Чуждость

– Ладно, проехали… – небрежно махнув рукой, она выпрямилась и, повесив на плечо сумку, направилась к дверям.

Однако выйдя из них, она пошла совсем не туда, куда озвучила Шону, а к служебным помещениям и, выйдя через них на улицу, обогнула задний дворик и прошла в соседний маленький китайский магазинчик так, чтобы её не заметила охрана, ожидающая их в машине у входа в ресторан.

Там она купила первую попавшуюся на глаза серебряную безделушку с сердечками на массивной подставке и, отказавшись от сдачи, с очаровательной улыбкой попросила хозяина разрешения позвонить.

Расплывшись в ответной улыбке, тот тут же провел её в небольшую комнатку, за прилавком, где впритык стояли сейф, стул и маленький стол с телефоном.

– Вот, звоните, – указал он рукою на телефон.

Протиснувшись к стулу, Мила села и подняла трубку. В это мгновение на двери звякнул колокольчик, и хозяин поспешил к прилавку, оставив её одну.

На мгновение задумавшись, Мила решительно набрала номер и, услышав в трубке знакомый голос, торопливо, практически скороговоркой произнесла заранее заготовленную и давно обдуманную фразу:

– Брюс, это Лу. Мне очень нужна твоя помощь. Я не могу долго объяснять, поскольку за мной следят. Ты, конечно же, вправе мне отказать, но мне больше не к кому обратиться, а на кону стоят жизни людей. Можешь помочь?

– Говори, что надо делать, – тут же, не став вдаваться в подробности, кратко отозвался он.

– Можешь подогнать свою полицейскую машину к проходной моего института к назначенному времени, чтобы вывезти оттуда меня и еще одного человека?

– Без проблем. Говори день и время.

– Только ты один должен быть, тут дело очень деликатное, и огласка для меня смерти подобна…

– Значит, буду один. День и время.

– Завтра, около полудня… ну и на всякий случай оружие захвати, не хотелось бы чтобы оно пригодилось, но что-то мне подсказывает, что добром меня не выпустят…

– Я без него не езжу. Что-то еще?

– Когда приедешь, потребуй что-нибудь у охраны, что ты имеешь право проверить, и держи машину непосредственно перед шлагбаумом, но разверни уже на выезд и стой с работающим двигателем и задней открытой дверью. А когда я выйду и сяду в машину, сразу уезжай.

– Понял. На случай если ты не выйдешь, что мне делать? Еще какой-то день для подстраховки не хочешь назначить?

– Брюс, если я не выйду, то значит, не выйду уже никогда. Поэтому давай считать, что выйду обязательно.

– Договорились.

– Тогда до встречи, – проговорила она и повесила трубку, после чего быстро вышла, кивнув на прощание хозяину магазинчика и тем же путем, что пришла, вернулась обратно.

Шон, встретил её в коридоре, достаточно жестко, схватив за плечо:

– Ты где была?

– С чего вдруг такой допрос с пристрастием? – она раздраженно сбросила его руку с плеча.

– Тебя не было в туалетной комнате. Я попросил официантку позвать тебя, но там тебя не было! Где ты была?

– Вот вечно ты все испортишь, Шон! – скривив губы, она полезла в сумку и сунула ему в руки сувенир с сердечками: – Вот, возьми, все равно сюрприз теперь уже не получится, и вообще настроение хоть как-то налаживать наши отношения у меня пропало, хотя завтра и годовщина нашей первой встречи, но теперь это уже неважно… Ты достал меня, достал своим недоверием и тотальным контролем, мало того что Ника ко мне приставил, так еще и сам каждый шаг отслеживаешь. Это невозможно выдерживать… Мне порой хочется послать все куда подальше… все равно ничего не получается, и Криса я вероятней всего угроблю… а потом ты за меня примешься, раз тебе во что бы то ни стало хоть какой-то результат получить хочется. Тебе явно плевать и на меня, и на наши взаимоотношения… Опять все твои слова лишь фасад за которым стремление выжать из меня все, что сможешь. Надоело! Все! Пошли отсюда, ничего не хочу больше, ни есть, ни тебя вообще видеть.

– Тихо, тихо, – Шон притянул её к себе, обхватив одной рукой, одновременно рассматривая зажатую в другой руке подставку с сердечками, – извини. Твой сюрприз удался, я удивлен, тронут и смущен одновременно.

– Да пошел ты со своим смущением, знаешь куда? – тут же попыталась высвободиться она.

