скачать книгу бесплатно
Давай поиграем, давай поиграем,
Давай, ты азартный мужик.
Окно высоко, но какое мне дело,
Цветка улетает небесное тело,
И доски паркета цветут.
А я всё стою, ты несёшься навстречу,
И есть у нас планы на жизнь и на вечер –
В шестнадцать счастливых минут.
* * *
Посмотри, Одиссей: вся Итака застыла, оскалясь,
И сопит Пенелопе в затылок, и держит за пряжку.
Пенелопа молчит и не знает, зачем здесь осталась –
Телемах не зачат – незачёт, – остаётся за пряжей
Горевать и выкатывать гордые голые строки,
Выковыривать норов, смирять неуёмную шею.
Столько лет. Столько лет! И горят все возможные сроки.
Пенелопа молчит, в наказанье себе хорошея.
Пенелопа не спит, и лицо заплывает кругами.
Пенелопа не ест, лишь худея, как любо Итаке…
Календарь облетает, и в небо летит оригами.
Женихи обступают, вопросы бросая: «Итак? И?..»
Измождённая женщина хочет скорее стать старой,
Чтобы волосы – пеплом, чтоб губы – тугою полоской.
Тихо в море… Земля для гостей запасается тарой.
Пенелопа ведёт по пробору колючей расчёской.
* * *
Неприкаянно, устало,
Словно сил и нервов нет,
Человек идёт по шпалам
И в руке несёт пакет.
Человек идёт по шпалам,
У него в пакете дом.
В нём для каждого есть пара,
В нём Гоморра и Содом.
В нём и взрослые, и дети,
Египтянин и узбек.
Есть и дырочка в пакете,
Из которой мелет снег.
Есть и дурочка, и доктор.
Есть роддом, университет
И ещё, возможно, кто-то,
Кого в мире вовсе нет.
Человек прошёл всё лето
И сегодняшних полдня.
Я кричу со дна пакета:
«Ты зачем несёшь меня?»
Только отзвуки вокзала
Различимы вдалеке.
В темноте сияет шпала,
Колыхается пакет.
Триптих ухода
1
Вполовину слепа, потому что припомнила старое,
Да еще осуждение мошкой вошло под веко.
Я вижу: левое плечо стало выше, чем правое.
Ты замечал это? Разве мельком.
Не заплачу теперь – не в кого, да и некогда:
Дети, долги, хирургические вмешательства.
Тёмные рыбы рук память качает неводом.
Такие посильные, нехитрые обязательства.
Я ещё этим слогом дыру в тебе продышу.
Иди же. Иди. Не трогай. Мне некогда: я пишу.
2
Тарелка пустеет –
Дети мелют за обе щёки.
Мелеет постели
Заводь, тобой прощёлкана.
Я не злюсь на неё,
Сама теперь стала шёлкова.
Каберне-совиньон.
Глоток от шока.
3
Разбираю медленно наши каменные завалы.
Темнеет лицо имени Земляного Вала.
Какой сейчас именно камешек проглотить?
Перекрыты пути дыхательные, как прочие все пути.
Уходи, уходи, как от Спаса до Спаса август.
Бьётся где-то в груди ледяной некрасивый палтус.
«И что-то вдруг переменилось…»
И что-то вдруг переменилось.
Ничто не предвещало, но…
Такая малость – эта милость,
А неохватна всё равно.
Такая радость – эта редкость,
Что глупость, кажется, каюк!..
Но этот страх и эта ревность
Сродни качанию кают.
Всё выше тянутся канаты,
И якорь ест речную мель…
Дороги, словно каганаты,
Пленили нас отсель досель.
Отели – городские сводни –
Раздели нас от сих до сих,
Так что по самое сегодня
На теле только этот стих.
И ты читаешь аккуратно,
Боясь помять и повредить…
Я до сих пор смотрю обратно,
А вижу – только впереди
Вдаль убегающие рельсы,
Вагона длинные бока.
Похожи на седые пейсы
Из этих окон облака.
А их количество примерно
Приводит сумму наших лет.
Я твёрдо знаю, что бессмертна.
Вот справка. То есть мой билет.
«Смотри, какая темнота, гляди, какая тишь!..»
Смотри, какая темнота, гляди, какая тишь!
Нестрашно ночь большим котом прозрачным животом
Легла на ноги, и покой – неважно, что потом…
Конечно сильно, больше всех, о чём ты говоришь.
Наверно, завтра будет снег, и весело, и лёд…
Нет-нет, я больше не кричу, мы больше никогда.
Пить? Погоди, вон там стоит на тумбочке вода.
Что там за форточкой гудит? И правда, самолёт.
Да, златоглазки говорят на древних языках.
Одна из них моей сестре приходится кумой
И ближе к лету прилетит в Москву и к нам домой.
Да знаю я, что ты стоять умеешь на руках.
Я посмотрела бы сейчас, как ты на них лежишь.
А может, всё-таки сама? А я на кухне там…
Ну ладно, ладно, я ложусь, не надо, перестань.
Конечно сильно, больше всех, о чём ты говоришь…
«Ладонью тянешься к воде…»
Ладонью тянешься к воде,
Бесстрашно за борт свесясь.
А у меня был трудный день
И будет сложный месяц.
Блестит как звёзды чешуя,
Цепляется к одежде.
Мне дочь сказала: чаще я
Грустна, не то что прежде.
Я показательно смеюсь
И громко улыбаюсь.
У вас зашкаливает плюс,
Подкашивает градус.
А я пишу по существу
(Ещё бы не мешали…),
С балкона трогаю листву,
Поёживаясь в шали.
И представляю Даламан.
А в это время снизу
Узбек площадку доломал
С напарником-киргизом.
Я так и вижу Сарсалу,
А может быть, Сарсалу.
Мне завтра снова в кабалу,
Хоть и заколебала.
Венчает стаксель левый борт,
И женщина – на правом.
Бежать с пакетом – тоже спорт,
Особенно с оравой.
Там «тузик» на воду встаёт,
Тут в тазик льёт из крана…
