скачать книгу бесплатно
Не имели понятия о страшной опасности ни Иван Антонович Осиянный, оставивший свою «десятку» ночевать в троллейбусном парке, ни милиционер Иванов, зевавший на Львином (ну, не Безльвином же!) мосту.
Если бы истинная причина стала известна Виталию Павловичу, он вряд ли бы смог жевать ромовую бабу (а ведь жена строго-настрого запретила ему есть всухомятку) и вообще вряд ли думал бы о еде.
Над городом висела белая ночь, в Неве отражалось молочное небо без звёзд.
Проезжая мимо Сенатской площади, Виталий Павлович машинально бросил взгляд на знаменитый символ города. Землегляденко вздохнул. Бац! Его словно дёрнуло током.
– Останови! – крикнул он шоферу.
Тормоза завизжали.
Виталий Павлович выскочил из машины и подбежал к Медному всаднику. Следом затопали утомлённые телохранители. Милиционеры, стоявшие в оцеплении, нервно отдали честь. Землегляденко, не веря своим глазам, уставился на Петра. Великий император тоже уставился на Землегляденку. Брови нахмурены, очи вот-вот начнут метать молнии. Господи Иисусе! Конь грозного властителя стоял на месте!!!
На мгновение мелькнула надежда, что весь этот ужасный день был сном. Но взгляд Виталия Павловича скользнул ниже, под копыта бронзового скакуна…
Сердце бухнуло, покатилось к ногам, вернулось обратно и застряло где-то на полпути к горлу.
Гениальная находка Фальконе – олицетворение побеждённого зла, змея, извивающаяся подло и страшно, – ИСЧЕЗЛА!
– Господи Иисусе! – только и мог прошептать вице-губернатор.
Глава II
Домашнее задание
Нет времени у вдохновенья. Болото,
Земля ли, иль море, иль лужа, —
Мне здесь сновиденье явилось, и счёты
Сведу с ним сейчас же и тут же.
Борис Пастернак. «Петербург»
Ксюша не очень-то любила рисовать красками, особенно акварелью. Акварель требует аккуратности: если положишь слишком много слоёв, рисунок перестанет быть прозрачным. А если переборщить с тёмными цветами, получится грязь. Краски нравились Ксюше, только пока они оставались в аккуратной новенькой коробочке, каждая в своей ячейке, словно разноцветные мармеладки. Начнёшь рисовать, гармония нарушится, и акварель потеряет всю прелесть. Так что Ксюша предпочитала тушь и перо. Даже самая заурядная прямая линия, появившаяся из клювика пера, обещала стать началом чего-то непредсказуемого.
Ксюшин стол был завален обрывками бумаги с лилиями, оленями и дворцами. Это создавало тот самый беспорядок, без которого, конечно, нельзя представить себе ни одну мастерскую художника. Мама Ксении, однако, не считала разбросанные по комнате рисунки признаком артистизма. Привыкнув к идеальному порядку на работе, она всеми силами боролась с неаккуратностью дома.
Действительно, трудно вообразить музейные экспонаты, сваленные кучей посреди зала. Ксюшина мама – старший научный сотрудник Музея – в отличие от всех нормальных мам, по выходным работала. Потому что суббота и воскресенье – прекрасные дни, чтобы пойти в музей. И об этом знают все.
В эту субботу у мамы было открытие выставки «Живопись катастроф».
В такие дни Ксюша не любила ходить к маме на работу, потому что мама бегала туда-сюда, нервничала, говорила не своим голосом, а Ксюше приходилось довольствоваться общением с музейными бабушками, которые неизменно восклицали: «Какая ты уже большая!» – и бесконечно интересовались её учебными достижениями и планами на будущее.
Папа сегодня, наверное, помчался на встречу с заказчиком. В данный момент он работал над сценарием рекламного ролика. На питерский рынок нужно было продвинуть очередное растворимое картофельное пюре. Папа три дня кормил Ксюшу этим самым пюре, наблюдая за её реакцией. На третий день Ксюша сказала, что её тошнит от рекламируемого продукта, и папа расстроился: ребёнка замучил, а стоящая идея так в голову и не пришла. К счастью, вмешалась мама и сказала, что сделает пюре сама, из настоящей картошки, и ради этого даже оторвалась от своей диссертации. Коробка с растворимым пюре отправилась в мусорное ведро.
Итак, в субботу, кроме Ксюши и кошки Пуси, дома не было никого. Здесь нужно сделать отступление, потому что Пуся была не из тех кошек, которую можно просто мимоходом упомянуть. Белый меховой ком ангорской породы, с медовыми глазищами, мокрым носом и шрамом на подбородке (последствие неудачной охоты на голубя, который упорхнул с подоконника, а Пуся вылетела вслед за ним) являлся одновременно и всеобщим любимцем, и домашним террористом. Количество съеденных кошкой комнатных растений недавно перевалило за дюжину.
