к?абстрактному мышлению и?от него к?практике?– таков диалектический путь познания истины…» (Ленин, 1965, с. 152–153). Таким образом, критерием истинности (научности) знания, с?точки зрения диалектического материализма, выступает его соответствие объективной действительности.
В неопозитивизме проблема научной истины решается на основе принципа верификации, включающего ее эмпирическую проверку и?формальный анализ научных предложений.
В неопозитивистской методологии большая роль в?построении научной теории отводится экспериментальным фактам как ее фундаментальному основанию. Способом преобразования эмпирической конкретики фактуальных данных в?обобщенные структуры знания выступает индуктивный метод, критериями истины?– ее доказательность, опытная верифицируемость[4 - Речь идет не об актуальной проверке предложения посредством чувственного восприятия, а о возможности провести эту проверку, т. е. о принципиальной верифицируемости (Западная философия ХХ века, 1994, с. 389).], подтверждаемость фактами (О. Нейрат; Р. Карнап; Г. Рейенбах). В?качестве основного научного языка признан «физикалистский» или «вещный» язык, характеризующийся «интерсенсуальностью» (возможностью проверки его предложений данными различных чувств), «интерсубъективностью» (возможностями подтверждения его предложений разными субъектами), «универсальностью» (возможностью перевода на него предложений любых наук или обыденного языка) (О. Нейрат; Р. Карнап) (Западная философия ХХ?века, 1994, с. 395–396). Познавательная роль философии отвергается, и?основной сферой получения знаний о?мире признаются конкретные эмпирические науки. Поиск истины рассматривается как исключительная прерогатива науки. Философии?же отводится вспомогательная роль, состоящая в?логическом анализе языка, «установлении» и?прояснении его значений. Утверждается, что теория целиком исчерпывается высказыванием о?фактах, и?тем самым она фактически редуцируется к?уровню эмпирического знания. Вместе с?отрицанием познавательной роли философии отвергаются и?роль методологии в?научном познании. Попытка жестко связать проблему научной истины с?принципом эмпирической проверки и?вытекающий отсюда нигилистический взгляд на философию и?научную теорию привели к?критике и?переосмыслению самого принципа верификации.
В работах Б. Рассела, Г. Фреге, Л. Витгенштейна основным критерием научности выступает логическая обоснованность суждений и?выводов. Степень логичности непосредственно определяет степень научности понимания исследуемого явления. Рассел называет свою философию «логическим атомизмом». Фактически философский анализ у?него замещается логическим анализом. Он?ставит задачу логического обоснования истинности сложного высказывания посредством апелляции к?истинности простых элементарных или, как он пишет, «атомарных предложений». И?хотя Рассел ставит вопрос о?соответствии логических структур мира и?языка, но?фактически точкой отсчета в?решении этого вопроса у?него выступает логическая языковая структура, структура?же мира рассматривается в?качестве зависимой переменной. «Атомарным фактом» в?концепции Рассела является не реальное событие действительности, а?то, что определяет истинность предложений, следствием чего является онтологизация логической структуры знаний.
Л. Витгенштейн переходит от анализа логических структур знания к?анализу языка. Границами и?структурой языка фактически определяются границы и?строение мира. Соответственно элементному строению языка и?мир представляется как дискретный, имеющий атомарную структуру, образованную совокупностью фактов. «Мир есть совокупность фактов, а?не вещей» (Витгенштейн, 1958, с. 11). Факт у?автора трактуется крайнее неопределенно, как «все то, что имеет место», и?вместе с?тем фактуальность мира, изображенная в?языковых структурах, кладется в?основу определения истинности или ложности научных предложений.
В поздних работах Витгенштейна язык теснее связывается с?фактами действительности. Соответственно, все предложения разделяются с?точки зрения их истинности на три класса: «истинные», или соответствующие действительности, «всегда истинные», или тавтологии (к которым относятся математические и?логические высказывания), и?«никогда не истинные». Второй и?третий классы высказываний, будучи не связанными с?действительностью, не?несут в?себе никакого смысла, т.е. являются «бессмысленными». Таким образом, связь с?фактами действительности становится, по?сути, критерием истинности и?достоверности научного высказывания, наполняет его позитивным смыслом (Витгенштейн, 1991). Существенным противоречием данной системы является то, что связь человека с?миром рассматривается в?ней односторонне?– как опосредствованная исключительно структурами языка, а?значит, зависящая от уровня его развития; при этом игнорируется роль предметно?практической деятельности человека как условия познания.
В работах популярного современного философа, представителя постпозитивизма К. Поппера в?качестве критерия демаркации науки и?псевдонауки выступает методологический принцип фальсифицируемости, получающий глобальную трактовку.