– Никуда я не пойду, не дождешься! Я люблю тебя, и идти по любому адресу согласен лишь в твоей компании, – крепче прижимая её к себе, моментально парировал он. – Все, дорогая, пошли поедим, рыбка уже ждет тебя, как и моя благодарность за то, что пытаешься возродить меж нами былые чувства. Я уж отчаялся ждать, поэтому и пытаюсь отслеживать каждый твой шаг, опасаясь, что сбежишь от меня.

– Насильно держать намерен? – чуть повернувшись, она уперлась в него недобрым взглядом.

– Тебя насильно не удержишь, я знаю. Поэтому и стараюсь создать такие условия, при которых ты посчитаешь за благо остаться сама.

– Ты не только манипулятор, Шон, который прекрасно знает мои слабые места, но ты еще и шулер, поскольку играешь явно краплеными картами, используя чужие жизни.

– Возможно, не стану спорить. Но что мне остается, дорогая, если на кону стоит такое чудо как ты? Любовь к тебе лишает меня остатков всякой принципиальности.

– Тьфу, терпеть ненавижу, когда этим словом прикрывают собственный эгоизм и желание обладать любой ценой. Ты алчный себялюбец, привыкший добиваться желаемого любой ценой.

– Пусть так, дорогая. Не буду спорить. Нравится мою любовь к тебе называть такими уничижительными эпитетами, твое право. Только что это меняет? Расклад все равно остается прежним, и тактику игры я не сменю. Так что хватит пререкаться и пошли кушать, иначе твой разлюбезный Крис очень пожалеет о несговорчивости руководительницы его экспериментальных исследований.

– Скорее экспериментальных исследований над ним, – поморщилась Мила.

– Ты как всегда более точна в определениях, дорогая, – усмехнулся он и вопросительно посмотрел на нее: – Так как: вернешься к столу или перейдем к конфронтационным действиям?

– Хорошо, я вернусь к столу, но ты пообещаешь, что перестанешь так контролировать меня… не могу работать в такой атмосфере, меня это раздражает.

– Я ведь уже пообещал, что Ник будет страховать тебя лишь сверху и исполнять любые распоряжения. Что тебе еще надо?

– Чтобы ты не забыл об этом.

– Когда я хоть что-то забывал? Я никогда ничего не забываю, дорогая. Пошли к столу.

Закончив есть, Шон, откинувшись на стуле, неспешно потягивал вино из бокала, с интересом рассматривая купленный ею серебряный сувенир с сердечками, который поставил на стол.

– Я вот сижу и думаю… что-то с датами у меня нестыковка выходит. Ты говоришь, завтра годовщина нашей первой встречи… но этого не может быть. Ты явно вводишь меня в заблуждение.

– Шон, у тебя прогрессирует не только мнительность, но и склероз… это печально, особенно для меня.

– А мне что-то начинает казаться, что это не у меня склероз прогрессирует, а ты начала заниматься измышлениями. Понять бы еще с какой целью… Поскольку я пришел на преддипломную практику в институт в начале весны, точное число могу посмотреть в отделе кадров, то эта дата абсолютно не подходит, а если ты имеешь ввиду нашу встречу в твоем последнем обличии, то и она еще нескоро.

– Я имею в виду не эти даты, а совсем самую первую нашу встречу… впервые я увидела тебя на студенческой конференции в твоем учебном институте, когда ты выступал с абсолютно бестолковым по сути докладом, но с очень грамотной подборкой многих последних публикаций того времени по данной проблематике и их интересным анализом. Твой научный руководитель пел дифирамбы твоей работоспособности и умению красиво преподать любой материал и уговорил взять тебя на практику.

– Ты никогда не вспоминала о ней раньше.

– И что с того?

– Ты хочешь сказать, что запомнила число, когда эта конференция была и помнишь его до сих пор?

– Нет, Шон, я просто вчера наткнулась на записи о ней, и как-то воспоминания нахлынули, вспомнила какие отношения у нас были… одним словом, захотелось попробовать что-то в душе возродить, но к сожалению, как видишь, задумка не удалась, нельзя дважды войти в одну и ту же реку…

– Черт! – он резко выпрямился и, отставив бокал, потянулся к ней и взял за руку. – Я действительно все испортил. Извини, Мил. Пожалуйста, извини… Не знаю что на меня нашло… я просто очень боюсь тебя потерять… поэтому так и перестраховываюсь. Давай попробуем еще раз.

