КНИГА 3. Горлинка Хольмгарда

– Он пожелал назначить наместника…Мы будем заняты до позднего вечера в гриднице…Затем пир…А потом придется ждать пока все разойдутся…

– И где ты будешь там ночевать? – не поняла Хлебослава.

– Ну где-то вместе с его гридями, – невозмутимо ответствовал Барма.

– Когда он вернет нам Усладу? Мне нужна ее помощь! – напомнила Хлебослава.

– Я же сказал, выбери себе служанку из наших деревенских…

– Так когда я увижу Усладу?! – Хлебослава никак не могла объяснить, отчего у нее уже много дней присутствует дурное ощущение, когда она думает о племяннице. И да, это ощущение заставляет ее раздражаться еще сильнее.

– Ты ее не увидишь, я же сказал, она теперь собственность государя…

– Ну и что! Пускай владеет, но и нам позволит видеться! – настаивала Хлебослава.

– Не положено…– Барма ответил так убедительно, что Хлебослава даже перестала спорить на эту тему.

– Ты подрезал бороду? – Хлебослава наконец заметила перемены в супруге.

– Так лучше? – единственное что спросил у нее Барма.

– Лучше! Будто помолодел, – Хлебослава сдвинула брови: обычно Барма уделял не слишком много внимания своей внешности. Обычно он вообще ничего не делал для себя самого. Впрочем, как и она. Ей тоже было не до прихорашиваний давно уж. – Как новый пояс? Удобен?

– Не хуже старого, – Барма затянул на талии новый поясок.

Глава 4. Брат

– Ты должен подумать о завтра уже сегодня, молодой князь, – негромко звучал голос старого боярина Мирко в тишине княжеского терема. Впрочем, терем – это громко сказано. Скорее, княжеская изба с двумя большими крылечками. – Перуника тебе не союзник.

– Но она моя сестра. К сожалению…– молодой князь Ладоги напряженно потер переносицу.

– У тебя есть и другие сестры, которые, обаче, не злоречат о тебе и не пытаются сделать так, чтобы твой княжеский престол отошел другому…– рассудительно напомнил Мирко. Он не просто считался советником Миронега, он был верным соратником прежнего князя и наставником нынешнего с малолетства. Его слова Миронег не умел ставить под сомнение. – О них и заботься. А змею, что пригрел на своей груди, опасайся.

– Я не опасаюсь женщины! – гаркнул Миронег нарочито громко. И сказал неправду. На самом деле он с некоторых пор стал остерегаться Перуники, родившей мальчика и провозгласившей своего ребенка сыном Рёрика.

– А следовало бы, – наставительно заметил седоголовый Мирко. – Она не так уж и не права. Варяг, может, прежде и не помышлял о Ладоге как о своем городе. Но если тут у него найдутся княжна и сын – то ты сам окажешься лишним, каким бы доброхотным он к тебе ни был все это время.

– И что ты предлагаешь?! – насупился Миронег, который в душе был согласен с каждым словом своего наставника.

– Содей так, чтобы ребенка не было…– Мирко не слыл злодеем. Он лишь очень сильно любил своего воспитанника, который был ему дорог, как собственный сын. К тому же Мирко был в Ладоге вторым человеком после Миронега. Каким же он будет по счету, если князем сделается Рюрик? – Ребенок – это единственное оружие твоей сестры. Женщины часто используют своих детей в битве с мужчинами.

– Что ты глаголешь?! Ужели я похож на детоубийцу?! – возмутился Миронег предложению своего наставника.

– Тогда сделай так, чтобы ребенка не было хотя бы в твоих хоромах…Его могут умыкнуть, скажем.

– Кто же? Гуси-лебеди?! – закатил глаза Миронег. – Если ребенок исчезнет, то это будет более чем странно! Да и непросто сие. Он всегда с Перуникой и нянькой. Да и вообще, я не желаю зла ребенку. Я пока что еще не опустился до такой низости! – несмотря на задиристый нрав, Миронег и правда обычно вымещал свою злость на тех, кто был в силах дать ему отпор: это подогревало его интерес к жизни, делая ее слаще и насыщенней.

– Я тоже не желаю ему зла. Пусть бы жил в какой-то семье, окруженный заботой…– Мирко умел быть убедительным. – Я могу все устроить. Ладога слишком мала теперь, шила в мешке не утаишь. Я могу отправиться к Белому озеру и там найти ребенку достойную семью…

– Нет, я не хочу даже обсуждать это. Да и потом, есть один ребенок – значит, будет и другой. Перуника теперь не слезет с Рёрика, – Миронег задумчиво покрутил браслет на своем запястье. Это была толстая серебряная цепь. Большинство мужчин не любят украшений, в то время как некоторые не обходятся без колец и цепей, не утрачивая при этом своей мужественности.