Поппер отвергает возможность построения универсальных научных положений на основе индуктивных выводов. «С логической точки зрения далеко не очевидна оправданность наших действий по выведению универсальных высказываний их сингулярных, независимо от числа последних, поскольку любое заключение, выведенное таким образом, всегда может оказаться ложным» (Поппер, 1983, с. 46–47). Он?считает, что в?науке принцип индукции излишен, более того, апелляция к?нему неизбежно приводит к?логическим противоречиям. С?его точки зрения, оставаясь в?русле индуктивной методологии, невозможно установить «подходящего отличительного признака эмпирического, неметафизического характера теоретических систем, или, иначе говоря, подходящего “критерия демаркации”». Это приводит автора к?следующему выводу: проблема нахождения критерия, позволяющего выявить различия между эмпирическими науками и?математикой, логикой, «метафизи ческими» системами,– это проблема демаркации (там?же, с. 54–55). Индуктивной логике Поппер противопоставляет теорию дедуктивного метода проверки, согласно которому «гипотезу можно проверить только эмпирически и?только после того, как она была выдвинута» (там?же, с. 50). Соответственно, им?отвергается и?используемый индуктивной логикой принцип обоснования значимости и?научности теории на основе ее верификации опытом. Поппер считает, что не верифицируемость, а?фальсифицируемость системы выступает в?качестве критерия демаркации, показателя научности теории: «Это означает, что мы не должны требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и?навсегда в?положительном смысле, но?обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла?бы посредством эмпирических проверок выделить ее в?отрицательном смысле: эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта» (там?же, с. 63). Таким образом, Поппер отрицает идею конвенциального установления достоверности теоретических систем, как якобы базирующихсяна?непреложных основаниях, и?считает ее принципиально недостижимой. Он?категорически возражает против любых «конвенциональных уловок», направленных на спасение научных систем, ибо это противоречит его базовому тезису о?принципиальной опровергаемости любого научного знания. Наоборот, согласно Попперу, научная система, не?выдержавшая испытание опытной интерсубъективной проверкой, обнаружившая свою несостоятельность и?противоречивость, «должна быть опровергнута как “ложная”» (там?же, с. 122). Следовательно, на?статус научных знаний, с?точки зрения автора, могут претендовать лишь те, которые являются потенциально фальсифицируемыми, имеют шанс быть опровергнутыми, доказать свою ложность.
Анализ обоснованного Поппером принципа фальсифицируемости как условия демаркации науки и?«метафизических спекуляций» показывает, что, по?сути, автор приходит к?логическому скептицизму, проявляющемуся в?абсолютизации относительной истинности знания, и?отрицанию, и?фактически к?утрате проблемы истины вообще как цели научного познания. Критически оценивая релятивистские тенденции концепции Поппера, В.Н. Садовский пишет: «Хотя истина, по?Попперу, объективно существует, она в?силу только предположительного и?поэтому в?конечном итоге ложного характера любого знания?– в?принципе недостижима» (Садовский, 1983, с. 21).
В работах Т. Куна, М. Полани, С. Тулмина, П. Фейерабенда происходит размыкание внутреннего пространства науки, утверждается обусловленность развития научного знания личностными и?социальными факторами.
Так, М. Полани обращается к?исследованию «личностного знания», указывая, что в?содержательном плане оно отражает своеобразный сплав субъективного и?объективного. Введение личностной составляющей в?познавательный процесс рассматривается им не как некая внешняя добавка, свидетельство его несовершенства, а?как «насущно необходимый элемент знания». По?мнению Полани, в?каждом акте познания присутствует «страстный вклад познающей личности… элемент оценки; и?этот личностный коэффициент, который сообщает форму всему фактическому знанию, одновременно служит также для соединения субъективного и?объективного» (Полани, 1985, с. 19, 39).