– Шон, не сегодня… Может быть через некоторое время, если я увижу, что ты перестал относиться ко мне как к курице, несущей золотые яйца, а стал проявлять и больше доверия, и больше понимания, мне захочется попробовать вновь, но явно не сегодня…

– Хорошо, я дам тебе время, только не жди, что много… запас моего терпения на исходе. Я устал, и нервы у меня тоже на пределе.

– От чего это, позволь полюбопытствовать, ты устал? – не смогла сдержать ироничной усмешки Мила.

– О да, конечно, это только ты занята глобальными проблемами и можешь уставать, а подобный мне плебей, от чего он может устать? Что такого он вообще по жизни делает? Ведь все рабочие и технические моменты, договора, закупка нового оборудования, трудовые соглашения, графики работ, отпусков, планы и отчеты это все так элементарно и просто, вот только что-то ты ими никогда заниматься не любила, и выматывали они тебя больше, чем все твои исследования вместе взятые. С чего бы это, а? – тут же зло парировал он в ответ, чуть крепче сжимая её руку.

– То есть ты устал от возложенных на тебя, как на директора института, обязанностей? Так?

– Да, так!

– Для меня это странно, – она высвободила руку и, взяв свой бокал, неспешно пригубила вино. – Поскольку все идет хорошо, никаких неприятностей нет, планы все не только выполняются, а даже перевыполняются, ты занимаешься лишь повседневной рутиной, которая тебе всегда нравилась и никаких отрицательных эмоций у тебя не вызывала, даже наоборот ты испытывал, да и сейчас испытываешь удовольствие, командуя и распоряжаясь, я же вижу… Но все равно, оказывается, ты устал и нервы у тебя на пределе… Мне кажется, ты лукавишь, Шон. Нервы у тебя на пределе не от твоей работы, а от наших с тобой взаимоотношений. Тебе не удается прогнуть меня под себя, вот ты и злишься, и психуешь. Ну давай будем откровенными… Раз ты хочешь попробовать вернуть былые отношения, то будь любезен взглянуть правде в глаза: твоя главная причина психоза это я, и никто иной. Ты хочешь командовать мной, как и всеми другими, а мной командовать нельзя…

– Да не собираюсь я командовать тобой, Мила… даже в мыслях не держал. Я лишь хочу, чтобы ты как раньше доверяла и полагалась на меня, и я все сделаю к нашему общему благу… – дождавшись, чтобы она отставила бокал, он вновь обхватил её ладонь руками и, притянув к себе, прижал к губам. – Я люблю тебя, Мила… люблю.

– Докажи! Откажись от эксперимента над Крисом и пообещай больше не пытаться искать других добровольцев. Это направление мало того что антигуманное, но и тупиковое. И если ты меня любишь и доверяешь мне, то ты его закроешь.

– Мила, ну давай не путать мух с котлетами и чувства с работой, – перестав целовать её руку, он чуть сильнее сжал её пальцами и уперся ей в глаза холодным взглядом. – Я не только тебя люблю, я еще люблю мое детище, наш с тобой институт, в которой вложил ничуть не меньше чем ты. Всю душу в него вложил… Я не знаю, почему ты так яростно хочешь лишить его самого перспективного направления… Версию о желании остаться единственной представительницей, обладающей столь уникальными способностями, ты категорически отвергаешь, но кроме неё нет больше ни одного разумного довода почему ты так стремишься остановить эти исследования. Все, Мила! Мне надоело! Заведешь еще раз разговор об этом, передам всю информацию о тебе нашим кураторам, и пусть они с тобой разбираются, раз не нравится, как я к тебе отношусь, и ты постоянно требуешь какие-то доказательства и выдвигаешь абсолютно невыполнимые требования.

– Да пожалуйста… – она вырвала руку и гордо выпрямилась. – Звони им хоть сейчас! Ну что мешкаешь? Звони, говорю! Пусть они разберутся! И в добавок разберутся с тем, какие интересные махинации ты прокручиваешь последнее время, чтобы уйти от налогов.

– Ты ничего не докажешь.

– А мне и не надо будет. Доказывать будут они, я просто дам наводку, где искать.

– Это шантаж!

– А ты что хотел? Что я буду терпеливо сносить твои угрозы? Нет уж, дорогой. Тебе проще меня прикончить, но никак не сдавать им. Только и этим меня не испугать, я уже умерла…

– Прекрати, Мила! Хватит! – он требовательно выставил вперед руку. – Ты к счастью жива и здорова, и с зомби не имеешь ничего общего, не гневи Бога. И вообще давай не вступать в конфронтацию. Ни тебе, ни мне это ничего не даст. Я признаю: был неправ и опять наговорил тебе ерунды, извини, меня иногда заносит, начинаю по привычке давить, забывая, что ты это умеешь делать на порядок круче… Не сердись, давай забудем, что мы с тобой в сердцах друг другу наговорили и вернем статус-кво. А то наш разговор в какое-то не то русло зашел.