– Лучше, несомненно, срезать дерево, чем трясти на землю его бесконечные плоды…Перуника отныне всегда будет угрозой…– предупредил Мирко.

– Ты прав. К сожалению, прав…– вынужден был признать Миронег, вспомнив решительную и наглую сестру, которая не была к тому же обделена и внешними данными, важными для всякого мужчины. – У тебя есть какие-то задумки?

– У меня были задумки…– в отличие от то вскакивающего с лавки, то бегающего по горнице Миронега, Мирко невозмутимо сидел за столом и лишь иногда пощипывал бороду. – Выдать ее замуж и отправить отсюда куда угодно. Вообще неважно куда. Но чтобы тут ее не было. Однако молодой князь не прислушался к моему совету вовремя. И теперь слишком поздно.

– Еще какие-то замыслы посещают твою главу? – Миронег остановился и упер ладони в столешницу. Цепь на его запястье звякнула, словно торопя старого боярина с ответом.

– Посещают…– Мирко уже все обдумал. – Во-первых, что бы ни случилось с Перуникой, подозрение ни в коем случае не должно пасть на нас. И сейчас как раз подходящий момент – у нас гостит княгиня Новгорода и законная жена Рёрика. Что если она, одержимая ревностью и обидой, захочет отомстить сопернице?

– Дива? – переспросил Миронег. – Навряд ли я заставлю ее атаковать Перунику.

– Княгиня не обязана сама пачкать руки в крови разлучницы…– объяснил Мирко. – Я заметил, что, помимо варягов, ее сопровождают трое новгородцев. Она могла бы отправить одного из своих соотечественников, чтобы тот заколол ее врагиню…

– Ну и как это устроить? – Миронег обладал стремительным умом, но в интригах и подлостях был слаб, как и положено порядочному человеку. – Зачем провожатым Дивы нападать на Перунику?

– Главное не то, что происходит на самом деле. Правда никому не нужна. Главное то, что видит глаз…И то, что потом скажут люди, зачастую не знающие подробностей, но все домысливающие…– Мирко даже взял паузу, чтобы собеседник мог постичь смысл его высказывания. – Что же узрят видоки в нужный нам момент? Дверь в покои княжны отворяется…– Мирко отвел руку в сторону, словно открывая упомянутую дверь. А Миронег сразу живо представил себе описываемую своим наставником картину. – Бездыханная Перуника распростерта на полу. Из ее груди торчит рукоять ножа. Над ней склонился новгородский молодец…

– И как его заманить в покои Перуники?!

– Надо сделать так…Перво-наперво, необходимо воспретить Перунике покидать ее избу до тех пор, пока княгиня Новгорода гостит в нашем городе. Воспретить Перунике посещать не то что застолье, но даже баню и отхожее место – пусть слуги принесут ей корыто, ночной горшок и бочку с водой. Будем действовать во время пиршества. Одного из новгородских гридей услать к ней под каким-то предлогом, допустим, сказать ему, что его зовут или что-то еще. Он может даже не знать, кто там станет его ожидать. Но сделать это необходимо таким образом, чтобы не привлечь внимания…А во время пира как раз все будут заняты…

– Но ведь в дальнейшем он станет все отрицать! Скажет, что его кто-то подставил, заманив в избу Перуники!

– Любой на его месте станет отрицать. Каждый убийца отвергает вину…– резонно заметил Мирко. – В конце концов под пыткой он, думаю, признает все, что необходимо…А точнее, что его отправила княгиня Дива.

– Но что после этого сделается с самой Дивой? – Миронег не испытывал теплых чувств к своей несостоявшейся невесте, но и не желал ей зла. – По сути, она окажется виновницей тяжкого преступления…

– Ей хуже уже не сделается – она и так изгнана…– рассудил Мирко. – Когда скорбная новость о кончине Перуники дойдет до ушей Рёрика, княгиня Новгорода будет уже очень далеко. Само собой, что мы не станем ее задерживать…Пусть и дальше держит путь в Дорестадт.