Личностное знание оценивается им как особый вид включения субъекта в?познавательную деятельность, воплощающий осознание и?принятие человеком своей ответственности, стремление «преодолеть собственную субъективность путем самоотверженного подчинения своих личных свершений универсальным стандартам», полную «ин теллектуальную самоотдачу» познающего индивида (там?же). Поэтому Полани оптимистично оценивает возможности преодоления тех рисков, которые привносятся активно выраженной и?заинтересованной личностной позицией в?проблему истинности знания: «…Личностное знание в?науке является результатом не выдумки, но?открытия и?как таковое призвано установить контакт с?действительностью, несмотря на любые элементы, которые служат его опорой. Оно заставляет нас отдаться видению реальности с?той страстностью, о?которой мы можем и?не подозревать. Ответственность, которую мы при этом на себя принимаем, нельзя переложить ни на какие критерии верифицируемости или фальсифицируемости, или чего угодно еще, потому что мы в?этом знании?– как в?одеянии из собственной кожи» (там?же, с. 101). В?качестве примера подлинного «чувства объективности» Полани приводит факт точного описания обнаруженных исследователем явлений, выходящих за границы его понимания, т.е. действий, осуществляемых без расчета на собственный научный триумф, движимых предвидением «множества следствий своего открытия, которые станут ясными в?иные времена, иным поколениям». Характеризуя личностное знание, Полани относит его к?не явному, не?эксплицированному, называет его периферическим, скрытым, имплицитным, «молчаливым», не?выразимым в?словах и?подчеркивает его двоякое значение?– порождаемую им высокую научную продуктивность и?стимулирование собственного профессионального и?личностного роста. «Ставя своей целью достижение успеха, мы?вызываем в?себе новые и?новые способности»; «“интеллектуальная страстность” содержит в?себе момент активного утверждения» (там?же). Таким образом, в?работе Полани подчеркивается важность личностной компоненты научного знания, активной роли субъекта как детерминанты познавательной деятельности.
В свете теории развития научных парадигм Т. Куна критерии научности идей выводятся в?сферу научной коммуникации и?рассматриваются через призму установления согласия ученых относительно значимости той или иной теории. Именно достижение единства во взглядах значительной части научного сообщества, объединяемой вокруг той или иной научной теории, придает ей статус «научной парадигмы»[5 - Определяя парадигму, Т. Кун пишет: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (Кун, 1977, с. 11).] и?обеспечивает наиболее благоприятную ситуацию для развития научной мысли (Кун, 1977).
Обоснование рационализма и?практицизма как основных критериев науки осуществляет K.O. Апель, фактически заменяющий понятие «истинность» понятием «практичность»: истинна (научна) та теория, которая полезна, обеспечивает решение практически значимых проблем.
С точки зрения Э. Гуссерля и?его последователей, наука является высшим продуктом научного творчества, и?ее главной характеристикой, а?следовательно, и?критериальным признаком, выступают смысловые конструкты сознания?– осознание смыслов на основе феноменологического метода. Само использование феноменологического метода обосновывается как обязательное условие обретения познавательной деятельностью статуса научной.
М. Хайдеггер, рассматривая особенности науки Нового времени, в?качестве ее основополагающего признака называет «предметное противостояние», или противостояние действительности, выступающей в?виде соотношения предмета и?субъекта. Превращение действительности в?предмет ее изучения человеком открывает путь к?ее познанию (формированию картины мира) и?освоению. «Превращение мира в?картину есть тот?же самый процесс, что превращение человека внутри себя сущего в?subiectum» (Хайдеггер, 1993, с. 51). Хайдеггер критически оценивает науку, выделяет ее недостатки, главные из которых?– стремление к?унификации, игнорирование уникальных и?редких и?единичных явлений, отсутствие должной рефлексии.
Г.Г. Гадамер ставит задачу «примирить науку с?философией», говорит об их связи, о?необходимости освоения наукой герменевтической методологии. Герменевтичность наук он видит в?их нацеленности на понимание, поэтому все науки относятся им к?числу «понимающих»?– и?гуманитарные и?естественные, ибо понимание?– предельно широкая категория, включающая в?себя объяснение как один из своих компонентов, т.е. наука?– особый вид герменевтической практики, свойствами которой выступают процессы интерпретации и?понимания.
Критика и?переосмысление традиционного понимания рациональности представлены в?постмодернизме. Постмодернистская методология науки подчеркивает необходимость междисциплинарного дискурса, отказа от сциентистских традиций, утверждения принципов научной толерантности и?множественности интерпретаций, критической рефлексии науки на основе ее семиотического переосмысления (Р. Барт; Ж. Деррида; М.П. Фуко). Так, согласно М.П. Фуко, наука как особый уровень знания отличается строгостью построения пропозиций, наличием дискурсивности. Возрожденная постмодернизмом на новом витке научной мысли философия сомнения требует от ученого отказа от любого вида «центризмов» и?одностороннего логизма, критического чтения научных текстов (Ж. Деррида).
Позитивным моментом современного постнеклассического этапа развития научного знания является попытка преодоления противоположности гуманитарного и?естественно?научного знания, наук о?природе и?наук о?духе, интеграция их усилий в?разработке проблем науки (Б.Г. Ананьев; С.Л. Рубинштейн; В.С. Степин; Г.Г. Гадамер и?др.), усиление роли личностно?субъектной составляющей научного знания и?внутрисубъективного опыта ученого (С.Л. Рубинштейн; К.А. Абульханова?Славская; А.В. Брушлинский; М. Полани и?др.).
