скачать книгу бесплатно
Пять вариаций с мужьями
Михаил Юрьевич Коломенский
Происходящее с нами – извечно; меняются только среда и одежды. Пять историй о любви на фоне жизни нашей страны с 1970-х до 2010-х. Это очень разные истории – разной была жизнь, – и жанры тоже разные (от романтической драмы через ромком к гротеску), а общее в них – Он и Она, которым надо – конечно же! – соединиться. Всякий раз на их пути муж, возможный или реальный, и всякий раз исход непредсказуем. Читатель помоложе увидит здесь неожиданные сюжеты, а тот, кто постарше – наверное, загрустит. Да, это драмы – даже когда нам смешно; путь к радости пролёг через отчаянье; и нет здесь смертей лишь потому, что их отводит Любовь. В этой книге она – с большой буквы.
Ремонтантная невеста / 1970-е
Кто жил-бывал на юге Украины – в Донбассе, скажем, или где Днепр приближается к морю, – тот знает особую негу и роскошь тамошней летней ночи, полной таких ароматов, каких не услышать нигде в ином месте. Но не одни только запахи, нет, – само состояние всей атмосферы вливает в тебя отраду дивную и бесконечно желанную.
Что же такое там? чем создаётся эта нега? Ведь нет такого же рядом по широте; и ниже, южней, где должно быть ещё нежней, – тоже этого нет. В чём дело? Состав ли воздуха чуть другой? виды трав и цветов и количества этих видов? влага другая?.. или скрыто тут нечто гораздо более общее, до сих пор не постигнутое и не названное?..
Благодать – вот ещё подходящее, верное слово; но так устроены многие люди, что благодатна для них лишь почва. А наивысшая благодать – удачно продать урожай. Конечно, это понятно. И правильно это, кто же спорит. Да только ведь что получается? Жизнь словно ставит выбор: или ты полной грудью вдыхаешь чудесный воздух, или очи свои в прилавок воткнул, от него тебе благодать. И посмотрев на людей, мы видим: или – или. Но – почему? Что мешает, что не даёт тебе, озабоченному торговлей, отдаться чуду неповторимой ночи? Неужто эта забота так тебя заняла, иссушила? Тогда тем более – в ночь! Вылечись ею!
Но нет, – здоровый ты и весёлый, лечиться тебе не надо. Но – и чуда нет для тебя. А тот, кто живёт им, кто слышит его, кто впустил его в свою душу – напротив, нередко грустен. Ещё одна непонятность… Кто объяснит?
А пока никто нам не объяснил того – расскажем всё просто, как было. Ведь выглядит всё всегда просто. Просто пришёл, просто ушёл, просто сказал. Сложным становится всё тогда, когда начинаем смыслы искать. То есть – на самом деле – пытаться свои вложить. Но как же без них? Да тоже просто. Никаких рассуждений: вот картина. Что в ней увидим, то и наше.
Плодородна, хороша украинская почва. Замечательно тут овощам и фруктам, цветочкам и ягодам. Конечно, если ухаживать. Требует ухода, например, клубника. Захочешь получить достойный результат – отдай ей всё время, отдай ей свой труд, отдайся ей весь. И некоторые так и поступают. Некоторые сёла. Широко пораскинулась в них эта ягода – в огородах, в теплицах. Берегут её люди от заморозков, поливают ежевечерне, удобряют старательно, усики вовремя обрезают, рассаживают, пересаживают, опилками (а лучше: стружкою) грядки пересыпают, ночей ради неё недосыпают… ох! А есть и другие люди, которые клубники-то попробовать хотят, но то ли не желают потрудиться, то ли нет у них теплиц и огородов, – в общем, не выращивают. И таких людей гораздо больше, они буквально везде. И они клубнику раскупают, и сколько ты её на базар ни вывези, они всё равно раскупят. А почему? А потому, что государственная хоть и дешевле, но, во-первых, наглядно хуже и выбирать нельзя, а во-вторых – где же она? Вот и получается у тех, кто отдался клубничному делу, постепенное солидное богатство. А если село отдалось, то и всё село становится как бы иным, совсем не похожим на то, где лён да картошка.
Но и в таком селе живут грустящие.
Был грустящим Юра Прокопенко, хоть улыбался часто и песни смешные пел – которых, кроме как от него, Кандиевка не слыхала:
У сусiда хата бiла,
У сусiда жiнка мила,
Жiнка мила, невеличка,
Носить жовтi черевички…
Спрашивали: откуда ты их взял? Он улыбался, плечом пожимал: народные наши песни; странно, что вы их не знаете.
– А ты откуда знаешь? Ты ж по русскому учитель.
– Ну, и что? Во-первых, я украинец. А во-вторых, если б я по астрономии был учитель – так тогда мне как? Марсианские песни петь?