– Это против здравого смысла: буде мы отпустим преступницу как ни в чем не бывало…То есть я хочу сказать, что если б такое произошло в действительности, нам следовало бы возмутиться…

– Можем и возмутиться. Но зачем нам лишние хлопоты с могучим супругом Дивы? А так будет похоже на вражду двух женщин, победительницей из которой вышла законная жена…– Мирко был стар и на своем веку повидал многое. Потому его ум быстро измышлял основание для любых созиданий. – А ты сам, княже, слишком захвачен страдами государственными, чтобы вникать в подробности этой вражды двух несчастных. Тем более Перуника тебе не родная кровь. Дива, безусловно, станет горячо отвергать все обвинения. И ты имеешь право поверить ее княжескому слову, а не признанию какого-то гридя…В этом случае всем будет очевидно, что она виновата, с его слов. Кроме нее, кончина Перуники никому не выгодна. Но вместе с тем ты прослывешь великодушным, ведь поверишь ей и отпустишь ее с миром. А когда объявится Рёрик, ребенок уже будет воспитываться в семействе «отца»…

– Какого еще «отца»? – истинно недоумевал Миронег.

– Ну как же…Ведь молодой князь, должно быть, догадывается, что его сестра давно уже не пребывает в невинности, а с потерей мужа и вовсе распоясалась.

– Что знаешь? – Миронег накренился над столешницей. Он всегда чувствовал, что Перуника не тихая девица, вышивающая у окна. Она больше похожа на неуправляемого викинга, занятого если и не грабежами, то любовными похождениями. Миронег лишь не мог уличить сестру в ее грешках. Впрочем, он и не обязан был. Он брат, но не отец и не блюститель над ней.

– Знаю, что между ней и Стожаром, сыном Стогостя, имелись неуместные сношения…– Мирко передал сплетню, которую до сего дня скрывал от своего вспыльчивого воспитанника. Мир в княжестве, мир с подданными – все это важнее глупой гулящей Перуники. Не нужно на нее отвлекаться. И не нужно из-за нее затевать вражду родов.

– Когда?! – отшатнулся Миронег. Подобное он воспринимал как нанесенное ему оскорбление.

– Не надо горячиться. Нам это теперича на руку…– поспешил успокоить вспыльчивого князя Мирко. – И да…Два-три года тому назад. Может и ближе. Не так давно.

– Не в то ли лето, когда у нас был Рёрик? – размышляя, Миронег принялся в волнении закусывать щеку – это было формой высшего напряжения.

– В то лето, когда у нас был Рёрик, она, скорее всего, не отлипала от него самого, – предположил Мирко. – Хотя кто знает…Ведь женщины чувствуют себя счастливыми, если их юбка занимает ум нескольких мужчин, а не одного. Однако кого интересуют даты, давно ушедшие и забытые? Мы отдадим ребенка в семью Стожара. Это красноречивее любых дат.

– Он, кажется, женат, у него и самого дети…– вспомнил Миронег.

– Да, Стожар давно женат. У него одна супруга. Еще с юношества. И Перуника знала о его семье…А что до Стогостя, то он окажется рад внуку от княжны. Можно отдать на попечение ему, он же будет приходиться ребенку дедом, – рассудил Мирко, лично и тесно знакомый со всеми значимыми людьми в маленьком княжестве.

– А если Стожар станет отрицать отцовство?

– Не станет. Не посмеет…Но если пикнет слово поперек, то я поговорю с ним лично…– Мирко умел склонять людей на свою сторону и убеждать. Как правило, успех зависел от времени, потраченного на переговоры.

– Я тебя понял…Мне надо подумать…– Миронег снова стиснул переносицу.

– Мыслить нет времени, молодой князь. Доподлинно известно, что Рюрик собирается к Белому озеру этим летом. А значит, сюда в первую очередь явится. Это случится совсем скоро, нельзя нам медлить боле.

Мирко видел метания Миронега. Очевидно, его воспитанника что-то останавливает. Вот и сейчас водворилась тишина, хотя должны звучать обнадеживающие речи.

– Я бы все же не хотел делать виноватой Диву…– вздохнул Миронег напряженно. – Однажды она вернется к Рёрику и расскажет ему, что в Ладоге ее обвинили огульно и что она не приказывала никому убить Перунику…

– Любая на ее месте отрицала бы вину, – усмехнулся Мирко. – Она может говорить мужу всякое, но это не означает, что он поверит ей. Тем паче варяг запомнился мне более чем здравомыслящим. Не думаю, что такой простодушно развесит уши.

– «Мы ведь верим тем, кого любим», – процитировал Миронег Диву, слова которой ему запомнились. – Бесспорно, в первую очередь он поверит ей. А не мне.

