banner banner banner
Слон меча и магии
Слон меча и магии
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Слон меча и магии

скачать книгу бесплатно


Она победила. На выходе из зала мы трое тесно и долго обнимаемся. Годдри радостно мычит. Он обкусал себе ногти до мяса; я нежно оборачиваю его руку платком.

* * *

Рилумную проблему Принц всё-таки оставил на потом, решив нас сначала проверить на вещах попроще. Сегодня мы ищем для Адафи прорехи в его паутине теней.

Кнопки в плавниках уже не просто сверкают, они сияют, словно раскалённые добела, и вдруг это спокойное звёздное небо приходит в движение; сотни тысяч рыб в едином порыве сливаются в горящий поток. Невозможно себе представить, что ещё секунду назад там вообще были отдельные аретты. Есть только стая. Косяк. Левиафан Рётэс. Она бы меня скромно поправила, мол, без Годдри всё это невозможно, но идея и воплощение её в жизнь – её заслуги. Мой брат – переводчик.

И сейчас его костлявая рука приходит в движение; на светлой доске появляются первые угольные росчерки. Он делает заметки на каком-то своём, сокращённом варианте аллерима, в котором схем и иероглифов больше, чем слов. Горящий поток продолжает метаться в Цистерне из стороны в сторону.

Ирма встаёт рядом со мной. Подошвы её тканых тапочек почти не производят шума. К вспотевшему лицу прилипло несколько выбившихся из-под полосатого платка прядей волос. Мы созерцаем танец косяка. Я думаю о волшебстве. О том, что, пусть я и могущественнее её в сотни раз, мне такой красоты не создать никогда. Я вообще не из тех волшебниц, кто что-то создаёт.

У неё слегка трясутся руки.

– Очередной рубеж, – шепчет она.

Я киваю. Они впервые смогли перевести на язык Левиафана что-то настолько сложное. Всё начинается с информации; в данном случае им её предоставил лорд Адафи, заведующий дворцовой стражей. Они превращают информацию в лишённую лишних деталей модель: имена заменяются на номера, передвижения и действия – на типовые уравнения. Так люди – и всё, что люди Адафи на этих людей собирают, – превращаются в точки, двигающиеся по схематичной карте Аллеры с чёткими временными интервалами. Это – модель.

Модель Годдри переводит на язык угроз. Превращает её в систематичный, сложный ужас, который ареттам понятен и на который аретты должны отреагировать. Опасность нереальна, но они все в неё верят: Рётэс передаёт её через кнопки в плавниках. И тогда Левиафан отвечает. Левиафан соображает, как защититься от зубастых барракуд, аллигаторов, птиц.

Защищаясь, он решает проблему. Всё, что остаётся, – интерпретировать танец. На это пока способен только Годдри.

Мы с Рётэс ещё несколько минут наблюдаем за мечущимся косяком. Пара десятков огоньков из него выпадает; они тонут, гаснут, словно падающие звёзды. А потом, в один судьбоносный миг, Левиафан успокаивается и меркнет; косяк разлетается вновь на крошечные группы. Мы поворачиваемся к Годдри. Доска вся исписана; он стоит там с заметно уменьшившимся куском угля и пялится мимо нас на Цистерну.

– Получилось, Годдри? – спрашивает Ирма.

Он кивает.

* * *

На следующий день нам приходит весточка от лорда Адафи. Рётэс и Годдри с помощью Левиафана выявили среди подозреваемых сразу дюжину шпионов. Ему стоило только слегка надавить – и все признались.

Весточка написана сухим языком, но восхищение читается между строк. Левиафан нашёл последовательности, несовпадения, противоречия, о которых никто из его людей никогда бы не подумал. Адафи сожалеет, что не замолвил за нас Принцу словечко. «Я рад, что вы справились своими силами, и приложу все усилия для того, чтобы Ирма Рётэс, Годдри и их детище и впредь получали все необходимые им для успешной работы ресурсы…»

Такие обещания от людей вроде Адафи многого стоят. Рётэс, правда, недовольно пробурчала, что она, мол, не для этого Левиафана создавала. Она словно забыла, как выпрашивала у Принца деньги и людей. Обещаниями Рётэс ради своих целей сыпать горазда. А теперь плюётся: всё-то у неё было ради большой и чистой науки, а не политических игр.

