скачать книгу бесплатно
На самом деле это, правда, потрясающе, когда ты создал что-то, хоть книгу, хоть зайчика из пластилина, и это сделало чью-то жизнь краше. Это самое крутое, что может быть.
– Андрюша! Смотри, вот еще письмо… Не спи! «…Ваши книги такие позитивные»… Так, дальше неинтересно, это про нее, а не про меня… Ага, а вот тут про меня: «Вы сама такая же веселая и позитивная, мы вас обожаем всей бухгалтерией, пишите нам на радость!» Слышишь? «Пишите! Нам на радость!» …Почему ты не радуешься?! Так, а тут смотри, вышло мое интервью, а вот афиша встречи в московском Доме книги, а это с телевидения, приглашают в ток-шоу… Смотри сколько всего!
Как в одном неглупом человеке может уживаться такое по-настоящему человеческое желание быть нужным людям и такая идиотская суетность? Она любит, когда жизнь кипит вокруг нее, как будто она кура в бульоне.
– Почему я должен радоваться? Может быть, у меня сейчас другое настроение. Не все вращается вокруг тебя.
– Ты прав, конечно, не все… Почему не все?
Она эгоистична, как картина Рафаэля, как будто она одна красота и совершенство и вокруг нет ничего.
Может быть, каждый писатель по определению является сам себе картиной Рафаэля, ведь он сосредоточен на своем внутреннем мире? Даже такой, как Мамочка, не вполне настоящий?..
– А вот неприятное. Смотри, вышла книжка – сборник «Петербургские писатели». Все тут, а меня не включили, никто и не подумал меня позвать… Знаешь, от этого такие бульканья горестные в горле, как фонтанчик – бульк-бульк, горько-горько, обидно-обидно, никому не могу об этом сказать, только тебе, какое счастье, что я могу тебе все сказать… А вот она там есть! Если бы ее тоже там не было, мне бы было не так обидно, не так ужасно больно… Да, мне больно вообще и в частности. Я раньше думала: как пережить все, не рассказывая подругам? А теперь я думаю: только так и можно пережить, потому что не обсуждаешь свои горести… Только с тобой я могу обо всем говорить, все обсуждать. …Что мне обсуждать, какие горести? Как какие? Меня тут нет. То есть там, в этой книжке. А она есть.
Она – это Алена Карлова, которую включили в сборник. Вот такая ерунда Мамочку мучает. Человеку пятьдесят лет, а его мучает такая ерунда!
– Знаешь, что я подумала… Не знаешь? А вот что: мне нечего сказать про главное, про жизнь и смерть, – я не настоящий писатель, поэтому меня и не включили в сборник… Но раз так, я больше никогда не буду писать …Или все-таки мне есть что сказать?
Бедная Мамочка. Мучается, как настоящий писатель. А ведь она писательница для дур. Все ее книги могут называться одинаково: «Очарованная Дура».
Нет, это не то. Не подростковая ненависть к предкам.
Просто это правда: Мамочка – знаменитая писательница для дур.
Она гораздо умнее своих глупых книг. Но пишет всерьез, искренне считает это творчеством, придумывает персонажи, чтобы все было психологически обосновано. Сюжет всегда одинаковый: он и она ищут любовь, находясь в разных местах: Россия и Америка, Воронеж и Москва, разные этажи в одном подъезде, два соседних стола в одной фирме. Сквозь препятствия он и она движутся друг навстречу другу. Препятствия различаются: это другая любовь, предыдущий муж или свекровь, болезнь, предательство.
Конечно, можно сказать, что я не смею смеяться над ее книгами – ведь я ем ее книги, одеваюсь в ее книги.
А я вот смею! Мне за нее обидно. Она сама говорит – делать надо только то, в чем ты первый. Тем более если человек умный, образованный, как она. Или уже тогда писала бы любовную хрень для теток не всерьез. А она, умная, образованная, всерьез говорит «мое творчество».
… – Почему все говорят о возрасте? Что вообще за проблема – возраст? Зрелый возраст богаче юного! …Но как мне жить в таком возрасте? Представь, что все – редакторы, пиар-менеджеры, журналисты, буквально все моложе тебя, а ты, оказывается, старый хрен… Это я про себя…
Так зрелый возраст богаче или она старый хрен?
– Ты думаешь, что я путаюсь, не могу точно выразить такую простую мысль? А потому что это совсем не такая простая мысль.