– Разве он любит ее? – выразил сомнение Мирко.

– Она миленькая, хоть и грустная. Думаю, любит, – сделал вывод Миронег.

– Если бы любил, то не согласился бы расстаться с ней ни под каким предлогом, поверь мне, уж я-то знаю, – заверил Мирко. – Так что нужно действовать сейчас. Другой такой удачной возможности может и не доведется.

****

Перуника отдыхала в прохладе затененной горницы. Ее ложе было забросано множеством подушек – маленьких, больших, средних. Княжне нравилось спать, утопая в пуху. Рядом на постели играл ребенок: он перебирал самоцветы в ларце.

– Князь, – прислужница приземлилась в поклоне, уступая дорогу Миронегу.

– Выйди, – повелел Миронег помощнице сестры.

– Чем тебе помешала моя служанка? – хмыкнула Перуника, все еще валяясь на перинах. Она не собиралась приветствовать Миронега как-то иначе.

– Я пришел сообщить тебе…– Миронег закусил щеку, словно что-то обдумывая в последний раз. – От сего момента и до самого отъезда Дивы тебе воспрещается покидать твои покои. Инда на крыльцо выйти тебе не дозволяю. Если тебе что-то понадобится – то попроси слуг пособить тебе…

– Что?! – задетая за живое Перуника приподнялась на локте. – Ты не можешь меня запереть под замок из-за нее! Здесь хозяйка я, а не она!

– Здесь хозяин я. И я могу сделать с тобой все, что захочу, – констатировал Миронег сдержанно. – И я предваряю…Если ты переступишь порог своей горницы, высунешь нос хотя бы на крыльцо…То я прикажу забрать у тебя твоего ребенка. И ты больше никогда не увидишь его.

– Только попробуй! Это сын Рёрика! – заорала Перуника, часто теряющая самообладание. – Я все расскажу Рёрику! Ты и раза вздохнуть не успеешь после такого!

– Каким образом ты все ему расскажешь? – после угроз сестры Миронег окончательно уверился в том, что она вознамерилась свергнуть его. И, кажется, не испытывает к нему сестринских чувств. О боги, как он мог быть столь наивен и полагать, что у них есть что-то общее, родственное…– Может быть, ты из тех, кто вещает из мира мертвых?

Молчание повисло в горенке. Перуника сначала не поняла, что он сказал. А вскоре догадалась. Но не его слова дошли до ее разума, а ожесточенный взгляд, которым он не смотрел на нее прежде.

– Ты убьешь меня? – усмехнулась Перуника нарочито презрительно.

– Убьешь. Побьешь. Запрешь. Отдашь. Продашь. Кто мне помешает?

– Как ты смеешь! – вспыхнула оскорбленная Перуника. – Я княжна! А не рабыня тебе!

– Ты шкура продажная. Ради своей выгоды приготовилась выставить меня злодеем перед моим другом. И я, пожалуй, имею право соответствовать образу, созданному тобой. Коли ты так этого жаждешь…– прищурился Миронег. В самом деле, если она считает его таким скверным, то он будет таковым.

– Ты испугаешься! Потому что боишься всего. Боишься данов, которые нападут на Ладогу. Боишься варяга, который княжит в Новгороде. Боишься неурожая ягод и грибов! Ты называешь Рёрика «другом» лишь потому, что боишься противостоять ему! – выплеснула Перуника новые оскорбления. Она знала, что Миронег не терпит только одного – когда его называют трусом. Было опасно так дразнить его, но она не могла удержать свой язык за зубами. Зато очень хотела сделать брату больно.

Миронег не стал больше ничего говорить. Правой рукой он ухватил Перунику за затылок и грубо упер ее лицо в подушку, с силой надавив несколько раз. Ребенок Перуники сидел здесь же, он продолжал копошиться в шкатулке. Он был так занят, что даже не видел, как его мать сейчас окажется удушена. И все же цепь, звякнувшая на запястье дяди, привлекла внимание малыша. Оставив шкатулку, ребенок пополз к матери, по-прежнему не осознавая происходящего.

Перуника пыталась повернуть голову и сделать вдох. Но она не могла и сдвинуться, Миронег крепко вжал ее смазливый лик в лебяжий пух, который теперь казался ей камнем. Перуника почувствовала острую боль в носу. Эта боль будто охватила все ее лицо, поползла по щекам и лбу. Сильнее этой боли был лишь страх за ребенка, находящегося рядом, по левую руку от Миронега. Перуника испугалась за сына, которым постоянно устрашала брата. Если она сейчас задохнется, то что помешает Миронегу взяться за сироту? О боги, да он, вообще, может прикончить мать и сына разом, не прилагая к тому особых усилий, как оказалось!

