скачать книгу бесплатно
– Вот как! – Высокий лоб барона рассекла задумчивая складка. Не так он представлял жизнь со своим мальчиком, но очень уж привязался к нему и привык потакать капризам любимца. – Кто тебя так расстроил, дорогой?
– Мадам возомнила, что может пренебречь мной! Она предпочла мне своего уродливого мужа-коротышку, который не в силах дать ей достойное содержание, но считает возможным делать её беременной каждый год! Отец, невыносимо думать, что она никогда не будет принадлежать мне!
Жорж бросился в кровать, зарыдав так отчаянно, что остановил строгую отповедь, уже готовую сорваться с губ Геккерна.
– Я не думал, что всё так серьёзно. Но позволь, мой милый, ещё недавно ты был влюблён в дочь графа Строганова мадам Полетику!
Дантес оторвал мокрое лицо от подушки:
– Я, может, и сейчас люблю её, но вовсе не так, как Натали. Идалия сама толкнула меня к мадам Пушкиной. А она… она, барон, разбудила во мне огонь, и я или сгорю в нём, или…
– Или женитесь, – поспешил докончить Геккерн.
Он не хотел и слышать слов о самоубийстве, которые, возможно, хотел произнести возлюбленный сын его. Молодые люди так часто бросаются беспечными клятвами, желают расстаться с жизнью из-за малейшей преграды. А между тем барон, наблюдавший в эти месяцы за отношениями Жоржа с Натали, был уверен, что красавица отвергла его сына лишь из кокетства. Она влюблена не менее самого Жоржа и стоит только немного подыграть, и сын получит желаемое. А вот женитьба – это серьёзно, для брака нужно подобрать блестящую партию, девушку из влиятельного семейства, чтобы карьера мальчика в России складывалась удачно.
На следующий день в свете заговорили о планах молодого барона Геккерна жениться, и не одно девичье сердечко встрепенулось радостно. Уже 24 октября прелестная княжна Мария Барятинская записала в своём дневнике: «И maman узнала через Трубецкого, что его отвергла госпожа Пушкина. Может быть, поэтому он и хочет жениться. С досады! Я поблагодарю его, если он осмелится мне это предложить…»
Пожалуй, не только нежная мечтательница Мария, девушка с чудесными золотистыми косами, трижды обвивавшими её очаровательную головку, была готова стать женой красавца-француза, несмотря на его видимую одержимость Натали. В доме самих Пушкиных исходила ревностью Катрин, в один из вечеров она решилась на отчаянный шаг и отправила записку Дантесу: «Вы просили доказательств моей любви, я готова их дать!»
Записка пала на благодатное поле, уязвлённый Жорж зацепился за возможность досадить и отомстить жестокой возлюбленной, он снял квартиру и назначил тайное свидание Катрин Гончаровой. Ему было совсем не трудно добиться от перезрелой девицы того, что он желал получать от её прекрасной сестры. Ещё один узел завязался в запутанной истории.
Жорж перестал бывать на вечерах, где появлялись Пушкины, опасаясь новых унижений. Но его отец не видел для себя препятствий, он находил возможность появляться около Натали в редкие минуты её одиночества, чтобы нашептать о бедном, несчастном влюблённом, запершем себя в доме и безмерно страдавшем. «Если бы вы могли облегчить мучения Жоржа», – нашёптывал сластолюбивый старик. Натали в замешательстве бежала прочь, считая барона за сумасшедшего и скрывая его пошлые уговоры от всех. А Дантес, лишённый возможности продолжать прежние отношения с очаровавшей его женщиной, слал письма, то полные любви, то горьких упрёков, то страстных признаний. Наталья Николаевна не отвечала, но письма хранила. В них она находила признание своей красоты, женственности и обаяния, письма возносили её на алтарь чувств неистовых, казавшихся искренними и жертвенными. И в этих письмах, как ни странно, таилось подтверждение её невиновности, доказательство, что ни одним действием или словом она не уронила свою честь. Если б Жорж Дантес узнал об этом, едва ли бы он удовлетворился такой малостью. Интимные шалости со старшей Гончаровой не смогли в полной мере насытить страсть молодого барона. Мучимый противоречивыми чувствами, он кинулся к Идалике.