Недаром у нее большие тиражи. Многотысячные тиражи означают, что она понимает многие тысячи людей, читает их мысли… вот как сейчас мои.
– Знаешь, я скажу тебе один секрет: все, что было раньше, как-то побледнело, стерлось… Я даже мужей своих не сразу вспомню. Нет, твоего отца – конечно… Да и как его забудешь, если он приходит… приходит и приходит… Андрюша, у меня – только не смейся – пропала радость жизни… Нет, в целом радость жизни осталась, но детская радость жизни пропала. Вот скажи, почему лет до сорока семи – сорока восьми я чувствовала себя ребенком, а теперь не чувствую?
– Может, теперь ты чувствуешь себя подростком?
– Ха-ха, очень смешно, – проворчала Мамочка, не отрываясь от экрана ноутбука. – Хотя в этом что-то есть – чувствовать себя подростком. У меня будут подростковые комплексы! Я буду недовольна своей внешностью, буду расстраиваться, что у меня слишком большой нос… Что еще? А, да-а, я буду искренне думать, что все происходящее со мной уникально… Еще секс, я буду все время думать о сексе… Буду переживать, что думают обо мне другие люди.
Она и сейчас переживает, что думают о ней другие люди. Иначе зачем смотрит в Интернете про себя, набирает в поисковике «Клара Горячева» и бегает по ссылкам?
– О-о, смотри, что я нашла про себя. Это материал о презентации, которая была в московском Доме книги, там еще была девочка-журналистка, такая приятная… Слушай, что она пишет: «На сцену вышла пожилая женщина, воплощение петербургского стиля, интеллигентности…» Что? – Она так испуганно захлопнула ноутбук, как будто оттуда на нее выскочил черт. – Пожилая женщина – я?.. Разве можно так говорить про человека?..
– Журналистка дура, ты даже взрослой не выглядишь…
– Ну да, я старше этой девчонки-журналистки, но так писать про меня неправильно… Боже мой, ведь она училась на журфаке, сто раз пожалеешь о советском образовании… Какие времена, какие нравы… Надо же так сказать про меня – «пожилая женщина»… А это точно про меня?
Расстроилась, ушла. Жалко ее, совсем не умеет смотреть фактам в лицо, живет в розовых очках по всем пунктам. В смысле своего возраста особенно.
Все это было о Мамочке. Теперь продолжим обо мне.
У меня говорящая фамилия, как в русской литературе XIX века – Скотинин, Вральман, Стародум… Я – Мамкин. Как будто это специально вышло, ведь мама занимает в моей жизни огромное место.
Я меланхолик. «Человека меланхолического темперамента можно охарактеризовать как легкоранимого, склонного глубоко переживать даже незначительные неудачи, тонко реагирующего на малейшие оттенки чувств».
Всем кажется, что внешне меланхолик щуплый, бледный, в очках… Ну, я такой и есть: очки, легкая сутулость, – типичный питерский ботаник. Не понимаю, почему про меня говорят «красавец», может быть, из-за роста?
Татка-писихолог говорит, что я соткан из противоречий. Это так, личность у меня очень противоречивая, мой внутренний мир отличается от того, каким меня видят другие.
Внутренний мир у меня очень робкий, как положено меланхолику, а внешность мужественная: рост 186, голос низкий, хриплый. Мамочка говорит, что я в детстве очень много плакал и сорвал голос. А может быть, эта хрипотца из-за того, что в детстве я всегда был простужен.
Теперь представьте, каково мне. К красавцам предъявляются определенные требования, если красавцы не могут им соответствовать, они страдают.
На этом с жалобами все. Я постараюсь избежать нытья, рассказов о том, как я замазываю прыщи украденной у Мамочки крем-пудрой, жалоб на неуверенность в себе, мечтаний о сексе и другого типично юношеского содержания.
Я вообще хочу поговорить о другом. Меня интересует взросление. Не мое, а Мамочкино. Взросление взрослых интересней, чем взросление подростков. Каждый подросток считает свои страдания (по поводу прыщей, я имею в виду прыщи в прямом и переносном смысле) особенными, но все подростковые страдания одинаковы.
Каждый взрослый считает свои страдания в точности такими, как у других, но страдания взрослых все разные.