Смеются. Любят Юрку. Да и чего ж его не любить – телом статный и крепкий, душою отзывчивый, мягкий, и говорить с ним всегда интересно. А то, что парень здоровый тетрадочки проверяет, – ну… Ещё неизвестно, как дальше пойдёт. Кем Юру потом назначат.
Ученики за ним – как стайка младших братьев. (Ближе всех – Сашка, читает с разбором, и сам недавно вдруг рассказик написал – краснея, в коридоре сунул, попросил посмотреть.) И в коллективе его уважают, и друзья-трактористы всегда ему рады, и Затулихе он помогает в хозяйстве. Совхоз бедноват, никакого жилья своего, и квартирует Юра у бабки, а совхоз ей за это приплачивает: молодой специалист, сюда прибывший по распределению.
Затулиха – тихая и, как и Юрка, добрая, хоть много утрат за жизнь свою потерпела; и Юрке она каждый день сочувствует.
Почему каждый день?
Все ж знают про Галю. И понимают: должно, наконец, оно как-то решиться. И чувствуют все, что скоро. Но вот как оно будет, как именно разрешится – точно никто не скажет. И спорят по хатам и на скамейках вечерних: чи вiддадуть Мусiюки за Юрку свою Галю, чи нi?
Влюбился в неё Юрка так, что намерен остаться тут навсегда. И Гале он интересен: из себя парень видный, и на сельчан не похожий, начнёт рассказывать – слушать хочется, а взгляд серьёзный, задумчивый… и вообще…
Гадает село: будет ли свадьба?
С одной стороны – нет смысла Мусиюкам свою Галю за Юрку отдавать; с другой – ведь всё-таки «вчитель». С одной стороны – и чего он за ней страдает, если ясно, что зря; с другой – вполне можно Юрку понять. Хороша собой Галя… Инструктор перед Пасхой приезжал из райкома комсомола, собрание проводил об усилении атеистической пропаганды, – не стесняясь, на Галю поглядывал. И Галя раза два в него стрельнула. Юра даже заволновался. Он сидел так, чтобы Галю видеть; ну, а инструктор сам был всем виден. Значительный, внушительный, звучным баритоном вопросы ставил и сам же на них отвечал – чувствовалось, что место ему не в райкоме, а повыше…
Ищет Юра случая поговорить с Галей наедине – вволю, открыто, прямо, – добиться наконец, определённости; но стерегут её братья Петро и Карп. Да и сама она ведёт себя переменчиво.
– Галя…
Молчит.
Юра тянется к ней, обнимает.
Она вырывается, но не слишком.
– Галка!.. – целует её торопливо, волнуясь.
– Пусти… Пусти… – на поцелуи не отвечает, но и не отталкивает, только губы прячет. – Ну, Юра… Ну, перестань…
– Галка…
– Перестань…
– Галка… Выходи за меня замуж…
– За тебя?
– А что такого?
– Да что ты, Юра…
– А что такого?.. – в шёпоте его – растерянность.
– Да перестань! – оттолкнула. Блузку одёрнула. – Во-первых, я тебе не «Калка». А Галечка. – По-южному «г» произнесла, подчеркнула.
– А во-вторых?..
– А во-вторых… Юра… Ну, ты сам подумай…
– Га-ля! – голос Петра.
– Ну всё, я пошла. Ну? Ага?
И вдруг чмокнула его в щёку, тёмными глазками сверкнула и – словно зверёк маленький, заманчивый, но в руки не дающийся, – исчезла…
Мается Юра от неясности.
Приятели утешают:
– Да мало у нас девок? Парень ты нормальный, обеспечить тебя бабой – раз плюнуть. Вон, Наташка с Дома быта по тебе сохнет…
– Да шо, одна Наташка?
– Га-га-га!..
– Юра!..
«Обеспечить» – ходовое словцо у кандиевских механизаторов. «…Та на склад, обеспечу себя запчастями». – «Гена, как с соляркой? Обеспечился?» – «Зашли в магазин, обеспечились по ноль-семь…»
Школьный завхоз Никитич – с усмешкой:
– Не мучайся ты, хлопче, понапрасну. Она ж ремонтантная. А ты хто? С высшим образованием?
Ранят Юру эти слова, обиделся он на Никитича. Чувствует он: в чём-то прав завхоз… Но – вскидывает Юрий голову и гонит прочь и завхозную правоту, и свои собственные думы. И опять ищет встречи с Галей.
А она – встречи ждёт. Может, это только весна пришедшая действует, – ну, а может, и впрямь полюбила Галя. Может такое быть? Может. Почему же нет?