Но я ей на это не указываю. Рассвирепеет. Бурчать она горазда, но от задачек Адафи и Принца она отказаться не посмеет. Судьба её детища – в их руках. Та многотысячная стая украшенных металлическими кнопками рыб, что населяет Цистерну, – результат почти десяти лет экспериментов.

Я волей-неволей к Левиафану тоже тесно привязана. Через брата. В сливках аллерского общества Годдри никогда не было места; его терпели только из-за меня. В работе с Левиафаном он обрёл смысл жизни. Мне теперь больно даже вспоминать о его жизни до того, как в неё ворвалась Ирма Рётэс со своими рыбами. Там – четыре стены, которые я повелела смягчить толстыми атласными коврами. Там – неразборчивые крики, беспричинный плач, боязнь света, музыки, людей. Мама с папой никогда не хотели признавать, что Годдри вообще существует. Это я нашла ему место. Можно сказать, вырезала это место, пробила для него путь.

Записку Адафи я читаю, стоя на балконе. Убрав смятый листок в карман, я осторожно отцепляю маску и немедленно морщусь: воздух сегодня кажется особенно едким. Мне хочется рилума, но свою норму на сегодня я уже проглотила. Решаю покурить, чтобы заглушить желание. Трубочки с драколистом мне доставляют из Лисса; они, скорее всего, приходят в тех же сундуках, в которых Принц получает золото. Я зажигаю трубочку щелчком пальцев, отчего тоска по рилуму только усиливается. От раструба поднимается тоненькая струйка дыма. В моём поле зрения она вьётся по соседству с гораздо более плотной и густой близняшкой. Я смотрю на север, и там, окружённая трущобами, стоит Шестнадцатая Рилумная Шахта; это из её плавилен поднимается жирный чёрный дым. Он не вьётся завитками, не клубится, нет, он настолько плотен, что словно бы льётся снизу вверх масляным потоком, течёт, пока не достигает небес, где впадает в непроглядный потолок туч.

Я смотрю на Шестнадцатую Рилумную, на окружающие её стены, на горы отработанной руды. Курево кажется мне пресным, и я роняю трубочку в бездну за перилами. Я думаю о людях, которые корпят там, у печей и плавилен. Думаю об их семьях, которые никогда не видят солнца. Думаю об «аллерском кашле». Все эти мысли мне очень хочется отогнать куда-то вглубь, куда-то за цветастый занавес витиеватых речей Принца. Но я не могу. Годы, когда я могла просто закрывать на всё глаза, остались в далёком прошлом. Теперь я просто глотаю рилум, практикую своё искусство и наблюдаю.

У меня с Шестнадцатой особая связь. Она открылась два года назад. Тогда люди вышли на улицы – с камнями, с топорами, молотками, кольями, скалками, всем, что попалось им под руки. Они покрасили свои тряпичные маски (на настоящие, вроде моей, Принц денег для народа не выделяет) в жёлтый цвет и выступили против открытия шахты. Марв, мой муж, командовал городской стражей. Он посчитал своей обязанностью лично встать между стражей Аллеры и бунтовщиками, чтобы попытаться предотвратить кровопролитие и заставить людей разойтись по домам. Но он просчитался.

В чём бы его план ни заключался (а на этот счёт мне рассказывали разное), нужных слов он не нашёл. Ему разбили голову пущенным из пращи камнем.

До конца дня много чего ещё произошло. Стража не справлялась. Принц приказал придворным чародеям подавить мятеж. Только один из нас воспротивился; его лишили статуса, рилума и изгнали из Аллеры. Остальные послушались. Одна пошла гораздо дальше других.

Госпожа Янтарная обожралась рилума, вышла в город и ударила по населению магией, которую училась применять против внешних угроз. Госпожа Янтарная – вот та плеть, которой Его Высочество осадил восставших. В тот день я была бурей; я хлестала их градинами размером с голубиное яйцо, заливала потоками кипящей воды, сбивала с ног порывами обжигающего ветра. Я играла с воздухом и звуком; била их по ушам, пока те не начинали кровоточить. Я раз за разом сминала их ряды. Сносила баррикады. Взрывала камни, которыми они пытались в меня бросаться, и осколки резали им пальцы и выбивали глаза.

Я победила. Город стоит, порядок непоколебим, Шестнадцатая, а за ней и Семнадцатая с Восемнадцатой начали вносить свою лепту в обогащение нашей казны и очернение нашего неба. Что изменилось? Принц стал чаще читать с трибун свои речи.