Брыкаясь и мыча в подушку, Перуника задыхалась. Воздуха в ее груди было не так много. Но тут Миронег убрал ладонь с затылка сестры. Княжна отпрянула от подголовья, словно перегнутая палка. В ее глазах стоял ужас, ее нос сильно болел, и теперь ей было страшно уже по-настоящему. Она схватила ребенка и прижала к себе, опасаясь, что Миронег причинит вред ее маленькому сыну.

– Итак…Из этих покоев тебе выходить запрещено, – повторил Миронег невозмутимо. Он всегда удивлялся, почему некоторым людям недостаточно простых слов. Почему они понимают только угрозы. – Запрещено и незачем. Оставь Диву в покое. И усвой, что ты и сама на покое. Рёрик не помнит о тебе. Дива отослана. Но у него уже новая жена. Это не ты.

– А кто?..– прошептала Перуника, которая тут же забыла о том, что происходило с ней в предыдущее мгновение. Услышанная новость оказалась для нее важнее.

– Чернобровая красавица Вольна, кажется так…А впрочем, ты можешь выспросить у людей Рёрика лично, пока они не отплыли из Ладоги. Кто-нибудь да поделится с тобой сплетнями…

– Я не понимаю их…– Перуника никак не могла поверить своим ушам. Она была уверена, что покорила суровое сердце грозного варяга, путая свою доступность с предполагаемым очарованием. И она была убеждена, что коли на Диве он женился из-за княжества, то ее саму, великолепную дочь лесов, не забудет никогда и при первой же возможности ринется к ней в Ладогу.

– Поговори с новгородцами, сопровождающими Диву…– как ни в чем не бывало посоветовал внезапно доброхотный Миронег. – Я надеюсь, ты усвоила, что я тебе сказал…– Миронег поднялся на ноги. – Если хотя бы тень твоя выползет из-под этой крыши, ты больше не увидишь своего ребенка. Не серди меня.

Миронег вышел на крыльцо, где его ожидало двое дружинников и слуга. Молодой князь прищурился, глядя на шумящий кронами лес. Мирко прав…Главное не то, что происходит на самом деле. Главное то, что видимо глазу.

– Тороп, приблизься…– подозвал Миронег своего слугу, который был посвящен во все личные дела своего хозяина. – У меня будет для тебя поручение…– Миронег закусил щеку, обдумывая дальнейший план. – Тебе нужно сходить к одному человеку…

****

В честь прибывших гостей было устроено пиршество. По сравнению с торжествами, проходящими в Новгороде, праздник в Ладоге казался скромным. И все же он удался. Молодой князь приложил все усилия, дабы блеснуть гостеприимством. Он приказал выставить на столы не только мед местного изготовления, но и дорогое виноградное вино, привезенное из Византии. Простая, но аппетитная пища вызывала интерес гостей, поскольку они пробыли в пути много дней и питались это время кое-как. В пировании принимало участие значительное количество народу. Тут было ополчение Миронега, провожатые Дивы и часть дружины Рёрика, оставшаяся еще год назад в Ладоге.

– Еще не так давно Ладога не уступала Хедебю, Бирке и Волину! – нахваливал Мирко родной город. – Защищаемая крепостью, построенной еще князем Любшей, Ладога была непреступна много лет!

– Трудно поверить…– отозвался Прохор, настроенный недоверчиво. – Крепость находится на другом берегу, кажется…

– Наш город раскинулся по обеим сторонам реки. Самый сильный удар приняла на себя крепость…Там все сожгли. Тяжело среди руин. Мы ушли сюда…– пояснил Миронег.

– Двадцать лет назад здесь гремел знаменитый торг! – продолжал свой рассказ Мирко. – Наши пристани и доки были заполнены кораблями, как стручки горошинами! И все-таки ладожане не торговцы, они привыкли к труду. Наши ремесленники были ведомы повсеместно! Особенно стеклоделы! Таких искусников мало где можно было сыскать!

– А наши косторезы? Вспомни Козу, какие редкие вещицы он мастерил! Я и у заморских умельцев не видывал подобного…– поддержал кто-то из гостей.

– Но истая наша гордость – это судостроители…– продолжал Мирко. – Что бы ни случалось с Ладогой, сколько раз бы ее ни сжигали – первым всегда строится док!