Мадам Полетика с удивлением выслушала сумбурную исповедь мужчины, которого считала лишь своей добычей. Как случилось, что Жорж влюбился в эту холодную куклу? Она ошиблась, считая Натали глупой и неумелой в делах флирта и любви, кузина сделала блестящий ход: отвергая Дантеса, она воспламенила его!
– Ах, Жорж! – Идалия отняла руки, которые поручик прижимал к своей груди, умоляя её помочь и что-нибудь придумать. – Если бы вы знали, как разочаруетесь в своей страсти. Мадам Пушкина в постели вовсе не так хороша, понравилось бы вам обнимать статую Микеланджело?
– Зачем вы отговариваете меня, вместо того, чтобы помочь?!
Полетика пожала плечами:
– Не верите? Но об этом даже её муж писал:
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле —
И делишь наконец мой пламень
поневоле!
Каково?! Неужели, такая женщина может вызывать в вас страсть? Очнитесь, Жорж!
– Это говорит о никчёмности её мужа! Да, он ей просто противен!
Идалия резко встала, подавив вспыхнувший гнев, холодно произнесла:
– Хорошо, месье барон, я вам помогу. Возможно, тогда ваше ослепление пройдёт. – Немного подумав, она добавила: – Приходите ко мне завтра, я укажу запиской, в каком часу. Устрою вам свидание с вашей недотрогой. А там уж как бог распорядится.
В понедельник, 2 ноября, сам дьявол распорядился подыграть «Мадам Интриге». Вызванная настойчивой запиской родственницы для важного, но тайного разговора Наталья Николаевна приехала в дом Полетики. Хозяйка её не встречала, и когда удивлённая Пушкина прошла в гостиную, то оказалась в объятьях Дантеса. Очнувшись от минутного шока, она вырвалась и бросилась к выходу. Но напрасно Натали старалась ускользнуть от обезумевшего мужчины, пытавшегося силой сорвать поцелуй с её губ.
– Вы сошли с ума, месье!
Поручик схватил её за руки и лихорадочно заговорил:
– Да, я брежу! Я не живу все эти дни, думаю только о вас, хочу забыть и не могу! Хотел жениться, разве вы не слышали об этом моём шаге?
– Делайте что хотите, Жорж! Хотите жениться – женитесь!
– О, нет! Я надеялся вызвать вашу ревность, невозможно было ошибиться, ведь вы смотрели на меня влюблёнными глазами. Это ваш муж, несносный ревнивец заставил вас отказаться от меня. Но я не откажусь, мы можем быть счастливы, только станьте моей! Нам никто не помешает.
– Пойдите прочь! – Натали оттолкнула мужчину, но прежде чем распахнула дверь, увидела выхваченный им пистолет.
– Хотите стать причиной моей смерти, тогда идите! Бегите, но не закрывайте уши, пусть звук выстрела поведает, что меня больше нет.
Она замерла в дверях в замешательстве.
– Ведь я не безразличен вам, вы не захотите моей смерти.
Он шагнул к ней, почти уверенный в победе, как послышались голоса, и распахнулись двери с детской половины. В залу вбежала хорошенькая девочка в кукольных локонах – дочь Идалии, следом вошла её гувернантка. Дантес поспешно спрятал пистолет, а Натали кинулась бежать. Слёзы полились из её глаз. Заплаканная, она взошла и, сев в коляску, махнула извозчику:
– Поезжай-ка, голубчик, на Моховую, в дом Быченской.