«Рилум – кровь нашего города, основа нашего процветания, залог нашей мощи; блеск нашего золота и дым наших печей одинаково хорошо виден и с запада, и с востока, и с севера, и с юга… Вы славите меня, как героя Аллеры, но истинные герои – в шахтах, это люди из железа, люди, которые проливают пот и кровь ради нашего с вами будущего…»

Я знаю, что в это не стоит вслушиваться. Но мне всё равно очень хочется каждому его слову кивать. Рилум – не просто залог мощи Аллеры; он – залог моей мощи, моей власти, моего богатства. Я выбрала сторону задолго до того, как раздавила революцию; я выбрала её в тот день, когда впервые положила в рот тёмно-зелёный шарик волшебной соли.

Я непроста вспоминаю мятеж. В письме Адафи моё внимание привлекают следующие строки:

«Госпожа Янтарная, результаты, полученные Ирмой Рётэс, выявили также пару источников, утверждающих, что в трущобах под нашими ногами опять распространяются вредные идеи. Кажется, урока, который вы преподали врагам Аллеры два года назад, было недостаточно. Мы ожидаем, что подстрекатели опять надоумят мирное население Аллеры вступить в конфронтацию с силами Его Высочества. Я уже запросил разрешение на стратегический запас рилума, который в случае необходимости будет Вам предоставлен».

Меня тошнит от слов, которыми он пользуется. Или, может, от самой себя.

«Я просто мстила за Марва».

Но с тех пор я столько раз уже успела подумать о том, что он возненавидел бы меня, увидев, что я в тот день учинила.

Шестнадцатая Рилумная всё дымит. Окружающие её белые стены возвышаются неприступными монолитами над косыми домишками черни. Она стоит на самой богатой из разрабатываемых нами жил. Но рилума в округе Аллеры как грязи. Дайте Принцу волю – и он бы приказал увеличить число шахт в десять раз. Но шахтёры качают головами: говорят, нельзя, начнутся осадки, оползни, Аллера провалится. Другие смотрят в небеса и морщатся; сейчас уже сложно отрицать, что рилумный дым никуда не уходит, он собирается в густые тучи и остаётся над нами висеть непроницаемой пеленой, пока его не разгоняет удачно подувший ветер. Третьи жалуются, что колодцы портятся один за другим. Неужто мы не можем нарастить производство? Неужто предел достигнут?

А если есть какой-то путь, при котором и люди будут здоровы и счастливы, и рилума мы сможем производить в три раза больше? Мне так хочется верить, что Левиафан этот путь и впрямь найдёт.

И путь этот станет моим искуплением.

* * *

Каждый день Левиафану скармливают новые проблемы. От Принца пока не поступает ничего. Вероятно, выжидает, проверяет, насколько детище Рётэс на самом деле достойно доверия. Придворные аристократы, советники Принца, министры – от этих нет отбоя. Многие благородные лорды и леди желают знать, с кем им изменяют их супруги, и приносят списки из всех возможных кандидатов; некоторым Левиафан указывает сразу на несколько имён, некоторых – успокаивает. Людей беспокоит, кто из их слуг и подчинённых может за ними следить в пользу других придворных; по сравнению с задачей лорда Адафи их подозрения – детские игры, и Годдри их на язык рыбьего ужаса переводит в считаные минуты. Особенно смешными историями Рётэс делится со мной. Мы обе живём во дворце; я переехала сюда по приглашению Принца после смерти мужа, она – безопасности ради после начала работы над Левиафаном. Мы регулярно уединяемся по вечерам в чайной и приказываем принести нам бутылочку вентисского красного.

– У мужика отвратительная кожа, – говорит она, – просто всё лицо в чирьях. Он вбил себе в голову, что это какой-то знак от богов, и пытался нас уговорить это проверить. Право, мне хочется попросить Принца дать нам право накладывать вето на определённые просьбы. Я не понимаю, почему мой проект должен служить мелким капризам придворных, которые для Аллеры сделали в сотни раз меньше, чем я.

Она сильно изменилась в последние недели. Внешне – похудела, осунулась, слегка высохла. Это рилум на неё так действует. Без него она неспособна говорить с Левиафаном через Скрижаль. Но при этом глаза у неё теперь беспрестанно горят, и голос окреп, и гордости в ней теперь столько, что самому Принцу впору было бы занять немного. Но я прощаю ей эту слабость; у неё есть на неё право.

(Хорошо, что Годдри рилум не требуется. Я бы не позволила.)