– Каждый кулик свое болото хвалит, – бросил Прохор сидящему рядом Надеже. Эти изначально недружные новгородцы были приневолены к совместному времяпрепровождению и, кажется, стали привыкать друг к другу.

– Будет лодка – будет и все остальное! – поддержал кто-то за столом речь Мирко.

– Кроме пашен…Земледелие в вашем краю, кажется, труд тяжкий…– подметил наблюдательный Гуннар.

– Это так. Почвы бедные. Всюду лес. А рек с их заливными долинами мало. Люди выращивают намного меньше, чем могли бы, потому что нет лугов. В нашем краю, чтобы посадить репу и горох сверх привычного, необходимо сперва вырубить лес, выкорчевать пни. Лишь так можно добыть поляну. Мы высаживаем самое необходимое на лужках близ Волхова…Они наше сокровище. Так что у нас не может быть намного больше жителей, чем уже имеется. Если бы не богатства леса, рек и озер, то мы бы голодали.

– Вода – ваше сокровище, – согласился Гуннар. И, правда, на столе было много рыбных блюд и еды из водоплавающей птицы.

– Но реки же и наше слабое место. Враг бесшумно и незаметно подкрадывается к стенам города…Мы всегда должны быть готовы к налету…– старый Мирко пережил не одно нападение и знал, о чем говорит. – В этом городе нельзя жить, думая о далеком будущем. Тут важен день сегодняшний, потому что завтрашний может не настать.

– Ладога прекрасное, но опасное место…– подтвердил Миронег. – Варяги непрестанно обрушиваются на наш город, сжигают его, но он возрождается из пепла.

– Три года назад на Ладогу вновь напали…– сообщил Мирко, поразив новостью тех, кто не знал об этой стороне жизни ладожан. – Более всего жаль бронзолитейную мастерскую…Мастер уцелел. Но ушел из города вместе с семьей.

– Как и многие другие, – подытожил Миронег. Такие разговоры огорчали его: он видел, что люди покидают город, но ничего не мог с этим поделать. Не в его это было власти и силе. Он старался править мудро, но что-то не сложилось с самого начала, словно ужасный рок преследовал его.

– Ладогу могли бы спасти крепкие стены…– предположил кто-то из пиршественников.

– Возможно, общими усилиями мы сможем отстроить их…– согласился старый боярин Мирко. Только он не указал, чьи это будут усилия.

Обычно Дива была любознательна и слушала подобные разговоры с интересом. Но только не сегодня. Сегодня ее голову занимали думы, касающиеся ее самой. И на сей раз ей было не до чужих невзгод. В какой-то момент она устала от пиршества, на котором присутствовала лишь из приличия: ее пригласили вместе с сестрами Миронега, которые сидели возле нее и иногда перешептывались между собой.

– Благодарю за гостеприимство…Восхитительный пир…– Дива поднялась из-за стола. – Но, боюсь, мне требуется отдых…

– Для Ладоги большая честь приветствовать жену князя Рюрика на своей земле, – обходительно ответил Миронег.

Подавленная Дива побрела в свою избу. Гриди остались на пиру. Проводить княгиню отправились только Прохор и Надежа, вынужденные сопутствовать друг другу.

– Я не наелся, – посетовал Надежа по дороге. – Зачем она так быстро ушла?..

– Ты в путь отправился живот набивать или жену твоего князя охранять? – отозвался Прохор.

В передней на широких лавках, выступающих местом для отдыха и сна, расположились Прохор, Надежа и Перята. Последний гридь не был на пиру – он с утра чувствовал недомогание. Единственное, что принимал его измученный желудок, была вода. Ею Перята и питался весь день, отказавшись от праздничных яств во имя будущего исцеления. Ведь если хворь не пройдет до плавания, то страшно вообразить, что ждет Перяту на корабле. Надежа достал из-под лавки игральную доску. Это было единственное занятие, которое позволяло переносить подобные вечера – то есть вечера, в которые гриди служили неотступными стражами княгини.

Но поиграть не удалось. На крылечко вбежала маленькая девочка. Ее косички разлетались в стороны при каждом ее подскоке и подпрыге.

– Тебя вызывают! – тон маленькой посланницы не терпел возражений, а ее перст указывал на Прохора.

– Куда это? – удивился гридь.

– В избу! – ответила девочка с деловым видом.

– Я никуда не пойду, – Прохор не собирался оставлять пост.

– Тебя тогда! – малютка указала на Перяту. Чем она руководствовалась – было неясно.