В доме Быченской жили Вяземские, и Наталья Николаевна, понимая, что попала в скверную историю, поспешила к Вере Фёдоровне. Княгиня Вяземская всегда относилась к ней по-матерински, к тому же вместе с мужем Петром Фёдоровичем она находилась в близкой дружбе с их семейством. Эта голубоглазая женщина с тонкими чертами и вытянутым лицом умела быть доброй и строгой одновременно, к тому же никто не мог обвинить её в болтливости. Интуитивно Натали потянулась к ней за советом, и, когда, захлёбываясь словами, напуганная, пересказала Вере Фёдоровне подробности встречи с Дантесом, поняла, что пришла по адресу. Вяземская усадила её в кресло, велела прислуге принести чаю и решительно заявила:
– Забудь обо всём! И мужу не смей говорить!
– Как же, – пробормотала Наталья Николаевна, теребя кружевной платочек, – я привыкла ничего не скрывать от Александра Сергеевича.
– А это скрой! – ещё строже произнесла Вера Фёдоровна. – Ты ему не оставишь выбора, придётся вызывать Дантеса на дуэль.
– Только не это, – побледнела Натали.
– Так что пожалей обоих! – без лишних церемоний подытожила их разговор княгиня. И добавила: – А молодому барону я от дома откажу. Пусть не появляется и тебя не смущает. Мне ваши пантомимы давно не нравились, а так будет всем спокойней.
Натали послушалась мудрого совета и вернулась домой присмиревшей и неразговорчивой. Сослалась на головную боль и легла спать пораньше. И назавтра вела себя тихо, отказавшись от вечернего раута и оставшись с детьми. Она молила Бога, чтобы всё обошлось и забылось. Не обошлось! В среду, 4 ноября, Пушкин получил письмо-пасквиль на французском языке, гнусное содержание которого могло привести в бешенство даже самого смирного человека. А Александр Сергеевич таким не являлся.
«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».
Без особых разъяснений в пасквиле, оскорбительном по своей сути, читались намёки вполне понятные всем, кто вращался в высшем свете. Упомянутый Нарышкин являлся мужем постоянной любовницы Александра I, которому государь щедро платил за интимные услуги. Намёк был слишком явным – на должность камер-юнкера, ссуды и звание «историографа», якобы полученные посредством Натали. В последний год ревность Пушкина в отношении царя Николая несколько угасла. Государь и в самом деле лишь любовался и восхищался первой красавицей Петербурга, не позволяя себе неприличных вольностей. Поэту казалось, что жену вполне устраивало такое положение вещей, если устраивало! Что такого она могла предпринять в эти дни, что дала повод для мерзости, лежавшей сейчас перед ним на письменном столе, словно свернувшаяся в кольца змея?
Пушкин схватил письмо и отправился к ней. Наталья Николаевна уже встала, расчёсывала перед зеркалом свои прекрасные тёмно-русые волосы. С распущенными косами жена казалась совсем юной, словно и не было у неё четырёх детей. Она вскинула на него свои обворожительные глаза и кротко улыбнулась. Александр Сергеевич выкинул вперёд крепко стиснутый лист:
– Какие интриги вы ведёте за моей спиной?! Что ещё такого успели натворить, о чём ваш муж узнаёт последним?!
Наталья Николаевна мгновенно сделалась белой, как бумага, которой он тряс пред её лицом. Он не дал ей прочитать письма и ничего не пояснял, а женщина знала за собой лишь одну вину – недавнее свидание в доме Полетики. О нём она и заговорила сбивчиво, путаясь и оправдываясь. Лицо мужа менялось с каждым её словом, теперь и он, багрово-красный поначалу, стал совсем бледным. Натали докончила почти шёпотом:
– Он хотел застрелиться, Саша, и потом его письма, они доказывают: он не знает, что творит.
– Так есть ещё и письма? – казалось, совершенно спокойно произнёс Александр Сергеевич.
– Есть! – Натали бросилась к шкатулке, достала всё до последнего листочка, протянула мужу. – Вот они.
Он прочёл лишь два-три, усмехнулся недобро:
– Как же вы их бережно храните, просто как залог романтической любви. Видимо, они вам очень дороги, Наталья Николаевна, так заберите их!
– Саша! – вскрикнула она.
А Пушкин уже бросил письма ей в лицо, швырнул, словно камни, и вышел, хлопнув дверью.