– Как Левиафан может разобраться в его чирьях?

– Ну, мужик думал, там есть какой-то узор, который никто не видит.

– И что, вам реально пришлось это сделать?

– Да. Годдри, кстати, понравилось эту проблему переводить. Но самое смешное, что смысл в итоге был. Видишь ли, нам с Годдри пришлось изобразить карту его лица для Левиафана.

– Мне кажется, я никогда не пойму, как вы это изображаете.

– Практически всё можно свести к последовательности простых сигналов, Яна. Мы показываем им акул, крокодилов, барракуд – животных, на которых они реагируют по-разному. Мы создаём в их умах местность. Карта превращается в заросли водорослей…

– Не суть важно. В чём была польза?

– В том, что до сих пор нам не приходилось детально рисовать им местность. А теперь пришлось. И нам, скорее всего, придётся поступить так же, когда мы будем создавать модель для проблемы Принца.

– Ха!

Я делаю глоток вина.

– Мне начинает казаться, что он передумал.

– Надеюсь, что нет, – улыбается Рётэс. – Думаю, что и ты тоже.

Я смеюсь. Она права.

* * *

Он не передумал.

Мы опять сидим в Красной зале. На сей раз советники Принца отсутствуют – все, кроме лисситского посла, который по своему обыкновению расположился в углу.

Сшитые в толстенький манускрипт документы Принц вручает ей лично. Рётэс зачарованно их перелистывает. Я сижу рядом, барабаню нетерпеливо пальцами по набалдашникам подлокотников кресла. Годдри взял в руки старенькую карту Аллеры и уже чертит что-то на чистом листе бумаги; ему недавно подарили свинцовый карандаш, и он его очень любит. Он полностью проигнорировал Принца, но тот на такие вещи не обижается. Ещё в зале присутствует глава канцелярии Принца, который, судя по мешкам под глазами, над этими документами всю ночь сидел.

– Госпожа Рётэс, хотелось бы услышать ваше мнение, – говорит Принц. Ему не сидится, он расхаживает взад-вперёд по зале. Резкий контраст с послом в углу.

– Нам придётся очень хорошо подумать, Ваше Высочество, – отвечает Рётэс.

– Но вы справитесь.

– Бесспорно, Ваше Высочество. Мы можем это смоделировать. Левиафан даст ответ. Но нам может потребоваться несколько попыток.

– Сколько вы хотите времени?

– Хотя бы месяц, Ваше Высочество.

– Мы дадим вам три, – раздаётся из угла поразительно высокий, резкий голос. Рётэс вздрагивает. Я никогда раньше не слышала посла. – Но ответ должен быть надёжным.

Принц кивает. Мне кажется, на миг его лицо искажается в злой гримасе. Гордость, что ли, задета?

Рётэс улыбается.

– Вы очень щедры, – говорит она. – Я гарантирую вам ответ в течение трёх месяцев. Как видите, мой партнёр уже занят.

– Вижу!

Принц подходит вплотную к Годдри. Он смотрит на схему, над которой мой брат работает, и качает головой.

– Я подозреваю, что рилумный вопрос сложнее, чем все остальные, – говорит он.

– Намного, – подтверждает Рётэс. – Здесь, по сути, сразу две проблемы. Первая – о рилуме, его добыче, инженерных задачах. Вторая – о людях. Как найти компромисс. Как создать стабильную систему. Углублять ли существующие шахты, сколько рыть новых, где, кого переселять, куда, куда сливать отходы…

Она мечтательно прикрывает глаза.

– Ваше Высочество, выражаю своё восхищение: здесь много поразительной информации. Например, тут есть исследования мастера Брига о воздухе. Яна, оказывается, на Семнадцатой Рилумной у него есть возможность собирать дым в колбы; он потом проверяет его воздействие на крысах… Я и не подозревала, что этим кто-то вообще занимается.

– Да, мы всегда рады предоставить средства талантливым умам, – отмахивается Принц. – Так расскажите же мне, как к этому подойти? Как вы будете это решать?

Посол опять подаёт голос:

– Как вы найдёте способ приумножать богатство и мощь вашего города, не залив при этом его улицы кровью строптивой черни?