Итак, в детском саду меня дразнили Андрюша в пальто. Кто-то из родителей приволок в дар детскому саду антикварную куклу 1965-го, кажется, года выпуска. Это был кривоногий щекастый пупс в синей кепке и пальтишке, на руке у него висел ярлык «Андрюша в пальто».
Клянусь, что никакого сходства с кривоногим пупсом у меня не было: ни щек, ни пальто. Только имя: Андрюша.
Меня дразнили, я плакал. Плакать не было моим осознанным выбором, плакать от обиды – это свойство моего темперамента: я же меланхолик – ранимость, чувствительность, нежная душа, черт бы ее побрал, если бы вы знали, как с ней неудобно.
Татка говорит, что темперамент динамически и энергетически определяет человека. Ну вот, моя энергия невелика, раз я меланхолик.
Планы на будущее
За меня всего хочет Мамочка. Мамочка – писательница, она привыкла сочинять судьбы.
Она знаменитая писательница. Продается повсюду. Все видели фиолетовые обложки с красным сердечком, как фантик от леденца. В интервью скромно говорит, что любая женщина может стать писательницей, нужно только вспомнить, что писала сочинения на пятерки, и немного нахальства: написать книгу все равно что сварить суп – взять интригу, добавить семейных проблем, по вкусу посолить сексом, поперчить какой-нибудь модной философией. Не переборщить с перцем, чтобы было не слишком умно.
Чего конкретно Мамочка хочет для меня?
Она хочет, чтобы я достиг… ну, вы знаете, добился. И при этом отличался от других. Был не тупо профессором в Гарварде или топ-менеджером в «Газпроме», – это для нас слишком мелко! Мамочка хочет, чтобы ее сын стал современным Леонардо да Винчи: спортсменом-интеллектуалом, чувствительным мачо, бегал марафоны и метал снаряды, задаваясь эськзист… экзинцистанци… экзисценци… эк-зи-стен-циальными… главными вопросами человеческого бытия.
Фиг вам, вот что я могу сказать на это. Из того, что она сочинила для меня, мне ничего не надо.
Чем я отличаюсь от других.
О-о, я многим отличаюсь! Я уже в детском саду отличался от других мальчиков… Речь не идет о сексуальной ориентации, сексуальная ориентация у меня традиционная. И да, я точно знаю: мне уже приходилось заниматься сексом. Точнее, мне пришлось заниматься сексом.
Ну, или почти сексом. Татка хотела этого больше, чем я… Не думайте обо мне плохо, но я мог бы еще подождать, без всякого напряга, честно. В семнадцать лет все люди взрослые, но одни взрослей, чем другие. Татка взрослей, чем я, а может быть, у меня не слишком страстный темперамент, я ведь меланхолик. Все люди в семнадцать лет придают больше значения сексу, чем отношениям, а для меланхоликов важнее отношения, чем секс.
Мура, моя сестра, сказала мне: «Тебе с такой красотой будет трудно жить, все женщины будут думать, что ты капитан дальнего плавания». В прямом смысле капитан дальнего плавания или в переносном? Она сказала: «Твоя внешность вызывает надежду». Я понял: они будут думать, что я их мечта. Но я не хочу быть мечтой!
– Когда ты осознал, что ты такой красивый? – спрашивает Татка.
– Никогда. Ничего я не осознал. Ну, с девяти лет, наверное, осознал, или с одиннадцати…
Не то чтобы я не верил, что я красивый, с чего бы всем врать… но это никогда не было правдой для меня.
Я на каждого человека в жизни, и особенно в кино, смотрю и думаю, в чем я его хуже, слабее или глупей. А если не могу сразу придумать, в чем я хуже, то у меня есть слабости про запас, которые всегда можно пустить в ход. Например, я не могу есть незнакомую еду. Это кажется ерундой, но это слабость: папа говорит, что настоящему мужчине должно быть все равно, что есть.
Или иногда я забываю, как надо двигаться. Машу руками, как идиот, или, наоборот, становлюсь слишком зажатым.
Иногда ухо тереблю.
Или придаю лицу задумчивое выражение, как будто напряженно о чем-то думаю. Но это со мной уже в последнее время реже бывает. Теперь я уже ни для кого не живу. Теперь я живу сам: плохо ли, хорошо, но это я.
– Но как именно ты понял? Что ты такой красавец, как атлант у Эрмитажа? Нет, ну ты же знаешь – ты идешь, и все девочки поворачивают голову. Тебе это приятно?