Ещё до обеда стали приходить сведения о подобных анонимках, полученных друзьями Пушкина. Сначала принесли пасквиль, полученный г-жой Хитровой, а следом пришёл Соллогуб. Молодой граф был озадачен: странный конверт доставили на Большую Морскую, где он жил, на имя его тётушки. Соллогуб помчался на Мойку и протянул конверт, подписанный кривым почерком, Александру Сергеевичу. Зная о содержании, он скорее изорвал бы письмо в клочья. Пушкин распечатал послание при нём и спокойно произнёс:
– Я уже знаю, что там: я такое получил сегодня от Елизаветы Михайловны Хитровой – это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безымянным письмам я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на моё платье, так это дело камердинера вычистить платье, а не моё. Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться её не может. Послушайте, что по сему предмету пишу г-же Хитровой.
Он зачитал свою записку и добавил:
– Есть одна дама, с некоторых пор воспылавшая ненавистью ко мне, это очень похоже на женскую месть.
– Кто же она? – едва дыша, спросил Владимир.
– Г-жа Полетика. Но пусть имя останется между нами, мстить женщине в ответ на недоказанную глупость, лишь по подозрению, ещё более глупо.
Соллогуб, выйдя от поэта, выдохнул с облегчением. Едва минуло полгода, как Пушкин вызывал на дуэль его самого за неосторожные, но совсем невинные слова, сказанные Наталье Николаевне. Владимир даже в мыслях не мог допустить, что станет драться с великим поэтом, которого ценил очень высоко. Он сделал всё, чтобы уладить недоразумение, и случись та дуэль, скорей дал бы прострелить себя. Он и сейчас ждал ярости и гневной вспышки Александра Сергеевича, но порадовался, что дело, похоже, могло обойтись без крови.
Пасквили получили многие из друзей Пушкина – Карамзины, Вяземские, Россеты, Скалон и Виельгорский, но почти все они уничтожили анонимку и старались не распространяться о ней. Тайна была бы сохранена, но оскорблённый Александр Сергеевич понимал, что оградить себя и супругу от светских сплетен может лишь решительными действиями. Встреча, подстроенная у Полетики, подталкивала к мысли о недостойной мести его жене за то, что отвергла заносчивого волокиту. Убеждённый в вине Дантеса Александр Сергеевич послал поручику вызов.
Но вместо Дантеса вызов получил сам голландский посланник. Жоржа не оказалось дома, прохладно относясь к службе, он был наказан несколькими дежурствами подряд и не отлучался из казарм. Перепуганный Геккерн кинулся к Пушкину объяснить, что его сын не может ответить на вызов в связи со своим отсутствием. Барон просил отсрочку на день и получил её. Он немедленно отправил записку Наталье Николаевне, умоляя её написать Жоржу и отговорить его от дуэли. Каким бы козырем стало это письмо в руках опытного интригана! Но Натали с негодованием отвергла сделанное ей предложение, в страшном отчаянии от предстоящей дуэли она отправила слугу за Жуковским в Царское Село.
Сколько хлопот и седых волос скандальная история стоила верному другу Жуковскому, метавшемуся между дворцом, домами Пушкина, Геккерна и Загряжской, принявшей активное участие в погашении конфликта. Старый барон торговался, выклянчивал и, в конце концов, выпросил отсрочку ещё на две недели. Отодвинув опасность на время, Луи Геккерн стал искать средства избежать поединка, сохранив при этом лицо Жоржа. И тут, как гром средь ясного неба, явилась разгневанная Загряжская. Екатерина Ивановна в тот день пришла не ради защиты чести любимой Натали, ей в ноги бросилась старшая из племянниц – Катрин, признавшись, что стала любовницей Дантеса. Эту новость возмущённая тётушка вывалила на голову голландского посланника и пригрозила:
– Если вам будет мало дуэли с Пушкиным, то одному из братьев Катеньки придётся вступиться за честь сестры! Но и я сидеть без дела не буду, попрошу защиты у императрицы, ведь обижена её фрейлина!
