скачать книгу бесплатно
Галя возникла вдруг. Он увидел её рядом, стоящей под тополем.
Он хотел сказать ей какие-то слова, но не знал, какие. Потом он обнаружил, что не может говорить.
И она молчала.
Он двинулся к ней.
Хотел поцеловать – и она хотела его поцеловать, – но почему-то не вышло, их лица прошли мимо друг друга. Вместо этого они обнялись; и он задрожал, ощутив, как она всё крепче и откровенней прижимает его к себе.
Внезапно-невыносимо-громко – он услышал её прерывающееся дыханье.
Это что-то изменило в происходящем. Они разнялись. Он отступил на шаг – а затем, не веря себе, взялся за края её платья и потянул вверх. И вверх, и вверх; и она вскинула руки и двумя движеньями плеч помогла ему.
Он хотел её видеть, он отступил ещё.
Полуосвещённая луной, она стояла перед ним без платья и не отрываясь смотрела на него. Под чёлкой темнели огромные её глаза, и белели её трусы, и аромат её тела наполнил ночь.
Его сердце подкатило к горлу, он перестал дышать.
Голова её запрокинулась, и она застонала, негромко.
Он шагнул к ней. И она шагнула к нему –
и, выхватив платье, отскочила.
Через миг платье было на ней; она повернулась и побежала.
Он видел, как она споткнулась, но удержалась – и тут же исчезла в светлых зарослях лоха.
Оцепенение спало, он рванулся.
Он мчался, он нёсся, слыша при этом частый стук – то ли стук сердца, то ли удары ног о землю. Надо было успеть до дороги. Он успевал, он успевал, и от этого нёсся ещё быстрей – но, миновав ставок и взметнувшись на гору, он никого не увидел.
Дорога в село была пустынна, и над ней недвижно стояла только что летевшая луна.
Он понял: она побежала длинным путём, в сторону хаты модистки – чтоб вернуться домой оттуда. Теперь он уже не мог её догнать.
Он тихо вошёл в хату и сел на табуретку у стола. Потом прилёг на кровать.
Он лежал не шевелясь, в непрекращающемся потрясении, не веря, что видел её раздетой, увидел её трусы, и это он её раздевал, и она ему помогала себя раздеть, и прижимала к себе, и всё это было только что. И смотрели на него её глаза, тёмные и светящиеся, и было в них то, что превышало всё испытанное им до сих пор, всё мыслимое, всё желаемое.
Странное, больное время наступило. Дни и ночи пошли по кругу.
Он не знал – он ел или не ел. Единственное, чего он хотел, – увидеть её. Но почему-то это стало невозможным. Она будто исчезла из пространства.
Внезапно оборвалось.
– Инструктор з района Гальку сосватав, – поделилась Затулиха вестью. – Весилля на яблочный Спас будэ, щоб на курорт поспилы поихаты.
– Сплетня… – задохнулся Юрка.
– А ты пиды, сам спытай.
Громыхнул в железные ворота.
– Чого тоби? – Михайло вышел.
– Он вам что: двадцать пять тысяч дал?.. – голос у Юрки дрожит. И губы.
– Та ни… таких грошив в нёго нэмае, – Михайло засмеялся. И даже головой крутнул. – Дурной ты, а ще вчитэль. Цэ ж – власть. Сёгодни он инструктор, завтра секрэтар…
– Откуда известно?.. Это неизвестно!..
– Конешно, – спокойно согласился Михайло. – Та пока для нас и инструктор сгодится.
– Галя… – сказал Юрка. – Где?
Глянул на него Михайло исподлобья – но вместо того, чтоб калитку захлопнуть, ответил мягко – по-житейски, по-соседски:
– Та поихала… його родни покозатысь.
И замолчал Юрка.
И повернулся и побрёл прочь.
Сидит инструктор за свадебным столом, и рядом – Галя. И вставши с нею, целует её вольготно под всеобщее одобрение.
Полсела гуляет на свадьбе!.. Ну, не полсела, конечно, – село большое, – но много людей. Много. И танцуют, и песни поют.
А потом – тишина в тёмной комнате. Беззвучно и безразлично стоят изумрудные цифры в электронных часах. Поднялась с постели новобрачная – инструктор засопел, перевернулся, – подошла к раскрытому окну…
И Юра у окна, тоже в ночь смотрит. Не ложился. И будильник за его спиной – тики-тик, тики-тики, тики-тик, тики-тики, тики-тик…
Прошёл предрассветной улицей. Разбудил Никитича:
– Обрез!..
– От любви стреляться можно только офицерам, – наставительно сказал Никитич. – А как ты лицо гражданское, то должен вешаться.
– Не для меня… Я этих… ремонтантных…
– От это так! – развеселился Никитич. – Раньше кулаки по учителям с обрезов шмаляли, а теперь наоборот! Конец света, ей-бо, конец света…
– Дай!.. Где он?.. Дай!..