– Неприятно.
Мне очень неприятно. Мне это вообще не нужно. Я не атлант, они не сутулые, а я специально сутулюсь, чтобы меня не увидели. Это как будто все от меня чего-то хотят, а я не могу им дать.
– Ты не можешь принять себя красивым.
Ну да, наверное… Я недавно прочитал биографию Пруста, он сказал: «Принять самого себя – это первое условие писательства». Непонятно, что он имел в виду.
– Ты у меня такой гиперчувствительный… – Татка смотрит на меня, как будто я ее пудель, иду рядом без поводка.
Чем еще я отличаюсь от других? Я единственный из всех знакомых мне людей в мире, кроме Мамочки, читал Пруста и биографию Пруста. Мамочка говорит, что Пруст прекрасен, она очень любила его в юности, но теперь даже полстраницы Пруста погружает ее в сон.
Пруст был меланхолик и гомосексуал. Еще раз отмечу, что я – нет, я меланхолик и гетеросексуал.
Сейчас вместо «меланхолик» модно говорить «высокочувствительный человек».
Но суть-то от этого не меняется! Я как типичный меланхолик всегда сначала вижу неприятное, страшное, опасное и первым делом пугаюсь. Или обижаюсь, или разочаровываюсь, впадаю в панику, в зависимости от серьезности ситуации.
…Потом прихожу в себя, и уже можно как-то пережить.
Никто этого не знает, внешне я сильный, сдержанный и невозмутимый, как удав. Вы бы на моем месте тоже были как удав! Если бы годами слышали: «ты что, девочка?!», «будь мужчиной», «сдерживай эмоции»…
Я годами тренировался не плакать, не быть как девчонка… Привык уже маскироваться под невозмутимого удава, а слезы сами собой наворачиваются на глаза.
Я еще кое-чем отличаюсь от других в плохую сторону: не мог ругаться матом (а ведь нужно!). Когда на переменах на доске писали матерные слова, у меня от этих слов шел мороз по коже и разливался холод в душе.
Мне были неприятны грязные руки, кровоточащие царапины, ноги в песке, из-за этого я не любил купаться в море, мне ни разу в жизни не хотелось залезть куда-нибудь в трубу – там темно. Или спрыгнуть со второго этажа – это высоко.
Я позже узнал: меланхоликам свойственно опасаться за свою физическую целостность и стараться всегда быть идеально чистыми.
И еще я с трудом научился ездить на велосипеде. Вы скажете, что это не опасно, но разве вы не боялись завалиться набок? Я боялся завалиться набок и так и не решился ездить без рук… Потом страхи почти прошли, но слава богу, никто уже не скажет мне: «А ну давай без рук!»
И было ужасно неприятно, когда папа говорил мне с натужной бодростью: «Ну ты же мужик!» Я боялся не быть мужиком еще больше, чем ездить без рук.
Ну, если честно, совсем честно, страхи не прошли, но я научился скрывать. Мысленно сворачиваюсь в шарик, как южноамериканский трехпоясный броненосец (разумеется, без хвоста), и тогда можно как-то пережить.
Важно!!!
Не думайте, что Мамочка меня плющила, призывая к мужественности в ущерб моей натуре! Мамочка всегда была во всех смыслах на моей стороне: и когда я дрался (редко), и когда плакал (часто). Если я хотел плакать, она меня обнимала. Но мои отцы, конечно, вели себя иначе.
У Мамочки было пятеро мужей. Трое, если считать по головам. Пятеро, если считать четвертого за двоих и что она безусловно выйдет замуж еще раз.
Столько мужей звучит, как будто я в детстве стал центром какой-то драмы, как будто у меня была психологическая травма. Татка очень хочет приписать мне кучу комплексов и проблем от такого нестандартного количества отцов, но я сразу скажу: не выйдет! В моей жизни не было никаких драм. У Мамочки было от трех до пяти мужей, а если у кого-то пять мужей, то ясно, что этот человек сам станет центром любой драмы и не поморщится.
Все Мамочкины мужья были мне хорошими отцами. Воспитывали меня с любовью и старанием, чтобы я «вырос мужчиной» по их образу и подобию. Это, конечно, были немного разные образы и подобия, ну и что?
Вот список. Пять мужей Мамочки.