– Да без проблем. Только не вешай мне больше лапшу на уши про твою любовь.

– Лапшу не буду, а вот не рассказывать о своих чувствах, извини, не смогу. Меня они переполняют, поэтому не требуй невозможного.

– Тогда говори, что хочешь, только не жди, что верить буду.

– Мила, ну зачем ты так? Ты не догадываешься, что подобными словами вынуждаешь меня перестать рассматривать мое лояльное отношение к твоим темпам работы с Крисом как одно из проявлений любви к тебе? Раз ты не веришь и не ценишь, зачем мне это делать? Вот возьму и сменю сейчас программу эксперимента, заменив ее, например, на такую как изменение болевого порога у пациента под воздействием чего-нибудь… к примеру шума морских волн или пения птиц. И будем смотреть, на каком уровне разряда электродов он отключается при вводимом условии, а при каком без него. Как тебе такая тематика?

– Шон, ты совсем умом тронулся, что про подобные гестаповским опытам эксперименты, речь завел?

– Скорее всего, да, дорогая… Ты сводишь меня с ума своим упрямством, и мне кажется, я готов уже на крайние меры, если ты не перестанешь так изводить меня.

– Я не поняла… Ты что-то хочешь от меня?

– Да! Очень хочу, чтобы ты, наконец, оценила, что делаю для тебя! Вот что!

– Оценила. Что еще? Срочно лечь с тобой в постель в обмен на обещание не пытать Криса или еще что-то? – холодным тоном проронила она, при этом в глазах её застыло ледяное презрение.

– Мил, ну ладно тебе… Неужто ты поверила? Это шутка была… Я понимаю, что злая, но твое отношение меня достает. Порой действительно кажется, что схожу с ума из-за него.

– Я поняла тебя… – она нервно сглотнула, – поняла… и поскольку знаю, что в любой шутке лишь доля шутки, то на данный момент вне себя от счастья, что пока ты не намерен реализовывать эту часть на практике и лишь шутишь по этому поводу.

– Ну хоть что-то тебе счастье доставляет… – невесело усмехнулся он, после чего решительно поднялся из-за стола. – По-моему, нам пора домой. Что-то наше общение зашло в тупик. Я расплачусь карточкой на выходе. Пойдем.

– Я хочу еще посидеть, – Мила вновь взяла со стола свой бокал с вином и залпом выпила до дна, после чего сама долила себе остатки из бутылки и снова выпила.

– Хорошо, дорогая, как скажешь, – пожав плечами, Шон опустился на стул. – Тебе что-то еще заказать?

– Да, фрукты и еще бутылку коньяка, – не поднимая на него взгляда, тихо проронила Мила. Она злилась на себя, что вместо того, чтобы как и планировала, создать у Шона иллюзию постепенного восстановления доверительных отношений, она поддалась эмоциям и вновь постаралась дать ему шанс доказать, что он достоин её уважения и честного отношения к нему и как следствие её отказа от попытки сыграть за его спиной. Однако Шон оказался верен своим амбициям и попытка его образумить и попытаться все исправить, не вступая с ним в прямую конфронтацию, лишь обозлила его, подтолкнув к мысли, что на неё можно влиять, ужесточая условия содержания Криса. Получалось, что этот раунд она проиграла… А в игре, где на кон была поставлена чужая жизнь, она не имела право проигрывать, поэтому надо было срочно менять тактику.

– Ты решила начать мешать напитки, чтобы напиться? – удивленно воззрился он на нее.

– Шон, мне так тошно от осознания, что у меня ничего не получается, и что ты вместо того чтобы поддержать лишь претензии предъявляешь и стращаешь, что да, я хочу напиться, причем до такого состояния, чтобы мне стало все абсолютно фиолетово… а если уж быть до конца честной, то я бы и от бутылочки какого-нибудь моментально действующего яда не отказалась… Надоело… надоело все… ничего не получается, и выхода я не вижу… тупик во всем: и во взаимоотношениях с тобой, и в эксперименте…

– Мила, ты что? Я не узнаю тебя… Ты всю жизнь презирала тех, кто решает проблемы или затуманивая собственное сознание, или сводя счеты с жизнью. И вдруг сама заявляешь такое.