По выходным Пуся любила просыпаться пораньше и орать под дверью. Кчленам семьи относилась по-хозяйски, «что моё – то моё». Чужих вниманием не баловала, никогда ни к кому не ластилась и терпеть не могла выражение «ути-пуси». Но всё это ей прощалось за красоту и грацию, за редкое удовольствие услышать добродушное урчание, за то, что во время самой пустяшной простуды она становилась и сиделкой, и грелкой, и подушкой. В общем, за то, что она была кошкой.
Как раз сейчас Пуся развалилась на Ксюшином столе и лизала лапу. А Ксюша уже два часа пыталась придумать иллюстрацию к роману «Собор Парижской богоматери». Эту работу в числе двадцати других задал на лето преподаватель живописи. Персонажи романа Ксюше нисколько не нравились, да к тому же она знала, что половина девочек из группы изобразит танцующую Эсмеральду, а половина мальчиков – уродского Квазимодо. Люди у Ксюши получались не очень хорошо: с руками, которыми запросто можно было обнять слона, слишком маленькими головами и ногами, способными сгибаться в четырёх местах. Зато животные, птицы и рыбы на её рисунках казались живыми, настолько точно схватывала она контуры и характерные черты. Всякие немыслимые чудища тоже удавались ей хорошо. Когда-то она даже заняла первое место в конкурсе детских рисунков «Мой Змей-Горыныч».
Сегодня, как назло, работа не спорилась. Может быть, виной тому было яркое солнце.
Задребезжал звонок. Ксюша отложила карандаш и вместе с Пу-сей (та считала своим долгом всякий раз проверять, кто это вдруг заявился) побежала к дверям. Прежде чем открыть, она, конечно, посмотрела в глазок и увидела своего приятеля Петруху, который по обыкновению корчил зверскую рожу. Ксюша засмеялась и, поворачивая ключ, вспомнила день, когда папа ввинтил глазок. Они с Петрухой тогда целый час смотрели через стеклянный кружок друг на друга и так смеялись, что потом у них болели щёки.
– Хай! – сказал Петруха и вошёл. – Как дела?
– Нормально. Рисую.
– A-а… А где твои?
– На работе. А ты не уехал на дачу?
– Неа. Чего там делать? Опять заставят полоть или воду таскать. Скукотища! Мама поехала. Что рисуешь?
– Иллюстрацию к «Собору Парижской богоматери». Задание по живописи.
– А, знаю, мультик такой есть.
– Мультик! Это роман Виктора Гюго. Ты, естественно, не читал…
– Естественно. А почему ты сейчас-то рисуешь? Ещё ведь только июнь, а в школу – в сентябре. Вот какая ты… заучка.
Ксюша терпеть не могла, когда он её так называл.
– А ты-то! Не знаешь, кто такой Гюго! Серость непролазная! Вам что, на лето ничего не задали?
– Задали, конечно. Угадай с трёх раз что.
– Читать жирный список книг, да?
– Угу… Угадай, зачем я пришёл.
– A-а, чтобы я опять рисовала тебе комиксы! Нет уж, второй раз это не пройдёт!
– Ну, Ксюха, ты чего, тогда ведь сделала!
– Тогда ты болел.
– А я и сейчас болен. «Я очень, очень болен. Мне поможет только клубничное варенье».
– Хе! Ты же знаешь, у нас никакого варенья нет, мама его в жизни не варила.
– Если ты нарисуешь мне этого… Дубровского, я принесу тебе банку, не, две банки варенья.
Конечно, варенье Петрухиной мамы – это чудо, а не варенье. Но культурное просвещение важнее!
– Балда! Пушкина читать надо. Для общего развития.
– Бе-бе-бе! – Петруха дёрнул подругу за хвостик. Ксюша терпеть не могла, когда её дергали за хвостик. Детский сад какой-то!
– Это самое… в магазин пойдёшь? Мне тут велели ванилин купить. Ты должна знать, где его продают. Это ведь краска такая, да?
Ксюша рассмеялась.
– Серость беспробудная! Ладно… Всё равно мороженого хочется. Подожди, я только сумку возьму.
На улице было жарко и пыльно. Собаки лежали с высунутыми языками, бабки сидели, сняв шерстяные платки, обмахивались газетами.
Ксюша увидела пустую банку из-под лимонада, кажется, папа его недавно рекламировал, и стала её пинать. Лимонад был ужасный! Ксюша ударила по банке ногой со всей силы, та отлетела и вдруг врезалась в чьи-то остроносые босоножки со стразами. «О, нет!» – подумала Ксюша. Перед ней стоял дракон о трёх головах – Заревская-Пряжкина-Таранова – сокращённо ЗПТ, божьей немилостью в этом году переведённые в 5-й «Б». Они почему-то невзлюбили Ксюшу и постоянно старались ей напакостить.
– Кого я вижу! – очень противным голосом сказала Пряжкина.
– Это же наша Замазка! Со своим женишком. Сладкая парочка! – и они гадко засмеялись.
– Посмотрите, какие у нас модные джинсы! Последний писк! – ядовито заметила Таранова.
Ксюша, делая вид, что никаких ЗПТ не существует, пошла дальше. Петруха весь набычился и покраснел, но тоже молча двинулся следом.