Не в себе был Юрка совершенно. Топорик в углу увидел, схватил. Но Никитич догадался:
– Она как жить после этого будет? О ней подумай!
С минуту, наверно, Юрка стоял, топорик сжимая двумя руками. Потом – поник.
Поил его Никитич до утра, и пил с ним вместе, на топчан отволок, сам на пол поперёк входа бухнулся.
Проснулись заполдень. Никитич – немножко раньше, на стол уже собрал. Юрка себя плохо чувствовал; но умылся, поел, посидел – легче стало.
Домой он не пошёл, продолжили беседу. Никитич ему всякие истории рассказывал про жизнь в Кандиевке до войны – смешные. И Юрку он расспрашивал про то, какой сейчас писатель самый лучший – из живых – и почему. И тоже смеялся, хотя Юрка ему говорил совсем не смешное. Но Никитичу было смешно.
А потом завечерело, и Юрка как-то сразу умолк и сделался неподвижен.
Никитич тоже сидел молча некоторое время.
Потом спросил:
– Ти, хлопче, мову розумiеш?
– Так, – машинально ответил Юрка.
– Но то слухай, – сказал Никитич. – Козаком тепер не можна.
– Но так що? Це колись… – Юрка не понимал.
– Iншi часи, так. Повсюдно… Уся мапа – один колiр… Бо не волю цiнували, а iжу… або врятування.
Юрка силился понять.
– Не козак – то така людина, яка мае в собi й пана, i холопа. І хтось туди, а хтось сюди. Але… не бувае, щоб усi. Природа проти.
Юрка по-прежнему не понимал.
– От – наприклад – я розмовляю з тобой украiнськой мовой. А могу и по-русски. Точно так же. И ты же тоже можешь?
– Конечно, – Юрка удивился. – Я же… – чуть даже не засмеялся.
– А вони – напiв так, напiв сяк. Тобто нi так, нi сяк. Нездатнi вони до певного.
Юрка опять не понимал.
– До своiх тобi треба, Юрко.
– А хто вони? І де?
– Десь, – кратко ответил Никитич[1 - – Ты, парень, [украинский] язык понимаешь?– Да.– Ну, так слушай. Казаком теперь нельзя.– Ну, так что? Это когда-то…– Другие времена, да. Повсеместно… Вся карта – один цвет… Потому что не волю ценили, а спасение… или еду. … Не казак – это такой человек, в котором и пан, и холоп. И кто-то туда, а кто-то сюда. Но… не бывает, чтобы все. Природа против. … Вот – например – я разговариваю с тобой на украинском языке. … А они – наполовину так, наполовину сяк. То есть ни так, ни сяк. Неспособны они к определённому. … К своим тебе надо, Юрка.– А кто они? И где?– Где-то.].
Молчали оба – Юрий и директор.
– А уроки твои на кого отдам? – заговорил наконец директор. – А пацаны? Они ж за тобой хвостом бегают!..
Не отвечает Юрий. Спокоен. Блеска в глазах уже нет. Одет чисто. Бородка заметно подросла.
И в молчанье его – такое, отчего неубедительным становится директорский голос.
Подписал Павел Сергеич, отодвинул, отвернулся.
Первые нотки предстоящей осени тихонько прозвенели в кандиевском воздухе.
Раздал Юрий пацанам все почти книги. А Сашке ещё и транзистор «ВЭФ» подарил. Затулихе утюг оставил и будильник.
Сел к столу.
«Галка!»
Взял новый лист.
«Галечка!»
Взял новый лист.
Задумался.
В задумчивости рисовать принялся фигурки всякие…
Встал, скомкал листы. И – сжёг.
Не знал, куда пепел деть. Потом отнёс в ведро под рукомойником. И заодно руки помыл – от пепла запачкались.
– Перекрестить бы тебя надо на дорожку… – прохрипел Никитич. – Та я давно уже безбожник… – Оскалился хищновато.
Сдал он сильно за последний месяц. Видно было: скоро помрёт, наверное.
Юра стоял перед ним с опущенной головой.
– Не смей в землю смотреть! – вдруг выкрикнул Никитич. – На людей смотри! В небо смотри!.. – ноздри раздулись, затрясся старчески. Ногой топнул. И раскашлялся.
На автобус Юрка опоздал. Следующий – ждать несколько часов.
Перехватил чемодан поудобнее и пошёл пешком.
Навстречу – «жигуль». Мусиюкский.
Вышел Юрий на середину.
«Жигуль» его объезжать не стал. Затормозил в двух метрах. Вынырнул из кабины Карп.
Юрий чемодан поставил, приблизился. И ударил кулаком в ненавистные усики.
Но у Карпа шланг в руке возник. Да и резвей оказался, проворней. С лихвой Юрке ответил, сел за руль, чемодан переехал, и – только пыль за ним.
Лежит побитый Юрка головой в траве. Камешек в щёку впился.