– Шон, понимаешь, королева может существовать лишь при уважающем её короле, когда уважения нет, королеве лучше исчезнуть, поскольку она уже пешка в его игре и не более. А я не привыкла быть пешкой… не могу… – она подняла на него глаза полные слез и тоски.

– Мила, да ладно тебе… Ну что ты право? С чего ты взяла, что я тебя не уважаю? Я уважаю.

– Шон, – она не сводила с него напряженного взгляда, и из глаз её медленно потекли слезы, – я не могу так больше… Зачем ты так со мной? Что плохого я тебе сделала?

– О чем ты, Мила? Я все для тебя делаю… Чем ты недовольна?

– Все делаешь, да? Да ты мне за все это время даже ни одной безделушки не подарил! Ни колечка, ни кулончика… А еще о любви говорит… – она всхлипнула и, откинувшись на спинку стула, чуть запрокинула наверх голову. – Одни слова и больше ничего…

– Мила, тебе это стало нужно? – он порывисто встал и, обогнув стол, подошел и прижал к себе. – Да что же ты молчала? Если бы я только знал, я бы уже завалил тебя подобными подарками… Ты ведь просто раньше всегда очень негативно относилась ко всему этому, говорила, что лишние деньги лучше на исследования потратить, чем на такую ерунду…

– Да? Я так раньше говорила? – она плотнее прижалась к нему. – Ну это, наверное потому что раньше у меня все с экспериментами получалось, а сейчас не выходит ничего, вот и хочется почувствовать себя не исследователем, а просто женщиной… беззащитной и слабой.

– Я тебе в ближайшие же дни подарю колечко. Ты какое хочешь? С бриллиантом? – он присел рядом с ней на корточки и стал осторожно отирать слезы со щек. – Нашла тоже повод плакать…

– Ты съездишь завтра за ним?

– Зачем ездить? Я сегодня же по интернету закажу каталог, ты выберешь, и через пару дней нам его привезут.

– Так могла сделать и я, – Мила раздраженно поморщилась, понимая, что её хитрость по удалению Шона из института не прошла. – Мне хочется, что бы это был подарок в который ты вложил не только деньги, но и свой труд… съездил, выбрал, привез, подарил… А по интернету, это не интересно. И потом картинка в каталоге и реальная вещь это не одно и тоже.

– Мил, так в деньгах моего труда поболее будет, чем в любой поездке за кольцом, поэтому это не аргумент. К тому же завтра напряженный день и совершенно не до поездок по магазинам будет. Хотя если тебе очень хочется повыбирать реальные украшения, давай на следующей неделе вместе съездим.

– Хорошо, отложим на неделю, – кивнула она.

– Вот и умница, – Шон подхватил её руку и прижал к губам, – скоро на одном из этих пальчиков будет очаровательное колечко, моя дорогая, – а потом, медленно распрямившись, с улыбкой осведомился: – Ну как, ты уже успокоилась и передумала напиваться? Или будешь продолжать настаивать, чтобы я заказал для тебя бутылку коньяка?

– Ладно, – она глубоко вздохнула и нервно передернула плечами, – будем считать, что тебе удалось отговорить меня от столь неконструктивной попытки избавления от навалившейся на меня депрессии…

– Вот и замечательно, моя дорогая. Поверить не могу, что ты наконец оттаивать начала и мне посчастливилось хотя бы первый ключик к замочкам твоего сердца подобрать.

– Считаешь их много?

– На мой взгляд, если их окажется меньше десятка, я буду считать, что мне крупно повезло.

– Твой прогноз не сильно оптимистичен.

– Я реалист, дорогая.

– Это радует. Что ж, поехали домой, – она поднялась из-за стола. – Настроение у меня, благодаря твоим обещаниям улучшилось, и возможно это и на исследованиях положительно скажется.

– Твои слова, да Богу в уши. Это было бы великолепно, дорогая, – он поднялся следом и направился к выходу.

***

На следующее утро Мила, предварительно незаметно выведя из строя на пульте систему, позволяющую слышать, что происходит в лаборатории, оставила Ника наверху и спустилась Крису. Буднично поздоровавшись, она завела его в лабораторию, усадила спиной к пункту наблюдения и, начав крепить датчики, негромко осведомилась:

– Ты как спал сегодня?

– Нормально.

– Прекрасно, тогда постарайся никак не выдать волнение и удивление от того, что буду тебе говорить, поскольку за нами наблюдают сверху.

– Так нас с тобой не только видно, но и слышно.

