скачать книгу бесплатно
Вотун, сморщив лицо и растеряв запал, утянулся обратно.
– А я вот не могу представить, что рядом, в одной постели со мной будет лежать… нечто, – сказал он, словно удивляясь, как кто-то находит это приемлемым. – Кукла. Почти человек. Но не человек.
– Их тоже дергают на «связь», – сказал Гриб.
– И это делает их людьми?
– Возможно, тот, кто заведует «связью», не видит разницы.
– Но я-то вижу, – сказал Вотун. – И давай пока опустим это. Я и так неважно себя чувствую. Что у тебя за новости?
Гриб выпрямился.
– Утром пришел Канчак…
Что умеет Вотун, так это слушать, не перебивая. Он не шмыгал, не чихал, не сморкался, не отпускал реплики и ничего не уточнял, только изредка втягивал сопли в нос да прижимал к зеленым губам рукав потрепанной рубахи. Терпел. Грифель поскрипывал по бумаге, запечатлевая слова.
Гриб обстоятельно рассказал о случае с овцой, о выемке, о стенках загона, о самой овце. Как она лежала, как глубоко была утоплена морда, о своих впечатлениях и выводах. Добавил, что Эппиль внушает ему доверие, но между тем, что видел Эппиль, и тем, что было на самом деле, возможно, имеются большие расхождения.
Когда он иссяк, Вотун встал и беззвучно пропал в глубине дома. Гриб, как завороженный, смотрел на каплю, прочертившую зеленый след и готовящуюся соскользнуть с подоконника на землю. Что-то совсем Вотун, что-то совсем, шелестело в его голове. Надо же, неженки до соплей обожраться.
– Прости, – вывел его из ступора голос Вотуна.
– Да?
– Я все записал. Ты хочешь выслушать мои соображения?
Гриб кивнул.
– Ой, постой, – сказал он, вспомнив, – еще новость. Зепотр новую молитву составил, ночью всем составом читают. Какая-то она у него особенная. А Шагай придумал уже из людей свою машину…
– Подожди, Гриб, – оборвал его Вотун. – Давай с одним делом разберемся, потом и до остального дойдем.
– Ну, если так…
– Не беси.
Сердито взглянув на Гриба, Вотун вытер стекло и подоконник грязной тряпкой. Лицо у него залоснилось от пота.
– Думаю, – сказал он сипло, – не лишне будет начать с самого начала. Это вообще стоит, на мой взгляд, постоянно повторять про себя. Чтобы никаких иллюзий…
Он закашлялся и сплюнул зелень в кулак.
– Я слушаю, Вотун, – сказал Гриб.
Незаметно вздохнуть не вышло.
– Это необходимо, – строго сказал Вотун.
– Я знаю.
– Мы договорились.
– Может, чуть сократим вступительную часть? – предложил Гриб. – Вотун, ты и так больной. Мне тебя жалко.
– Итак…
Собственно, даже с разными, более поздними дополнениями текст был один и тот же. Гриб повторял за Вотуном. Первое: мы помещены в искусственную среду. С этим согласны все, кроме Зепотра, у всех до единого есть ощущения, что это место не является для них родным или знакомым. Второе: где находится это место? Существует три версии. По первой версии, они находятся в родном мире, но на участке, специально созданном (полученном, открытом) для общения с высшим разумом. По второй версии все они похищены и помещены то ли в заключение, то ли в карантин, то ли наблюдаются, как живые экспонаты. У этой версии также имеется подверсия, которую высказал Вотуну Пайс, пока еще был нормален. В ней мы все являемся командой межзвездного корабля, экспедицией, которая по пути, то есть, в глубоком космосе, или уже на месте подверглась аномальному воздействию неизвестной природы. Плюсом подверсии является то, что она объясняет фиксированное количество людей (экипаж) и отсутствие связи с внешним миром. Частично она объясняет и всплывающие у многих в памяти знания и представления, в свете которых межзвездные перелеты не вызывают никакого диссонанса. Не овцеводы мы и не копатели неженки, как можно было бы подумать.
Третья версия, выдвинутая Шагаем, объявляет все вокруг машинной симуляцией. При этом, симуляцией являются не только местность и предметы, но и люди. Люди по Шагаю выступают модулями с определенным набором функций. При этом симуляция настолько сложна, что модули наделены способностью мыслить.
Третья версия не особо популярна в виду того, что осознавать себя модулем не нравится никому. Кроме того, симуляция получается чересчур вольная, без сценария и управления. Хотя, конечно, ни о сценарии, ни об управлении никто модули оповещать бы не стал. Не их это дело.