Барон не испугался, в голове опытного дипломата мгновенно сложился пасьянс. Амурная невоздержанность приёмного сына, грозившая в другой ситуации скандалом и неприятностями, сейчас могла спасти и всё исправить.
– Жорж признался мне накануне в этом грехе, – в притворном смущении пробормотал Геккерн. – Он скрывал привычными для всех ухаживаниями за Натальей Николаевной свою страсть к Катрин.
Загряжская фыркнула, но тут же задумалась. Она была совсем неглупа и видела игру старого интригана, но сейчас его выдумка была на руку и Пушкиным, и Гончаровым. Дело могло обойтись не просто малой кровью, но ещё и выгодой. Выдать старшую Гончарову, у которой прежде не было никаких шансов, замуж за знатного и богатого жениха, разве это не удача?
– Так Жорж женится? – уточнила она.
– Ему больше незачем скрывать свои чувства, и я даю согласие на брак.
* * *
Для Дантеса решение приёмного отца прогремело водевильным приговором. Не принимая грозящий ему брак на веру, Жорж расхохотался:
– Отличная шутка, дорогой отец! Мы успокоим свет этой байкой, а после посмеёмся над наивностью некоторых особ!
Старый Геккерн взглянул строго:
– Шутить мы могли раньше, мой мальчик! Думаешь, я в восторге от девицы, которую тебе вздумалось затащить в постель? Меньше всего я желал бы для тебя такой судьбы, но коли эта барышня может вытянуть нас из неприятной ситуации, мы прибегнем к этому средству.
– Никогда! – Жорж с запылавшим лицом подскочил с кресла. С тех пор как влиятельный покровитель взял его под своё крыло, Дантес не возражал ему с такой яростью. Но дипломат знал, чем взять своего любимца.
– Случись эта дуэль, и твоей карьере конец! Ты так долго стремился к благам, которых достиг, неужели, захочешь всё потерять? И потом, оказавшись в близком родстве с мадам Пушкиной, легче добиться…
Геккерн многозначительно замолчал, но невысказанные слова искрой проскочили между ними. Глаза Жоржа загорелись, тщеславный, он уже думал, что сможет выжать из столь непривлекательного прежде союза.
В великосветских салонах вновь заговорили о женитьбе Дантеса, только теперь называли имя невесты, от которого у кумушек всех возрастов и рангов удивлённо приоткрывались рты. Подумать только: красавец Дантес, любимец императрицы, так настойчиво ухаживающий за Пушкиной, собрался жениться на её невидной сестре-бесприданнице! В свете уже не шептались, прикрываясь веерами, жужжали, как рой рассерженных пчёл. Во многих достойных домах, где томились в ожидании замужества знатные барышни, надеялись на молодого барона, как на возможного жениха, а он!
– Что бы это могло значить?! – недоумённо восклицали дамы.
– Разве вы не разгадали его игры? – заговорщицки шептали другие. – Этот вызов на дуэль, честь мадам Пушкиной на кону, Жорж жертвует собой…
– Ах, милый Жорж! Бедный, влюблённый мальчик, как это романтично, пожертвовать всем ради дамы сердца!
Веера без устали летали над бурно вздымавшимися грудями, дамы закатывали глаза, спешили сообщить подробности вновь прибывшим, общество, казалось, занимала только эта новость, затмившая все прочие. Один лишь Пушкин усмехался и не верил в неожиданную влюблённость молодого барона и тем более в его женитьбу. Он с мрачной решимостью ожидал конца отсрочки и почти не слушал Жуковского, который забрасывал его письмами, желая предотвратить дуэль. «Но, ради бога, одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства, а жену твою от совершенного посрамления».
В день, когда заканчивалась отсрочка дуэли, у Карамзиных праздновали день рождения старшего сына Андрея. Пушкины были приглашены, как и большинство друзей семейства. Владимира Соллогуба за столом усадили рядом с Александром Сергеевичем. За праздничной трапезой вели весёлый разговор с остроумными шутками, и вдруг Пушкин склонился к Владимиру, быстро произнеся:
– Ступайте завтра к д’Аршиаку. Условьтесь с ним только насчёт материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь.