– Сегодня не слышно, поэтому приготовься услышать не совсем обычную информацию и не выдать нас обоих, иначе ни тебе, ни мне не поздоровится.

– Да, конечно, Мила, я постараюсь вести себя как обычно.

– Великолепно. В этом случае слушай: я намерена сегодня тебя вывести отсюда и ты должен мне помочь в этом.

– Это невозможно, Мила. Ты только поставишь под удар себя и больше ничего, поэтому и думать забудь.

– Я все продумала, тебе лишь надо следовать моим инструкциям, ну и еще не удивляться, что у меня внешность Вики Вельд и её имя, – Мила, глядя ему в глаза, поправила край медицинской маски, скрывающей её лицо.

– Не понял.

– Вики уже достаточно давно погибла в автомобильной катастрофе, и директор её заменил мною… Не особенно честно с моей стороны было соглашаться на это, но у меня не было другого выхода… так сложилось.

– Я понимаю, ему невозможно отказать, он хорошо умеет заставлять, – невесело усмехнулся Крис. – И как давно?

– Он поменял нас еще перед международной конференцией, на которой я выступала под её именем, а в это время она как раз и погибла, и весь этот маскарад стало уже не отменить.

– Так вот в чем разгадка… а я все недоумевал как это ей удалось так блестяще выступить… а раз это была ты, то вопросов нет… Теперь становится понятно, почему меня к тебе не подпускали… теперь вообще все встает на свои места. А как, кстати, она погибла?

– Да случайно, взяла директорский бентли и сама за руль села, несмотря на беременность, а в дороге не справилась с управлением…

– Мил, Вики вообще не умела водить машину.

– Что? – удивленно замерла она, а потом поспешно склонилась к пульту с проводами. – Крис, ты уверен?

– Абсолютно. Она никогда не сидела за рулем, и категорически всегда отказывалась даже попробовать, хотя я ей предлагал и не раз мою феррари опробовать, поскольку она ей нравилась, и я тоже считал, что она классно будет выглядеть за рулем такой машины. Но она всегда отказывалась, говорила, что для этого водители есть и не женское это дело.

– Так… – Мила нервно сглотнула, – значит, её убили, и мне кажется, я даже начинаю догадываться кто…

– Кто?

– Тот, кто сейчас наблюдает за нами сверху.

– Директор?

– Нет, его секретарь.

– Ник? С него станется… Со мной он тоже вел себя как опытный палач, которого не особо тронет смерть жертвы. Кстати в свете всего этого, давай ты откажешься от своего плана. Мне не хочется подставлять под удар еще и тебя.

– Крис, уже поздно что-то менять, поэтому лучше соберись и внимательно слушай, что нам с тобой предстоит сделать. Противник у нас с тобой серьезный.

– Я приложу максимум усилий. Ради тебя, Мил, я сделаю, что угодно.

– Сейчас, ты хватаешься за голову, кричишь и имитируешь, приступ сильной головной боли. Можешь сползти на пол для большей правдоподобности. Я быстро отключаю датчики, волоку тебя к боксу, мне на помощь обязательно спустится Ник, и как только он нагнется или повернется ко мне спиной, я отключаю его с помощью шокера. После этого ты помогаешь мне уложить его на кровать и жестко фиксировать ремнями. Причем все молча, там стоит пишущая аппаратура, поэтому лучше обойтись без лишних переговоров. Потом ты переодеваешься, надеваешь шапочку и идешь со мной к выходу. Там мы быстро садимся в ждущую нас полицейскую машину и уезжаем.

– И куда едем?

– Крис, нам бы для начала отсюда выехать, а уж куда потом ехать, я как-нибудь разберусь, не беги впереди паровоза.

– Хорошо, как скажешь. Начинать имитировать приступ?

Мила бросила мимолетный взгляд на часы:

– Через пару минут, как переключу тумблер нагрузки, начинай, это должно выглядеть естественно.

Вытаскивая извивающегося на полу Криса, она дождалась, чтобы к ней бегом спустился Ник, и как только он нагнулся, чтобы ей помочь, заранее приготовленным шокером уперлась ему в шею и дала разряд. Ник тут же ничком повалился ей в ноги, и вставший Крис помог его поднять и уложить на кровать. После чего она зафиксировала ему ноги и руки ремнями, а рот заклеила скотчем, и быстро вместе с Крисом поднялась наверх. Там она достала принесенную заранее одежду и протянула ему. Крис все понял без слов и быстро переодевшись знаком показал, что готов.