Отец номер 1, студент. Первый муж Мамочки, строго говоря, не имеет ко мне прямого отношения. Они с Мамочкой поженились детьми, у них родилась Мура, затем они развелись, потому что выросли. Муре 29 лет, она разводится, но это неприятная тема, об этом потом.
Первый муж Мамочки служил в нашей семье постоянным положительным примером, образцом всего самого лучшего. Когда я был маленьким и плохо себя вел, моя бабушка, Синьора Помидора, говорила: «Вот бери пример со Стасика, Стасик был такой хороший мальчик… слушался, никогда меня не расстраивал», когда жадничал – «Стасик всегда давал всем свои игрушки», когда плохо ел – «Стасик всегда доедал кашу». Думаю, Помидора считала, что следующим Мамочкиным мужьям необходимо иметь моральные авторитеты, и пусть их моральным авторитетом будет Стасик, первый муж… Почему она Синьора Помидора? Я назвал ее так, когда она прочитала мне «Чиполлино». Она закрыла книжку, легла на диван, поставила на живот пепельницу, закурила и сказала: «Это последняя книжка, которую я тебе прочитала. Теперь я буду лежать и курить, а ты будешь мне читать». В ответ на это я заплакал: «Ты… ты, ты… ты Синьора Помидора!» С тех пор мы называем ее Синьора Помидора, или Помидорина.
Отец номер 2, второй муж Мамочки, банкир, служит, напротив, плохим примером. Помидора говорила: «Борька – человек нашего круга, доктор наук, так нет, ему надо было стать банкиром! Зачем приличному человеку становиться банкиром? Лично мне не нужны такие деньги… Я предупреждала: не надо рисковать, жадничать, думать, что умнее всех… Хорошо, что хоть не убили в бандитской перестрелке». Казалось, во втором Мамочкином муже ненадолго сошлись все пороки и недостатки.
Отец номер 3, папа. Помидора говорила: «Твоя мамочка решила, что достаточно выросла, что может выйти замуж за учителя. Но разве можно быть замужем за учителем? Не хочу сказать ничего особенно плохого про твоего отца, но он невозможный человек… Жена не может быть ученицей».
Отец номер 4, четвертый муж Мамочки, он же второй. Помидора называет его «бедный милый Боречка, как же так случилось?». Они с Мамочкой развелись три года назад, а в прошлом году он разорился. Помидора передает ему его любимые котлеты. Мамочка говорит: «Напишешь такую историю – люди не поверят: люди думают, что разориться до котлет можно только в сериалах». Я его люблю больше других моих отцов (шутка, первого я в жизни не видел, а второй – это тоже он) и жалею за то, что у него все отняли компаньоны, затем кредиторы.
Честно говоря, я не понимаю, зачем они расстались. Помидора до сих пор кричит ему по телефону: «Ты поел?! Ну, как котлеты?..», как будто он Мамочкин муж. Мура до сих пор советуется с ним во всем, как будто он Мамочкин муж.
Вы же понимаете, что мужья Мамочки воспитывали меня по-разному? С отцом-банкиром я был «богатым», он учил меня, что деньги управляют миром. С отцом-учителем я был «бедным»: раз в месяц он учил меня презирать финансовый успех.
Отец номер 5. Его пока нет, а может быть, Мамочка держит его в секрете. Помидора надеется, что это будет публичный человек, политик или режиссер, и нам предстоит много интересного: она любит светскую жизнь, премьеры, концерты и не отказалась бы выходить из машины в мехах на красную дорожку.
Татка говорит, что все-таки эта катавасия с отцами повлияла на мое эго: отцы воспитывали меня по-разному, вот я и вырос таким амбивалентным – хорошим и плохим одновременно.
Татка говорит, что отец – это главный в мире человек и если он дает нам все, что мы хотим, нам кажется, что мир не страшный и любит нас… Сама она выросла вообще без отца, ей видней.
Интеллектуальные достижения: Андрей Мамкин – мозг нации.
Это шутка.
Но я достаточно умный и на своем веку много учился.
Куда меня только не отдавали! На шахматы, математику, информатику, карате, фехтование, фортепьяно и вокал. Я мечтал играть в футбол, но Мамочка считала футбол, хоккей, баскетбол такими же пошлыми, как хор. Она никакие командные виды деятельности не рассматривала, только личные достижения.
Потом я, конечно, все бросил и стал трудным подростком.
Когда я говорю «стал трудным подростком», то не думайте! Не думайте ничего плохого.