Остолбеневший Соллогуб не знал, что и ответить, а поэт, как ни в чём не бывало, вновь поддержал очередное занятное воспоминание за столом. Графу Владимиру хотелось объясниться, но сам тон Александра Сергеевича не допускал никаких возражений.
Вечером приглашённые лица съезжались на раут к австрийскому посланнику графу Фикельмону. Дамы облачились в траурные платья по случаю смерти французского короля Карла X, но Катерина Гончарова явилась в белом платье, как подобало невесте, и открыто кокетничала с Дантесом. Пушкин приехал позже всех и без жены. Елизавета Михайловна Хитрово, приходившаяся тёщей Фикельмону, бросилась к Александру Сергеевичу. Экзальтированная особа, несмотря на солидный возраст, любила показывать свои плечи и щеголять глубочайшим декольте, за что среди друзей носила прозвище «Лиза голенькая». Но сегодня она прикрылась траурной накидкой, столь непривычной для неё. Г-жа Хитрово была в числе тех, кто получил пасквиль на семью Пушкина, и на правах искреннего и преданного друга переживала за милого её сердцу поэта.
– Вы без Натали, мой дорогой, – торопливо проговорила она, беря Александра Сергеевича под руку, – как бы это не вызвало лишние толки. Уже со среды я в таких расстроенных чувствах! А мадемуазель Гончарова в белом платье, и Жорж от неё не отходит, говорят о близкой свадьбе, правда ли это, мой драгоценный Александр Сергеевич?
Пушкин покосился на добродушное, полное лицо Елизаветы Михайловны, так напоминавшее внешний облик её знаменитого отца – фельдмаршала Кутузова. Ныне он даже в словах ближайших друзей с болезненностью угадывал замаскированное любопытство, а порой и скрытую насмешку. И в ней, давней своей поклоннице, привязанной к нему фанатичной любовью, заподозрил желание к иронии. Наверно, и сама Елиза, как он часто называл Елизавету Михайловну, считала его ревность смешной и беспочвенной, особенно сейчас, когда француз заговорил о чувствах к Катрин. Почему же никто не видел в этом фарса, пьесы, разыгрываемой обоими Геккернами, насмешки над его Наташей?! Он решительно направился к свояченице и, демонстративно не замечая Дантеса, потребовал от неё покинуть раут вместе с ним…
Катрин рыдала в своей комнате, сёстры пытались остановить её истерику, но лишь натыкались на упрёки и обвинения.
– Вы все мне завидуете! Жорж любит меня, хочет жениться, но вы все противитесь! А твой муж, Таша, он поступает хуже всех. Зачем, скажи, зачем он вёл себя у Фикельмонов так отвратительно?!
– Катенька, – Натали присела на край постели, – мы желаем тебе только добра. Месье Дантес он… его намерения кажутся несколько странными.
– Ах, отчего же?! Не потому ли, что ты продолжаешь считать его своим поклонником?
Наталья Николаевна нахмурилась, каждое слово давалось ей с трудом:
– Катенька, послушай, Жорж – человек без чести, я не рассказывала вам с Азей, но он шантажировал меня, хотел, чтобы я отдалась ему, говорил, что иначе покончит с собой. И вдруг, не прошло и двух недель, заговорил о женитьбе на тебе. Кому он лгал – тебе или мне?
– Так тебе не приходило в голову, сестрица, что в эти две недели он мог полюбить другую? Он полюбил меня, потому что… – Катрин поднялась во весь рост, оправив белое платье, которое так и не сняла, вернувшись с раута. – Потому что я стала его любовницей и ныне встречаюсь с ним.
Натали охнула, зажала рот сжатым кулачком.
– Где? – сдавленно вопросила она.
– У тётушки. Ей всё известно, и Екатерина Ивановна нас поддерживает.