Далее: цель. Цель вытекает из версий местонахождения. Это контакт, это наблюдение, это выполнение возложенных функций. Но ясной информации о том, что в действительности понимать целью, у них опять же нет. Их реальность состоит из обрывочных воспоминаний, по которым никак нельзя сложить общую картину, и похожих друг на друга дней в заданных границах.
Следующий пункт: «связь». Или Голос. Или голоса. Звуки. Шум. Шелест. Кратковременное подключение к чему-то.
Возможно, это и есть контакт. Только несовершенство нашего мозга, отсутствие какой-то наладки или просто несовместимость смыслового, понятийного аппаратов не дает ему полноценно состояться. Но также существует и иное объяснение: ничего общего с контактом периодические отключения сознания не имеют. Природная аномалия. Влияние атмосферы, каких-нибудь излучений в ней.
С другой стороны, все мы верим именно в то, что «связь» – это попытки достучаться до нас с внешней стороны, из-за пределов нашего мирка размером в шесть квадратных километров. В это верит и Зепотр, и Шагай, и вообще подавляющее большинство здешних обитателей. На получение устойчивого и понятного канала (Голоса) направлены усилия наиболее активных членов общества. К сожалению, апатия, распространившаяся среди людей, вызванная простым, не требующим больших затрат существованием и постепенной утратой памяти, все чаще и чаще вынуждает исследователей обращаться к Зыби.
– Вотун, хватит, – попросил Гриб.
Вотун шмыгнул носом.
– Ты чего? Здесь осталось-то!
Зыбь. Пункт пятый.
– Пункт пятый, – повторил Гриб.
Зыбь окружает мир. Куда не пойдешь, на север, на юг, на запад или на восток, все одно уткнешься в зеленую стену. Впрочем, это даже не стена, а туман или мелкая взвесь, висящая в воздухе и имеющая строго очерченные границы. В Зыбь можно уйти и вернуться. А можно не вернуться. Конца у Зыби нет, никто не доходил. Шагнувший в нее скоро пропадает из виду. Докричаться до него нельзя. Но найти, самому шагнув в Зыбь, можно.
А еще Зыбь исполняет желания.
Не все, не всякие, но если ты попросишь себе жену или мужа, она их тебе явит. Сначала твой выбор будет молочно-белой, оплывшей, едва похожей на человеческую фигурой, неожиданно вылепившейся, вставшей в Зыби напротив. Ни пальцев, ни ушей, ни волос. Вместо лица – грубые наметки.
Зайди в Зыбь, возьми ее за руку, и веди, веди в мир. Тогда и лицо мужа или жены обретет черты, и пушок волос прорастет на коже, и с тихими щелчками разойдутся, разделятся пальцы. Около недели – и появится речь, две недели – и проклюнется самостоятельность, месяц – и ты не отличишь того, кого взял из Зыби, от настоящего человека. Там и характер, и разговор, и потребности в воде и пище.
И любовь.
Приобретенное в Зыби привязывается к тебе намертво. Не уйдет, не оставит. Скажешь: «Ждать», будет ждать. Как собачка. И убить – не умрет. Единственное, как можно избавиться, отвести обратно в Зыбь.
Но изредка Зыбь дает и вещи. Простые, безыскусные. Доску. Пакет угля. Чайник. Тарелку. Если повезет, получишь молоток, совок, прялку. Чего-то посложнее просить, не допросишься. Ни баллона, ни телеги, ни лестницы, ни счетной машинки. Хотя, может быть, надо лучше просить, дольше сидеть?
Шагай полагает, что Зыбь – это исполнительский интерфейс, что бы это ни значило. Типа, ты ей вопрос, она тебе – ответ. Только и то, и другое – из очень специфической области, что, конечно, совершенно лишено смысла.
Каждому по заводной собачке – это ли вершина мысли высшего существа? Этого ли от нас хотят?
– Все? – спросил Гриб.
– Да, – ответил Вотун.
Он сложил бумаги с записями и посмотрел на Гриба. Что-то странное просквозило в его взгляде. Будто ему очень и очень чего-то жаль. То ли того, что Гриб, которого он пестовал все это время, не выказывает нужных способностей. То ли того, все его записи скоро никому будут не нужны.
– Ты читать-то умеешь? – спросил Вотун.
– Вроде да, – сказал Гриб. – Помню, что умел.
– Потом, если что, разберешься без меня? – тряхнул бумагами Вотун.
– Не знаю.
Вотун, кивнув, высморкался.
– Ладно, – сказал он. – Теперь об овце. Как мне кажется, это первый такой случай. Ничего похожего у меня в записях нет.
– И что это значит? – спросил Гриб.
– Давай подумаем… – Вотун покашлял, сплюнул зеленью в тряпку. – Вот, зараза! У тебя-то какие-нибудь мысли на этот счет есть?