– Предлагаю подарить ей суперстойкую помаду на первое сентября, – вдогонку сказала Заревская.
– Зачем? Она не знает, как ею пользоваться! Ха-ха-ха!!! – и они опять рассмеялись хором, будто по отдельности не умели.
От этого смеха Ксюша съёжилась.
– Замазка!!! Не гуляй допоздна! Мамочка будет нервничать! – неслось вслед.
Врезать бы им как следует! Или пусть на них, как в кино, кто-нибудь выльет ведро помоев. Или нет, лучше так: прямо сейчас во двор въедет на мопеде Владик Антипов, остановится рядом и скажет: «Не хочешь прокатиться?» Ксюша сядет позади него, они рванут с места по двору, чуть не проехавшись по острым носам пряжкинских туфель, а эти мегеры будут стоять, раскрыв рты, и ужасно, ужасно завидовать, потому что они все только о том и мечтают, чтобы потанцевать с Владиком на школьной дискотеке…
Обо всём этом думала Ксюша. На глазах выступили проклятые слёзы. Петруха тоже был мрачнее тучи.
– Наплюй, – буркнул он, наконец.
– Угу, – рассеянно ответила Ксюша.
Они шли молча ещё некоторое время, и Ксюше вспомнились гадости, про которые она уже успела забыть. История с дневником… О, какие дуры! Нет, сама хороша, зачем притащила его в школу. Все смеялись, и Владик тоже. Небось, загордился, что она такое о нём написала. А паук, которого они подсунули ей в пенал… Господи, как она визжала! Бррр, лучше и не вспоминать.
Тем временем ребята подошли к магазину. Петруха угостил Ксюшу мороженым, настроение у обоих сразу улучшилось. Ксюша выбрала своё любимое, ванильное, и сказала:
– Ты никогда не думал, почему оно называется «Ванильное»? Там твой ванилин. Это такой порошок, его кладут в десерты, чтобы они вкусно пахли и вообще становились лучше. Его продают там же, где и перец.
– Класс! Никогда бы не подумал. Какая ты умная!
Настроение у Ксюши снова стало хорошим.
– Я это знаю, потому что это моё любимое мороженое.
– А моё – «Сахарная трубочка».
– Прямо не верится, что его делают из молока. Ненавижу его.
– Молоко нормальное, если в нём пенки нет.
– Пенка! Гадость!
С пакетиком ванилина друзья поспешили обратно, и, не сговариваясь, пошли кружным путём. Снова встретиться с ЗПТ совсем не хотелось.
После прогулки Петруха поднялся к себе на второй этаж, напоследок дёрнув Ксюшу за хвостик. Ксюша обозвала его балдой и тоже пошла домой, на два этажа выше, где обнаружила папу, валявшегося на диване с таким видом, словно он целый день ел одни молочные пенки.
– Привет, пап!
– Привет, Кузя. Где была?
– В магазине. С Петрухой. А ты чего лежишь?
– И не спрашивай.
Ксюша знала, что на самом деле это означало «Ну спроси же меня скорее, что случилось!!!»
– Папочка, что случилось?
– Кузя, твой отец – бездарь.
– Ну вот, опять…
– Я объелся этим китайским пюре, но в голове ни одной мысли кроме: «Просто добавь воды!» А это уже было!
– А может, придумать что-нибудь про маму: вот она пишет диссертацию, ей готовить некогда, она раз – и съела пюре. И сразу всё дописала.
Папа нахмурил лоб. Потом сел и сказал:
– Гениально! Это не будет продукт для домохозяек! Долой кухонное рабство! – крикнул папа, просияв, и Пуся, вышедшая на Ксюшин голос, шарахнулась. – Посмотрим, посмотрим…
Секундой позже из кабинета донеслось стрекотание папиного ноутбука.
Вечером пришла усталая мама. Почти сутки она была на ногах. Накануне открытия выставки всю ночь вешали картины, многие из которых доставили из других городов в последний момент. Но глаза у мамы сияли. Несмотря на лето и субботу, на открытие пришло довольно много народу. Знакомая журналистка Окладная даже сделала целый сюжет.
Семья собралась на кухне. Все делились новостями за день.
– На выставке был тот искусствовед из «Анонса», Марк Оправа, – рассказывала мама, – долго ходил по залам с блокнотом, значит, можно ожидать какого-нибудь опуса. Надеюсь, понятного.
– Мам, я хочу на эту выставку. И Петруху возьму. А то он такая непролазная серость. Надо ему культурно просветиться.
– Хорошо. Давайте завтра. И обрати внимание на небольшую картину из города Т. «Гибель Парадиза». Художник неизвестен. Когда распаковывали, я даже развеселилась. Этакая сатира. Пётр Первый висит на шпиле Петропавловки, болтает ногами, а весь город погружается под воду.
– Что же тут смешного? – удивился папа.
– Милый, рисовали питерские наводнения многие, и очень выразительно. А тут почти шарж. Во всяком случае, есть ирония. Думаю, что и в музей-то картина попала только после революции. А ещё внизу картины стихи странные, зловещие какие-то. Ну а ты как, заяц? – мама обняла Ксюшу.