Она морщится. Я протягиваю руку, касаюсь доверительно лежащей на столе ладони. У Рётэс руки грубее моих; она гораздо больше ими работает. Она нервно облизывает губы, потом, наконец, отвечает:

– Ваше Высочество, милорд, мы рассмотрим разные подходы. У нас две проблемы, две стороны одной медали. Есть немало характеристик… цифр… которые для двух проблем являются общими. Мы можем создать как одну цельную картину, так и две относительно простых, но тесно связанных друг с другом. Нужно удостовериться, что они дают один результат вне зависимости от формулировки.

Несколькими резкими движениями она собирает разбросанные на столе бумаги обратно в одну цельную стопку.

– Ваше Высочество, разрешите приступить?

Они с послом переглядываются и синхронно кивают. Рётэс и Годдри собирают документы и уходят; руководитель Канцелярии следует за ними. Я немного задерживаюсь.

– Госпожа Янтарная, – наклоняет Принц голову, – вы всё ещё в них верите?

– Всецело, Ваше Высочество.

– Янтарная, – это посол. – Вы должны знать, что, если вы когда-нибудь пожелаете сменить род деятельности, для вас открыты возможности в войсках Империи Лисс.

Мне с трудом удаётся сохранить спокойствие.

– Благодарю вас, милорд. Но я служу при дворе Принца.

– Сейчас решать ничего не будем, – говорит Принц. – Но имейте это в виду. Может, и впрямь настанет день, когда для поддержания порядка в Аллере больше не нужно будет ваше постоянное присутствие.

* * *

Когда Рётэс и Годдри берутся за что-то новое, за ними всегда очень интересно наблюдать. Они успели научиться работе с Левиафаном: они с ареттами уже давно на ты. Они освоили инструменты, которые в последние десять лет создали. Они знают, что делают. Но каждая новая задача для них – новое испытание, неизведанная территория, предел, который необходимо преодолеть. Они с утра до ночи сидят за рабочим столом, пишут, чертят, общаются вполголоса, и я даже завидую Рётэс, потому что она с моим братом способна поддерживать диалог гораздо лучше меня.

Я наблюдаю за ними и думаю о том, что у них всё получится. И меня это злит. Я нахожу причины отсутствовать.

Моё участие в проекте с самого начала было минимальным: я просто помогла Рётэс сесть на рилум и начать управлять силой, которую он в человеке открывает. Ей никогда не стать настоящей волшебницей: она слишком поздно начала его принимать. Но обретённых ею умений хватает на связь с Левиафаном через Скрижаль и латунные кнопки. Теперь, когда колёса проекта Ирмы Рётэс прочно встали в предназначенную для них колею, когда ей вручили, наконец, самую большую и важную задачу, мне рядом с Левиафаном делать нечего. Моя польза ограничивается моим авторитетом.

Я часто выхожу покурить на тот самый балкон, с которого открывается вид на Шестнадцатую Рилумную. Выхожу анализировать свою злость. Копаться в себе.

Выдыхаю дым и думаю о том, что улицы полнятся людьми, страдающими хроническим кашлем. Дворец стоит на холме, воздух здесь чище, а Принц к тому же на всех придворных закупает в Лиссе тяжёлые резные маски. Нас убеждают, что они не пропускают внутрь «тяжёлые эфиры», но вечный запах города я даже в маске всегда чувствую.

Пускаю кольца, закручиваю их в спиральки, провожаю взглядом; на фоне нашего чёрного неба они быстро исчезают. Думаю. Почему я злюсь?

Тогда, два года назад, Аллера подошла к красной черте. И загорелась. Народный гнев с одной стороны, высокомерная ярость Принца – с другой; и обе стороны кричали людям напротив «да как вы смеете?». Пламя и кровь, камень и железо, вездесущая медь и, конечно, рилум; адская алхимическая смесь. Марв попытался их примирить. Он верил, что стража должна защищать людей, попытался защитить их от самих себя, проиграл. По крайней мере, именно в таком духе Принц вещал потом с трибун.

Думаю, на самом деле Марв защищал чернь от тех, кто готов был их за рилум начать убивать. От лисситов. От солдат. От меня.

Рилумные шахты продолжают открываться, лисситы продолжают рилум вывозить, богатство, о котором Принц так много говорит, по-прежнему существует только где-то в ценных бумагах и в спрятанных сундуках; в народе тихо зреет новый мятеж. Они – как плод, кожура которого вот-вот лопнет под набухшей плотью. И что тогда?

Тогда – раздави их, Янтарная, сокруши, ты ведь на моей стороне, моя власть – твоя власть. Послужи мне опять шипастой плетью.