– Ну, первое, – качнулся на чурбачке Гриб, – если мы фиксируем такое событие, не факт, что оно не случалось раньше. Мы могли не обращать внимания. Или не обладали информацией.
– Мысленно аплодирую.
– А второе, овца, видимо, была слишком опасна, раз ее пришлось уничтожать посредством столь необычного явления.
– Овца?
– Да.
Вотун хмыкнул.
– Это была особенная овца?
– Не заметил, – сказал Гриб, – но, возможно, при жизни…
– Так, давай не будем плодить сущности. При жизни – это уже домыслы. У нас есть событие, будем отталкиваться от него. Что думаю я…
Вотун заглянул в бумаги. Гриб подобрался.
Ему нравилось слушать своего учителя, потому что он не говорил, он клал узорчатую плитку прямо Грибу в голову, и одна секция гладко стыковалась с другой, слово цепляло слово, глупость виделась глупостью, а за предположением прятался смысл.
– Итак, что мы имеем? – спросил Вотун и посмотрел на Гриба. – Мы имеем сплющенную овцу. Важно нам, посредством чего случилась ее смерть? Только в том разрезе, человеческих это рук дело или нет. Понятно, что Эппиль такое провернуть не мог, даже если и набрал бы в Зыби десяток-другой исполнителей. Для Эппиля в подобной смерти овцы нет никакой выгоды. Я попытался было допустить, что интерес Эппиля мог заключаться в том, чтобы будоражить общество, загадывать ему загадки, посредством необъяснимых чудес смущать умы и тем самым распространять свое влияние, только быстро понял, что за такое, скорее, ухватился бы Зепотр, а никак не обычный фермер. Но даже если предположить, что сговор с Зепотром имел место, я не вижу, для какой цели они на это пошли. О том, что в результате молитв был вызван палец Божий, слухи по Жалейке не идут, в монастырь этим не манят и откровений никому не обещают. Да и какое наше общество, чтобы его будоражить? Смех один.
Вотун перевел дыхание.
– Зараза! – сказал он, высморкавшись. – Если бы не гнилая неженка, сам бы к нему сходил. Ты не сказал Эппилю, чтобы овцу не трогал?
– Он хотел отнести ее в Зыбь, – сказал Гриб.
– Жалко.
– Я могу сходить к Эппилю снова. Попросить его…
– Не стоит. Так вот, – Вотун налег на подоконник, – если мы имеем дело с нечеловеческим вмешательством, возникает вопрос: зачем это сделано? При этом я сразу хочу отмести как несостоятельную ерунду то, что, возможно, это было сделано случайно или из развлечения. Мы все-таки говорим о природе существа высшего порядка и, извини, подходить к нему с человеческими мерками было бы абсурдно. Ведь так?
Он улыбнулся.
– Наверное, – сказал Гриб. – Но что это тогда?
– Все очень просто, – сказал Вотун. – Это знак.
– Кому?
– Именно! Кому? Это очень интересный вопрос, и тут есть над чем поразмышлять. Как ты думаешь, Гриб, был ли это знак Эппилю?
Гриб фыркнул.
– Вряд ли! Вот если бы у него из раза в раз овец давили… ну, тогда, может быть.
– Прекрасно! – сказал Вотун. – Действительно, пока нет повторяемости процесса, мы не можем быть уверены в направленности знака. Но пока будем считать его единичным. Тогда для кого он? И здесь вполне логичным будет предположить, что сделан он для тех, чье занятие состоит в том, чтобы следить за ситуацией и происходящим в нашем искусственном мирке. То есть, для тех, мимо кого информация о возникновении нетривиального, чудесного события не прошла бы ни в коем случае.
Гриб напряг спину.
– Для нас?
Об этом он не думал. Ему стало не по себе от мысли, что кто-то шлет ему приветы в виде раздавленных овец.
– Возможно, мы только передаточное звено, – сказал Вотун, шмыгнув носом. – Возможно, информация через нас должна уйти дальше.
– К кому?
Вотун пожал плечами.
– Ну, к тому же Шагаю. Он же строит какую-то машину для общения. Представь, что он присваивает каждому человеку, участвующему в его эксперименте, цифру или букву, и палец, появляясь, выбивает ему текст.
Гриб поежился.
– Ага, каждая буква – одноразовая.
Почему-то он представил Меку, вдавленную в землю так, что и не узнать. Ему захотелось вернуться домой и убедиться, что с ней все в порядке.
– Ну, да, – сказал Вотун. – Но, согласись, что это элегантное решение. Если Голос к нам не проходит, скажем, в силу нашей невосприимчивости, то действия Пальца в таком случае мы сможем расшифровать.
– А если это знак в ином смысле? – спросил Гриб.
– В каком? – удивился Вотун.