Подолгу не засыпает; книжку поэзии, Юрой подаренную, под подушкой, как школьница, прячет; и, растворив в ночь окно, грустит… И, вздохнув, ложится: надо. Дни пошли трудные, начался сезон. Поливать, собирать, продавать. Каждую зорьку выезжают из ворот наполненные ящиками с поспевшей за ночь ягодой «жигули», и из соседских ворот тоже, и из других соседских ворот, дружно все выезжают, «жигули», «москвичи», а у кого-то и «волга», один за одним, как бомбардировщики на цель, пыль на улице осесть не успевает, вжжж… вжжж… вжжж… вжжж…
Нет равных Гале на любом базаре. Как магнитом, покупателей притягивает, и не торгуются с ней, а сама она торгует весело, живо, умело. В основные дни, когда клубники много, за прилавок становится и Карп, а Петро на мотоцикле с коляской делает дополнительный рейс, подвозит после обеда ещё вёдер пять свежей. Перед сном, уставшие, подсчитывают прибыль: Карп – на электронном калькуляторе, отец семейства Михайло – по старинке, карандашом на листке.
– Шестьсот семьдесят восемь за два дня, – объявляет Карп.
Отец сверяется со своим учётом:
– А оно должно быть семьсот сорок. Як минимум. Шо ж такое?
– Та ты, батя, вспомни, куда мы её в этот раз возили! Там же вся дорога в ямах, пятьдесят километров тряски, она же сок пустила, и всё.
– Сволочи… – вздыхает Михайло. – Когда вже воны дорогы зроблять?.. Нэма хозяев, нэма! А ото помню, як ото мы у Германию увийшлы, так о там – дорогы!..
Был фронтовиком Михайло. И медали есть, и орден. Но это давно уже было. Другая была жизнь…
– Батя! – обрывает его воспоминания Петро. – Погода.
Сообщение о погоде на завтра слушают внимательно.
– А-а… Брешуть, – отмахивается сердитый Михайло.
Петро не согласен:
– Та чего брешут… Не брешут.
Карп молчит, не встревает. Он в мать пошёл – темноглазый, чернявый, складный. Чорнii брови, карii очi в синем джинсовом костюме «Леви Страусс». Ласковый, быстрый, сметливый, скрытный, иногда (всегда внезапно) недобрый. А Петро – ему уже под тридцать – он попроще, в отцовскую кровь: светлее, рыхлее, крупнее; громоздок, осторожен, основателен. Когда хочет одеться празднично – надевает чёрный костюм с ярким галстуком и чёрные начищенные ботинки. Неженаты оба. Карп пока и не намерен; Петру пора – да вначале ж надо выдать Галю.
Не за учителя, конечно… Он ей не пара, она ведь «ремонтантная». С характерной украинской едкостью так прозвали в округе невест из богатой части села: ремонтантная клубника цветёт и плодоносит аж до ноября – у этих невест не бывает возраста. За ними дают важное приданое: автомашину, скажем, или каменный дом с участком, или деньгами тысяч двадцать. А если она и на вид ничего… А если вообще красива…
Ясно, что жених должен быть под стать. И роднятся клубничники между собой, связи друг с другом крепят и сами крепнут, и гармошкой за околицей тут не перебьёшь, не одолеешь…
Какая там гармошка!.. Где она? По радио разве что. В дому Мусиюков гремит стерео «Panasonic», в комнате Карпа – фотографии рок-групп, а на пасхальном столе – не мутный самогон в бутылях-четвертях, но, помимо «Столичной», коньяки и даже виски. И разговоры совершенно деловые:
– Шо там та «виктория»… Рэмонтантную надо садить, она самая оптимальная…
– Ты мне усиков не дашь?
– Скилькы тоби?
– Сотни две.
– На север надо направление брать, там у их даже в сезон кило по червонцу…
– Та на машине ж пока дойидэш…
– Самолётом.
– Ну, а як ты провэзэш пивтора центнера?
– Та ото ж…
– А я так думаю, шо можно. У Костюченка кум в аэропорте…
– Ну, так ты это… организуй.
– А ты мне усиков… три сотни.
– Хто там прыйшов? Та цэ ж Иван!..
– Христос воскрес!
– Воистину воскрес!..
– Го-го-го-го!..
Механизаторы тоже обеспечились. На травке, за бугорком, день тёплый, солнечный, выходной; и девчата с ними; выпивши, учителю толкуют:
– Вот ты, что положено, отработал – кидай свои учебники, иди до нас. Мы, конечно, пашем – так мы и получаем! На доске почёта будешь, в газете про тебя сообщат: передовой механизатор Юрий Прокопенко! И фотопортрет! Вот такой! А? А ты тетрадочки проверяешь… Ну разве то для мужика работа?
– А Павел Сергеевич?
– Ну, так он – директор! Директор – это да, должен быть мужчина. А стишками детей обеспечивать – Юра, ну ты сам подумай… Ну ты же умный парень…
Юра не спорит. Кивает. Невесело ему. О Гале все мысли.
(Ученички его, подростки, на улице её перехватили:
– Христос воскрес! Христос воскрес! – и целоваться лезут.
– Сопли подотри… пионер! – не сбавляя хода, отвечает Галя и скрывается, грохнув железной калиткой.
–Тю! Пионер! Тю! – смеются над униженным дружки.
Ох, кличка прилипнет… Сашку «писателем» задразнили…
